My fucking darling

Смотреть на себя самого привычно, если ты смотришь в зеркало, или, к примеру, на гладь озера. Что-то обычное и ежедневное, никогда не меняющееся, никогда не представляющее опасности, никогда не приносящее ничего нового. Если же ты видишь свою копию прямо перед собой без каких-то разделяющих вас поверхностей, вероятно, это страшно. Вероятно, вызывает ощущение того, что ты напрочь свихнулся, что спишь или бредишь, что это чья-то глупая шутка, нереальная или просто идиотская ситуация. Наваждение должно исчезнуть, как только ты моргнёшь, или рассмеяться тебе в лицо и, состроив тупую рожу, закричать: «это розыгрыш, бро! Видел бы ты своё...». Что-нибудь такое. Но он уже привык Его видеть. Заходя в студию и бросая случайный взгляд на пустое кресло, выходя на улицу и сталкиваясь со знакомыми глазами от угла дома, выбираясь в клуб и различая между движений незнакомцев Его лицо, Его руки и Его жесты. Свои же. Это вполне может выглядеть шизофренией, но это не она, ведь Его прикосновения оставляют следы, Его голос может услышать кто-то другой, пусть и не увидеть Его самого, Его выходки вполне материальны, да и... Маршалл потёр переносицу и уставился на пол между своих коленей, будто зависая на пару секунд, чтобы привести в порядок мысли. Чужая ухмылка жгла висок почти с той же силой, что и взгляд. Пронизывающий, заинтересованный, чистый-чистый и очень синий. Будто его обладатель понятия не имеет, что за человек сидит перед ним, но узнать очень хочет. Но нет, он знает. И все те эмоции, что он пытается изобразить, которым можно по началу даже поверить, - все они лживы. Об этом знают они оба, и зачем Этот продолжает изображать чёрт знает что? - Пошёл нахуй отсюда. Просто исчезни и оставь меня в покое. - О, а если нет?- наклоняется вперёд и тянет к Маршаллу руку, то ли рожки хочет поставить, то ли изучить на ощупь тёмные волосы, то ли стукнуть по затылку, так удачно подставленному. - Убью, твою мать!- рэпер резко выпрямляется и хватает Слима за запястье, дёргает на себя, выставляет кулак и бьёт, со всего размаха, в лицо, не разбирая, куда. Слишком устал за сегодня, чтобы ещё и терпеть его. Блондин падает, довольно скалясь, щурится с пола синими глазами. - Мою мать? Это я и вместе с тобой проверну, детка, давай. Или как там тебя назвать? Кролик? В любом случае, эта сучка заслужила подобного, да и не только она, верно? Все они... Новый удар приходится по скуле, это Маршалл уже прицеливается. Ещё удар, ещё и ещё один, рэпер даже не может разобрать, фантомно у него от такого болит лицо или действительно они как-то связаны с его галлюцинацией. С его выдумкой, с альтер-эго, с его чёртовой частью и одновременно его цельным Инь. Каждый раз не может разобрать, насколько эфемерна эта связь, и каждый раз прерывается, не узнав - что будет, если убить его? Шейди довольно усмехается, послушно подставляется и мотает головой после каждого соприкосновения с кулаком. Это всё бесполезно, не имеет смысла, только утомляет и приносит горькое чувство безысходности происходящего. Маршалл быстро выдыхается, слезает с распластанного по полу Слима, встаёт на ноги, встряхивает перепачканными кровью ноющими от боли кулаками. И кровь, да. Она тоже останется после всего, создавая вопрос за вопросом у подозрительных продюсеров, да и у самого Дрэ. Но откуда она, Маршалл не решится объяснить даже ему. Они вдвоём в пустой студии, Эминем появился здесь уже много часов назад, успел отрепетировать и записать наброски для нового трека, успел переговорить с Дрэ, а потом ещё успел попросить оставить его одного. Да-да, одного, а не наедине с этим ублюдком. К сожалению, остаться одному ему теперь не дадут, как не крути и не умоляй, ведь он сам создал себе Шейди, сам заставил того существовать, выработал в себе, собрал в него всю злость и всё плохое, что только мог собрать. И теперь он навсегда не один. Маршалл не замечает, как блондин поднялся, как сплюнул на пол и замахнулся. Кулак врезается в спину, в районе почек, так внезапно, что брюнет едва не падает вперёд, но вовремя ловит равновесие и лишь скалится от боли. - Что, не у одного тебя руки есть, дорогой мой?- его голос меняется, он больше не похож на тот, что произносил «my name is», он стал грубее и ниже, больше не принадлежал ни Слиму, ни Маршаллу, заставлял холодеть изнутри и бежать по коже очень нехорошие мурашки,- Ты никуда не денешься от меня, дорогой мой. Никуда. Ты мой. Руки, в общем-то свои собственные, но сейчас - совершенно незнакомые и чужие, ложатся на талию, сдвигаются на бёдра, ладонями крепко удерживая за низ живота. К спине прижимаются ахренительно горячей грудью, на ухо выдыхают мерзкий ехидный смешок. Уже снова голосом Слима, по крайней мере возвращающим в реальность. - Пошёл ты! На этот раз опять прилетает блондину, локтем, в солнечное сплетение. Шейди послушно сгибается, давясь воздухом, но успевает зацепиться за чужое плечо, поэтому от следующего удара - снова кулаком в лицо, как всегда учили, как били везде в тех районах, где Мэтерс вырос - они валятся на пол вместе. Рычат, отплёвываются и, уже не примериваясь вовсе, врезаются друг в друга кулаками, с одинаковой силой, оставляя одинаковые синяки, практически в одних и тех же местах. В конце концов Маршалл снова оказывается сверху, поднимает блондина за грудки и оканчивает драку, обозначая это ударом о пол чужого затылка. Шейди морщится и шипит от боли, рефлекторно закрывается блоком и криво усмехается, а как только тяжело дышащий рэпер опускает руки, приподнимается и плюёт в того слюной с кровью, снова крепко сжимая чужие бёдра и удерживая мужчину на себе хрен знает зачем. - Все хотят кусочек Шейди, ага? - Хватит паясничать. Ты мерзкий. - Не говори так, пока сидишь на мне, бро. С бойфрендом спутал? Спорить с самим собой бессмысленно, ещё бессмысленнее, чем бить. Маршалл морщится, пытаясь вспомнить, когда в своей жизни он был таким говнюком, и старается подняться, но крепко сжавшиеся на джинсах пальцы не позволяют и усаживают назад. Шейди смотрит очень ехидно и внимательно всего мгновение, после его глаза снова светлеют, превращаются в два белых слепых блюдца, улыбка становится маниакальной, обнажает зубы. - Никто никогда не будет любить тебя так, как я, мой дорогой. Голос, заставляющий всё внутри оборваться, даёт Слиму возможность делать что ему вздумается, пока брюнет замер и едва ли не затаил дыхание, безуспешно прогоняющий то неприятное чувство присутствия потустороннего и куда более могущественного, чем человек, существа. И если сказать, что блондин не пользуется этой возможностью - это будет ложь. Руки Шейди судорожно нащупывают чужую ширинку, рывком расстёгивают и дёргают джинсы вниз. Если с вами такое никогда не творило ваше собственное альтер-эго, вам, пожалуй не понять ни мыслей, ни чувств Эминема. - Убрал руки нахер, грёбаный пидорас! Слим пытается вырывать запястья из хватки чужих пальцев, глядя на них так, будто действительно крайне удивлён подобной реакцией на его действия, а после сам отталкивается от пола и обидным пинком начинает драку заново. Они катятся по полу, сбивая спинами друг друга стулья, кашляя и отплёвываясь, то ли выпуская пар, то ли напротив, набирая больше и больше эмоций. Кто оказывается сверху - неважно, Маршалл лишь раз ловит себя на мысли, что сам стаскивает с ухмыляющегося блондина толстовку, вместо того, чтобы ломать тому рёбра. А можно ли их сломать собственной галлюцинации, не сломав самому себе? Можно ли, чёрт возьми, трахнуть своё альтер-эго, не подставившись при этом сам? Толчок, кажется, спустя вечность. Резкое движение и руки, отталкивающие друг друга, крепко сжимающие пальцы на запястьях, не позволяющие ни одного лишнего жеста, чей-то истерический смех и кашель за ним, жар и пока что сухая кожа, учащённое дыхание и никаких стонов, ни одного нежного или грубого поцелуя, только крепко вжимающиеся друг в друга разгорячённые тела, пытающиеся получить больше тепла собственного отражения и одновременно вжать врага в пол, уничтожить, задушить и заставить наконец исчезнуть. - Блять... И взгляды, и лица очень близко друг к другу, уже без ухмылок и оскалов, только широко раздувающиеся ноздри и напряжённые мышцы, нахмуренные брови и одинаковые синие зеркальные глаза, немного сощуренные, чтобы лучше разглядеть эмоции. Это всё бесполезно, война, любовь, драки и секс. Они оба понимают, что никогда не отделаются друг от друга и никогда не будут одним целым, никто никогда не победит и реальность не может уже принадлежать только кому-то из, она теперь общая, какая есть. Дрожь одного передаётся другому, они упираются друг в друга лбами, выдыхают и перехватывают чужое дыхание, скрепляют пальцы в замок, совсем не романтичным жестом, а просто пытаясь показать отражению свою силу, соизмеряют её и, найдя одинаковой, только сильнее сжимают кулаки. - Если ты не будешь принадлежать мне, то не будешь принадлежать никому. Когда Дрэ возвращается - Эминем торчит в студии чёртову кучу времени, мало ли, что с ним могло произойти - Маршалл с очень хмурым видом сидит на кресле и перебирает в пальцах карандаш, отсвечивая разбитыми костяшками, периодически что-то записывая или заштриховывая. На вопрос о кровоподтёке на нижней губе и синяке на скуле он ничего не отвечает, на какой-то ещё - поднимается на ноги и отмахивается, выходя из студии, избегая взгляда его же немного прищуренных синих глаз, выражающих живую заинтересованность происходящим. Хорошо, что тут нет зеркал, а то, наверно, он свихнулся бы окончательно. Смотреть на себя самого привычно, если ты смотришь в зеркало или, к примеру, на гладь озера. Смотреть на себя самого просто так, наверно, жутко и сюрреалистично, если ты, конечно, не делал это каждый день прследние много лет. Смотреть на себя самого в клетке... Маршалл абсолютно пустым взглядом окидывает взбешённого блондина, реагирующего только на Него и поворачивающегося только к Нему. Ну вот и всё, так будет вернее всего. Иногда и своё альтер-эго нужно победить, чтобы пойти дальше. Убирает записку в карман, разворачивается и уходит, игнорируя протестующий крик, удар ладони по прутьям клетки - я тебе нужен! Не смей так поступать со мной! - и обжигающий затылок взгляд. Слим знает, что Он вернётся. Что молча откроет клетку и выпустит, будет делать вид, что ничего не случилось и не изменилось, ведь они уже никто друг без друга, а Он хочет продолжать быть кем-то, точно хочет. Знает и сощуривается, обещая, что дождётся.