«Неужели это всё оказалось обычным сном?»
Он опять закрыл глаза, обдумывая, насколько сон выглядел реалистично, но можно этим не забивать себе голову, ведь уже завтра он, наверняка, не будет помнить большую часть деталей, но... Почему-то Чуе кажется, что именно этот сон он уже видел, и опять он был прерван на этом же моменте. Парень расслаблен, ему вовсе не хочется вставать, так хочется ещё пару минуток понежиться под теплым одеялом, пытаясь вновь провалиться в непробудный сон, но все попытки будут бессмысленными и поэтому, когда он, всё-таки, осознает, что все бесполезно, то Накахара, наконец, встанет и начнет заниматься самыми обычными делами в свой самый обычный выходной. А сейчас он, всё-таки, решает, что не будет лишним, если он ещё полчасика поваляется в постели, но, видимо, не в этот выходной. Чуя чувствует, как чьи-то влажные и теплые губы слегка касаются его, он немного морщится, как будто этот лёгкий «поцелуй» для него очень противен, но на самом деле сморщился юноша лишь от неожиданности. Он не осмеливается открыть своих небесно-голубых глаз, которые могли притянуть любого, даже самого опасного искусителя, даже самого дьявола. На лице даже и румянца не выступило. Такое ощущение, будто он все ещё спит, но это не так. Если находиться на таком близком расстоянии, то можно заметить, как дрожат ресницы, что и выдает парня. Он чувствует, как чьи-то холодные пальцы касаются его щеки, проводят линию к губам, очерчивая их форму, затем скользят по шее, задевая кадык, и останавливаются в области грудной клетки, ближе к той стороне, где расположено сердце. Чуя все ещё неподвижен и не открывает глаз, он боится, что, если их откроет, то все происходящее окажется обычным сном. — Сердцебиение даже не участилось, — с грустью, но скорее всего улыбаясь, прошептал знакомый и непонятно, то ли любимый, то ли ненавистный ему голос. — А я надеялся, что, всё-таки, вызываю у тебя хоть какие-либо эмоции, — продолжил шептать он, а его рука переместилась на щеку, возвращая большой палец к бледным губам Накахары. — Я ненавижу тебя, чертов изводитель веревок, — так же прошептал рыжеволосый. В ответ он услышал лишь лёгкий смешок. — А я и не сомневался, — без нотки сарказма или злости вновь прошептал Дазай, а Чуя наконец открыл глаза, видя обнаженный забинтованный торс брюнета, на котором была видна застывшая кровь. — С тобой что-то случилось? — якобы безразлично спросил Накахара, убирая руку напарника и поднимаясь на локтях. Осаму в свою очередь поднялся с колен и переместился на самый край дивана с противоположной стороны, игнорируя заданный вопрос. Чуя сел в угол дивана со своей стороны, поджав к себе ноги и обхватив их руками, положил на них голову, погружаясь в собственные мысли. Юноша никак не мог понять, что происходит между ним и Осаму. Его сердце вроде и начинает биться сильнее в присутствии этого сумасшедшего маньяка-суицидника, но, одновременно с этим, его сердце кричит, что не стоит совершать эту ошибку, но когда тот его целует, он будто магнит, который примагничивает Чую к себе. После этих поцелуев ничего не следует, и никто из них двоих после не придает им какое-либо значение, будто этих поцелуев и в помине не было, будто это самое обычное дело, будто так и должно быть, будто это необходимость, как завтрак обед и ужин, сон и отдых, но, всё-таки... Неужели эти поцелуи и на самом деле ничего не значат? Неужели это просто какое-то непонятное влечение? Чуя берет себя за волосы, пытаясь разобраться в своих мыслях. Но чем больше он развивает эту тему, тем больнее мысли обо всем этом отзываются в сердце. Он запутался, он окончательно запутался.«Выдохни»
Парень слегка прикусил нижнюю губу. — Чуя? Голубоглазый приподнимает голову и смотрит в карие глаза напарника.«Эти глаза... Что они в себе таят?»
В них смешалось столько разностей. Иногда сложно прочитать по глазам, что он задумал, да и чего он вообще хочет. Возможно, Чуя вовсе и не знает настоящего Дазая...«Не знаю его настоящего...»
Накахару будто бьёт током. Он встаёт с дивана и подходит к Осаму, приближаясь к его лицу и продолжая смотреть в глаза. — Чуя, что-то не так? — непонимающе спрашивает брюнет. Голубоглазый молчит, а потом неожиданно, но шепотом, спрашивает: — Что ты прячешь у себя в сердце? Это, ведь, не ты настоящий, верно? — Дазай смотрит на Чую не моргая. — Это, ведь, просто маска, а на глаза ты будто нацепил ширму, прячась от настоящего мира, прикрываясь своими глубокими размышлениями и мыслями о том, что суицид — это круто! Ты, ведь, на самом деле так не думаешь? Возможно, ты и правда не боишься смерти, ведь, рано или поздно, мы все там окажемся, но, всё-таки, зачем ты это все делаешь? А, Дазай? — Твои глаза всегда так прекрасны, когда ты пытаешься в чем-то разобраться? Или я только сейчас заметил их красоту и выразительность? — как будто зачарованный спросил брюнет. Чуе даже показалось, что он со стеной сейчас разговаривал, но, к сожалению, она не может ответить на все его вопросы, она, в принципе, ничего ответить не может. Рыжеволосый хотел что-то возразить, но в следующее мгновение он отвернулся от парня и собирался вернуться на место, но, всё-таки, передумал. Накахара повернулся обратно к Дазаю и, приблизившись, вновь бережно и аккуратно коснулся его губ. Ему было неловко. Мозг кричал, что это неправильно и так быть не должно! Но сердце говорит иначе. И люди, как самые наивные существа, всегда поддаются велению сердца и своим чувствам, а не здравому смыслу и рассудительности. Хотя, может, оно и правильно. Ведь, если бы люди всегда только думали и не давали свободы эмоциям, то они бы ничем не отличались от самой обычной компьютерной машины, проще говоря — лишнего хлама. Чуя на несколько секунд отпрянул от Осаму, смотря в его карие глаза, которые все ещё скрывали содержимое души. Потом он прикусил нижнюю губу и смотрел то в глаза, то на губы парня. Где-то в животе крутилось что-то непонятно теплое, оно разливалось по всему телу. Почему-то, именно сейчас, когда они так близко к друг другу, так спокойны и сдержанны, хочется натворить разных глупостей, о которых, возможно, будут жалеть оба, но...«Я чувствую себя диким зверем, который словил свою жертву, и теперь хочет насытиться ей в полную меру»
Чуя начинал бояться самого себя и собственных мыслей, но животные инстинкты брали верх. Да, возможно, он не такой как все, и его «инстинкты» работают только на этого, как он называл его, «придурка», но сдерживаться уже нет сил. Накахара снова прильнул к губам Дазая, но, на этот раз, поцелуй не был нежным, трепетным, бережным и ласковым, он был полон жадности, немного грубости и ненасыщения. Было ощущение, будто это был их последний поцелуй. Перемотанные руки Дазая опустились на тощую, но аккуратную фигурку Чуи, а тот, поддаваясь порыву, сел на колени брюнета, продолжая его целовать, обхватывая руками шею. Дазай отстранился и переключился на шею парня. Он начал аккуратно и нежно целовать её, иногда, слегка прикусывая бледную кожу и оставляя на ней небольшие укусы, а, иногда, слегка фиолетовые пятнышки. От удовольствия Чуя закусывал нижнюю губу, его дыхание становилось тяжёлым и прерывистым, а иногда были слышны лёгкие стоны. Спустя несколько минут Чуя лежал на диване и выглядел таким беззащитным, как будто маленького щеночка загнали в угол, но... Ведь он не маленький запуганный дворняжка! Брюнет навис над ним, как громовая туча над землёй, не предвещающая ничего хорошего. Хотя, что эта «туча» могла сделать этому рыжему маленькому лисёнку? Юноша медленно начал расстегивать ночную сорочку рыжеволосого, усыпая оголённые места невидимой дорожкой поцелуев. Чуе было неловко, он краснел. Но, ведь, это он был инициатором этого всего, так что же теперь делать, как не довести все до конца? — Чуя, ты точно готов? — как будто читая его мысли спросил Дазай, в ответ на что он получил лишь тяжёлый выдох. — Хорошо... Продолжение оставим до следующего раза. — брюнет слегка улыбнулся и прилёг рядом с «напарником», а тот в свою очередь, смущённо уткнулся носом в оголенную грудь Дазая. Осаму недолго колеблясь, осторожно положил руку на рыжую макушку, периодически поглаживая и целуя её. — Дазай, так что же, всё-таки, случилось? Почему на твоём животе окровавленные бинты? — Всё-таки, ты не помнишь... — выдохнув, ответил брюнет. — Не помню что? — Чуя привстал, смотря на задумчивое лицо Осаму. — Ты во сне сегодня немного «буянил», — усмешка. — Я пытался тебя спасти от твоего же дара, что у меня как раз таки неплохо вышло, но сам я немного пострадал, — говорил парень, неловко почесывая затылок. Чую будто сковородой огрели.«Так вот что это за темнота была?»
Голубоглазый теперь все понял. Тот, кто его всегда спасал от ночной темноты — Дазай. Вот почему дверь утром всегда оказывалась открытой, несмотря на то, что вечером Чуя сто процентов закрывал её на замок. По этой же причине на столе стоял готовый кофе, и в комнате, иногда, оставался небольшой разгром... Теперь пазл сложен, все на своих местах. Чуя и не подозревал, что, соглашаясь на работу с Дазаем, он подписал незримый договор о доверенности своей жизни этому человеку.«А я лишь благодарил его бесчисленным количеством оскорблений...»
— Спасибо, — прошептал Чуя. — Спасибо за всё... Дазай удивлённо посмотрел на Накахару, видя, как на белоснежной простыне появляются мокрые следы. — Не стоит благодарности, — тихо проговорил Осаму и, обняв, поцеловал любимую рыжую макушку. — Ты заслужил...