Во тьме я всегда найду тебя

Мужчина оглянулся по сторонам и никого не обнаружил около себя. Все, что его окружало — темнота. Она была наполнена страхами, неудачами, не воплотившимися целями и всем тем, что тянуло в необъятную бездну боли и разочарований, которая желала лишь увеличиваться. Темнота вытягивала все самые светлые мысли и чувства, чтобы погрузить человека в кромешный мрак. Люди могут сопротивляться ей, они стараются бороться до последнего вздоха в этой беспросветной пучине ужаса, хватаясь за то, что может принести хотя бы самый маленький луч надежды в их души. Сейчас старался сделать это Цзян Чэн. Успехи его были малы, потому что учащенное дыхание, расширенные зрачки глаз и сердце, стук которого трудно было не услышать, казалось, вот-вот и оно вырвется из его груди, его подводили. Ваньинь проигрывал темноте, и проигрывал он с большим отрывом. Она полностью окутала его, будто бы давняя подруга, давно ждавшая их встречи, обнимала его до хруста костей, и не желавшая отпускать больше никогда. Цзян Чэн пытался выбраться из этих пугающих рук, сжимавшие его все сильнее и сильнее. Способ был один — мысли. Он начинал думать о хороших моментах из его жизни — о родителях, сестре, доме, племяннике, но все они заканчивались одинаково — им. Поэтому Цзян Чэн, зайдя в тупик, сразу же брался за новый путь, но все они приводили к одному концу, потому что он являлся важной частью его жизни, от которой Ваньинь никогда не сможет избавиться, как бы он этого не хотел. Во всех уголках его памяти можно было найти частичку его. Цзян Чэн готов был разрушить все, лишить себя всех воспоминаний, лишь бы не думать об этом человеке. Но все попытки были тщетны. Цзян Чэн перестал сопротивляться. Картины, представшие перед ним, были пропитаны кровью, горечью, огорчением, все они были четко отпечатаны в его сознании. Сейчас они будто бы кричали, как можно громче, чтобы убедиться, не забыл ли он о них, не забыл ли он, как страдал, переживая каждый ужас из этого. Они не хотели покидать его, они хотели всегда оставаться с ним. Его кошмары не позволяли ему избавиться от них. Уже не он управлял ими, а они им. Цзян Чэн не мог сопротивляться. Кто-то поставил самые чудовищные кадры из его жизни на повтор. Цзян Чэн смотрел на них, не имея никакой возможности оторваться от показываемых зрелищ. Он хотел, чтобы кто-нибудь пришел и избавил его от мук, разрывающих его тело и душу изнутри, любым способом. Он и не почувствовал, как слезы невольно покатились по его щекам, отчего боль в области груди становилась только сильнее. Но вдруг перед его глазами все исчезло. Он остался наедине с темнотой, которая решила почему-то его на время отпустить. Цзян Чэн поднял голову, он ничего не видел, лишь свои окровавленные руки, на которые он посмотрел с неописуемым ужасом. И самое страшное, что он догадывался, чья эта кровь — кровь всех его близких людей, которых уже нет. В глубине души Цзян Чэн во всем корил себя — в сожжении Пристани Лотоса, в смерти родителей, сестры, всех адептов ордена и в смерти его. Хоть он этого не признавал ни перед кем, он чувствовал вину за все трагедии, отравившие его жизнь. Ваньинь принялся судорожно стирать ее со своих рук, но ничего из этого не получалось, казалось, что она въелась в его кожу, но, на самом деле, она проникла куда глубже, и он ощущал это, ощущал мерзкие покалывания по сердцу, которые доставляли ему невыносимую боль. Цзян Чэн не останавливался, он продолжал тереть, надеясь, что получит от этого хотя бы какой-то результат. Он не знал, что ему еще оставалось делать. Его руки тряслись, и одновременно он пытался унять эту дрожь. Однако все было бесполезно. — Цзян Чэн, это не поможет, — послышалось из темноты. Ваньинь стал оборачиваться, искать источник звука, но он ничего и никого не видел. — Кто здесь? — его голос вздрогнул. — Цзян Чэн, все в порядке, ты ни в чем не виноват, — этот кто-то продолжал вести с ним диалог. — Не виноват? А кто тогда виноват? — Ваньинь понимал, что голос этого человека не предвещал ничего хорошего, но он пытался спасти свой рассудок разговором. Старый знакомый не отвечал на его вопросы, он будто не слышал Цзян Чэна. Однако останавливаться он не собирался, он начал повторять одни и те же фразы. Будто они уже стали витать в воздухе и кружиться вокруг Ваньиня, как надоедливые звуки, звон от которых раздражал все нервные клетки: «я все разрушил», «ты старался мне помочь», «я должен был тебя слушать», «здесь нет твоей вины», «у тебя не было другого выбора», «ты поступил правильно». Цзян Чэн больше не мог разбирать слова, потому что все они смешались воедино, в единый звенящий гул, раскалывающий череп вдребезги. Голова мужчины пошла кругом, дыхание сбилось, словно его что-то душило. Но потом Цзян Чэна и вовсе лишили возможности дышать, он пытался сопротивляться, и через пару мгновений Ваньнинь почувствовал облегчение, отчего упал на колени. Он принялся с трудом глотать воздух ртом, пытаясь восстановить свое дыхание. Цзян Чэн чувствовал себя отвратительно: пронзительный звук, который резал уши, нехватка воздуха — все это выводило его из себя. Мужчина схватился за голову, повторяя лишь одно слово «заткнись!», но его никто не слышал. Звук в ушах становился лишь громче. Крича мужчина рвал свою глотку, чтобы все это прекратилось. Но все становилось только хуже, а боль в области груди с каждой секундой ощущалась острее. Так продолжалось до тех пор, пока силы не покинули его. Перед Цзян Чэном все начало расплываться. Он терял сознание. Он хотел умереть. В мгновение ока в пространстве повисла гробовая тишина. Цзян Чэн опустил голову, он хотел упасть, чтобы уже не подняться. Однако что-то его удерживало. Ваньинь пробыл в таком положении некоторое время, пока у его колен не показался подол черно-красных одеяний. Цзян Чэн поднял свой взгляд вверх и увидел человека, которого ненавидел всей своей душой, но и любил точно так же. Он разрывался между желанием прибить его на месте или же обнять, как можно крепче, чтобы почувствовать его тепло и присутствие, и понять, что он не одинок. Но тот, кого Ваньинь сейчас видел перед собой, выглядел иначе. ОН отличался от настоящего того, кого мужчина помнил. Но у Цзян Чэна не было выбора, ведь он похож на того, кто причинил ему так много боли и принес ему так мало любви. Человек перед ним улыбался мягко, сочувственно, но в то же время смотрел на него с неким презрением. Цзян Чэн не мог выдерживать такого взгляда. — Глава ордена Цзян, вы поступили правильно, вы спасли мир от преступника. Цзян Чэн не верил этим словам. Этот человек просто не мог произнести такие слова. — Что ты несешь… Нет, это не так… — он говорил очень тихо. Словам Ваньиня опять же не придавали внимание. — Вы не ошиблись, что решили избавиться от самого дорогого себе человека, ведь от него были одни лишь беды, — Цзян Чэн не проследил, как говорящий переместился и уже оказался за его плечом, шепча ему столь колкие слова. — Нет, я не должен был, — произнес Цзян Чэн. — Должен, — настаивал Вэй Усянь. Ваньинь и не успел заметить, как он наконец-то получил ответ на свои слова. — Нет! — мужчина рявкнул, — я не должен был идти против тебя! — Ты помог людям. Ты совершил благое дело. — Если бы только я оставался на твоей стороне… Тебе нужна была поддержка… — Цзян Чэн говорил очень тихо. — Но ведь тогда бы пострадали многие, кем ты дорожишь, — Вэй Усянь все также оставался позади Ваньиня, и уже, судя по его голосу, улыбка сошла с его лица. — Но я дорожу тобой? — Цзян Чэн спросил, сам не понимая кого — себя или этого человека. — Ты уверен? — Я дорожу тобой. — Но меня больше нет. И по чьей вине? Цзян Чэн не отвечал. Вэй Ин обошел мужчину и сел на корточки перед ним. Посмотрел в его глаза, наполненные болью, и сочувственно вздохнул. Но потом прикоснулся ладонью своей руки к лицу Ваньиня и пальцами стер слезы с его мокрых покрасневших щек. Уголки его губ вздрогнули вверх: — Ты признаешь, что убил меня? Цзян Чэн не смог сразу чем-либо ответить, он положил свою дрожащую руку на чужую и медленно прошептал, растягивая каждое слово: — Вэй Усянь, я виноват. Вэй Усянь пару секунд молчал, а его улыбка становилась лишь шире. Цзян Чэна пугала эта картина. Казалось, он снова начинал задыхаться. Но следующее из него точно выбило все самые последние надежды: — Я знаю, — рассмеялся Вэй Ин и растворился темной дымкой в кошмарном сне Цзян Чэна.