***
Она идет по неосвещенной улочке, забытого всеми города и ежится в старом бежевом пальто с пятном от горчицы около кармана и прячет нос в воротник. Воздух становится таким горьким, сухим, наполненным этим отчаяньем, болью, стеклом, врезающимся в прокуренные легкие и с легкостью разрывающим их. Не слишком холодно, но ветер пробирает до костей. Угольные деревья без единого листочка, обнаженные перед сильным ветром, ломающихся под этим напором так медленно и неизбежно. Обесцвеченные волосы заплетены в тугую неопрятную косу, а на лице нет и капли грима. Арлекин сорвал маску – конец шоу. От нее остались обглоданные кусочки души, шрамы на запястьях и темные-темные мешки под глазами с этим пустым и разбитым взглядом. Все живое, что здесь когда-то было скрылось за мутной дымкой серого тумана. Мрачное покрывало ласково укрывает кварцевые надгробия с выцарапанными именами покойных. Харлин тяжело выдыхает, присаживается на корточки и тянется к мраморной статуе девушки, касается рукой ее поверхности, вырисовывая тонкими белоснежными пальцами незамысловатые узоры с такой нежностью, любовью, а потом одергивает, словно обжегшись. « – Мы целую вечность будем надирать этим засранцам задницы, – Харли чертовски холодно, зуб на зуб не попадает, но она все равно смеется так громко, заливисто, заразительно, что даже непробиваемая стена недовольства Памелы Айсли рушится в мгновение ока, а она безуспешно пытается сдержать улыбку, заботливо кутая Квинн в свой огромный зеленый плед с изображением каких-то диковинных растений.» Но Харлин даже и не догадывалась, что боль тоже занимает вечность. Тук. Медленно бьется ее сердце уже не падая вниз с грохотом от мысли, что было бы..Что было бы, если бы Мистер Джей промахнулся?
Что было бы, если бы Харли успела бы ее оттолкнуть или закрыть собой, а эта чертова пуля не попала бы ей между глаз?
Что было бы, если бы она отказалась помочь ей и осталась бы сидеть в своей оранжерее, жалуясь на безрассудность Квинн своей любимой орхидее?
Что было бы, если бы Квинн не пошла бы против Мистера Джея, совершая жалкие попытки кому-то что-то доказать?
Сердце бьется медленно, отбивая похоронный марш о ее побитые ребра. Она прижимается к каменному силуэту, утыкается носом в мраморное плечо и кричит-кричит-кричит. Но не издает ни звука. Она обнимает статую подруги так сильно, но не чувствует бархата ее кожи, запаха нежных цветочных духов, шелка огненных волос и этих любимых ядовитых губ на своей макушке. Чувствует лишь этот бесконечный отталкивающий холод камня. Нелепое «почему?» срывается с ее губ почти неосознанно, поднимается криком души с самых потайных уголков потерянного сознания. «Почему именно она?» Но Харли лишь ближе прижимается, водит пальцами по острым скулам статуи, аккуратно вычерченным губам, растянутым в снисходительной улыбке. Хочет зарыться носом в огонь непослушных волос, шуточно куснуть за нос и затем ловить недовольство Плюща в свой след, но не может. И это разъедает ее изнутри сильнее, чем любая кислота на свете. В голове Харли полнейший беспорядок, хаос, и она всеми силами пытается хоть как-то его разобрать, но не может. Приползает к надгробию с аккуратно вычерченным «Dr Pamela Lilian Isley», и клубочком сворачивается у ног статуи с лицом Ядовитого Плюща.Она не будет говорить никому, что воспоминания душат, потому что они не душат, внутри больше ничего не осталось. И нет ничего хуже этого опустошения.