Жемчужина

— Прошу вас, Уилл, входите, — с лёгкой улыбкой сказал доктор Лектер, распахивая дверь шире. — Вы выглядите уставшим.  — Ерунда, — отмахнулся Уилл, с облегчением врываясь в тихое и уютное спокойствие кабинета, торопливо бросая куртку на кушетку и практически падая на своё уже привычное место. — Я как всегда плохо спал и под вечер уже слабо понимаю, как сейчас выгляжу. Ганнибал недовольно поджал губы, бросив взгляд на сумбур, появившийся вместе с его беспокойным пациентом, но ни сказав ни слова, прошёл мимо и мягко опустился в своё кресло.  — Снова плохие сны, Уилл?  — Они никогда и не были хорошими, разве что в детстве, когда я мечтал встретить единорога или хотел стать волшебником.  — Даже мне это сложно представить, — беззвучно рассмеялся Ганнибал, беря в руки записную книжку в кожаном переплёте. — Если засыпать всё труднее, я могу выписать снотворное. Уилл бросил на него злой взгляд, как будто услышал что-то оскорбительное, но быстро отвернулся и вцепился пальцами в подлокотники своего кресла.  — Уснуть не сложно, — хмыкнул профайлер, тупо смотря в одну точку. — Сложно не просыпаться в луже пота от видений, которые терзают мой мозг.  — Мы редко говорим о ваших снах, — начал было доктор Лектер.  — Я не хочу это обсуждать, — тут же перебил его Уилл, всеми силами стараясь расслабить руки и сесть непринуждённо.  — О чём тогда будем беседовать сегодня?  — Всё равно, только не обо мне. Ганнибал отложил блокнот обратно на столик и с интересом посмотрел на своего собеседника, который выглядел слабым, уставшим и каким-то замученным. Волосы торчали в полном беспорядке в разные стороны, было видно, что сегодня расчёска их не касалась, несвежая рубашка, с пятнами пота и брюки, забрызганные уличной грязью до колен. Тёмные круги под опухшими глазами старили ещё молодого профайлера, покрасневшие веки делали взгляд тяжёлым и мёртвым, и через весь облик его пациента сквозила смертельная усталость и отчаяние. На долю секунды Ганнибала охватила странная жалость к Уиллу, загнанному в ловушку особенностями его же собственного мозга, но он быстро её отогнал и слегка приподнял бесцветные брови.  — Вы решаете на что мы потратим этот час, — тихо сказал доктор Лектер, забрасывая ногу на ногу и вальяжно облокачиваясь на спинку кресла. — Мы можем даже просто помолчать или обсудить погоду.  — Я не хочу говорить, но и не хочу молчать, — совсем загнанно прошептал Уилл, бросая испуганный взгляд на своего врача. — Состояние бессмысленной злости на собственную жизнь вам знакомо? На дни, которые бегут всё быстрее, такие разные, но всё-таки одинаковые, на ощущение комы, когда кажется, что двигаются все, кроме тебя, на то, что должно радовать и успокаивать, но почему-то перестало с этим справляться.  — Уилл, — быстро сказал Ганнибал, наклоняясь вперёд и пытаясь поймать его взгляд. — Я понимаю, о чём вы говорите, у вас как раз подходящий возраст для этих мыслей.  — Я сказал что-то шаблонное?  — Хорошо, что я старше вас, и могу это понять, — улыбнулся доктор Лектер. — Попытки осознать смысл жизни мучают людей с самого раннего возраста, но пугать это начинает намного позже. Юность беспечна и наивна. Время бежит, но вас как будто бы и не задевает, вы молоды и энергичны, успеваете много дел и планы на будущее не страшат, а вдохновляют. Смерть, болезни, катастрофы вас не касаются, вы чувствуете себя особенным и неповторимым, и кажется, что понимаете что происходит лишь вы один. Проходят года, и…  — Вы со мной, как с идиотом, — закатил глаза Уилл, снова нагло перебивая Ганнибала. — Я знаю дословно всё, что вы мне скажите. Очередной переходный возраст? Вы об этом?  — Почти…  — Я не хочу это слушать, — раздражённо отмахнулся профайлер, неожиданно вскакивая на ноги. — Переосознание ценностей, удивительное открытие, что никого, кто сейчас ходит по этой планете через сто лет не будет в живых, что всё превратиться в пыль и прочая философия, уже настигала меня, причём давно. На одном из первых своих дел.  — Расскажите, — с голодным любопытством попросил доктор Лектер, цепляясь за возможность начать сеанс. — Вы наверное были ещё очень молоды.  — Молоды, — немного истерично рассмеялся Уилл, засовывая руки в карманы и начиная бестолково ходить кругами по кабинету. — Я уже забыл что такое молодость и то, о чём вы сейчас говорили. Иногда мне кажется, что я всегда был старым и утихающим.  — Простите меня, — искренне извинился Ганнибал, виновато улыбнувшись. — Я не хотел вас обидеть.  — Я не девушка, чтобы обижаться на разговоры о возрасте, — хмыкнул профайлер, замирая на секунду месте. — И вы извините, я огрызаюсь не по делу. Они обменялись понимающими взглядами, и Уилл снова начал наматывать круги, волнуясь о чём-то понятным только ему. Доктор Лектер так и сидел в своём кресле, не сводя с него глаз. Уилл Грэм никогда не был прост и понятен. Иногда Ганнибал думал, что знает его, почти всегда предугадывал его поступки и мысли, был уверен, что тот под полным контролем, но как бы он его не гнул, зарываясь под кожу, что-то всегда могло его удивить. Лектер бесцеремонно копался в его мозгах пока они были отравлены болезнью, ломал и рассыпал в крошки его личность и память, но Уилл собирался снова, но не таким, каким делал его Ганнибал. Всегда получалось что-то новое, неизвестное, и даже непредсказуемое, и это делало профайлера уникальным и особенным.  — Одно из первых моих дел, — неожиданно заговорил Уилл, останавливаясь у окна и смотря на улицу. — Меня вызвали в дом с трупом на ярком ковре. Почему-то именно эта деталь мне запомнилась больше всего. Это был немолодой мужчина, застреленный неизвестным грабителем, а в руке у него была зажата жемчужина.  — От порванных бус? — предположил доктор Лектер. — Он защищал свои ценности и потерял жизнь?  — Ну да. Мы нашли ещё несколько жемчужин, они закатились под старинный сервант, были видны следы борьбы, и вывод напрашивался сам по себе. Грабитель не пришёл с намерением убить, он жаждал наживы, но отнял человеческую жизнь, подписав себе приговор на смертную казнь. Именно эти бусы и этот ковёр стали моим пропуском в суровую реальность.  — Неподвижной точкой в вашем хаосе? Порванные бусы забрали две жизни и в итоге не достались никому из них? Всё приобрело смысл, или наоборот, потеряло? Уилл медленно повернулся к Ганнибалу и снова побрёл по кабинету, смотря себе под ноги.  — Не думал, что вы меня поймёте, — пробормотал профайлер, не поднимая головы. — Убийцу мы сразу не нашли, и я приехал в этот дом ещё раз через несколько дней. Всё было на месте, кроме ковра. Может его забрали на экспертизу, может просто убрали, но было ясно, что потом его всё равно выкинут на помойку. Я ходил по этому дому, трогая вещи и старую мебель, и знал, что всё это тоже последует за ковром. Приедут наследники, или новые жильцы, и просто избавиться от этого древнего хлама. Им будет наплевать на человека, который когда-то с любовью выбирал эти вещи, всё распродадут или отдадут, и снова со смыслом начнут украшать свою жизнь. Подбирать что-то в цвет, думать над дизайном, и если у убитого нет детей, то память о нем останется только в полицейских сводках.  — Ещё он остался в вашей памяти, — просто сказал доктор Лектер, продолжая наблюдать за Уиллом. — И что же вы осознали тогда, Уилл?  — Не знаю, — пожал плечами профайлер. — Но что-то очень важное. Что-то, что мы считаем ценным, на самом деле хлам, что рано или поздно мы все умрём, и ни ковёр, который выкинут, ни жемчуг, который кто-то потом наденет на шею, не способны помнить нас и хранить воспоминания. Тогда я повзрослел и начал стареть.  — Вы всё-таки на меня обиделись, — рассмеялся Ганнибал, поднимаясь на ноги и подходя к Уиллу, который остановился около изящного диванчика. — Простите ещё раз, я просто неправильно выразился, но волнует вас что-то другое. Так ведь? Что сегодня произошло, что вы сам не свой? Профайлер бросил на Лектера отчаянный взгляд, и практически рухнул на диван, скорчившись и запуская пальцы в растрёпанные волосы.  — Я странно напуган, — чуть слышно прошептал Уилл.  — Напуган? — нахмурился Ганнибал, присаживаясь рядом. — Что случилось, Уилл? Вам кто-то угрожал?  — Я напуган тем, что чувствую одиночество, — ответил профайлер, поднимая глаза и в упор смотря на Лектера. — Оно давит, хотя ничего не менялось, но того что было, уже недостаточно. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и не удержавшись, Ганнибал положил ему руку на плечо и легонько сжал.  — Что произошло? — тихо спросил Лектер, чувствуя непривычное волнение. — Вы встретили однокурсников, уже женатых и с детьми, и поняли, что хотите семью?  — Нет, — по-настоящему весело улыбнулся Уилл. — Я увидел дедушку, гуляющего в парке с собакой, и осознал убогость того, чем себя окружил.  — Но у вас полно собак.  — Как шлюх у бабника.  — Уилл.  — Так и есть, Ганнибал, — грустно усмехнулся профайлер, горестно вздыхая. — Дедушка шёл со своим псом и разговаривал с ним. Они были как одно целое. Собакен как будто понимал каждое его слово, давал лапу, даже немного понёс его тросточку, и они наполняли друг друга дружбой и любовью. А что я? У меня семь собак, но разве можно одинаково любить сразу семерых? Я прихожу домой, открываю им двери, они выбегают, гуляют, едят и ложатся спать. Время от времени я говорю с ними, с кем-то одним, или двумя, занимаюсь своими делами и уезжаю на работу. Кто угодно может это делать, вы приходили к ним, соседка, Алана, Джек, просто открывали двери и кормили их.  — Но вы любите их, а они вас…  — Это скорее взаимовыручка. Я им нужен, они мне нужны, но это не любовь, не то, что я увидел между дедушкой и его собакой. Я наверное просто не способен на это чувство, ведь для любви достаточно одной собаки, а не целой стаи. Будет тоже самое, если я захочу семью. Ганнибал убрал руку, откидываясь назад и задумчиво смотря на Уилла, который насупился и сурово сверлил его взглядом.  — Мне кажется, что вы всё смешали в кучу и просто в этом запутались, — весомо сказал доктор Лектер, дружелюбно улыбаясь. — Пытаетесь найти смысл там, где просто идёт жизнь. Всегда можно задавать эти вопросы, но ответ у каждого свой. Вы не будете заводить семь семей, чтобы…  — Это не поможет, — отрезал Уилл, начиная хмуриться ещё больше. — Я добавляю себе собак, думая, что я им помогаю, но в итоге не дам ни одной из них то, что должен. Я им не хозяин, я просто за ними присматриваю. Я могу найти жену, даже уже с ребёнком, привести ещё собак, но это будут лишь попытки заполнить пустоту, которая меня поглощает изнутри. Моё сердце никогда не стучит быстрее, что бы со мной не происходило. Это меня пугает.  — Но ведь это не так, — покачал головой Ганнибал, наклоняясь вперёд. — Даже сейчас я чувствую, как вы дрожите.  — Ну и что, что я дрожу, — нервно хихикнул профайлер, широко улыбаясь. — Меня может трясти и колбасить, ведь вы повесили на меня убийства, засунули за решётку, смотрели на то, как я загибаюсь от болезни, но это всё равно не тронуло мой внутренний мир. Я даже чувствовал комфорт в клинике доктора Чилтона, и если бы меня не донимали, я бы там хорошо отдохнул. Губы Ганнибала дрогнули, в некой подобии улыбки, и он отвёл взгляд, сцепляя руки в замок.  — Вы страшный манипулятор, Уилл, — с затаённой нежностью сказал Лектер, слегка прикрывая глаза. — Вы искренны даже в лжи самому себе, и поэтому у вас всё получается.  — У меня был хороший учитель.  — Я надеялся, что мы станем друзьями, но я перестал понимать, когда вы врёте, а когда говорите правду.  — И поэтому мы не можем стать друзьями? — удивился профайлер, полностью поворачиваясь к Ганнибалу. — Даже счастливые супруги лгут друг другу, разве можно всегда говорить правду, хотя сегодня я был полностью откровенен с вами. Дедушка с собакой, как когда-то рассыпанный жемчуг, открыли мне глаза, и я знаю, что никто кроме вас не сможет меня понять.  — Что за правда? Что вы не умеете любить?  — Что я ненормальный, доктор Лектер, — просто ответил Уилл, беря его за руку и прижимая её к своей груди. — Слышите? Тук-тук-тук. Оно стучит всегда ровно и одинаково. Смотрю я на трупы, нахожу собаку, сижу в тюрьме, моя внешняя оболочка волнуется и показывает эмоции, а сердце бьётся спокойно и неторопливо.  — Как и моё. Значит мы оба ненормальные? Уилл отбросил руку Ганнибала, медленно придвинулся ближе и лёг головой ему на грудь, вслушиваясь в стук чужого сердца. Лектер растерянно замер, смотря на взлохмаченную макушку профайлера, и несмело приобнял его за плечи, не понимая, что происходит.  — Какая-то глупая манипуляция, Уилл, — сказал Ганнибал, всё ещё сидя неподвижно. — Почему бы вам прямо не сказать, что вы от меня хотите? Я больше люблю правду, какой бы она не была, и я отвечу вам тем же.  — Я знаю, кто ты такой, не надо мне ничего рассказывать, — шепнул Уилл, кладя ладонь ему на коленку. — Я всё о тебе знаю, но почему же я до сих пор здесь?  — Могу задать тот же вопрос. Раз я тот, кем ты меня считаешь, почему я тоже ещё здесь?  — Ты должен подумать…  — Тебе что-то от меня нужно и…  — Мне ничего от тебя не надо, я всё сказал, ты просто должен это понять. Уилл вздрогнул, начиная мелко дрожать, и Ганнибал обнял его крепче, растерянно смотря перед собой. Маленький Уилл, мечтающий стать волшебником и верящий в единорогов. Уилл подросток, осознающий свою эмпатию, и непонимающий, где его эмоции, а где чужие. Уилл молодой мужчина, привязывающий свой разум к жемчужине, как к неподвластной временем истине, зажатой в мёртвой руке. Всё бессмысленно, не нужно бояться, всё превратится в прах. Это было давно, это старые воспоминания, но они заменились новыми, вновь заставив его испытать испуг. Лектер аккуратно отстранил от себя Уилла, бережно взяв его за плечи, и легонько тряхнул.  — Твоё сердце всегда бьётся ровно? — волнительно спросил Ганнибал, начиная почему-то нервничать. — Я не могу разобраться, пока не пойму где правда, а где ложь.  — Всё, что я сегодня говорил, правда, и да, были моменты, которые подняли бурю в моей душе, но она быстро успокоилась, ведь ты так старался.  — Убийство Хоббса. Оно перевернуло твой мир? Ты отнял чужую жизнь и понял, что это прекрасно? Твоё сердце…  — Стучало, как сумасшедшее, Ганнибал, — прошептал Уилл, наклоняясь вперёд и смотря ему прямо в глаза. — Я умный и глупый одновременно. Точнее я как самый настоящий маньяк, который уже начал созревать, но ещё не понял, что же он ищет. Меня напугало то чувство, и это тоже нормально, я бежал от него, но ты не смотрел на меня с ненавистью, когда я это рассказывал. Я слушал тебя, привязывался, ты упорядочивал мои мысли, твои слова обретали форму и ты стал…  — Твоей жемчужиной, — выдохнул Ганнибал, сжимая его плечи сильнее. — Но как?  — Ты был единственной непоколебимой точкой в том хаосе, который сам же и устроил, и не удивительно, что это произошло.  — Но я хотел…  — Помочь мне, я помню, ты это всегда говорил, — слабо улыбнулся Уилл, придвигаясь ближе и упираясь лбом в его щёку. — Всё беспорядочно и сумбурно, когда тебя нет рядом, и увидев этого странного дедушку с собакой, я наконец-то разобрался в том, что чувствую. Мне плохо, потому что я отрицаю самого себя, и мне страшно, потому что я не хочу снова остаться без жемчужины, ведь старая рассыпалась, а такую твёрдую как ты, я вряд ли смогу найти. Мне одиноко, потому что я отдаю силы и время на то, что не могу полюбить. Я нагружаю и нагружаю свой мир снова, стараясь сделать его прежним, но он никогда не станет таким, как был.  — Как и мой, — прошептал Ганнибал, обхватывая его руками и прижимая к себе. — Что-то тоже потеряло смысл, и ты стал тем, вокруг кого я кручусь как заведённый. Если это не любовь, тогда что же это вообще такое?  — Ты понял меня, — облегчённо выдохнул Уилл, обнимая его за шею и утыкаясь носом ему в ухо. — Не могу позволить снова остаться в одиночестве, ни тебе, ни себе. Я этого не хочу. Я рассыплюсь и не смогу собраться.  — Уилл… Они обнялись крепче, прислушиваясь к друг к другу. Биение их сердец отдавало в ушах, стучало в венах, как будто они перебрасывали мяч, но вот они забились в унисон, отстукивая один ритм на двоих. Чуть быстрее, чем обычно. Ганнибал пошевелился, намереваясь выбраться из слишком тесных объятий, но Уилл ему не позволил, наваливаясь сильнее.  — Они знают, — едва слышно шепнул Грэм, задевая губами его ухо. — Они слушают нас, жучок в моей куртке, сейчас только для тебя. Я знал куда шёл, я обещал им вывести тебя на признания, и больше я никому ничего не должен. Я буду ждать тебя сегодня ночью, самое необходимое я уже собрал, собаки найдут по-настоящему любящих хозяев, а я уеду с тобой. Если ты не простишь меня за этот концерт, значит я это заслужил, но я не сказал ни слова лжи. Лектер слегка отстранился назад, выпуская Уилла из объятий, и взяв его за руки, нежно провёл подушечками больших пальцев по его запястьям. Они замерли в тишине, не моргая смотря друг на друга. Взгляд Уилла нёс вызов, в нем не было раскаяния, он что-то предлагал и в чём-то упрекал. Он нёс всё то, о чём они говорили. Одиночество, страх, упрямство, личное достоинство и любовь. Странную любовь, ещё не созревшую, но именно её. Дедушка с собакой, связанные в одно целое, дружба и любовь в одной связке, Уилл признался как мог, и Ганнибал его понял. Они потянулись друг к другу одновременно, лишь слегка соприкоснувшись губами, но это был их поцелуй, и это было первым обещанием. Преданность за преданность.  — Всё-таки ты жуткий манипулятор, Уилл, — покачал головой Лектер, возвращаясь за свой стол, садясь и начиная делать какие-то записи. — Мы перешли дозволенную грань, и я должен подумать. Я сбит с толку твоими словами, а это бывает нечасто.  — Увидимся в следующий понедельник? — спросил профайлер, накидывая куртку и замирая у дверей. — Или может поужинаем в выходные, я не занят.  — Конечно поужинаем, я с удовольствием, — улыбнулся Ганнибал, не поднимая головы и продолжая писать. — Твои собаки, Уилл, тебе стоит обдумать собственные выводы. Иногда отпустить и значит поступить правильно.  — Да, я знаю, — ответил профайлер, неуверенно топчась у порога и прижимая ладонь к груди. — До свидания, доктор Лектер.  — До свидания, Уилл, — кивнул Ганнибал, тоже кладя левую руку на грудь и прислушиваясь к ощущениям. — Увидимся. Грэм вышел на улицу, громко захлопнув за собой дверь, но связь между ними никуда не делась. Стучит, Уилл? Да, Ганнибал, стучит, как сумасшедшее. Это как убивать? Кажется, даже лучше.