Avita

Звенит калиточный колокольчик. Сидящая в клетке канарейка оживлённо подпрыгивает на шестке, смотря в большую покрытую лозой прорезь в брёвнах, служившую окном. Вону сразу понимает, кто пришёл. Его канарейка проявляла симпатию только к одному человеку, недовольно прячась за кормушкой, когда в дом заходил любой другой житель деревни. - Во что ты опять влип? – спрашивает он, даже не поворачиваясь, когда дверь открывается. Шаркающие шаги медленно приближаются. - Я принёс эхинацею. Вымученная хрипота в чужом голосе заставляет обернуться. В руках Мингю целая кипа сиреневатых цветов с массивной коричневой сердцевиной. Внимание сразу же перетягивает его лицо с бледными губами и ползущими по щекам каплями пота. Длинные волосы липнут к коже. - Что случилось? – Вону забирает у него цветы и небрежно бросает их на стол. - Я немного поранился, - охотник пытается казаться беспечным, но его с потрохами выдают искривлённые брови. - Показывай. Мингю нехотя распахивает рабочий халат. К левому боку, над тазобедренной костью, прижата ткань, уже значительно пропитавшаяся красно-жёлтой субстанцией. Вону приходится немного смочить её, чтобы она легче отходила от тела, но Мингю всё равно отчаянно стискивает челюсти и морщится до звёзд в глазах, тихо скуля куда-то внутрь себя. - Когда это произошло? – лекарь осторожно касается краев болезненно порозовевшей кожи, покрытой сгустками кровавого гноя. – Такое сильное воспаление не появляется за пару часов. - Ну… может дня три назад, - уклончиво отвечает охотник. - Три? Три дня назад и ты пришёл ко мне только сейчас? – в обычно спокойном голосе Вону звенит неприкрытая ярость. - Я постоянно достаю тебя ранениями, - Мингю промаргивается, собираясь с расплывающимися мыслями. – Подумал, что само затянется. - Бестолочь, - Вону замахивается на него ладонью, но медленно опускает её, понимая, что сейчас не время. – Я лекарь и лечить других моя работа, полудурок. Иди ложись. Он сгребает цветы в охапку и воинственно разворачивается на пятках. Мингю тяжело плетётся в другую часть небольшого дома, держась за стулья. Задев головой висящие на балках пучки и аккуратно опустившись на прикрытую мягким одеялом перину, он, помогая себе рукой, ложится на кровать. От подушки пахнет гиацинтами. Он чувствует их запах всегда, когда со стороны Вону дует ветер. - Даже эхинацеи перезревшие принёс, - ворчит лекарь, осматривая цветы. В обшарпанном камине загорается огонь. Вону выходит с ведром на улицу и возвращается через минуту. Родниковая вода льётся в чугунный котёл, висящий над покачивающимся пламенем. Начинает веять походными кострами. Лекарь достаёт из-под дубовой столешницы каменную ступку и пестик. - Раньше ты ничего не толок, - глухо доносится с кровати. - Раньше ты не пытался подохнуть так целенаправленно. Вону достает сухие листья базилика из небольшой коробки и кидает их в ступку. Поспешный стук пестика заполняет помещение. Воздух свежеет, лёгкий ветер из окна разносит аромат базилика. Канарейка беспокойно щебечет, не сводя с Мингю маленьких поблескивающих глаз. - Не переживай, Семечка, меня просто так не сломить. - Не будь таким самоуверенным идиотом, - строго отчитывает его лекарь. – Люди смертны. Я не смогу вытащить тебя с того света, как бы ни хотел. - А ты хотел бы? Стук на пару мгновений прекращается, затем начинает звучать с новой силой. Идеально зафиксированный на макушке хвост Вону с вплетёнными цветами мерно покачивается. - Лежи молча. - Помню, как тащил тебя на руках через горы, когда ты упал с обрыва, - охотник, прикрыв глаза, смотрит на потолок, обвешанный связанными растениями и амулетами. – Я всю ночь не спал, потому что боялся, что ты умрёшь. Я слушал, как тяжело ты дышишь, и понял, что меня ни один медведь так не пугает, как тишина. Вону зажмуривается, заставляя себя сосредоточиться на работе. Он тоже это помнит. Помнит, как каждый раз, когда его сознание начинало уплывать, один голос всё время возвращал его обратно. И говорил такие глупости, такие глупости, которые обычно свойственны крестьянским подросткам под луной, а не опытным охотникам. Стоящая у входа корзина едва ли не доверху набита алой брусникой. Вону как будто чувствовал, что она ему понадобится, и на рассвете отправился за ней в лес. Он накладывает горсть в маленькое сито, ставит его над чеплашкой и с усилием давит ягоды ложкой. Сок тонкими струйками стекает вниз. Обработав несколько горстей, лекарь отставляет всё в сторону и идёт проверить котел. Вода пузырится, задорно булькая. В неё летят оторванные от стеблей цветки эхинацеи. Вону активно помешивает варево, время от времени прижимая их ко дну. Когда результат его удовлетворяет, он добавляет в котёл толчёный базилик и вливает брусничный сок. Отвар снова тщательно перемешивается. Отложив длинную поварёшку, лекарь приносит со двора календулу. Её ярко-рыжие лепестки шинкуются ножом. С кровати доносится измученный стон. Вону тут же разворачивается и видит, что Мингю лежит с закрытыми глазами и рвано дышит, облизывая сухие губы. Набрав воды, лекарь спешно подходит к нему и приподнимает его голову. - Мингю? Я принёс попить, глотни немного. Тот слабо приоткрывает рот и Вону вливает воду. Сделав два глотка, охотник начинает кашлять, вода течёт по подбородку. - Ничего-ничего, - лекарь ладонью утирает капли. – Получше? - Да. Немного подумав, он окунает пальцы в стакан и затем смачивает ими губы Мингю, чтобы хоть какая-то доля влаги осталась. - Потерпи. Скоро всё будет готово. Я тебя вытащу и больше ты не будешь вести себя так необдуманно. - Как пожелаешь, господин лекарь. Твой охотник будет делать всё, как ты пожелаешь. Мингю криво улыбается, скользя где-то на границе реальности и лихорадочного бреда. Слегка оторопевший от его слов Вону хочет бросить в него очередное оскорбление, но вместо этого встаёт и возвращается к нарезанию календулы, которая затем летит в котёл. Под крышей становится жарковато, спасает только дующий в окно лесной ветер. Летом обычно надо разжигать костёр снаружи, однако в этот раз просто не было времени бежать за дровами. Да и присматривать за непутёвым охотником тоже стоило. Бурно кипящее варево приобретает коралловый оттенок, немного отдающий персиками. Лекарь смотрит на Мингю и, убедившись, что его глаза закрыты, идёт за чистым ножом. Острое лезвие поблескивает в языках пламени. Вону вытягивает руку над котлом, задерживает дыхание и быстрым движением делает вытянутый надрез, после чего медленно выдыхает через нос. Мгновенно появившаяся кровь неровными ручьями стекает в цветочный отвар, окрашивая его в тёмно-алый. Ладонь щиплет, но лекарь упорно надавливает на неё и напрягает пальцы, выжимая как можно больше. Когда она начинает дрожать, он, наконец, отходит и, ополоснув её над тазом, решительно перевязывает. У него не было выхода. После нескольких перемешиваний, Вону тушит огонь и спускается в глубокий погреб. От резкой смены температуры бежит озноб. В самом дальнем углу стоят холодные чашки. Под ними оказывается ещё один люк, прорытый вниз на целых полтора метра. Там, в железном бидоне, находятся подтаявшие куски льда. Взяв нужное, он поднимается обратно. Отвар наливается в принесённые чашки, которые в свою очередь опускаются в миски со льдом. Лекарь дует на горячую жидкость, вызывая рябь. Через сито он процеживает отвар в другие холодные чашки, когда первые нагреваются. Лёд превращается в воду. Дождавшись, пока всё остынет до адекватной температуры, он относит чашки к кровати, ставит их на тумбу и приносит несколько марлевых повязок. - Мингю, нужно выпить отвар. Мингю? Чтобы привести охотника в чувства, приходится несколько раз встряхнуть его. Как и до этого, Вону приподнимает его голову, поднося к бледным губам чашу. Несколько алых капель ползёт по подбородку и скользит по влажной шее. С усилием сделав глоток, Мингю морщится. - Терпи. Горечь лучше смерти, разве нет? - Как пожелаешь, - хрипит Мингю, делая ещё один глоток. - Шутить он вздумал в такой-то момент. И что я вообще в тебе… - тихо буркает себе под нос лекарь. С большим трудом, но отвар постепенно заканчивается. Охотник откидывается на подушку и шумно дышит, зажмурив глаза. - Сейчас будет больно, - честно предупреждает Вону. Он складывает марлю в квадрат и хорошенько окунает её во вторую чашу с отваром. Поколебавшись несколько секунд, Вону кладёт одну руку Мингю на грудь, а другой начинает обрабатывать края раны, убирая гной и залезая слегка вглубь плоти. Охотник вскрикивает, дёргаясь. - Ещё немного. Ещё чуть-чуть, ладно? Скоро уже всё, потерпи, - приговаривает лекарь, твёрдо удерживая кричащего мужчину. Внутри него самого что-то воет практически так же громко и отчаянно. Он не хочет причинять ему боль, но по-другому просто нельзя. Когда он отстраняется, чтобы поменять марлю, Мингю со свистом втягивает воздух через нос. Кричать он перестаёт, но надрывающиеся трели всё ещё звучат где-то сзади. - Семечка, прекрати, - жёстко обрубает Вону, не оглядываясь. – Так надо. Мне тоже не нравится, но так надо. Негодующе чирикающая птица останавливается, как будто понимая слова хозяина. Вместо этого она начинает беспокойно ходить по шестку. Тем временем Вону подготавливает вторую марлю. - Сейчас нужно будет сделать это ещё раз, хорошо? Потом будет лучше, я обещаю. - Как… пожелаешь… - Хватит. В какой ад тебя нужно закинуть, чтобы ты стал серьёзным? - Я был серьёзным, когда… - Мингю прокашливается. – Когда ты упал с обрыва. Рука Вону на секунду замирает в воздухе. Этот балбес такой простодушный и открытый, что удивительно, как он не помер раньше. Собравшись с мыслями, он продолжает процедуру, сжимая губы и удерживая мужчину на месте. Семечка в этот раз не кричит. Только охотник глухо скулит, закусив рукав. - Готово. Теперь просто примочки. Вону позволяет себе облегчённо выдохнуть. Он берёт новую марлю, окунает её в отвар и осторожно протирает рану, после чего прикладывает другую, удерживая её на месте. Он смотрит на измученное лицо Мингю. Рука сама тянется, чтобы убрать прилипшие к его коже волосы. Ладонь слегка задерживается на щеке, мягко проводя по ней пальцем. Настрадался он сегодня за свою глупость с лихвой. Уже через час смуглое лицо возвращает свой цвет, губы розовеют. Охотник спит, восстанавливаясь от произошедшего. Вону прикидывает, что спать он будет до утра. Нужно много сил и энергии на лечение. Приведя дом в порядок, он выходит ухаживать за огородом, время от времени заглядывая внутрь. С наступлением ночи на столе загорается несколько свеч, заставляющих длинные тени плясать по стенам. Лекарь сидит на стуле, задумчиво расчёсывая волосы широким гребнем. Он смотрит на мирно спящего Мингю, затем переводит взгляд на свою забинтованную ладонь. Однако действительно сработало. Неделю спустя охотник носится по лесам с луком наперевес так, как будто ничего и не было. Он заваливает лекаря пойманной дичью, таскает ему цветы и ягоды, сюсюкается с Семечкой, раздражая этим хозяина дома. В один из дней они сталкиваются на деревенском рынке и, конечно же, Мингю от него не отходит, энергично болтая за троих. - Тебе нужны медвежьи когти? Я вот думаю продавать их как талисманы на верёвке, слышал так многие делают в столице. - Их нужно сначала правильно обработать, закупорить внутри энергию природы. У тебя нет для этого никаких знаний. - Но у тебя ведь есть, да? Ты же умный, ты всё знаешь. Вону не может сдержать усмешки. Эта наивность его удивляла каждый раз по-новому. Он собирается объяснить, что его дом это не ремесленная лавка, но вышедший из-за угла знакомый радостно приветствует их, начиная новый разговор. - Слышал ты чуть в мир иной не отправился, - Сынчоль, ещё один лекарь, обращается к Мингю. - Пустяки, - тот беспечно машет рукой. – Вону меня быстро залатал. Этим отваром и мёртвого поднять можно. - Что за отвар? - Странное название. Ав… - Обычный живительный, - неожиданно резко перебивает его лекарь. – Намешал трав против воспаления. Ты, кстати, ещё не ходил собирать золотарник? Обсуждение трав затягивается на четверть часа. Мингю мгновенно устаёт от непонятной информации и ретируется, чтобы проверить какие нынче цены на мясо и скоро ли подъедут купцы. У него собралось несколько хороших шкур, которые можно выгодно продать. Он снова натыкается на Сынчоля вечером, когда возвращается на площадь пропустить по рюмочке настойки из женьшеня. - Так какой там отвар тебе Вону намешал? – лекарь лукаво прищуривается, получая возможность таки урвать кусок недостающей информации. - Как же его там, - Мингю смотрит куда-то вверх, напрягая память. – Ави... как же он его назвал… ави… А! Авита, точно. - Авита? – брови Сынчоля непроизвольно ползут вверх, а сам он вдруг начинает потрясённо смеяться. – Вот он даёт. Нет, я, конечно, подозревал, но чтобы всё было настолько серьёзно? Интересно, однако, интересно. - Что не так? - Даже не знаю надо ли тебе рассказывать. - Пожалуйста, - охотник тут же пододвигается к нему. – Я же теперь не успокоюсь, пока не узнаю. Ты так отреагировал, это что-то очень хорошее, да? - Знание это не всегда хорошо, - Сынчоль склоняет голову, хитро осматривая его. – Но если ты занесёшь мне на неделе жирного вкусного кролика, то так уж и быть. - Обещаю. Принесу самого мясистого. - Ну тогда слушай, охотник. «Авита» переводится с древнего иллирийского языка как «желанный». Этот отвар возымеет эффект только в том случае, если готовящий его лекарь искренне любит того, для кого его делает. Только если кровь в его жилах начинает бурлить при взгляде на больного, отвар напитается нужной силой, которая мёртвого не воскресит, конечно, но может достать даже из самых критических ситуаций. Лекарь способен на такое только ради желанного. Добрую половину минуты Мингю смотрит на него, даже не мигая. Его разум с усилием переваривает информацию, соединяя друг с другом разрозненные точки. За соседним столом громко смеются подвыпившие мужчины. - То есть он… - охотник застывает с открытым ртом, формируя мысль. – Он меня любит? - Именно. - Вот прям любит? - Больше чем кого-либо, да. Какое-то время Мингю думает ещё более напряжённо. Даже на его лбу проступает вена. Затем он резко вскакивает и мчится куда-то к прилавкам. - Про кролика не забудь! – кричит ему вслед Сынчоль, на что тот на ходу кивает. На безоблачном небе ярко сияют звёзды. Наступившая ночь была настолько спокойная, что даже ветер, скользивший через окно, особо не колыхал пламя свеч и большого железного фонаря, стоявшего на подоконнике. Вону удивлённо смотрит на дремавшую было Семечку, когда та вдруг начинает воодушевленно перебирать лапами. - Неужели ты опять во что-то влез? – он скрещивает руки на груди, когда в дом входит Мингю. - Я не могу прийти просто так? - Ночь на дворе, просто так ты не стал бы приходить. - Ну а я вот пришёл, - охотник, широко улыбаясь, подходит к нему. – Ты разве не рад меня видеть? Лекарь чувствует, что что-то было явно не то, но не может уловить что именно. Он сужает свои лисьи глаза, всматриваясь во внезапного гостя. - Что у тебя в руках? - Да так, безделушка. - Какая безделушка? - Подумал, что будет красиво смотреться на тебе. Мингю протягивает продолговатый тканевый свёрток. Лекарь с сомнением разворачивает его и недоумённо смотрит на костяную шпильку для волос, с которой свисали сделанные из цветного стекла цветки камелии. - Зачем она мне? Их девушкам на помолвку дарят. - Я хочу, чтобы ты её носил, - охотник многозначительно улыбается. – Авита, так? Лекарь напряжённо застывает, соображая, связывая друг с другом слова. Бьющаяся в голове догадка поначалу кажется полным абсурдом, пока его всё же не озаряет, разрядом тока ударяя прямо в висок. - Я прибью Сынчоля и сделаю из него пугало. Вону разъярённо отворачивается, пряча покрасневшее лицо. Ему кажется, что ещё немного и уши заполыхают ярче любого огня от накрывшего его стыда. Это был его самый сокровенный секрет, в котором он не признавался несколько лет даже себе самому. Так грязно его никогда не подставляли. Он чувствует себя загнанным в тупик. - Будь я лекарем, то тоже приготовил бы тебе этот отвар, - Мингю неожиданно оказывается прямо за спиной. – Заколешь? Его рука появляется справа от замершего Вону. Огрубевшая от постоянной работы ладонь требовательно раскрыта. Лекарь как будто перестаёт понимать окружающий мир. Он вслушивается в шелест деревьев на улице. Страх ошибиться неприятно покусывает под рёбрами. Поколебавшись, он отдаёт шпильку. Было очень непривычно чувствовать чужие прикосновения к своим волосам. Такие действия были слишком личные, слишком интимные. Охотник стоял как никогда близко, его дыхание щекотало шею. Мингю распускает угольные волосы, расчёсывает их взятым со стола гребнем, иногда касаясь пальцами кожи головы. - Надо же какие мягкие. Это всё из-за гиацинтов, да? - Откуда ты знаешь? - От тебя всегда ими пахнет. Мне нравится. Вону по голосу слышит, что тот улыбается, и внутри словно отпускает. Собранный хвост несколько раз обматывается, превращаясь в пучок. Он протыкается поворачиваемой шпилькой, которая крепко фиксируется, не позволяя волосам упасть. Лекарь проверяет её рукой, поправляя свисающие камелии. Талию вдруг надёжно обхватывают. - Ты теперь мой, да? Голова Мингю лежит на его плече и голос звучит у самого уха, сбивая дыхание. Вону тянет с ответом, тщательно всё обдумывая. В конце концов, ответственность за другого человека – это серьёзно. - Как пожелаешь. Услышав ответ, охотник довольно посмеивается и утыкается носом в тёплую щёку. - Я останусь? - Как пожелаешь. Семечка радостно перелетает с прута на прут. Их с хозяином любимый человек наконец-то никуда не уйдёт.