Remember

      Раскалённый воздух обжигал лёгкие при каждом вдохе, сжигал альвеолы. Мидория с каким-то садистским наслаждением начал дышать глубже. Пахло пылью и жарой. Ветреное безмолвие царило вокруг. Кажется, крыша превратилась в большую сковороду. Жара, что царила несколько дней, не намерена отступать и сегодня. В чёрной форме неимоверно душно, ощущения такие, будто ты находишься в парилке. Но парень не обращал на это внимания.       Он устраивается поудобней и приступает к трапезе. Это — рутина.       Он сидит здесь обычно всю обеденную перемену, а также всё клубное время, свесив ноги вниз. Внизу ходили школьники в такой же чёрной форме. На футбольном поле забивают очередной гол. Трава там жухлая и жёлтая, ужасно сухая. Она больно царапает колени, руки и лицо при падении. Уж ему-то не знать.       Конечно, Изуку мог отобедать в классе, без палящего солнца и струящегося по спине пота. Да только вот он видел все те взгляды, что в него кидали и то, как от него шарахались, будто он прокажённый. А он и не собирается никого смущать своей персоной. Поэтому, взяв коробочку с бенто и нацепив за плечи свой до смешного большой рюкзак, Мидория отправлялся сюда. С крыши школы всегда открывается замечательный вид на город.       Никто не замечал его: деревья надёжно перекрывали обзор своей косматой шевелюрой. Да и если бы и узнали, что Деку перелезает ограждение и сидит над пропастью, то ничего не попытались бы сделать. Нет, конечно же учителя попытались бы его вразумить и, возможно, закрыли бы дверь на крышу, но это не помешало бы Мидории вновь проникнуть в своё убежище с помощью дубликатов.       Конечно, бывают дни, когда он сразу же идёт домой. Обычно такое происходит, когда наступает зима, и с неба падает мокрый снег, который на земле тут же превращался в кашицу. В такие дни всё было в разы хуже.       Под пальцами привычно ощущалась шершавость бетона, рядом стояло бенто, Мидория смотрел вниз. Ирония, его не видно, но он видит всё.       Многие ученики любили обедать на улице. Они сидели на лавках, на траве под деревьями; сбивались группками и обсуждали разные вещи. Изуку вздохнул и потянулся к коробочке с обедом. Взяв палочками омлет, он закинул его в рот. Ничего. Никакого вкуса. Где-то внизу раздался раскатистый задорный смех. Парень вновь вздохнул. — Правда раздражает, — знакомый голос раздался над ухом, — что весь этот скот наслаждается жизнью? Нет? А вот твою жизнь они не замечают… — Не обращая внимания на страшные фразы, Изуку отправил в рот помидорку. — Игнорируешь меня? — Вот она, вторая причина его пребывания на крыше. — Притворяешься, что не слышишь… Ну-ну… Ты же и сам знаешь, что ответишь, — паренёк уселся рядом с Мидорией. Повернулся к нему и, растянув губы в ухмылке, произнёс: — Ты всегда отвечаешь.       Изуку скосил глаза. На него смотрели его глаза. Его губы были растянуты в ухмылке. Его голова была наклонена в бок. На него смотрел он сам. Парень запустил в рот ещё одну помидорку. Всё также безвкусно. — О гляди! Гляди! — мальчонка рядом подпрыгнул и, громко крича, указал пальцем вниз. Изуку перевёл свой взгляд туда. Что ему терять?       Внизу шло несколько учеников. Они что-то бурно обсуждали, активно жестикулируя. В этой части школьного двора никого не было, поэтому они могли, никого не стесняясь, выражаться самыми скверными словами, отголоски которых долетали до Изуку — настолько громкими они были. Парень без труда смог узнать одного из них. С такой высоты казалась голова Кацуки Бакугоу казалась пепельным взрывом. — Так это же твой обожаемый Каччан! — приобняв Изуку за плечи, воскликнул… Изуку. Мидория не чувствовал его прикосновений. — Твой горячо любимый Каччан, который пожелал тебе смерти, — голос зашептал эти слова Мидории на ухо. — Тот, кто почти каждый день унижает тебя перед всей школой. Но ты же не можешь дать ему отпор, верно? Ведь ты, — Изуку чуть не подавился воздухом, увидев перед собой своё перевёрнутое лицо, — беспричудный Деку.       Эта фраза была протянута с особым наслаждением. Изумрудные глаза напротив сощурились, и через мгновение второй Изуку сидел на корточках, задумчиво смотря вниз. Тишина разлилась между ними липкой патокой. Мысли в ней вязли подобно москитам. Но через секунду на его лице растянулась широкая, безумная, холодная улыбка. От неё у Мидории побежали мурашки. — Хей, а давай сделаем это? — В изумрудных глазах отразилось ненормальное предвкушение. — Давай сделаем это снова… — Нет… Я н-не буду этого делать… — Изуку сглотнул вязкую слюну и зажал уши руками. Он не хочет, не хочет, не хочет этого слышать! — Но ты же знаешь, что с тобой ничего от этого не будет. Ты же это прекрасно знаешь, так почему же противишься? — шёпот звучал в черепной коробке. Будто Мидория и уши не затыкал. — Это же тебе понравилось… — Замолчи… — Тебе же понравилось чувствовать, как жизнь покидает твоё сломанное тело, как дыхание перехватывает, как гаснет сознание… — Замолчи. — А ведь всем будет только легче, если ты исчезнешь… Всем… — Замолчи! — голос сорвался на крик, но Мидория быстро замолчал. Нельзя, чтобы его увидели. — Твой Каччан так обрадуется этому, — паренёк наклонился над пропастью. — А твоей маме… Ведь она даже просила прощения за то, что родила тебя таким. Им всем будет легче, если ты исчезнешь из их жизни.       Назойливый шёпот становился всё громче и громче, перерастая в белый шум. Изуку сжал зубы. «Пусть это закончится, пусть это закончится, пусть это закончится…»       Резко наступила звенящая тишина. Другой он исчез, словно его никогда и не было. Глаза Мидории расширились, он медленно опустил руки. Дрожащими пальцами закрыл коробочку с недоеденным обедом, убрал в рюкзак. Медленно поднялся на ноги и взглянул вниз. Голос Кацуки звучал более отчётливо. Он грубо отчитывал «дружков» за курение при нём. «… Легче всего тупо спрыгнуть с крыши!»       Смешок сорвался с губ. А ведь и правда, что ему терять? Всем ведь будет только лучше… Так ведь?       Неожиданный поток из ниоткуда взявшегося ветра заставил покачнуться. Мутным взглядом Изуку посмотрел на небо. — Давай, вперёд, — шёпот на ухо.       Шаг. Пустота.       Противный хруст костей. Истошные крики.