T(ouch)

В первый раз, когда Наруто наконец хочет поцеловать его, песок взметается в воздух в ту секунду, как только между их губами остается меньше пары сантиметров. Нельзя сказать, что Гаара не ждет чего-то подобного. Не совсем, конечно, этого, но ему до последнего не верится, что такое может происходить на самом деле. Такое — это в смысле Наруто. Его решение воплотить наконец то желание, которое давно и плотно поселилось в головах обоих. Которое до этого момента они могли лишь прятать за неловкими диалогами. С которым оставались потом наедине длинными ночами. Чересчур уж длинными — в случае Гаары. Но даже спустя столько времени, отведенного на то, чтобы смириться с взыгравшими чувствами, он не может до конца свыкнуться с простой, казалось бы, мыслью. Его можно полюбить. Отсюда постоянное ожидание непременно чего-нибудь ужасного. Ожидание, которое сейчас, к несчастью, оправдывается. Гаара вмиг различает в воздухе знакомый удушливый запах. Мгновением позже — чувствует на щеках легкое дуновение ветерка и привычное покалывание мелких песчинок. Внутри что-то обрывается и моментально отдается приступом зудящей ноющей боли. Только не снова, пожалуйста. Уже тогда — еще до того, как открыть глаза, он понимает, что ничего из этого не выйдет. Это осознание обжигает вспыхнувшими в один момент воспоминаниями. Тогда он еще даже не видит удивленно распахнутых глаз Удзумаки перед собой. Тогда он еще даже не слышит угрожающего шипения, эхом разносящегося в собственной голове. «Ты ведь не вздумал позволить этому глупому Лису притронуться к себе?» Гаара распахивает глаза и как-то слишком, наверное, серьезно смотрит на песчаный барьер, доходящий до кончика носа Наруто. Он должен был быть готов к этому и без любезного напоминания Шукаку. Должен был быть готов просто потому, что ему не вспомнить, не пересчитать, сколько раз песок ранил дорогих ему людей. Вставал между, возводил стены и ставил запреты и попросту отваживал. Он чувствует себя теперь глупцом — и ведь еще надеялся на то, что в этот раз все может сложиться иначе. Во всем коридоре никого, кроме них самих, что вполне объяснимо, учитывая, что именно сейчас должно было здесь произойти. Гаара слышит только собственное тяжелое дыхание и мерное шелестение песка в повисшей тишине. Наруто отчего-то молчит. Возможно, проходит слишком мало времени, чтобы он успел сообразить, что произошло. Это ведь только для Гаары сейчас выстроился и рухнул в доли секунды целый мир, погребая под завалами все надежды на что-либо в принципе. Тишину снова разрывает голос, слышимый одним лишь Кадзекаге. «Не смей забывать обо мне! Раз уж я торчу здесь, будь добр хотя бы считаться со мной!» Судя по тому, что песок, вопреки обычаю, не рассыпается даже когда «опасность» миновала, Гаара делает вывод, что Ичиби не шутит. Есть в происходящем что-то схожее с его обыкновенно безапелляционной тягой к убийствам, которую, порой, бесконечно тяжело сдерживать. Но есть и что-то совершенно иное. Та сторона, которую Каге раньше никогда видеть не доводилось. Во всем, что касается Курамы, капризность и несносность демона будто бы выворачивали на максимум — это Гааре было известно. Однако, то, что он зайдет настолько далеко в своем соперничестве предсказать было сложно. Честно говоря, глава Суны мог предположить лишь то, что Шукаку стал бы донимать его чуть чаще и гораздо меньше спал бы, в присутствии Удзумаки. Но выдвинутые им условия оказываются куда жестче. Это могло бы стать очередной галочкой в негласном списке вещей-которые-не-стоит-делать-если-не-хочешь-открытого-конфликта-с-биджу, а не чем-то гораздо, гораздо более важным, если бы обстоятельства не осложнялись одной простой деталью — отказываться от Наруто ну очень не хочется. Особенно в угоду очередному капризу того, кто и без этого нехило отравляет жизнь одним только своим присутствием. Только вот есть ли у Кадзекаге выбор? Шукаку как раз напоминает, что нет. А ещё — много чего говорит в адрес Кьюби и будто бы совершенно не волнуется за то, что Лис может его услышать. Хотя, должно быть, так оно и есть. Им двоим ведь совершенно неважно, кто, что и в каких масштабах пострадает, сцепись здесь двое биджу. «Кто угодно. Выбирай кого угодно, кроме этого гадкого мальчишки. Его я рядом с собой не потерплю!» Голос царапает изнутри, отдается тупой болью в висках и медленно растворяется. Каждое его слово неумолимо приближает детское полузабытое желание согнуться пополам, обхватить голову руками и кричать — потому что это единственный способ хоть как-то его заглушить. Но рядом недоумевающий Наруто, а Гаара теперь не ребенок, чтобы позволять себе подобное. Сейчас на кону не просто желание двух людей — как Кадзекаге он превосходно это осознает. Если упрямится Шукаку — на кон поставлено благополучие каждого жителя Сунагакуре, которые и без того относятся к своему правителю с благоговейным ужасом. Поэтому, становится совершенно неважно, что кто угодно Гааре не нужен ровно с тех пор, когда Удзумаки одержал над ним победу еще тогда, несколько лет назад. Поэтому, самым разумным вариантом было бы — отступить. И Кадзекаге отступает. В буквальном смысле, отходит на пару шагов назад. Поднимает глаза на Наруто и встречается с его взглядом. Таким чистым, невозможно светлым и неподдельно обеспокоенным. Перемены в поведении Каге не проходят мимо него — он также напряженно вытягивается, неосознанно вторя его движениям, и сводит брови к переносице. А самое главное — он не задает вопросов. Не говорит вообще ничего, хотя это именно то, чего следовало бы от него ждать. Было бы вполне логично, если бы Наруто решил, что Гаара сам захотел все переиграть в последний момент. Вполне естественно, если бы не смог понять, что произошло. Но он понимает. А если и не понимает, то чувствует уж точно. Потому что никто не чувствует Гаару лучше, чем он. И никто не различит в едва дрогнувшем голосе Каге надрыва: — Иди спать, Наруто, — конечно же, кроме него. Но Гааре ничего не остается кроме этого. Кроме того, чтобы прятать щемящую тоску во взгляде за низким поклоном. — Доброй ночи. Это все прощание — он хочет извиниться, объяснить все, может, даже попросить совета, но вместо этого лишь резко разворачивается. Широкий подол его одежд коротко взметается вслед за ним. Происходящее кажется ужасной несправедливостью, но он сам себе напоминает: ему не привыкать. Думается, ножом по старым ранам не так уж и больно. По крайней мере, не больнее, чем получать новые. Он прикладывает руку к собственной груди, но только для того, чтобы спустя буквально мгновение отнять ее и уставиться на свои пальцы. В голове снова начинает звучать голос, только этот уже не вызывает ни отвращения, ни страха. «Кровь не идет» В спину доносится окрик Наруто, справившегося, по всей видимости, со своим оцепенением, но Каге отгораживается от него теперь совершенно осознанно. «Сердечные раны отличаются от ран на теле» Невыносимо строить стены перед тем единственным, кто эти стены учил ломать. Невыносимо объяснять самому себе, что все отменяется и сердце, вынутое наружу, и ребра, вывернутые нараспашку — следует закрыть, вернуть на место, под песчаную броню. А ведь ему только-только начинало казаться, что все могло бы обернуться хорошо. «Есть только одна вещь, которая помогает излечить больное сердце» Открываться, конечно, куда болезненнее. Раскурочивать грудную клетку, доставать то, что никому и никогда, даже самому себе, не показывал — конечно сложнее, чем возвести очередную стену. И раз уж Гаара смог допустить мысль о том, чтобы позволить кому-то подойти настолько близко, значит отмотать назад должно быть проще. В этом-то у него хотя бы есть опыт. «Но дать ее может только другой человек» Подумать только — ему почти удалось заполучить эту самую вещь. Почти удалось вздохнуть, наконец, без боли. Только, видимо, она так и останется недосягаемой — раз уж Гаара умудрился упустить ее прямо из рук, тогда, когда она была так близко. И сейчас ему кажется, что больше, пожалуй, желанное избавление никогда не окажется рядом. До слуха Кадзекаге больше не доносится криков Наруто вплоть до самой двери в его личные покои. Может, он просто не слушал. Но может — шиноби больше не звал. И эта лишь мимолетно стрельнувшая мысль заставляет поморщиться, как от болезненного укола. Как бы сильно ни тянуло между ребрами — нельзя было вот так просто бросать его посреди коридора безо всяких объяснений. Следовало бы выказать ему больше уважения хотя бы как старому хорошему другу, даже если Гаара все же собирается забыть об этом провальном эксперименте. Но именно сейчас, как никогда прежде, существует огромный риск одним неосторожным махом обрушить всю свою хваленую выдержку. Лучше отсидеться здесь, в надежде получить еще хоть какие-нибудь объяснения, найти причины, по которым можно было бы твердо сказать себе — кончай со всем этим. И будь эти причины посерьезнее прихотей взбалмошного демона — было бы в разы проще. За следующую ночь Гаара успеет несколько раз проклясть тот факт, что он джинчурики — и столько же раз прийти к выводу, что именно этому он обязан своей встречей с Наруто. Затем переключиться на самого Удзумаки и его биджу. И еще несколько раз пообещать себе смириться, но снова и снова возвращаться к этим мыслям. Все повторяется. Это либо завершается естественный цикл, либо у Гаары изначально не было ни шанса отдалиться от прошлого даже немного. Последние годы — лишь иллюзия перемен. Видимость благополучия. На деле демон внутри только ослабил поводок, стал чаще дремать. Вот и все перемены, в сущности. А теперь он просто выспался. Законный хозяин вернулся, Гаара, будь добр, вспомни, кто здесь по-настоящему главный. Все эти два года — сплошная глупая попытка обмануть самого себя, оттянуть неизбежное. Нельзя же быть настолько наивным, чтобы посчитать это победой. Чтобы принять за настоящие изменения. Ничто не меняется. Это Гаара отчетливо понимает, сворачиваясь в маленький угловатый комок на своей кровати. Все неизменно повторяется — и неважно, будет ли это резиденция Каге или его старая спальня — болезненное ощущение, когда пальцы цепляются в пламенные пряди в попытках отвлечься, всегда будет одним и тем же. Гаара обещает себе забыть. Выбирает относительно мирное сосуществование с демоном. Помнит о своем нынешнем положении. Конечно же предпочитает эту зыбкую иллюзию спокойствия, установившуюся в последнее время. И неважно, какой ценой ему достанется это — потому что теперь он думает не о себе в первую очередь, как было до этого. Опять же, благодаря Наруто. Мало кто знает, вероятно даже никто, что каждую ночь в голове Кадзекаге разыгрывается настоящая война. И, в зависимости от того, кто утром выйдет из нее победителем, станет ясно, приобретет ли имя Сабаку-но-Гаары еще более дурную славу или же обойдется без происшествий. В последнее время Гаара просто обязан одерживать победу за победой. Промахи — непозволительная роскошь. Нельзя, невозможно дать жителям деревни ни одного повода сомневаться в том, что биджу находится под абсолютным контролем. Только сегодняшняя битва от всех предыдущих отличается. На кону не стоит ничья жизнь. И вроде, это должно бы облегчить задачу, но нет. На кону стоит возможность заполучить хоть крупицу душевного спокойствия Тяжелее всего принять тот факт, что впервые за столько лет Гаара сам наконец разрешил себе поверить в это, и то, что и без того далось ему невероятно тяжело, как оказалось, вовсе от него не зависело. Его судьба не в его руках. И никогда не была. На этот раз победителем выходит Шукаку. С едва забрезжившими лучами солнца он удовлетворенно рычит и затихает. Гаара принимает условия своего проигрыша и надеется, что больше сегодня хотя бы не услышит этого вездесущего голоса. Надеется, что Ичиби будет дремать, по крайней мере, до того момента, как он не почувствует рядом Лиса. А Гаара постарается заставить себя сделать так, чтобы он и не почувствовал. Наруто покинет Суну в конце недели — нужно только немного подождать. Потом станет легче. Шукаку станет спокойнее, а Гаара... да ничего с ним не случится. Все встанет на свои места. Все забудется, как глупый сон. Он ведь уже проходил через это. Нужно всего-то потерпеть. Отвлечься, загрузить себя работой, тренировками, чем угодно. Не думать. И Гаара честно пытается — весь день проводит в своем кабинете, избегает разговоров с Наруто и пресекает все его попытки увидеться, ссылаясь на занятость. Тянет до самого вечера, попеременно то забываясь в работе, то проваливаясь в мучительные раздумья. Хорошо, все-таки, что ему не нужно заново учиться. Хорошо, что покалеченное сознание еще отлично помнит, как это — когда втайне ото всех. Когда весь из себя холодный и собранный Кадзекаге рассыпается на сотни песчинок где-то на дне собственного живота. Когда Гаара, держащий под контролем все, кроме самого себя, кроме изнывающего нутра, не успевшего еще смириться с реальностью, выдерживает привычный пронизывающий взгляд, пока внутри бушует буря. К вечеру расходится настоящая буря. Песчаная, крепкая. Для Суны едва ли не обыденность. Каге наблюдает за ней, утопающей в красном свете закатного неба, из окна своего рабочего кабинета и тихо фыркает себе под нос в ответ на моментально возникшие ассоциации. Слишком уж поэтично для такого как он. Позади скрипит дверь. Гаара не спешит оборачиваться, а вошедший не спешит обозначать свое присутствие словами. Грудь нещадно сдавливает, и Каге, кажется, уже знает, кто стоит за его спиной. Что ж, вполне ожидаемо. Он слегка наклоняет голову в сторону двери и опускает взгляд в пол. — Сейчас-то не выгонишь меня? — первым все же разрывает тишину Наруто. Глаза Кадзекаге на долю секунды расширяются, выдавая болезненную реакцию на чужие слова. — Не выгоню, — тихо отвечает он, немного помедлив. Не выгонит, но вместе с этим совершенно не представляет, что делать дальше. Позволить находиться рядом — уже давать ложные надежды. В том числе и самому себе. Дразниться лишний раз. Но просто отталкивать больше, наверное, нельзя — нужно объясниться, расставить все по местам, убедиться, что Наруто правильно понял. Удзумаки молча притворяет за собой дверь и Гаара слышит приближающиеся звуки его шагов. Он снова переводит взгляд на буйство природы за окном, напрягаясь отчего-то всем телом. Даже дыхание становится тише и осторожнее, через раз, чтобы не позволить себе упустить ничего важного. Наруто останавливается в полуметре от него, вставая напротив другого окна и тоже смотрит на раскинувшуюся внизу деревню. Каге наконец поднимает глаза на него — медленно, начиная с самого низа и останавливаясь на привычно вздернутом подбородке. Удзумаки упорно делает вид, что действительно рассматривает что-то за окном — но недолго, через несколько секунд он тоже поворачивает голову, перехватывая взгляд бирюзовых глаз на себе, и звучно усмехается. В ответ на чужую улыбку Гаара лишь сильнее стискивает зубы. — Скажи мне только одно: это вчера... — тон у Наруто мягкий, спокойный. Такой, чтобы нестрашно было рассказать что угодно, чтобы признаться не страшно было. — Был ты? Ответа не следует. Кадзекаге только снова переводит взгляд в окно, тут же цепляясь им за очередной порыв ветра, поднявший в воздух особенно много песка. Он просто не знает, что ответить. Сказать ли правду или солгать, чтобы Наруто бросил эту дурацкую затею с игрой в любовников? Но пока он берет себе какое-то время на раздумье — Удзумаки, кажется, и без того все понимает. — Я же видел. В глазах у тебя видел. Да и сунься я к тебе с такими вещами будь ты против, меня бы к стене припечатало раньше, чем я бы подойти успел, — голос теперь переливается задорными нотками, так обыденно, так привычно слуху. Не хватает только заношенного уже «даттебайо» в конце предложений — но тогда все смотрелось бы, наверное, уж слишком несерьёзно. Наруто как-то по-особенному чувствует эту грань между сакральностью и обыденностью, изящно на ней балансирует, не уводя ни в одну, ни в другую сторону. Ровно так, как было бы комфортно обсуждать что-то подобное. Он склоняет голову на бок и слегка наклоняется в сторону Каге, отчего тот непроизвольно дергается. — Ты ведь хотел, — совсем ни капельки не вопрос, а строгое утверждение. «Спорить бессмысленно, Кадзекаге-сама, я тебя насквозь видел и до сих пор вижу». Только вот уже абсолютно неважно, кто там и что видел, а кто чего хотел. — Знаешь, если ты, ну... боишься чего-нибудь или там... стесняешься, то...— на этих словах Наруто ощутимо мнется и Гаара не может уже просто продолжать смотреть в окно. Он как-то странно косится на Удзумаки и очень отчетливо ощущает то, с какой деликатностью он сейчас подбирает слова. Надо же, и это вопреки распространенному мнению о том, что Наруто и деликатность — вещи несовместимые. Каге коротко взмахивает рукой, обрывая его попытки оформить мысли в связную речь. Наверное, чем дольше он станет отмалчиваться, тем в более неловкие уговоры пустится Удзумаки. Он коротко выдыхает и собирается с мыслями, а затем на всякий случай встает к тому спиной — может, так будет проще. — Это не был я, — тихо и вкрадчиво, решив начать с самого простого, говорит Гаара. — Мой биджу против. Он... недолюбливает твоего. Он сжимает руки в кулаки и затихает, не изменяя своей обычной немногословности. По-хорошему, этого должно хватить, но что-то ему подсказывает, что Наруто парой предложений вовсе не удовлетворится. — Недолюбливает...? — с явным недоумением произносит Удзумаки, однако уже в следующую секунду его голос кардинально меняется. — И всего-то?! Гаара смотрит в пустоту перед собой и не понимает, откуда взялся такой энтузиазм в последней произнесенной фразе. Будто бы запрета от того, кто контролирует всю твою жизнь может оказаться мало. — Я уже успел подумать, что у тебя что-то серьезное. Ну, может ты запутался, может, я не так понял тебя. Или, там, ты огласки испугался. Или, может,, какие-нибудь детские травмы всплыли, а тут... — Наруто ощутимо теплеет и веселеет с каждым сказанным им словом. Будто он сам себя раззадоривает ими все сильнее и сильнее. А на последних — Гаара вообще слышит явную улыбку. — Не волнуйся, они всегда так. Всегда себе на уме. Курама тоже та еще заноза… И после Наруто делает уверенный шаг вперед и сгребает застывшего Каге в объятья. — Мы обязательно придумаем, что с этим можно сделать, — обещает он, наваливаясь на тонкий песчаный кокон, моментально обвивший плечи Гаары, образуя очередную преграду для прямого контакта. А потом — отчаянно пытается обещание свое сдержать. Гаара ему даже верит, отчего-то. Опять позволяет себе уцепиться за сомнительную возможность, позволяет ждать чего-то снова. Не сразу, конечно. После долгих уговоров в кабинете, после заверений и пылких клятв — только потом оба перемещаются уже в покои Кадзекаге. Честно говоря, то, с какой легкостью Удзумаки воспринимает происходящее, заражает некоторым спокойствием. Может, они оба обожгутся об это, но сейчас решимость Наруто вселяет уверенность и в Гаару и он в очередной раз отмечает колоссальную разницу их восприятий. Как бы все-таки он ни старался быть похожим, следовать по его пути, таким, как Удзумаки ему никогда не стать. Таким, наверное, нужно просто быть. Нужно просто быть тем, кто предпримет еще несколько попыток подряд обойти песчаную защиту в упор и только после очередной неудачи возьмет паузу на обдумывание стратегии. Гаара даже не пытается ему никак препятствовать несмотря на то, что местами доходит до полнейшего абсурда. Желание уже осознанно оттолкнуть нарастает пропорционально количеству попыток, но выливается в логическое свое завершение, когда Удзумаки слетает с кровати под напором мощного потока песка. Видимо, не у одного Кадзекаге начинают сдавать нервы. Странно, что понять это можно только по тому, как медленно нарастает ярость, с которой песок бросается на Наруто. Сам же Шукаку молчит. Может, этим и стоило бы наслаждаться, пока выпадает возможность, но Каге предпочитает искать в этом еще больший подвох. Возможно, он не станет больше повторять своего ночного представления для одного зрителя в лице Гаары? Он ведь наверняка уверен в том, что во всяком случае не разрешит Удзумаки прикоснуться к своему джинчурики — так зачем повторять снова? Наверное, он объяснил всего раз. Наверное, можно больше не ждать от него хотя бы этого. Чего угодно, но не этого. Наруто тем временем забирается обратно. Садится к противоположному от Гаары краю и растирает ушибленное предплечье. — А может, ты ему скажешь что-нибудь..? — тянет он, и Каге кажется, что он может различить проскальзывающие нотки обиды в его голосе. — Ну, там, что-нибудь про то, мы пришли с миром… Гаара фыркает и откидывается спиной в подушки, ясно давая понять, что на сегодня с них обоих хватит попыток. — Ты сможешь до меня дотронуться, наверное, только в том случае, если я израсходую всю чакру. Он подкладывает руки под голову и устало прикрывает глаза. — Просто побудь со мной, хорошо? — неожиданно для самого себя просит Кадзекаге, едва ли не пугаясь собственной искренности. Такое, наверное, следует держать при себе, но… это то, чего ему сейчас по-настоящему хотелось бы. Если вот так, с закрытыми глазами, вслушаться в прерывистое дыхание Наруто, пусть и не имея возможности даже просто взять его за руку — можно хоть на несколько коротких минут представить, что все хорошо. Даже у такого, как Гаара — все хорошо. Наверное, ему не хотелось бы видеть реакцию Удзумаки на свои слова, потому он и не открывает глаз даже когда слышит подозрительные звуки со стороны. В целом, похожие на плохо сдерживаемый восторг, поэтому Гаара едва заметно вздергивает уголки губ вверх. Кровать проминается где-то совсем рядом. — Гаара-кун, ты такой… — а вот на подобные проявления Каге уже не может не среагировать, мгновенно открывая глаза и находя строгим взглядом смеющееся лицо. Он вкладывает в этот полный серьезности взгляд весьма четкий посыл — не надо ему знать, какой он. Наруто с удивительной лёгкостью повинуется, от своего же дурачества заходясь румянцем. — Я хотел сказать… Ты можешь спать спокойно, я буду, — «рядом». — здесь. И Гаара спит. Засыпает практически сразу, укладывая одну руку совсем близко к руке Удзумаки и вслушиваясь в тихое его шуршание рядом с собой. Прямо как ему и хотелось. Тяжело не воспользоваться таким предложением, когда за прошедшую ночь не удалось поспать даже привычных уже трёх-четырех часов. Особенно, когда тебе навстречу протягивают руку — и ты можешь хоть на какое-то время, хоть на пару часов, скинуть с плеч давящий груз ответственности за все. Когда знаешь, что абсолютно точно есть тот, кто поможет защитить то, что дорого, даже от самого тебя. Насчет пары часов — выходит, наверное, чертовски верно. По ощущениям, по крайней мере, ровно через столько Гаара просыпается, разбуженный то ли многолетними рефлексами, то ли храпом своего «защитника», ненадолго, по всей видимости, покинувшего пост. Через маленькие окна в комнату не проникает много света, особенно лунного, однако все же первым делом после пробуждения Кадзекаге старается разглядеть очертания лица рядом на подушке. Как выясняется секундой позже, разбудил его вовсе не Наруто и даже не собственные биологические часы. «Наконец-то ты решил напомнить о себе. Ты заставил меня ждать» На этот раз Гаара, наверное, был бы не против поговорить с биджу, ведь сейчас его мысли повернули в совершенно другое русло, отличное от вчерашнего. Поэтому он заговаривает первым. Он знает, что стоит ему сейчас снова открыть глаза, как он наткнется на знакомое расслабленное лицо со сползшей защитной повязкой, потому что Удзумаки даже снять ее не удосужился перед тем, как заснуть. И это вселяет какое-то необъяснимое душевное равновесие. Разгоняет отчаяние перед несправедливостью и заставляет помнить, что можно не позволять Ичиби вот так просто распоряжаться своей жизнью. «Не заговаривай мне зубы, Гаара! Я ведь сказал, чтобы мальчишка тебя и пальцем не тронул! Ты же не решил проверить, на что я способен?» Там, на другом уровне, где биджу обладают возможностью разговаривать со своими джинчурики, сейчас все вокруг содрогается от раскатистого голоса демона, взбешенного неподчинением. Он, как громадный недовольный кот, бьет массивным хвостом, сотрясая все пространство. Будь там хоть что-нибудь материальное — давно разлетелось бы на тысячи обломков. Только вот, видеть тануки в таком состоянии Гааре совсем не впервой — слишком уж редко он пребывает хорошем расположении духа. «Я уступил тебе вчера, но ты же не решил, что я так просто сдамся и позволю тебе говорить мне, что делать? Особенно в таких делах» Размеры биджу, как и всегда, немного потрясают сознание при нахождении в непосредственной близости от него. Может, даже немного осаждают. Но Каге снова напоминает себе — все под контролем. Под его контролем. «То, что ты не хочешь, чтобы Наруто прикасался ко мне — дело твое. Я не собираюсь запрещать ему это. К тому же, видишь ли, он мне не подчиняется. Так что придется тебе терпеть общество Курамы и дальше. И отбиваться, пока не надоест» Может, это начало конца. Может, дальше будет только хуже. Может, Ичиби станет еще невыносимее, чем прежде. Но может, просто может же быть, что Гаара, привыкший уступать своему демону, идти у него на поводу — напротив, укрепит свое положение в глазах Шукаку, если наконец даст отпор? Дрожать все вокруг начинает куда сильнее, стоит Гааре замолкнуть. «Маленький паршивец!» Он подскакивает на постели, с резким глубоким вздохом распахивая глаза. В ушах все еще гудит. Сознание никак не может успокоиться, будто бы его и впрямь хорошенько встряхнуло. За шумом в голове можно услышать только стук собственного сердца — или даже почувствовать, как оно колотится о грудную клетку. Нет нужды напоминать себе, что это все не по-настоящему. Это известно и без того. Только вот легче не становится. Кадзекаге оборачивается на все еще мирно посапывающего Наруто, несколько секунд просто пытаясь унять собственную дрожь под звук его дыхания. А потом рука как-то неосознанно, одним коротким импульсивным движением тянется к ладони, лежащей на подушке прямо возле лица Удзумаки. Это длится долю секунды — неожиданно, необдуманно, а потом их пальцы переплетаются. До Гаары это доходит с большим опозданием — они держатся за руки. Он не двигается, замирает, боится все испортить. Даже, наверное, старается не дышать. Просто отчаянно пытается запомнить тепло чужих пальцев, запечатлеть в памяти это мягкое уютное чувство и не думать о причинах, по которым Шукаку такое допустил. Совсем не думать, конечно, не выходит, но появляется вполне естественное желание воспользоваться моментом. Гаара упирается локтем в постель, не расцепляя пальцев и наклоняется ближе к лицу Наруто. Застывает. Ждет. А когда ничего в тишине спальни не происходит даже после такого — изнутри что-то совершенно по-детски ликует. Как то чувство, когда ребенок добрался, наконец, до желаемой сладости. Он наклоняется ещё ниже. Эту сладость не хочется получать одному. — Наруто, — тихо зовет он, одновременно намереваясь преодолеть остаток расстояния и надеясь, что Удзумаки проснется как раз вовремя. Удивительно, что за собственным воодушевлением и в почти полной темноте комнаты его глаза все же успевают уловить движение сбоку. Еще и до ушей доносится знакомое шуршание. А потом тонкая, словно песчаная змея, струйка песка становится отчетливо видна на шее Наруто. Гаара немедленно замирает совсем не желая проверять, что будет дальше. Шукаку вполне доходчив в своих сообщениях. Каге на всякий случай даже отнимает руку. Наруто мычит что-то в протяжном выдохе и приоткрывает один глаз. — М-м, Гаара-кун..? Что-то случилось? Гаара тут же выпрямляется, переставая нависать над чужим лицом и отворачивается, торопясь скрыть свою досаду. — Нет… Нет, ничего. Извини, что разбудил. На несколько секунд повисает тишина, а затем Удзумаки не особенно членораздельно мямлит что-то вроде «Ложись спать, Кадзекаге-сама, еще так рано». И снова затихает. Нет, он оказывается неправ, потому что тогда было совершенно не рано. Гаара это понимает по тому, как долго он еще мечется по постели без сна, все думая только о том, почему же Ичиби допустил такую осечку. Было еще совершенно не рано, потому что впереди ждала чертовски длинная ночь с нескончаемым множеством мучительных пробуждений и беспокойных провалов обратно в сон. Тогда было только самое начало — может, едва перевалило за полночь. К тому моменту, как в окна осторожно начинают закрадываться первые всполохи рассветного солнца — Гаара проснется уже окончательно, не позволяя больше совершиться этому утомительному циклу беспричинных подъёмов. Таков уж он, и он много лет живет с этим — глупо было полагать, что присутствие кого-то с ним в постели облегчит ситуацию. Глупо, но чертовски приятно — просто находиться с кем-то рядом. Вот только — руку протяни, а он не дрогнет, не затрепещет и не заколеблется ни на секунду. И не потому что спит, конечно, нет, а потому что верит. И не боится. Никогда не боялся. И всё-таки, немного странно — приводить кого-то в свою спальню, в свою постель. Не говоря уже о том, насколько странно приводить кого-то в свое сердце. Особенно, такого, как Наруто. Такого, кто влезет в самое нутро, всё там перевернет и не оставит шанса забыть. Даже если бы Гаару не угораздило бы за эти годы в него влюбиться — он и так уже влез везде и перевернул все. Поставил с ног на голову, развернул на сто восемьдесят градусов и задал хорошей трепки — чтобы усвоил. И Гаара усвоил. Много чего усвоил благодаря этому. Благодаря экзамену, благодаря своему прошлому и даже благодаря Шукаку — у него теперь есть то, что есть. Впору пускаться в пространные философствования на тему фатализма и прийти уже к заключению, что все, что было до — вело лишь к одной встрече. Встрече с тем, кто так смешно морщит нос сейчас и чье сопение то и дело срывается на мычание и причмокивание. Гаара наконец позволяет себе не прятать улыбку на собственном лице, а просто тихонько лежит рядом, подложив обе ладони под голову, и смотрит за тем, как переливаются лучики рассветного солнца на лице Наруто. Сложно поверить, что еще вчера мысли о том, что в конце недели Наруто и вся делегация Конохагакуре покинет Суну, приносили облегчение. По крайней мере, Гаара очень старался, чтобы приносили. Но сейчас они отзываются тянущим напряжением в груди, стоит им только возникнуть в голове Кадзекаге. Через три дня все кончится, так и не начавшись. Шукаку получит свое — Курамы не будет рядом. А Гааре нужно будет вспомнить, что он правитель деревни, скрытой в песке и оставить свою запоздалую первую влюбленность где-нибудь подальше. Именно поэтому сейчас Гаара хочет сохранить как можно лучше в памяти хотя бы эти три дня. И, когда солнце окажется уже прямо напротив окон, а он всё-таки прервет свое молчаливое созерцание и разбудит Наруто — он первым делом тихо спросит: — Придешь вечером снова? — и заставит Удзумаки, еще совсем сонного и хмурого, резко измениться в лице. Гаара хочет послать все к черту прямо сейчас и не ждать никакого вечера, но слишком хорошо понимает, что не может. Под спокойным взглядом чистых пронзительных глаз щеки у Наруто теплеют, подергиваются едва заметным румянцем, а уголки губ расползаются широко в стороны. С коротким смешком он кивает и жмурится, потягиваясь на постели. Вокруг тихо и спокойно. Каге слабо улыбается в ответ, все еще не отводя взгляда, все еще пытаясь запомнить то, как смотрится выгибающийся на его постели Наруто. С головой захлестывает дежавю — он вытягивает вперед руку и хочет поймать пальцами чужую ладонь. Отчего-то верится, что снова получится. Вчера же получилось. Однако, логика не срабатывает и Гаара рефлекторно прикрывает глаза, когда Удзумаки неуклюже размахивает руками, прежде чем рухнуть с края кровати, утащив за собой одеяло. В повисшей на пару секунд тишине — уже после того, как шуршание песчинок прекращается и еще до того, как Наруто успевает опомниться и начать постанывать от очередного ушиба — Каге тяжело выдыхает. — Прости, — больше устало, чем виновато произносит он. К Удзумаки снова подбирается песок и тот шарахается от него в сторону. Но на этот раз песчаным потоком управляет сам Гаара, а потому он просто мягко подхватывает Наруто и возвращает на постель. Кадзекаге слегка отодвигается на всякий случай. — Может, нам стоит пойти куда-нибудь, где не будет песка? — несколько наигранно хнычет Удзумаки, разминая спину, на которую, судя по всему приземлился. Гаара только хмыкает в ответ. В Суне нет такого места. А даже если и было бы — Гаара не был бы Песчаным Гаарой, если бы не смог найти песок везде. И тут уже не столь важно, кто бы этого захотел — он сам или биджу — способности у них схожи во всяком случае. — Знаешь, сегодня ночью, — Кадзекаге опускает взгляд на свою ладонь, ту самую, которой сжимал вчера руку Наруто. — Я взял тебя за руку. Ненадолго, правда, но он разрешил. Или проглядел. Брови Удзумаки взметаются вверх, делая его выражение лица сначала удивленным, а затем восторженным. — Я же говорил, Гаара-кун, способы есть. Нужно только их найти, — Наруто подгибает колени под себя и подается ближе со всем энтузиазмом, — Давай попробуем сделать так ещё раз… По мере того, как стремительно исчезает дистанция, которую Каге старательно выдерживает, он замечает, как шевелится рядом песок и тут же соскакивает с постели, пятясь подальше. Взмывшая было в воздух волна медленно оседает и исчезает где-то под кроватью. Гаара напряжённо наблюдает за ней, пока все снова не становится тихо. — Вечером, — он спешит прервать это травмоопасное занятие Удзумаки хотя бы на какое-то время. — Это подождет до вечера. Сейчас нужно заняться делами. Да и тебе, кстати, тоже. И до вечера Наруто, может, еще и ждёт, но вот вечером — нет. Наступая на все те же грабли, что и столько раз до этого, он снова пытается в открытую подобраться к Гааре, стоит им остаться наедине в комнате. И никого из них уже не удивляет, что ни одна из попыток не увенчалась успехом. А после они сидят на кровати друг напротив друга, как и предыдущим вечером. Наруто снова тяжело дышит, загнанный множеством попыток увернуться и хоть как-то отражать атаки, которые сегодня, спасибо хоть на этом, протекали достаточно спокойно и без особого желания переломать кости. Гаара бездумно держит руку перед собой и маленькое облачко песка, ссыпавшегося прямо с брони на его ладони, служит тоненьким щитом между их с Наруто руками. Настолько тоненьким, что если очень постараться — можно почувствовать его тепло и то, как он досадливо подергивает кончиками пальцев. Как бы они ни старались — под рукой всегда оказывался колючий песок, а не мягкость чужой кожи. — Ты сказал, что собираешься придумать что-нибудь. Как успехи? — Каге первым разрезает повисшее молчание. Два его пальца, лежащие раньше там, где на обратной стороне песчаного щита должны лежать пальцы Наруто, медленно шагают вверх по выстраивающейся прямо под ними дорожке. Удзумаки следит за его движениями и хмурится. — Я пытаюсь, — Наруто тянется к острым выпирающим коленям Каге, касается кончиками пальцев грубой ткани и наблюдает за тем, как песок обволакивает его руку. Медленно, не предпринимая ничего больше, но ясно давая понять, что все может измениться в любой момент. И вид его на фоне своей кожи кажется ему непривычным. — И вообще-то, я сказал — мы придумаем. Все вокруг тянется также вязко и размеренно, как песок. Наруто поистратил свой запал и теперь только лениво наблюдает за нескончаемым движением сотен песчинок вокруг них обоих, а Гааре в принципе не свойственна суетливость. Так и выходит, что в комнате снова повисает тишина, пока взгляды обоих прикованы к прикосновению Удзумаки к чужому колену. Гаара этого прикосновения даже не чувствует. Просто смотрит. Но одной мысли о чьих-то руках на своем теле уже достаточно, чтобы сердце забилось чуть чаще. — Что конкретно он тебе сказал? — Наруто почти шепчет, не желая нарушать устоявшееся спокойствие. Кадзекаге поднимает взгляд на его лицо и опускает руку, позволяя парившему в воздухе песку осыпаться на постель. — Чтобы ты меня «…и пальцем не тронул», — не мешкая отвечает Гаара, также вполголоса, на выдохе. — А может, мне и не надо трогать тебя, мм? — задумчиво тянет Наруто и убирает руки от ног Каге. — Я все равно не смогу коснуться тебя. Но зато ты можешь это сделать. Гаара наклоняет голову вбок и непонимающе хмурится. — Что ты имеешь в виду? — Ну, я же все равно буду здесь, совсем близко… — Удзумаки мнется, уже понимая, что именно должен сейчас донести, а вот Кадзекаге продолжает выжидающе смотреть на него, пытаясь уловить смысл его сбивчивой речи. — И ты мог бы… ну, знаешь… закрыть глаза, представить, что это я и ну… Гаара тихонько давится вдохом, когда складывает в голове все ужимки, раскрасневшиеся щеки и обрывки фраз. — Нет, — отрезает он. — Не стану я заниматься ничем подобным. Собственное лицо неумолимо бросает в жар. Да и не только лицо. В голове сразу же начинают возникать картинки, где он перед Наруто — абсолютно раздетый и… черт, нет, не думать. Нельзя о таком думать, это чревато последствиями. Удзумаки вскидывает нахмуренные брови и краснеет от отказа, наверное, еще сильнее, чем до этого. Но смущение все же отступает перед разбушевавшимися гормонами. — Я ведь не предлагаю тебе одному это делать! — он пылко подается вперед, все еще не теряя надежды на то, чтобы изменить мнение Кадзекаге, а тот вынужден отпрянуть, опираясь на выставленные позади себя руки. — Я же тоже буду..! Гаара собирает все свое умение сохранять спокойствие в любых ситуациях и серьезно качает головой из стороны в сторону. Наруто, видимо, под натиском этого взгляда отступает, уползая обратно на свою половину кровати и низко опускает голову. — Это жестоко, Гаара-кун,— через несколько секунд напряжённого молчания заключает он. — У нас ведь так мало времени, а мы не продвинулись ни капельки… И пока Гаара размышляет над тем, что времени действительно остается совсем немного, Наруто снова подается вперед и оказывается совсем рядом с чужим лицом. Не настолько близко, чтобы его уже можно было снова скинуть с кровати, но настолько, чтобы приковать к этому действию все внимание Каге. — Какая разница, против Шукаку или нет, если ты все равно боишься меня? — Удзумаки пускает в ход свой давний и довольно глупый прием — провокации. Но, прежде чем Гаара успевает подумать, как на эту провокацию не повестись, он горячо выдыхает в ответ: — Я не боюсь, — ему кажется, что совсем скоро все полетит прахом. Все происходящее так щекочет нервы, что еще чуть-чуть и Каге перестанет различать ту грань, за которую сейчас ни в какую не хочет заходить. Например, несколько секунд назад он был категорически против даже мыслей о том, что он станет раздеваться под чужим пристальным взглядом и трогать самого себя. Сейчас ситуация уже приобретает несколько другой оттенок. Единственный шанс, закрепить в воспоминаниях все связанное с Наруто — пойти на поводу чужих, да и собственных тоже, желаний, испытать сильные эмоции. В таком случае, может, его предложение не так уж и плохо. Может, стоит… — Тогда в чем дело? — Наруто так же резко возвращается на свое место и смотрит теперь прямо в глаза Гаары, забывая про свое смущение. — Это странно, — еще тише шепчет Кадзекаге, мучительно хмурясь и чувствуя, что щеки уже пылают вовсю. Он все еще гонит от себя все мысли, допускающие нежелательный расклад. Представляет, насколько сильным будет его смущение, если Наруто станет свидетелем такой сцены — как же потом в глаза друг другу смотреть? — Не страннее, наверное, чем это? — Удзумаки поднимает руку, запястье которой все еще обвивает тонкая песчаная веревка. — Что может быть более странно, чем тот факт, что я не могу трогать тебя только потому, что демон внутри тебя на дух не переносит демона внутри меня? — Послушай, я понимаю, что тебе неловко, — той же рукой, на которой сейчас зачем-то закрепился браслет из песка, Наруто тянется к молнии на своей форме. Пальцы сразу же цепляются за собачку и неторопливо тянут ее вниз. Гаара следит за ними первые несколько мгновений, а потом сглатывает, обнаруживая вдруг, что во рту все пересохло, и отводит глаза. — Наруто, прекра… — Закрой глаза, — голос Удзумаки сейчас звучит в разы увереннее, так что Гаара замолкает и колеблется еще некоторое время. — Я тоже закрою, хорошо? И он закрывает. Не медлит совсем, сразу же исполняет свое обещание, оставляя Каге наедине со своими сомнениями. А Гаара еще несколько секунд опять неотрывно следит за чужими пальцами, и всё-таки закрывает тоже. И потом комната перестает существовать. Не сказать, что вместе с ней перестает существовать смущение или неловкость. Не сказать, что пропадает осознание того, что именно сейчас должно произойти. Но становится чуточку легче. Самую малость. Гаара делает медленный глубокий вдох и такой же протяжный выдох. Он слышит едва различимый шелест ткани — наверное, Наруто уже успел стянуть с плеч форменную куртку. — Я тоже боюсь, — слышится голос Удзумаки, сопровождаемый тихим и немного нервным смешком. Каге хочет было возразить — он же не боится, но слова отчего-то застревают в горле и так и остаются несказанными. Поначалу довольно тяжело сидеть с закрытыми глазами — никак не отделаться от навязчивого желания все контролировать. В груди бушует целый ураган эмоций, а в голове проносится тысяча мыслей, но вся суета будто бы встаёт на паузу, когда слух улавливает участившееся дыхание Наруто. Может, совсем чуть-чуть, совсем еще незаметно, но Гаара слышит эту перемену, и сознание сразу начинает додумывать, как далеко Удзумаки уже успел зайти. Перед закрытыми глазами, на обратной стороне век, четко просматривается картинка, на которой Наруто водит широкими раскрытыми ладонями по собственному телу, выгибает спину и слегка запрокидывает голову. Но даже несмотря на это, Каге все еще не может заставить себя двигаться, вступить в чужую игру и принять ее правила. — Так что не бросай меня вот так, — снова подает голос Удзумаки, и Гаару еле ощутимо встряхивает от тона его голоса — такого низкого, глубокого, то и дело срывающегося на хрип. Такого, какого у Наруто никогда не было. — Пожалуйста. И Гаара повинуется этому чарующему голосу, чуть сильнее жмуря глаза и поднося руку к застежкам на собственном камзоле. Он старается отогнать от себя все мысли хотя бы в тот момент, когда пальцы цепляются за пуговицу на воротнике под самым подбородком. Потому что сейчас он не должен отговаривать себя от этого. — Гаара-кун, ты меня слушаешь?.. — эхом отдается у Кадзекаге в ушах. Да, черт возьми, слушает. Всем своим нутром слушает. — Да, — пальцы порхают от застежки к застежке, двигаясь предельно осторожно, чтобы не сломать томную тишину, разбавляемую приглушенным голосом Наруто. — Хорошо, — конец слова Удзумаки теряет в коротком несдержанном стоне. Неосторожном, но совсем тихом, с придыханием. Гаара мгновенно чувствует новую волну жара, обдающую щеки. Он шумно втягивает носом воздух и сам весь вытягивается — всего на несколько мгновений — а потом оседает обратно. Руки аккуратно снимают камзол с плеч. Дышать без него становится значительно легче. — Ты мне все не давал говорить ничего такого... Но ты такой красивый, Гаара-кун. Кадзекаге поджимает губы. Стискивает одеяло в просунутой меж немного разведенных коленей руке и низко опускает голову. И буквально чувствует неравномерно накатывающее напряжение, от которого вместо ткани одеяла хочется сжимать ткань собственных брюк. А лучше бы и вовсе не ткань. Он старается дышать глубже, но тише, в отличие от Наруто, несдержанные дрожащие выдохи которого, переливаясь самыми разными тонами, заставляют немного дрожать. — Я бы очень хотел сейчас коснуться тебя... Гаара отнимает одну руку от одеяла и несмело ведет ладонью по собственному бедру. Когда пальцы едва ощутимо касаются ширинки, он приоткрывает рот для тихого судорожного выдоха. Все еще сложно поверить, что он действительно делает такое — слишком большой контраст с абсолютно всем, к чему он хоть как-то привык в своей жизни. Это же такой тесный, пусть и не в буквальном смысле, контакт. Он не выдерживает установленных правил и открывает глаза — всего на несколько секунд, просто чтобы посмотреть, насколько то, что рисует ему воображение, похоже на реальность. Но все то, что представлял себе Гаара раньше — тут же рассыпается, уступая место новым, куда более реалистичным картинам. Дыхание спирает в ту же секунду, как только он спускается взглядом вниз, следуя за движениями чужой руки. Кисть Наруто то и дело скрывается под тканью штанов и Каге завороженно следит за тем, как всякий раз костяшки его пальцев задевают ткань и слегка оттягивают ее вниз. Гаара мелким неосознанным движением проходится языком по губам и жадно ловит чужие движения. Глаза Удзумаки плотно закрыты, даже зажмурены. Брови напряженно сведены к переносице. Губы то приоткрываются, с шумным вдохом хватая воздух, то сжимаются в тонкую жесткую линию. Кожа на шее слегка блестит от выступившего мелкого пота, а грудь под футболкой тяжело вздымается. И он настолько увлечен происходящим, что Кадзекаге невольно чувствует, что подглядывать за ним сейчас как-то неправильно — условились же. И поэтому снова закрывает глаза, а руки сами собой тянутся к молнии на собственных брюках. Это, наверное, больше не кажется ему чем-то противоестественным. Когда Гаара всем нутром ловит свое имя, вместе со стоном срывающееся с губ Наруто, ему кажется, что большего безумия в его жизни уже не произойдет. Только вот уже следующий вечер может запросто посоревноваться с этим в безумии. И эта мысль приходит в голову Гааре случайно, когда он смотрит на стоящего перед собой на коленях Наруто. Он сидит на краю своей кровати, закинув ногу на ногу, и подпирает подбородок рукой, чтобы удобнее было смотреть на происходящее сверху вниз. У него — грация истинного Каге и горящие скептическим сомнением глаза, а у Удзумаки за спиной связаны руки. Он эту ленту сам с собой притащил. И сам с огромным энтузиазмом в глазах сообщил, что все-таки придумал «что-нибудь», как и обещал. Гаара поначалу, может, этот энтузиазм и разделяет, но только до того момента, пока Наруто не озвучивает суть своей идеи. По одному только «пальцем я тебя и не трону» он уже понимает, что стоит ждать очередной восхитительной идеи наподобие вчерашней. Сказать, что ему не понравилось то, что было вчера — солгать, но все же повторять такой опыт больше пока не хочется. Только вот Наруто непреклонен. Сует в руки эту свою ленту, обещает чудесное избавление от всех проблем, если его задумка сработает. И Гаара опять идёт у него на поводу, потому что бесноватым огонькам на самом дне голубых глаз отказать чертовски тяжело. Так и выходит, что когда Каге выполняет просьбу и надежно фиксирует чужие запястья, Удзумаки опускается на пол, оказываясь у его ног. Так и выходит, что сейчас, вот уже несколько секунд, он свыкается с подобным положением, поводя вывернутыми в неестественном положении плечами, а Кадзекаге думает, что все напоминает дешевый фарс с каждым днем все сильнее и сильнее. Шукаку о себе больше не заявлял. По крайней мере, в открытую. Однако желания, а в особенности нежелания, свои доносил все еще предельно понятно. Что именно хочет провернуть Наруто — совсем не ясно. Вернее, неясно, как это может помочь. Ведь, даже если у него будут связаны руки — это все равно будет означать, что они снова просто подчиняются правилам биджу. Но все же Гаара терпеливо ждёт, что станет делать Удзумаки. В комнате душно и без тех мыслей, что роятся сейчас в голове Каге, а с ними становится и вовсе откровенно жарко. И никуда от них не деться, особенно, когда каждый уголок собственной спальни теперь таит воспоминания о том, что происходило между ним с Наруто, который, к слову, сидит сейчас связанный прямо у его ног. И не то, чтобы Гаара когда-нибудь замечал за собой подобных пристрастий, нет, просто это же Удзумаки. На него Кадзекаге уже никогда не посмотрит без маленькой бури эмоций в груди, в каком бы виде тот ни был. Но то, как завораживающе резвятся десятки маленьких демонят во взгляде Наруто, когда он смотрит вот так, снизу вверх, заглядывает прямо в глаза — признаться, находит куда более яркий отклик. Гаара за собственными мыслями успевает выпасть из реальности, а потому ощутимо вздрагивает от неожиданности, когда чувствует прикосновение к колену. Он моргает несколько раз, чтобы окончательно отогнать наваждение и внимательно следит за тем, как щека Наруто мягко потирается о ткань его брюк. Что-то подсказывает, что плевал Шукаку на свои формулировки и едва ли лазейка, которую пытается опробовать Удзумаки, может сработать. — Если ты думаешь, что он это просто так оставит, то… — Каге не договаривает, отвлеченный тонкой струйкой песка, появившейся вдруг в поле зрения. И как же он хочет оказаться неправым — но это доказывает обратное. — Ну, вот. Наруто тоже замирает, вслед за Гаарой, умостив голову на его бедре. Слишком предсказуемо и слишком изматывающе. Однако, вопреки желанию устало закрыть глаза и отвернуться, Кадзекаге внимательно наблюдает за тем, как поведет себя дальше песок. Одно то, что он хотя бы не бросается — уже говорит о том, что демон не в таком уж и плохом настроении. Но сам факт того, что он здесь не предвещает ничего хорошего. Струйка тем временем деловито ползет уже по бедру Удзумаки, слегка извивается и исчезает из виду, скрываясь под футболкой. Наруто слабо дергается несколько раз, наверное, от щекотки, а потом снова выпрямляется и снова смотрит в глаза. Во взгляде его — дикая смесь из напряжения, опасения и, почему-то, азарта. И Гаара сначала не придает этому значения, потому что просто тихо радуется от того, что там нет сомнения. — Шукаку-сама, разве тебе это не нравится? — внезапно выдает Наруто, заставляя Каге снова слегка вздрогнуть и в недоумении поморщить лоб. Из-под ворота белой футболки показывается песок, все так же медленно, дразняще поднимающийся выше. А потом играючи обвивается вокруг шеи. Кадык Наруто напряженно дергается, а сам он вмиг замирает. Широко распахнутые глаза все так же прикованы к Гааре, и тому без труда удается различить в них мимолетный проблеск страха. Каге чувствует укол сожаления где-то глубоко в груди — все же должно быть не так. Тот, кого любишь, и кто любит тебя — не должен испытывать перед тобой страха. Он тяжело вздыхает и наклоняется к ленте на запястьях Наруто, намереваясь закончить этот спектакль. — Хватит, — глухо фыркает он. Да уж, с них обоих хватит. Со всех них, то есть. Разве не очевидно, что ничего не выйдет в любом случае? Не хватало еще Шукаку потянуть за свой импровизированный поводок — вот тогда уже будет хуже некуда. Но Наруто дергается в сторону, уворачиваясь от чужих рук, и снова берется за свое: — Сам посуди: у меня связаны руки. И я стою перед тобой на коленях. Я же полностью в твоей власти, — и по тону сразу становится понятно, что обращается он снова не к Гааре. По заискивающему, осторожному тону — будто бы он собирается заключить удачную сделку. Каге снова выпрямляется и поджимает губы. Ему идея поговорить с Шукаку, конечно, не кажется рабочей, однако все свои вялые попытки остановить Удзумаки он все же снова откладывает на неопределенный срок. Пусть лучше тот сам еще несколько минут поколотится лбом о закрытую дверь и успокоится. — И, — продолжает Наруто чуть смелее, растягивая губы в усмешке, пока песок крупица за крупицей перекатывается по его коже. — Это значит, что Курама тоже. Подумай только, сможешь как-нибудь припомнить ему это. Глаза у Гаары на секунду распахиваются от удивления, когда до него доходит смысл сказанного только что. Он не считал эту идею хорошей. Теперь же он считает ее ужасной. Хуже просто не придумать — раньше в ополчении против был один демон, а теперь их определенно станет двое. — Наруто, прекрати, — Каге раздраженно прикрывает глаза и отворачивает голову, не собираясь больше ни смотреть, ни, желательно, слушать ничего из того, что ещё Наруто поставит на кон ради потакания их глупым гормонам. — Что ты, по-твоему, де..? Голос Удзумаки снова оказывается жестче, чем обычно. Гаара неизбежно запинается и теряется под действием этой нерациональной уверенности, исходящей от Наруто. — Поцелуй меня, — его, кажется, совершенно не заботят возможные последствия. Он, впрочем как и обычно, думает лишь о настоящем моменте, в то время как Гаара не может себе позволить такой легкомысленности. Он снова хмурится, серьезно смотрит на Наруто и переспрашивает: — Что? — в надежде на то, что ему послышалось — ну или давая Наруто возможность передумать. Потому что последствия целиком и полностью обрушатся на Удзумаки. — Попробуй поцеловать меня! Пылкий, полный предвкушения и самой настоящей просьбы голос Наруто подкупает. Гаара смотрит в его горящие глаза несколько мгновений, а потом укладывает руки на край кровати — на всякий случай, вдруг хотя бы это поможет — и аккуратно наклоняется навстречу. Сердце в груди как-то опасливо сжимается, потому что слишком много раз после такого Каге видел, как Удзумаки достается. Удивительно вообще, что еще не выработался рефлекс бежать куда подальше, когда тот появляется в поле зрения. — Уверен? — приблизившись к чужому лицу, спрашивает Кадзекаге. — Тебе же будет… Не давать Гааре заканчивать говорить — уже превращается в нехорошую тенденцию. Но на этот раз ему и в голову не приходит возмутиться по этому поводу, потому что прерван он оказывается тем, что Наруто резко подается вперед и впечатывается в его губы. И первые несколько секунд ни один из них не осмеливается двигаться. Каге прикрывает глаза рефлекторно, когда замечает стремительно приближающееся к нему лицо, а потом просто не видит смысла открывать – так и замирает, не дыша, чувствуя наконец то долгожданное тепло чужих губ, которое после стольких попыток просто нельзя было не представлять. В голове поначалу даже нет ни одной мысли. Ни одного «как» и «почему». Все сосредоточено на тактильных ощущениях. На сухих шершавых губах, так неловко и, может, даже совершенно не приятно прижимающихся к собственным. Но это все неважно — сейчас для Гаары это все равно самое приятное ощущение. Неважно как и неважно что Наруто делает. Главное, что никто им не мешает. Кадзекаге чуть сильнее сжимает пальцами кровать, повинуясь напору бушующих эмоций, требующих хоть какого-то выхода. Но привилегию разрушить такой момент он оставляет Наруто и просто ждет, когда тот тоже придет в себя. И долго тот ждать себя не заставляет. Его губы несмело размыкаются и совершенно невинно касаются уголка рта Гаары — будто бы на пробу. А потом уже чуть смелее обхватывают одну из его губ и Кадзекаге с готовностью подается навстречу. Для них обоих это, конечно же, впервые, и Каге уверен – не у одного него сейчас сердце норовит выпрыгнуть из груди. Одна из рук, комкающих влажными пальцами одеяло, тянется к лицу Удзумаки, пока ее хозяин увлеченно сминает чужие губы своими. Гаара даже не задумывается о том, можно ли — просто кладет ладонь на щеку Наруто и поглаживает ее в такт движениям своей головы. Так, наверное, и должно быть у нормальных людей — на желаниях и ощущениях, а не опасениях и сомнениях. Обоим сейчас не хочется отрываться друг от друга. Наверное, держит страх, что стоит им оборвать поцелуй, как все закончится. Поэтому каждый отдается ему до последней капли. Каждый старается оставить в памяти что-то свое. Гаара — тепло чужого тела настолько близко к себе, а Удзумаки — то, с какой отчаянной нуждой тянется к нему Каге. Язык Наруто давно уже хозяйничает во рту Кадзекаге, переплетается с его, и тот с готовностью отвечает, но все не решается сделать то же. Удзумаки, как и всегда, просто делает все, что приходит в голову, иногда даже до того, как это успевает оформиться в настоящую мысль, а вот Гаара, по своему обыкновению, многое подвергает сомнению и отвергает, не будучи полностью уверенным, что у него получится. Что у него точно получается — так это следовать за Наруто, идти на поводу его желаний и действий. И в этом совершенно нет ничего плохого. Хоть где-то не решать ничего, вверить все в чужие руки и просто плыть по течению — наверное, иногда это просто необходимо, особенно, такому, как Кадзекаге. Он просто вторит его движениям, повинуясь каким-то инстинктам, подсказывающим, когда нужно пройтись языком, а когда прихватить зубами. Удзумаки несколько раз дергает руками в неосознанных, бездумных попытках прикоснуться, и это не проходит мимо Гаары. Тот плавно спускается с кровати, усаживаясь на колени рядом с Наруто и тянется к ленте, связывающей его руки. Она им больше не нужна. Пыл поцелуя приходится поумерить на то время, пока пальцы вслепую пытаются развязать узлы за спиной, однако же, отстраняться совсем никто, кажется, не собирается, поэтому несколько секунд они лишь часто и мелко выдыхают друг другу в губы, деля один разгоряченный воздух на двоих. Гаара чувствует, что Наруто улыбается и растягивает губы в ответ. Он приоткрывает глаза и наталкивается на мутный, но безмерно счастливый взгляд напротив. Пальцы вытягивают один из концов ленты, распуская последний узел, и та сразу отбрасывается в сторону. Наруто дергается, повинуясь сильному желанию немедленно прижать к себе Кадзекаге, но вдруг на несколько секунд меняется в лице. Он сразу понимает, что именно не так — колючий песок, к ощущению которого на коже он уже почти успел привыкнуть, нельзя ни с чем перепутать, особенно, когда он стягивает вместе твои запястья. А вот Каге требуется несколько секунд на то, чтобы сначала тщательно всмотреться в чужое лицо, выискивая причину там, а затем приподняться и заглянуть за спину Наруто. Эту веревку так просто развязать едва ли получится. — Я не понимаю… — тихо шепчет Гаара немного севшим голосом, когда снова возвращается в предыдущее положение. А Наруто лишь снова улыбается своей заразительной улыбкой и щурит один глаз. — Ну и ладно, — легко отзывается он, чуть выдвигая плечи вперед в попытке уйти от дискомфорта. — Если он так хочет, чтобы я тебя не трогал — пусть. Я благодарен уже за то, что теперь меня можешь трогать ты. Но Гаара все равно заметно мрачнеет. Каждый раз, когда Наруто вынужден терпеть что-то такое, он чувствует свою безоговорочную вину за все происходящее и совсем не понимает, почему Удзумаки всякий раз улыбается. Он ждет, наверное, что тому все это надоест — ведь так было бы логичнее, но Наруто лишь наклоняется вперед, чтобы снова заглянуть в его глаза снизу вверх. — Не будь таким хмурым, Гаара-кун. Ты же возьмёшь все в свои руки, м-м? — и он опять втягивает растерянного Кадзекаге в поцелуй. Гаара замирает на несколько секунд — будто бы никак не может решиться, а потом обхватывает Наруто обеими руками. Одной прижимает за плечи, а другой вплетается в жёсткие непослушные волосы. Черт знает, чем там руководствуется этот демон, но сейчас его ребячество ощущается так, как никогда. Каге будто бы по новой убеждается, что это всего лишь избалованный ребенок, требующий безграничного внимания и легко покупающийся на всякие глупости. Но Удзумаки, видимо, понимает биджу куда лучше. Да и не только биджу — всех. Как-то само собой получается напомнить себе, что Наруто – тот единственный, кто всегда поймет и никогда не отвернется. Что ради него Кадзекаге готов поступиться многим. И, наверное, из-за этого он снова закрывает глаза и просто позволяет всему происходить. Позволяет себе перенять инициативу в поцелуе, прижимать Наруто плотнее к себе и не думать больше ни о чем. Гаара приподнимается, упирается коленями по обе стороны от подогнутых ног и нависает над ним. Обхватывает теперь обеими ладонями его лицо, заставив запрокинуть голову, и глубоко размеренно целует. В такой позе у него появляется больше простора для действий — он с дразнящей улыбкой отстраняется всего на пару сантиметров, продолжая горячо дышать в чужие губы, но не позволяет ерзающему Наруто возобновить поцелуй, несмотря на то, что тот весь вытягивается навстречу. Кончик большого пальца Каге лежит прямо на уголке рта, периодически мягко надавливая и совсем немного проникая внутрь. Удзумаки часто облизывает губы и ловит чужое дыхание, плотно закрывает глаза, позволяя Гааре одному наслаждаться этим зрелищем. И только когда тот заканчивает играться — он снова припадает к чужим губам, снова сталкивается с чужой пылкостью. Наруто контрастирует с плавными вальяжными движениями Кадзекаге, то и дело несдержанно дергаясь, сталкивается зубами и загнанно дышит в секундных передышках, глотая слюну. А Гаара же напротив медленно водит языком, трется кончиком носа и отстраняется, когда чувствует, что Удзумаки сам обжигается об свою горячность. Наконец-то, он чувствует полную свободу, чувствует, что может делать то, что ему хочется и как ему хочется. Он подумает обо всем потом. Может, о чем-то даже пожалеет. Но сейчас он просто себя отпускает. Губы начинает покалывать от такого пристального и непривычного внимания к ним. Гаара в последний раз мокро и чувственно обхватывает припухшую нижнюю губу Удзумаки и спускается чуть ниже. Оставляет несколько поцелуев на подбородке, спускается по челюсти и ловит едва различимые в тяжелых выдохах стоны. И для Каге каждый этот стон ощущается как маленький электрический импульс, прошибающий все тело. Наруто отчаянно льнет грудью к чужому животу, компенсируя неспособность дотронуться и сильнее запрокидывает голову, позволяя Гааре спуститься поцелуями на шею. Он все еще иногда дергает руками, забываясь, и Каге кладет ладони ему на плечи и медленно ведет ими вниз, оглаживая буквально каждый их участок. А потом спускается к самым запястьям, одновременно с тем утыкаясь носом в шею Наруто и садится на его бедра. — Все в порядке? — шепчет он в самое ухо, мельком прихватывая зубами мочку. — Не затекли руки? И Наруто, наверное, впервые не находится с ответом — только коротко мотает головой. Как тут обращать внимание на то, что и куда затекло, если Гаара настолько близко. Такой горячий, такой возбуждающий, но невыносимо собранный, как и всегда. Удзумаки слегка ерзает бедрами под давлением чужого тела. — Ближе, — глухо выдыхает он. — Прижмись ближе… Кадзекаге отрывается от его шеи и заглядывает в глаза. Щеки обдает очередной волной жара, и он послушно пересаживается чуть ближе, отчётливо ощущая теперь, насколько сильно хочет Наруто. Он неосознанно потирается бедрами о чужой пах, прежде чем успевает подумать, и тут же вспыхивает еще сильнее, снова пряча лицо в изгибе плеча Удзумаки. Руки его перестают гладить чужие предплечья, вместо этого впиваясь в них жесткими пальцами – Гаара пытается переждать накрывшую с головой волну возбуждения, вкупе со смущением вогнавшую его в ступор. Наруто на время перенимает инициативу, давая Каге время на то, чтобы свыкнуться с новыми ощущениями. Наклоняет голову и сам теперь принимается целовать — все, до чего дотянется. Он шепчет ему на ухо что-то невозможно глупое и нежное между тем, как обласкать очередной участок его кожи. Ему хочется, чтобы он непременно знал, каким Наруто его видит, и как он его любит, и что хочет с ним сделать, а Гаара лишь цепляется за его плечи и утыкается лбом куда-то в шею, пытаясь сдерживать тихий скулеж, просящийся наружу от всех этих слов. Стоит ли снова упоминать о том, что он никогда прежде не испытывал ничего подобного? Даже вчерашние эмоции не сравнятся с тем, что чувствуешь, когда тот, кого любишь, настолько близко, и настолько горячо, и настолько стыдно и желанно одновременно. Кадзекаге слегка приподнимает подбородок, позволяя Наруто переместиться со своими поцелуями дальше, и расцепляет, наконец, хватку на чужих руках. Вместо этого он кладет ладони на крепкую грудь, скрываемую футболкой, и парой размашистых движений спускается к животу. Туда, где под полами этой самой футболки разгоряченное тело, покрытое тысячей маленьких капелек пота. Пальцы тут же ныряют под ткань, пока Гаара кусает собственные губы и запрокидывает уже теперь совершенно откровенно голову. Он чувствует, как под его прикосновениями дёргаются мышцы живота, и поднимается выше, задирая футболку. Их губы снова встречаются и сливаются в настойчивом поцелуе, пока Каге продолжает оглаживать рельеф чужого торса руками. Ненавязчивые движения бедрами уже становятся будто бы и незаметными, а напряженный член в чужих штанах перестает так уж смущать. Наверное, потому что свой собственный сейчас в таком же положении. Комната наполняется тяжелым дыханием, то и дело переходящим в приглушенные поцелуем постанывания. Гааре думается, что всего в полуметре, на кровати, было бы, наверное, куда удобнее, но эта мысль сразу вылетает из головы, а все сознание снова занимают чужие стоны. В какой-то момент становится по-настоящему невыносимо — жарко и невозможно дышать. И Кадзекаге нехотя отстраняется, но лишь затем, чтобы начать быстрыми и сбивчивыми движениями расстегивать камзол. Удзумаки приоткрывает глаза, собираясь уже было возмутиться, однако сразу же замирает, как только понимает, что делает Гаара. А Каге уже, кажется, все равно, смотрят на него или нет — хочется поскорее избавиться от мешающей одежды и вернуться к своему занятию. И, конечно же, в его дерганных движениях нет ни намека на эротизм, однако Наруто через несколько секунд все равно опускает голову, испугавшись, что может сойти с дистанции самым позорным образом. Кадзекаге возвращается через несколько невыносимо долгих секунд, сразу же усаживаясь обратно и обвивая руками чужую шею. Наруто теперь чувствует тепло его тела куда сильнее, но тонкая ткань футболки все равно не даёт возможности насладиться им в полной мере. Гаара снова вовлекает в поцелуй, снова водит руками везде, где только может, а потом одна из его ладоней ложится на пах Удзумаки, и у того перехватывает дыхание. Пальцы несмело мнут, аккуратно обхватывают прорисовывающиеся очертания и легко сжимают. Но спустя какое-то время замирают, и Наруто буквально чувствует, как колеблется Кадзекаге. — Я не тороплю, — на всякий случай шепчет он, хотя бедра его, подмахивающие едва ощутимым движениям, говорят об обратном. Но он не хочет, чтобы сейчас Гаара чувствовал давление или обязательства. Даже если он не сделает этого, Наруто уже, кажется, побывал на всех семи небесах. Каге лишь кивает ему в ответ и тянет за завязки на форменных штанах. Они оба предельно внимательно следят за этим и, кажется, даже забывают дышать. Шнурок поддается слишком уж легко и пальцы еще несколько секунд кружат вокруг резинки, прежде чем нырнуть под нее. Наруто закусывает губу и запрокидывает голову, протяжно и тихо выдыхая, но Гаара кладет вторую руку ему на щеку и снова целует. Когда они целуются — им хотя бы не видно, как пылают лица друг друга. И Кадзекаге решает воспользоваться этим преимуществом, пока пальцы вслепую касаются чужого члена. Твердого и теплого — Гаара старается не думать, не анализировать, а просто делает то, что ему кажется правильным. Наруто тихонько мычит ему в поцелуй, но через несколько мгновений все равно Каге приходит в выводу, что всё-таки он делает что-то неправильно. Он прекращает целовать, отстраняется от чужих губ и одним размашистым движением проводит языком по собственной ладони, прикрыв глаза, чтобы не захлебнуться собственным смущением. Наруто дергается от этого его жеста, который тут же отдаётся тянущим напряжением в паху, будто от удара, а через секунду заходится уже настоящим несдержанным стоном, который с выдохом уже не перепутать. Гаара снова оттягивает резинку штанов и проводит влажной ладонью по всей длине члена. Ничего сложного — крутится у него в голове — просто делай то же самое, что и вчера. Только вот выходит куда сложнее, чем вчера. Вчера все было понятно — и в каком положении держать руку, и где приятнее всего, а где неприятно, с какой скоростью и в каком ритме, но сейчас он чувствует себя слепцом, потому как ему совершенно не на что ориентироваться, кроме как на глубину и надрыв стонов и вздохов, срывающихся с губ Удзумаки. — Хорошо-о-о, — будто бы почувствовав чужие сомнения, стонет Наруто и снова дергает руками. Ему сейчас так хотелось бы ответить Гааре тем же, трогать его, обнимать, гладить. Но запястья все еще надежно связаны. — Ты все делаешь хорошо… И это именно то, в чем Каге сейчас по-настоящему нуждается. Он зачем-то кивает, смущенно пряча глаза, и снова приникает к Наруто поцелуем. Жарким и слепым — без разбору языком везде, где только можно, и губами смазано по чужим. Рука уже более уверенно сжимает член, Гаара про себя мысленно считает зачем-то. На раз-два опуститься и подняться, потом руку вывернуть и влажной ладонью по головке, придерживая крупно дрожащего Удзумаки за поясницу. Пальцы шарят под его футболкой, врезаясь иногда ногтями в кожу, когда Наруто норовит согнуться в очередной раз от едва ли не болезненного наслаждения. Нельзя сказать, что Гаара знает эту грань, когда настойчивые поглаживания превращаются в настоящую пытку, но его мягкой, совсем не шершавой рукой даже по такому чувствительному месту — приятно. И Наруто тянется за его касаниями, жмурится, подается навстречу, совершенно не отдавая себе отчета в происходящем. Дышит тяжело и поскуливает так жалостливо, когда становится совсем невмоготу. У Гаары движения хоть и достаточно быстрые, но предельно аккуратные. Ни ногтем ни разу не задевает, ни надавливает нигде лишний раз сильно. Только скользко головку между пальцев направляет и спускается к самому основанию, забывая думать обо всем, кроме льнущего к нему Удзумаки. Наконец-то мой, наконец-то так близко. Его будто бы и собственное состояние волнует куда меньше, чем возможность в очередной раз выбить из груди Наруто это тихое шипение вместе с жадным коротким вдохом. Но Наруто его сам останавливает. Не сразу, конечно, выходит внятно выразить свои мысли, но он все же заставляет Каге притормозить, и Гаара подчиняется, прекращая свои движения. Несколько секунд они просто тяжело дышат, приходя в себя, пока пальцы Кадзекаге ненавязчиво то смыкаются в кольцо на члене, то поочередно отрываются от него. Он все так же утыкается в чужое плечо при этом и не отпускает от себя Удзумаки ни на сантиметр. — Я, конечно, попросил тебя взять инициативу в свои руки, но это же не значит, что ты должен при этом забывать о себе, — шепчет Наруто, прижавшись губами к чужому взмокшему виску. Гаара крупно вздрагивает от этого шепота и замирает, медленно убирая руку с члена. Прежде чем слезть с его коленей и решительно взяться пальцами за собственные штаны, он еще несколько секунд собирается с мыслями. Хочется попросить, чтобы Наруто не смотрел, но это кажется уже совсем неуместным. Любые границы отлично стираются, когда вы оба в едином порыве прижимаетесь друг к другу так тесно и так горячо. Наверное, нет смысла больше стесняться. Гаара осторожно садится на пол и подрагивающими руками стягивает остатки одежды, ломая последнюю стену. Наруто не может отвести взгляда от того, как ткань брюк струится по чужим бедрам, оголяя все новые участки кожи. Это все еще кажется чем-то невероятным — все, что сейчас происходит. Что Гаара, весь такой сдержанный и холодный, может так трогательно смущаться, пряча глаза за опущенными ресницами; что с его губ могут срываться такие откровенные и честные стоны; что он может сидеть на бедрах Удзумаки, так широко разведя колени и беспокойно ерзая. Это все — будто бы не с ним, но влажные и теплые руки Кадзекаге, снова ныряющие под футболку и оглаживающие лопатки, возвращают некоторое ощущение реальности. Наруто понимает, что отвлекся и снова упустил возможность рассмотреть это стройное тело, пока Каге сидел в полуметре от него, но даже не успевает огорчиться по этому поводу, потому что давится воздухом в следующую же секунду, когда Гаара придвигается к нему вплотную и потирается обнаженным членом о его. И даже несмотря на то, что стянутые руки давно уже ноют и покалывают, Удзумаки думается, что приятнее этого момента уже не будет. Ничего не сравнится с такой степенью близости и жаль лишь, что он не может сейчас обнять эти мелко подергивающиеся плечи. Одной рукой Гаара все еще гладит чужую спину, а второй ведет вверх, задирая футболку, пока не переходит плавно на грудь, а потом к ключицам, куда снова утыкается лицом. Он чувствует, как Наруто глубоко и часто дышит ему в макушку и периодически шепчет что-то бессвязное и бессмысленное. А пальцы тем временем подбираются совсем близко к собственному рту, и Каге тихонько выдыхает перед тем, как взять их в рот и начать облизывать. Ему хочется провалиться под землю прямо сейчас — вот уж не думал он, что будет делать что-то подобное когда-либо, но сейчас это кажется единственным правильным вариантом, единственным путем развития. Пальцы другой руки замирают в ложбинке между лопатками, когда Гаара медленно заводит первую за спину и принимается осторожно себя подготавливать. Ему кажется, что он предпочел бы вытерпеть боль, нежели заниматься подобным у кого-то на глазах, но Наруто тихо шепчет ему в ухо «молодец» и «осторожнее», и Каге снова растворяется в пьянящем ощущении близости. Один палец не причиняет совершенно никакого дискомфорта, но неподатливые мышцы отзываются на любое движение внутри и приходится ждать, пока они хоть немного привыкнут. У Наруто все еще нет возможности как-то приободрить, прижать к себе и поэтому он лишь мягко трется щекой о мокрые едва ли не насквозь волосы Каге и пытается не потерять голову от того, что происходит сейчас прямо на его коленях. Гаара обхватывает его шею и сильнее вжимается носом в его плечо, одновременно с движениями пальцев внутри потираясь о член Наруто. Становится сложнее сдерживать рвущиеся наружу красноречивые выдохи, когда эмоции переливаются через край. Приходится даже слегка прихватить зубами тонкую кожу на шее Удзумаки, пока уже два пальца медленно раздвигают узкие стенки. Кадзекаге все еще невыносимо стыдно, и жарко, и хочется одновременно перестать чувствовать все это и остаться в этом моменте навсегда. В моменте, когда Наруто так осторожно водит носом по его щеке, когда воздух вокруг них раскаляется и когда в голове нет мыслей ни о ком другом, кроме Удзумаки. Гаара приглушенно всхлипывает и тут же снова впивается зубами в изгиб шеи. Вторая рука протискивается между их влажными от пота телами и снова обхватывает член Наруто, осторожно водя самым кончиком пальца по головке и размазывая несколько выступивших капель. Терпеть дольше становится невыносимо для них обоих и Каге мягко приподнимается, направляя чужой член между своих бедер. — Ты только не торопись, — шепчет Удзумаки, когда Гаара начинает медленно насаживаться. Поначалу он помогает себе обеими руками, а когда головка оказывается внутри— судорожно выдыхает и цепляется одной рукой за плечо Наруто. Это почти не больно, по крайней мере, пока. Да и ради него он готов терпеть куда большее. Сейчас он совсем не думает о собственном дискомфорте, сосредоточившись на том, чтобы снова заставить Наруто застонать. И у него получается — когда он нечаянно качается в сторону, потеряв на секунду ориентацию в пространстве от бушующих эмоций. Наруто выгибает спину и слегка подается бедрами вверх, однако сразу же одергивает себя, испугавшись, что может сделать больно. Но Гааре не больно. Гааре жарко, Гааре не по себе, Гааре странно и невыносимо приятно от этих дурманящих стонов. Но не больно. И он с готовностью повторяет свое движение, укладывая локти на плечи Удзумаки, и опускается чуть ниже. И едва ли не впервые заглядывает в глаза. Наруто несколько секунд пытается всматриваться в чужие омуты глаз, пытается понять его эмоции, но потом просто подается навстречу и в который раз целует. Гаара отдается этому поцелую, пряча в нем протяжный стон, с которым он опускается на член почти до упора. Удзумаки впивается ногтями в собственные ладони, расцарапывая кожу от невозможного желания дотронуться до этого податливого и отзывчивого тела. Волны удовольствия накатывают одна за одной и каждый раз оставляет все меньше возможностей сдерживаться. Каге старается держать ритм, размеренно покачивая бедрами, но Наруто всякий раз норовит сбить его своими частыми и хаотичными толчками. Гаара сам не замечает, как входит во вкус и всякий раз потирается членом о чужой живот. Становится совершенно плевать и на собственные неестественно высокие и протяжные стоны, и на искаженное гримасой удовольствия лицо — Каге просто выгибается перед Наруто и с каждым разом старается опускаться быстрее и резче. Если бы он не впивался пальцами в спину Удзумаки — давно бы уже завалился куда-нибудь на бок, потому что крупно дрожащие от напряжения ноги едва ли хорошее подспорье. Да и двигаться на них становится проблематично. Гаара опускается еще несколько раз и замедляется, беря вынужденную передышку. Наруто надрывно дышит ему в ухо, пока сам Кадзекаге не стесняется навалиться на него всем весом. И когда голова его лежит на чужом плече, взгляд не может цепляться ни за что, кроме напряженных связанных рук Удзумаки. И почему-то именно сейчас в голову приходит идея. Глупая, конечно, соображай он чуть более трезво — даже не пытался бы, но сейчас он поднимает одну руку и давится вдохом, когда песок, повинуясь его движению плавно ссыпается с чужих запястий. И сотни выигранных битв не приносили такого удовлетворения от владения песком как одна простая манипуляция сейчас. Наруто, естественно, сразу замечает это и без лишних вопросов просто прижимает хрупкое, по сравнению с его, тело Кадзекаге к себе. Наконец-то. Гаара чувствует, как счастливо улыбается. Чувствует, как чужие руки жадно скользят по телу, гладят и сжимают, а губы находят его собственные и целуют. А потом чувствует, как эти же руки мягко укладывают его на спину и касаются будто бы везде сразу. Наруто наконец получает полную свободу действий и делает все, чего так хотел, а Каге просто млеет под его прикосновениями, стараясь запомнить малейшее ощущение, что дарят эти руки. И он крепко держится за эти руки, которыми Наруто сейчас упирается по обе стороны от его головы, цепляется пальцами за запястья, пока собственные разведенные колени обхватывают чужую поясницу, прижимая к себе еще плотнее. А Удзумаки и не думает отстраниться, только мажет периодически влажными губами по раскрасневшемуся лицу, беспокойно мечущемуся в попытках обуздать все сильнее охватывающее удовольствие. Наруто опускается на локти, едва ли не полностью ложась на Гаару, и переплетает свои пальцы с его. Но одну руку Каге все же выворачивает из этой хватки, опуская ее вниз, туда, где изнывающему от напряжения члену уже мало простых потираний о чужой торс. Он чувствует, как все ближе и ближе маячит пик, только вот никак не может до него дотянуться. Сжимается вокруг Наруто, подгибает пальцы на ногах и дышит часто-часто, широко распахивая рот. Удзумаки покрывает его шею укусами, которые наверняка задумывались, как обычные поцелуи, но эта грань давно размывается. Едва ли кто-то из них может сейчас заметить боль, например, от глубоких царапин, оставляемых Кадзекаге на тыльной стороне чужой ладони. Они оба слишком наслаждаются друг другом, всем, что происходит в эти мгновения — даже болью. У Гаары в голове бьется почему-то лишь «только не отпускать», и он не отпускает. Подмахивает бедрами и чувствует, как стирается кожа на лопатках под напором Наруто. Но это чувство сразу ускользает, как и любое другое. У него просто нет возможности сосредоточиться на чем-то одном. Все перемешано и размыто. И все, чего сейчас хочет Каге — никогда не отпускать эту руку и догнать уже это ускользающее блаженство. Рука на члене часто сбивается со всякого ритма, просто соскальзывает и теряется между разгоряченными телами. Наруто со стонов переходит на утробное рычание, а Гаара напротив стонет все громче и отчетливее. Звук собственного голоса врезается в уши и если он станет потом вспоминать это, а он станет, то кончики ушей будут мучительно гореть еще долго. И не только от этого. От всего, что происходило в этой спальне. Но как же здорово, что сейчас на это плевать. Маячащее где-то совсем рядом абсолютное удовольствие подбирается совсем близко, и Гаара прогибается в пояснице, неаккуратно прикладываясь затылком об пол. Но этого оказывается недостаточно, чтобы остановить приближающийся оргазм. Все мышцы поочередно сводит судорогой, и Каге сжимает бока Наруто настолько, что тот не может не заметить происходящего. Он замирает где-то глубоко внутри, пока Гаара хватает ртом воздух и кончает. В этом моменте хочется остаться навсегда, но это лишь оглушительный взрыв удовольствия, волны которого неминуемо скатываются в отлив. Однако ощущения эти настолько сильные, что у Кадзекаге сейчас буквально нет сил даже на то, чтобы расстроиться по тому поводу, что это закончилось. У него нет сил на то, чтобы подумать о чем-либо, он просто неосознанно продолжает стискивать в пальцах чужую руку. Наруто дает ему всего несколько секунд на отдых — максимум, который он может дать. А потом возобновляет толчки. И Гаара стонет снова, только вот уже не от совсем приятных ощущений. Ему кажется, что сейчас каждый нерв в его теле — оголенный провод, и любое прикосновение доставляет слишком уж сильные ощущения. Но он все равно прижимает к себе Удзумаки за плечи и подставляется под все его движения. Наруто требуется еще буквально несколько секунд на то, чтобы в последний раз толкнуться внутрь и успеть вытащить. Он кончает на пол, куда-то рядом с худым дрожащим бедром Гаары — просто потому что ему кажется невозможным запачкать его. Это просто что-то само собой разумеющееся, о таком даже не стоит задумываться. Всё-таки, нужно же соблюдать хоть какую-то субординацию с Кадзекаге. А потом он еще и находит в себе силы не просто повалиться сверху на расслабленного уже Гаару, а сесть сбоку от него, опираясь спиной о кровать, которая им так и не пригодилась сегодня. А еще через несколько минут он не позволит себе поддаться искушению заснуть прямо в таком положении и уложит разморенного Кадзекаге на кровать, накроет одеялом и снова возьмет за руку. Гаара наконец проспит всю ночь, и никто этим двоим не помешает. Даже несносные биджу. Руку, к слову, Каге так и не отпустит. А Наруто и не попытается забрать.