Придумай мне имя

Пятна. Полосы. Сумасшедшая абстракция цветов. Солнечные желтые и серо-стальные густые и смелые мазки гуаши. Нежно-зеленые и печально-коричневые потеки и робкие вкрапления ненадежной акварели. Все смешивается. Цыплячий желтый разъедают нескромные и слишком резкие пепельно-шоколадные змейки. Нежный голубой флер растворяется в прогорклом сером дыме. Серый дым перечеркивают безукоризненно ровными полосками черные струны… Струны? Провода. Дым? Наверное, все-таки, небо. Поезд шел. Несся. Летел. И все, выходящее за пределы этого железного громыхающего мирка, отчаянно царапалось в окна, смазывалось. И исчезало. Наверное, он слишком сильно увлекся созерцанием осеннего, улетающего за черную окантовку окна, пейзажа. Наверное, он слишком сильно увлекся… Не юноша, нет, уже не юноша. Но еще и не мужчина. Темно-русые волосы в хвосте. Серо-голубые большие глаза. Робкая щетина. Мешковатая джинсовая куртка в выцветших потеках краски. Странный деревянный сундук, в который вцепились узловатые птичьи пальцы. Весь он – напряжение. Усталые глаза впиваются в мазню за окном. Обветренные губы беспрестанно что-то шепчут. Ноги лишь носками касаются пола. Как будто вот сейчас готов вскочить и побежать неизвестно куда. Неизвестно… Зачем? Наверное, он слишком увлекся… - …словно большой дивный зверь. Странный, но такой славный… - неизвестно когда зазвучавший прозрачный голос почти сливался с гудением поезда. И почему-то казался таким же обыденным, как шум ветра или песня воды. На него не хотелось отвлекаться. Кротко вплетаясь в шум поезда, он дарил какое-то неслыханное спокойствие, гипнотизировал, тянул в сон… Спать. Расслабленно откинуться на жесткую спинку сидения. Вытянуть уставшие ноги. И смежить веки… - … скоро. Да, я почти уверена. Ты бы хотел стать цветком? Странный вопрос. И странное чувство. На этот вопрос просто необходимо ответить. Нехотя он выныривает из сладкой полудремы. И тут же тонет в белесых, будто подернутых туманной дымкой, глазах. Бледно-серое, по-детски доброе лицо с мягкими, почти не запоминающимися чертами. Милое и светлое. В обрамлении лилово-пепельных растрепанных кудрей. Тонкое белое платье с посеревшим кружевом. На голове венок из полевых цветов, колосков и лент непонятного цвета. Цветы почти увяли. Ленты казались черными. Какой же вопрос был задан? Это важно. Важно… - …не имеет значения. Уже. Ты ведь все скоро сам поймешь, верно? – тонкие губы изгибаются в кукольной улыбке. Серебристые ресницы пару раз вздрагивают. Не имеет значения. Хорошо. - … имя? Кажется, ты не совсем хорошо меня… - голос расплывается, теряется. Очертания чудного видения постоянно норовят смазаться. Она не принадлежала будто бы миру поезда. Она выходила за рамки. За черные грохочущие рамки. - …имя? Вопрос. Ответить. Надо ответить. - Юлиан, - непослушные губы растягиваются в очарованной улыбке. Странно, но звук собственного голоса, немного охрипший, глухой, помогает стянуть дремотную паутину. – А тебя… вас? Бесцветные брови удивленно поползли вверх. Казалось, она не ожидала вопроса. Казалось, ей совсем не понравилось то, как быстро собеседник вышел из оцепенения. - Мое имя..? Юлиан, довольный собой, кивает. Сладкая дрема нехотя отступает. На смену ей приходит плохо скрытое восхищение. Это же надо, как повезло! Не каждый раз в вагоне поезда можно просто так познакомиться с симпатичной девушкой. Да, она немного странновата, но сколько ее образ несет вдохновения! Хватит на несколько добротных работ… - …позабавил, - снова кукольная улыбка. – Не мог бы ты придумать мне имя..? Очень странно. Нет, похоже, здесь вдохновения точно хватит больше, чем на месяц, плодотворных трудов. Восторг! Что это за неземное большеглазое чудо? - Розмари? – неуверенно улыбается он. - …никогда не называли!.. право же, занятно… пусть. – Ее легкий смех серебристым колокольчиком застывает под потолком купе. Юлиан нервно сжимает край сундучка. Возникшую паузу надо как-то заполнить… Спросить. Надо что-то спросить. - Кто ты? – Розмари резко берет инициативу на себя. Озадаченно смотрит на руки собеседника и забавно хмурится. - Я? – Юлиан не сдерживается от беззлобной, но несколько самодовольной усмешки. Какой удивительно нелепый вопрос! Неужели не видно, кто он? - Ты. – Неземное создание нервно потирает кончики пальцев. На щеках загорается робкий румянец. В мутных глазах вспыхивает и тут же гаснет искорка… злобы? Нет, наверное, показалось. Ведь глаза у нее такие чудные – туманные, как мираж… И в этом мираже ясно читается растерянность. Неужели смущена? Готово дело! И как это ей удалось вывести Юлиана из колеи в самом начале, если сейчас так просто теряется? - Я человек, - широко улыбаясь, Юлиан устраивается поудобнее в жестком кресле. Деревянный ящичек оказывается на соседнем сидении. Ноги расслабленно вытянулись во всю длину. - Да нет же… - Розмари нервно прикусывает губу. На личике тень недовольства. – Ты… Зачем так обижаешь? Ему показалось… Нет, право же, не может такого быть, чтобы это большеглазое чудо сейчас расплакалось! - Прости, я не хотел… - Самодовольная ухмылка мигом трансформируется в виновато – заискивающую гримасу. – Это была неудачная шутка. Я… Я хотел сказать, что я картины пишу… Хочешь, твой портрет нарисую? Только не обижайся… - Шутка… Художник? - Розмари внимательно на него смотрит. И, похоже, больше не обижается. И, кажется, даже перестает плыть перед глазами, обретя свойственную земным созданиям четкость. – Нарисуешь? Меня? – Серые глаза на мгновение вспыхнули радостными звездочками. Вот дивное создание! Определенно, ее портрет будет лучшей работой. Работой, которой можно уже сейчас начинать гордиться! - Нарисую. Тебя. – Юлиан доверительно кивает и улыбается в ответ. Ласково и почти влюблено. Неужели возможно такую обидеть и не почувствовать себя распоследним ослом? – Значит, обиду забыли? Пепельно-розовые губы складываются в ласковую полуулыбку. Белые пальцы, такие четкие и остро-тонкие, спешат поправить выбившийся из венка цветок. - Я не смогу забыть. Я запомню тебя. Я запомню каждую минуту нашего разговора. Ты мне понравился. Юлиан. Не сказать, что это так неожиданно… Он вообще редко кому не нравился. И не первый раз слышал подобное, это точно. Но почему-то из уст туманной Розмари такая примитивная словесная конструкция звучала на удивление приятно. И сразу же подумалось, что ради одного только ласкового взгляда ее он готов горы свернуть. Океан перейти. Все, что угодно. И нет ничего невозможного. Говори! Приказывай! - Я тут подумала… Вот глупенькая! Неужели она не видит, что стоит ей только бровью повести, как исполнят ее любое желание? Подумала она… Но нет. Говори. Говори, чудесное создание. - Поезд… Он ведь словно большой дивный зверь. Странный, но такой славный… Где он раньше это слышал? Это важно! Важно… Важно? - Железные бока. Железные внутренности. А ты послушай, ведь под железной обивкой что-то стучит… Как сердце. Тук… Тук… Что за бред? Поезд… Сердце… Тук… Тук… Не важно. - Кто ты? Юлиан удивленно вздрагивает. Без всяких шансов на победу пытается выкарабкаться из дремотной паутины. Кто ты, Юлиан? Не важно. Подернутые туманной дымкой глаза манят. Лучатся неземным сиянием. Встать и пойти. Хоть на край света. Но за ними. Бесполезный деревянный ящичек опрокидывается от неосторожного движения. Не страшно. Выкатившиеся тюбики краски пойдут на раскрашивание цветов и лент. - Ты бы хотел стать цветком? Цветком… Еще одним. Не первым и вовсе не последним цветком в осеннем чахлом венке. Голос мягко вплетается в шум поезда. Железное чудовище летит вдаль. Юлиан чувствует биение живого сердца, спрятанного под железными листами. Тук. Тук. Перед глазами пролетают беспорядочные разноцветные пятна. В черной окантовке окна. Нежный шепот в ушах сменяется ясным и четким приказом. Деревянный ящичек летит в стекло. Дребезг. Стук. Тук. Тук. Снова ласковый шепот. Снова впереди родные и такие любимые серые глаза. Чьи? И глаза ли?.. Наверное, все-таки, небо.