Если взорвётся чёрное солнце, Всё в этой жизни перевернётся. Привычный мир никогда не вернётся, Он не вернётся… БИ-2 «Чёрное солнце»
Международный мужской день будут отмечать в их школе через четыре дня. Армитаж зашивался, готовя материалы к эфиру на радио, чеканил шаг в своей комнате, репетируя доклад, выбирал костюм, для столь знаменательного дня. Его дед был военным, его отец был военным, да даже его дядя был военным! И в этот день он, самый молодой из Хаксов, должен будет прочесть доклад на тему важности роли мужчин в военной политике государства. Последние годы молодые люди совсем не хотели отдавать долг Родине, а ведь он есть и не ждёт. Отец вбил в юного Арми, что настоящий мужик тот, кто служил и добился наград, а не служил — закрой рот и не отсвечивай. И вдохновлённый словами отца, Хакс-младший решил агитировать мужское население школы на военную службу. Но столкнулся с непредвиденными обстоятельствами, в лице президента клуба радиовещания. — Армитаж, это что ещё за мура? — Роуз Тико откинула папку с его докладом и гневно скрестила руки на груди. Парень задохнулся возмущением и вскочил со стула. — Что значит «мура»?! Это мой доклад! Неужели ты не понимаешь, насколько важно осветить подобные темы в мире сообщества мужчин? Да каждый парень должен знать, что он в неоплатном долгу перед Родиной! И должен понимать, насколько это важно! Ты просто женщина, поэтому… — Сядь и прекрати орать. — Роуз хмуро взглянула на него из-под бровей, и Хаксу пришлось подчиниться. Сестры Тико руководили радиорубкой уже четыре года, лично отбирая материал для эфира. Если честно, Арми считал, что у них неплохо получается, они часто обсуждали интересные вещи, приглашали разных деятелей их города для интервью, завели историческую рубрику, освещали все важные события школы. Так что он понадеялся на их серьёзность и подал заявку на чтение доклада на Мужской день. И совсем не ожидал, что его работу обзовут «мурой». — А теперь слушай меня. Я не могу вывести в эфир столь категоричную эпопею, к тому же написанную таким топорным языком. Люди просто заткнут уши. Знаешь, почему? Им будет не интересно, — девушка встала из-за стола и прошлась туда-сюда. — Если ты хочешь кого-то действительно заинтересовать данной темой, то тебе нужно поработать над идеей, текстом и формой подачи. Если ты будешь орать в микрофон так же, как на своих собраниях военного кружка, то разбегутся даже глухие. Она остановилась и грозно посмотрела на парня. Под этим взглядом Армитаж немного сжался. Ну да, ему бы командовать на плацу, а не в микрофон вещать из радиорубки. Но цель была, отцу он её озвучил, так что отступать некуда. — Послушай, Роуз, — он постарался придать голосу мягкости, но получилось всё равно сухо, будто он отчитывал её. — Это правда важная тема. И она соответствует идее дня. И… — Ты хочешь, чтобы я допустила это? Только через мой труп! — девушка снова схватила папку и с хлопком стукнула ею по столу. — Это же военный трактат, а не материал для дневного эфира! К тому же он носит агитационный посыл! Нас расформируют к чёртовой матери! — Но это важно! Роуз устало плюхнулась в своё кресло в маленьком кабинете их клуба. Она потёрла лоб, откинула выпавшие из пучка пряди, и снова серьёзно посмотрела на него. — Скажи мне, Арми, что такое Международный день мужчин? Какова его цель? Хакс напряг память, взывая к страничке с Википедии. — Цель создания — привлечение внимания к дискриминации мужчин по гендерному признаку в разных сферах жизни. — Во-о-от, умный парень, пользоваться интернетом умеешь. При чём же здесь твой трактат? — Роуз снова потрясла папкой перед его лицом. — Но это же важная проблема! — Это проблема для тебя, больного армией на всю голову… — Ты имеешь что-то против армии?! Девушка закатила глаза и со стоном сползла по спинке кресла. — Нет, не имею. Я хочу сказать, что на данный момент, армия не является единственным трамплином для достижения высоких целей и удовлетворения амбиций мужчин. Она может стать одним из способов достижения, но не определяющим фактором. Ты же тут написал, что все, кто не отдал долг Родине, конченные твари и мудаки. И вот вопрос: это ли не гендерная дискриминация? Неужели в современном мире мужчина не может получить авторитет в международном сообществе, не послужив хотя бы годик? Армитаж открывал и закрывал рот, как рыбка, пытаясь осмыслить всё сказанное Роуз. До этого момента они даже не общались толком, так, здоровались на переменах. Ну, она неплохо вела эфиры, часто высказываясь о неравенстве полов. Но он даже подумать не мог, что она так будет ему отвечать, используя вполне себе толковые формулировки. Язык у неё определённо подвешен. Но голос отца, вещающий про силу военных структур на каждом ужине, набатом бил в голову, так что… — Армия делает из тебя мужчину, она закаляет твой характер, учит… — А ты что, не мужчина? — Роуз снова перебила его, ухмыльнулась и опёрлась локтями на стол, который их разделял. — Мужчина. — Настоящий? — Конечно. Но при чём тут я? — А что тебе ещё надо-то? Оставь других в покое, и без тебя разберутся. Ты хотя бы сам понимаешь, что такое война? Я не спорю, что наличие армии и хорошей военной техники обеспечивает безопасность государства. Но не надо призывать бросаться под танки молодёжь, мотивируя закалкой характера. Тот, кто захочет связать свою жизнь с армией, сделает это и без тебя. Хакс поник. Доводы Роуз не сильно его переубедили, но он всё ещё помнил, каким военным слогом написан его доклад. Будто донесение в штаб. — И я ничего не могу сделать? Даже маленький кусочек нельзя прочитать? Президент клуба радиовещания устало вздохнула, ещё раз открыла его трактат, полистала, и резюмировала: — Можно попробовать сделать заметку, про проблемы гендерного неравенства, с которыми сталкиваются рядовые служащие. Или как сложно адаптироваться военным к гражданской жизни, в частности, мужчинам. Сможешь сделать до завтра? Она подняла голову, взглянув на него, и Арми радостно закивал. Конечно, это не открытый призыв, за который отец похвалил бы его, но лучше, чем вообще ничего. На следующий день Роуз, тяжко вздыхая и гоняя Хакса себе за кофе, переделывала его тексты в нормальную речь, которую можно было бы прочитать на радио. Чудом было, что она безропотно взялась ему помогать, черкая карандашом в его докладе. Но Арми не спорил. Ничего, он добился хотя бы заметки про военных, а это можно считать достижением. В день эфира он жутко волновался. Одно дело командовать отрядом в специальном лагере с военным уклоном, а другое — читать заметку в микрофон, сидя в небольшой рубке. Спокойным голосом. Правильным тоном. Роуз надиктовала ему его же материал, чтобы он слушал, какие интонации использовать. Она гоняла его, напоминая, что пока он не добьётся нужного темпа, она его не будет ставить в сетку. Но он добился. — Видишь, не так уж и страшно, — она похлопала его по плечу, когда они вышли после эфира в коридор школы. Арми утёр пот со лба и немного развязал галстук на шее. Он на автомате дошёл за Роуз до её кабинета и встал в дверях, не зная, что делать дальше. — Эм, ну всё, ты свободен. Можешь идти, — она села за стол и принялась перебирать папки. — Роуз, я хотел спросить. Она подняла голову и махнула рукой. — Давай. — Ты правда считаешь, что армия не является важной частью жизни мужчины? Роуз выпрямилась, почесала себя за ухом и кивнула. Но прежде чем он успел возмутиться, она сказала: — Арми, мы говорим про войну. А это не игрушки, и не должно превращаться в измерение, у кого яйца круче. Гибнут люди, тысячи, миллионы. Рушатся жизни. Я не отрицаю важность наличия военных организаций, но и не хочу, чтобы для молодёжи это стало единственной дорогой. Нельзя победить, убивая направо и налево. Победить можно, только спасая то, что тебе дорого. Так что люди должны знать, какая жизнь вне войны, вне армии и поля боя. И самостоятельно принимать решение, готовы ли они променять всё это на защиту Родины. Слово «долг» должно подкрепляться мотивацией. Для тебя, кто вырос в подобной среде, это естественно, тебе вбили это в голову и ты даже подумать по-другому не можешь. Но пойми, что не все хотят так жить. И уж тем более наличие военного билета не определяет твой жизненный статус. Если у тебя всё, то освободи мой кабинет, пожалуйста. У меня ещё куча дел. Хакс послушно развернулся и вышел. И только спускаясь по лестнице он пошатнулся, чуть не упав. В голове мешались слова отца и Роуз, переплетались в странный гибрид. Его воспитание боролось с логикой её слов, где-то внутри бесновался подросток, который хотел развлекаться, а не бегать с автоматом. Но уже вечером, после очередного монолога отца про силу военных, Хакс запихнул слова президента клуба радиовещания подальше, чтобы не сбиваться с цели своей семьи. До самого выпускного они так больше и не разговаривали с Роуз Тико.В колокол бьёт, объявляя тревогу, Печальный призрак нашей свободы. БИ-2 «Чёрное солнце»
* * *
Большие города, пустые поезда. Ни берега, ни дна — всё начинать сначала. Холодная война, и время, как вода, Он не сошёл с ума. Ты ничего не знала. БИ-2 «Полковнику никто не пишет»
Их отряд перекинули через границу, высадили на нейтральное пространство, и дальше они добирались на открытых джипах. Сидя под палящим солнцем пустыни, Хакс мечтал оказаться где-нибудь подальше, где нет прожжённого воздуха с пылью, стрекота автоматных очередей и постоянного чувства опасности. Эта операция должна была стать последней, а потом увольнительная и заслуженный отдых. Если они выживут. К ночи машины добрались до лагеря, где их встретил генерал Прайд. Он разместил прибывших в казармах и пригласил Армитажа к себе в штаб. — Генерал-лейтенант Хакс, очень рад знакомству. Не ожидал, что вы лично прибудете для проведения операции, — Прайд достал два стакана и бутылку виски, но Арми отказался. На работе он не пил. — Взаимно, генерал. Эта операция — моё последнее участие в полевых работах в качестве командира группы. Дальше отряд будет расформирован и распределён по другим структурам. — Значит, вы теперь сядете за стол в кабинете? — генерал отпил виски и немного сморщился от их крепости. — Пока точно не известно. Я всё ещё ожидаю дальнейших распоряжений от адмирала Сноука. Прайд покачал стакан в руке, наблюдая за игрой света на гранях. Хаксу хотелось бы знать, как при тех условиях, в которых здесь находились солдаты, смогли уцелеть нормальные стаканы. — Семейное дело, великие генералы Хаксы. Вы достойный сын своего отца! — он отсалютовал Арми, и тот сдержался, чтобы не скривиться от напоминания о своих родственниках. Семейное дело… Оно было таким, пока отец не отправил юного пацана на передовую, где в первый же месяц они с отрядом прошли ад. Двадцатилетний Арми выкапывал трупы товарищей из земли, которой их засыпало после взрыва. Получил два ранения, первую медальку за храбрость и одиннадцать гробов бывших знакомых на похоронах. В своих монологах про военное дело, его отец никогда не упоминал, каково это хоронить своих друзей. Насколько тебе страшно, пока ты сидишь в окопе, а над тобой грохочут взрывы. Каково это, ползти по кровавой земле и выполнять свой долг, не зная, ждёт ли тебя дома хоть кто-то. Если ты там сдохнешь, кто придёт на твои похороны? Кто будет плакать по тебе? Слишком поздно Арми осознал правоту президента клуба радиовещания. Теперь он погряз в этом по самые уши, не выбраться. А отец, просидевший большую часть жизни в тех самых кабинетах, умер от долбанного рака. Завещая не бросать семейное дело. Сука. Если у него, Хакса, будет сын, он даст ему выбор, а не заставит маршировать по саду в пять лет под парадный гимн. — Операция запланирована на завтра, девять утра. Ознакомьтесь с планом, — Прайд подал ему папку и Арми послушно её принял. Его парни справятся, вывезут. Или их всех доставят в стальных гробах домой. Если найдут тела. Они почти час обсуждали планы, но перед самым уходом генерал сообщил ещё одну новость. — У нас тут несколько беженцев. Среди них есть журналисты. И два гражданина США. После окончания операции их надо доставить на гражданку, но без лишнего шума. С журналюг мы уже взяли бумаги о неразглашении. Если хотите пообщаться лично, они в пятой казарме. Хакс кивнул, попрощался и вышел из штаба. Ночью на пустыню опустился холод, и теперь его слегка бил озноб. Луна висела в чистом небе, разливая своё сияние по белым пескам. Если бы они были не на задании, можно было бы полюбоваться видами. Но он уже шёл к своим парням, чтобы провести последний инструктаж. Заглянуть к беженцам тоже надо. В начале первого Хакс дошёл до пятой казармы. Лагерь погрузился в сон, но тут и там ходили ночные дежурные, перекидывая автоматы с плеча на плечо. Приказав привести граждан США, Арми присел на крепкий походный стул за таким же столом. Ещё надо было успеть поспать, так что не стоит долго общаться. Он скрестил на груди руки и прикрыл глаза, пытаясь выкрасть немного времени на отдых. Вошли двое рядовых, усадили кого-то на стулья перед столом, но Хакс продолжал держать веки смеженными. Дневное пекло сейчас доканывало его. Из-за белой кожи он плохо переносил солнце, поэтому обычно заматывался в шарф, оставляя открытыми только глаза. Но даже это не спасло от полуденного жара. Дождавшись тишины, он медленно распахнул веки, оглядывая присутствующих. На одном стуле сидел мужчина его возраста, латинос, с чёрными и грязными от пыли волосами, завитыми в природные кудри. У него был измождённый вид, лицо покраснело, вся одежда покрыта пылью. Он сидел расслабленно, широко разведя колени и уперевшись ладонями в бёдра, с лёгким вызовом глядя на Хакса. На гражданке такие парни задирали таких, как Арми. Здесь же, их спасение было частью его работы. Он перевёл взгляд на соседний стул и сразу узнал её. Роуз Тико почти не изменилась. Волосы стали длиннее, сейчас они свободно падали по плечам, спускаясь чуть ли не до талии. Лицо покрыто загаром, широкие скулы, упрямый взгляд. Чёрные глаза смотрели на него с узнаванием, будто и не было никаких десяти лет, и вот только вчера он вышел из её кабинета после эфира. Она не выросла, была всё такой же короткой и немного пухленькой, как и в школе. Но сейчас это смотрелось более женственно, естественно. Половина её лица была испачкана в засохшей крови, уголок губы разбит, рука обмотана грязным бинтом, который уходил под закатанные до локтя рукава. — Откуда кровь? — это было первым, что он спросил, глядя на неё. Она дёрнула здоровым уголком губы, склонила голову ниже, глядя исподлобья. — В этой пустыне не так много свободных женщин, если ты не заметил. Её слова звучали вызовом. Голос был таким же прямым, как и взгляд. От него по спине прошли мурашки до самого основания позвоночника, и Хаксу захотелось встряхнуться, чтобы избавиться от наваждения. — Генерал-лейтенант, разрешите доложить. Мы нашли мисс Тико и мистера Дэмерона вместе с другими беженцами в стане противника, после вчерашней операции, — громко сказал один из рядовых. — Мы оказали первую помощь пострадавшим. — А умыться вы им не предложили? — собственный голос неожиданно окрасился злобой. Роуз вскинула бровь, не отрывая он него взгляда. — Не успели, сэр. Сейчас отведём в душевые. Девушка ещё раз ухмыльнулась и скривилась от боли в губе. Внезапно заговорил второй беженец: — А ты тут за главного? Не знаю, как тебя зовут, но я По Дэмерон, — Хакс перевёл взгляд на мужчину, чей голос звучал с лёгкой издевкой. — Слушай, пофиг нам на душ, скажи, когда нас отправят домой? — Мистер Дэмерон, как вы успели заметить, я здесь за главного. И вопросы задаю тоже я, — со стороны Роуз послышался гулкий смешок, но он постарался больше не смотреть на неё. Один вид этой девушки что-то переворачивал в нём, что-то давно забытое и живое, но он не собирался разбираться с этим перед своими подчиненными и смазливым упырком. — Итак, что вы делаете здесь? — Я уже говорил, что приехал к другу. Не знал, что здесь проходят военные действия, — Дэмерон развалился на стуле ещё сильнее. Что-то в нём категорически не нравилось Хаксу, и дело было не в старых обидах из детства. Он ещё раз оглядел латиноса. Такие ребята не ездят к друзьям, а скорее, перевозят оружие или травку из одного картеля в другой. По был фальшивым, наигранным, эдакий ловелас. Но под всем этим чувствовалась опасность. Надо приставить к нему ребят на время операции, а на гражданке передать в руки полиции. Пусть проверят. Чутьё редко подводило Хакса, иначе он погиб бы ещё тогда, в свою первую операцию. И было бы на один гроб больше. — Я журналистка, мы с группой снимали репортаж. Нас захватили два дня назад в плен, — ворвался голос Роуз в поток его мыслей. Хакс медленно к ней обернулся. Сейчас он глянул на неё внимательней. Она устала, истощена. Но всё так же горит за своё дело. — Где остальная часть группы? — Их расстреляли. Меня оставили только потому, что я женщина. Хакс напрягся и перевёл взгляд на рядового, но он помотал головой. Значит, её не тронули. Но пытались. Он снова столкнулся взглядом с Роуз, буквально читая в её глазах «не смей меня жалеть, сукин сын, я ещё жива». Еле подавив улыбку, Хакс снова обратился к беженцам. — Завтра здесь будет шумно. Я приставлю к вам охрану. А вечером мы отправим вас домой, в штаты. Сейчас вас проводят в душ, а потом поспите. Мисс Тико, задержитесь. Дэмерон кивнул и поднялся со стула, уходя обратно в жилую часть. Хакс подождал, пока он скроется, и обратился к рядовому. — Глаз с него не спускать. Свободны. Оба солдата отдали честь и покинули комнату. Они остались с Роуз вдвоём. — А ты стал лучше читать людей, — она закинула ногу на ногу. В этом движении чувствовалась привычка. Возможно, там, на граджанке, она ходит не в драных штанах и рубашке, а носит юбки. И тогда это движение смотрится секуальным. Но сейчас в нём было только желание защититься. — Работа обязывает. — Раз ты здесь главный, поведаю секрет. Дэмерон перевозит наркоту, мой коллега ведёт расследование по его картелю. Хакс кивнул. Интуиция не подвела. — А ты как его узнала? — Работа обязывает, — снова ухмыльнулась Роуз. — Что хотел обсудить? Он и сам не знает. Впервые за долгое время Хакс встретил кого-то из прошлой, довоенной жизни. Кого-то, к кому испытывает глубокое уважение. Каким-то образом уже тогда, будучи мелкой девчонкой, она знала правду жизни и швырнула её ему в лицо, только он не прислушался. И вот теперь они здесь, в пустыне на краю мира, где утром развернётся ад. — Как ты? — наконец спросил он. Одна бровь Роуз удивлённо взлетела вверх. — Сейчас? Или вообще? — И то, и другое. Она замолчала, изучая взглядом поверхность стола, что разделяла их. Её глаза немного увлажнились, но Роуз сморгнула слёзы и прямо посмотрела на него. — Сейчас я бы хотела в душ, чувствую себя грязной. А вообще не плохо. Сестра устроилась на радио, а я подалась в журналистику. И вот где оказалась. Она обвела рукой помещение. — Ты же была против войны? — Я и сейчас против. Но кто-то должен рассказывать, что происходит за пределами их уютного мирка. А мне… Внезапно она сжала руку в кулак и всё-таки заплакала. Хакс смотрел, как горькие слезы текут по её грязным щекам, как она пытается взять себя в руки, но у неё не получается. То самое, живое внутри него, заёрзало, обкалывая внутренности иглами. Она единственная женщина в их лагере, журналистка, которая поехала на войну. Она не тот человек, кто сделает такой выбор от хорошей жизни. Хакс поднялся, обошёл стол и подвинул к ней соседний стул. Он сел рядом, уткнувшись своими коленями в её, и положил обе руки на её трясущиеся плечи. — Что случилось? — с годами он научился управлять голосом, и теперь в нём было то, что он хотел выразить: мягкость. Роуз подняла на него удивлённые глаза, и слегка улыбнулась. Видимо, оценила перемены. — У меня был жених, военный репортёр. Его звали Финн. Он погиб два года назад, и я заняла его место. Она говорила спокойно, слезы уже начали угасать, и она обхватила рукой его предплечье. Хакс удивлённо посмотрел на её тонкие маленькие пальцы поверх своей формы. Роуз хрупкая. И она здесь. Боже, как её спасти? — Давай я провожу тебя в душевые. Она кивнула, и они поднялись со стульев. Хакс положил руку ей на плечо, слегка приобнимая. Роуз её не скидывала. Они молча дошли до склада, где Армитаж взял для неё сменную одежду, простой комбинезон, и средства для мытья. А потом караулил около входа в душевые, пока она мылась. Он слышал, как она снова плакала, надеясь, что шум воды перекроет звук. Едва Роуз показалась на пороге, чистая и с мокрыми волосами, он шагнул к ней. — Давай сегодня ты переночуешь у меня в казарме. Так будет безопасней. Она снова кивнула, и они пошли по небольшой улице между зданий. Всё вокруг освещала луна, чей диск уже переполз на самую середину небосвода. Роуз шла чуть впереди, и Арми видел, как у неё подрагивают плечи. Его отряд спал, так что они, никем не замеченные, проскользнули в отдельную комнату, которую выделили для Хакса. — Вот, это чистое бельё, я не успел застелить кровать, — он протянул ей белые простыни, и она приняла их, глядя на узкую постель в углу комнаты. — И как мы тут поместимся? Что? Мы? Жар окатил низ живота и перед глазами, на секунду, всё побелело. Предлагая ей ночёвку, он думал уйти к своей команде. Не стоит женщине спать в одной комнате с толпой мужчин, которые за последние несколько месяцев противоположный пол видели только на картинках. Но Роуз сказала «мы». То есть, она и он. Здесь. — Я… Договорить он не успел, она обернулась, откинув бельё на кровать и шагнула к нему, крепко сжимая в объятиях. Руки сами собой обвили её тело. Тёплая, дрожащая, хнычущая ему в плечо. Почему из всех она доверилась ему? Потому, что знает его? Почему сказала «мы»? Он может её обнимать? Имеет право? Почему так тепло? Что с ним происходит… — Мне страшно. Ты сказал, завтра будет шумно. Будет операция, да? Мы умрём? — Нет, я приставлю к тебе охрану. И дам оружие. И всё, что тебе понадобится. Ты не умрёшь и завтра вечером будешь сидеть в самолёте по пути домой. Через два дня окажешься в Нью-Йорке, сходишь в парк, покормишь уток. Сестру навестишь. Будешь писать новые статьи, ещё круче, чем раньше… Что за бред он несёт? Роуз засмеялась и откинула голову, не размыкая рук. — Ты стал гораздо лучше, Армитаж. Более человечным. В свете луны, который лился из небольшого окошка, она была красивой. Очень. Только это могло объяснить его внезапное желание её поцеловать. Но у Роуз мёртвый жених, её домогались, они на войне. Если он сделает это, то сломает то доверие, которое она ему оказала. — Тебе надо поспать. Завтра будет трудный день, — приложив всю свою силу воли, Хакс разомкнул объятия, легонько подталкивая её к кровати. Место, где было тёплое тело Роуз, обожгло холодом. Живое внутри него заскребло ногтями по сердцу. Она послушно сделала шаг от него, продолжая смотреть прямо в глаза. Между ними будто натянулись нити, которые не давали разойтись дальше. Черные омуты её взгляда прожигали, затягивали, мокрая кожа блестела в свете луны. Влажные волосы облепили край её лица, там, где она прижималась к его плечу. Очень красивая. Собственная рука дрогнула, в надежде дотянуться до неё, но Хакс сдержал порыв. — Останься со мной на ночь. Я могу поспать на полу, тебе ведь надо выспаться. Мне страшно одной, — голос Роуз был тихим и слегка хриплым. Она просила его словами, взглядом, телом. Тянулась к нему всем своим существом. И Хакс тянулся к ней в ответ. — Хорошо, только ты ляжешь на кровать. У меня есть спальник. Он шагнул в сторону к своим вещам, а Роуз принялась стелить бельё. И хоть они не смотрели друг на друга, чувство присутствия было невероятным. Она легла под тонкую простыню, не снимая комбинезона, и смотрела на него, пока Хакс раскладывал свой спальник рядом с кроватью. Руки подрагивали, живое бесновалось, требуя вернуть на место тепло и покой, которые накрыли его во время объятий. Когда Арми растянулся на полу, он посмотрел на ножки кровати. До утра, надо дождаться утра. Взойдёт солнце, и лунный свет перестанет делать Роуз такой красивой в его глазах. Он возьмёт в руки оружие и поведёт своих бойцов в бой, умирать за Родину. Если он умрёт, она придёт на его могилу?.. Внезапно Роуз поднялась в постели и сползла к нему на пол, кутаясь в простынь. — Ты чего… Она подползла к нему вплотную и уткнулась своим лбом в его. Они дышали друг другу в губы, тепло мягкой волной накрывало всё пространство вокруг них. Глаза Роуз блестели, когда она смотрела на него. — Ты завтра умрёшь? — прошептала она. — Надеюсь, что нет. Это моя последняя миссия на передовой. Я должен сопроводить вас на гражданку и остаться в штатах. Она закрыла глаза, начиная дышать более спокойно и мерно. А потом просто поцеловала его. Прижалась пухлыми губами к его, плотно и сильно. Живое разорвало путы, выбираясь наружу, прорываясь сквозь блокады, распуская его руки, которыми Хакс обхватил хрупкое тело девушки рядом с ним. Её пальчики ухватили его за ворот куртки, ещё сильнее притягивая. Он оторвался только для того, чтобы сместить наклон шеи и поцеловать её глубже, сильнее. И Роуз ответила ему, разомкнула губы и глубоко вздохнула через нос, будто собиралась прыгнуть в воду. Они целовались на полу в свете луны, пока за окном перекрикивались дежурные. Целовались долго, нежно, обнимаясь и прижимаясь друг к другу. Ей наверняка было неудобно, поэтому Хакс затащил Роуз на себя сверху, закутав поплотней в простыню, чтобы она не мёрзла в холодной пустынной ночи. Его руки на её теле гладили мягкие изгибы, нежно и без пошлости, просто лаская и успокаивая. Он в жизни столько не целовался. Ему никогда не был так… Вот так. Она заснула прямо на нём, уложив голову на плечо. Хакс гладил её спину, закрыв глаза и мерно уплывая в сон.Когда взойдёт весна, и смерти вопреки, Сгорают от любви все призраки дворца. Тысячелетний страх колени преклонит, И мёртвые уста словами жгут гранит: Я не забуду о тебе Никогда, никогда, никогда! С тобою буду до конца, До конца, до конца!.. Агата Кристи «Никогда»
* * *
Вертолёт, который доставит их в аэропорт, должен был вот-вот взлететь, а Роуз нигде не было. Охранявший её боец валялся застреленным в его комнате, где, уходя утром, Хакс уложил её на постель. Белые простыни изгадились в грязи и пыли, окрасились кровью. В казарме Роуз не было, он всё проверил. Операция прошла успешно, но принесла большие потери. И противнику удалось прорваться на территорию их лагеря. Арми до конца надеялся, что по возвращению, она будет ждать его на месте. Где искать её в разгромлённом городке он не знал. Кричать бесполезно, всё заволокло дымом и грохотали выстрелы. Он не может её бросить здесь. Даже если она мертва, он просто обязан привезти её тело сестре. Раздался сигнальный свист, бойцы потянулись к вертолёту, закидывая последние тела раненных и мёртвых, а Хакс метался от дома к дому. Где она? — Генерал! Мы улетаем! — рядом пробежал рядовой, хватая его за руку. — Девушка, здесь была девушка! Где она? — Хакс тряхнул подчинённого за шкирку, пытаясь перекричать грохот. Через пять минут после вылета сработает детонатор и обрушит здесь всё, навсегда похоронив Роуз Тико в далёкой пустыне на краю мира. — Простите, генерал-лейтенант, сэр, я не видел! Нам надо уходить! — рядовой ухватил своего начальника и на буксире потащил к крутящимся лопастям. Пока они шли через обломки, Хакс пытался вглядываться в пыль, надеясь увидеть знакомый комбинезон. Но нигде его не было. Роуз Тико как сквозь землю провалилась. В вертолёте её тоже не было. Оставалась последняя надежда, что она села в предыдущие два, куда первыми погрузили беженцев. Если она не там… Ужас прокатился от макушки до кончиков пальцев на ногах, и Хакс ударился головой об металлическую обшивку кабины. Вертолёт взлетал, унося его обратно, к мирной жизни, оставляя под собой разгромленное побоище. При пересадке в аэропорту их просто гнали в суете к открытому шлюзу грузового самолёта. Внутри уже кто-то суетился, стонали раненные, отдельной кучей лежали трупы товарищей. Хакс нашёл своих ребят и опознал в одном из убитых генерала Прайда. Но Роуз по-прежнему нигде не было. Никто из бойцов не видел девушку, ни в одном из вертолётов. Почти десять часов перелёта прошли как в бреду. Армитаж сидел у стены, чувствуя спиной мерное гудение двигателей. Сил не было даже моргать. Руки тряслись, поэтому он сцепил их в замок и положил на согнутые колени. Перед глазами стояла холодная ночь в его комнате, где они целовались, как подростки, лёжа на полу. Что-то живое внутри него сдохло. Их встречала толпа медиков и военных, кто-то братался со знакомыми, но Хакс до последнего сидел в душном грузовом отсеке. Когда пришли за трупами, он медленно встал, покачиваясь на затёкших ногах. По ноге потекла кровь, открылась потревоженная рана. Роуз была права. Когда ты знаешь, за что сражаешься, это даёт самую мощную мотивацию. Вот только спасти он её не смог, как бы не пытался. У неё даже холмика с надгробием не будет. Можно было бы похоронить её рядом с женихом, она же пошла на войну ради него. А ещё надо найти её сестру и как-то сообщить. Он вышел из шлюза и остановился, вдыхая свежий воздух. К нему кинулись медики, завидев кровавые капли. Но он просто стоял и дышал. — Генерал! Генерал! — издалека донёсся голос, и Хакс медленно обернулся. К нему бежал тот самый рядовой, который утащил его в вертолёт. Зачем он это сделал?.. — Генерал-лейтенант Хакс, вы в порядке? — солдат остановился рядом, тяжело дыша. — Я в норме. Свободен, — Арми махнул рукой, чтобы он проваливал. Его и так уже сейчас начнут обрабатывать медики. — Извините, сэр, вы спрашивали про девушку, да? Хакса резко повернулся к рядовому. — Где она? — Мы обнаружили её среди трупов. Сердце замерло. — Она без сознания, большая кровопотеря. Её забрали медики. Сказали, молодая, должна выкарабкаться… Хакс уже бежал в сторону шатров, где проводились срочные операции. Он ворвался внутрь, хватая всех мимо пробегающих за ворот и спрашивая, где же девушка. Наконец, ему указали в самый дальний угол, где были оборудованы операционные. Роуз лежала за плёнкой, вокруг суетились врачи, готовясь к операции. Но он ясно видел, как она дышит. Арми осел на пол, не слыша криков врачей, которые пытались увезти его на перевязку.И мёртвый адмирал сойдёт со стен к свечам, И пустотой зеркал наполнит свой бокал. И в гробовой тиши провозгласит он тост, За упокой души, за вечную любовь! Агата Кристи «Никогда»
* * *
Она очнулась только через неделю. Её сестра, Пейдж, приехала на второй день после прилёта, суетилась вокруг Роуз, обмотанной проводами. И не прогоняла Хакса. Он побитым псом сидел в ногах журналистки, разглядывая её бледное и худое лицо. Его вызывали в штаб, он строчил отчёты, но мыслями был в её палате. Пейдж позвонила ему, когда он уже почти подошёл к больнице. А потом кинулся бежать по коридорам, врываясь к ней. Она сидела на кровати и плавно повернула голову, когда Хакс влетел в палату. — О, Арми. Ноги подкосились и всё волнение, все переживания этой недели, обрушились на него. Пейдж кинулась поднимать его с пола, подала бутылку воды и усадила в кресло. Руки тряслись, пластик стучал о зубы, но после пары глотков его немного отпустило. — Как ты? — Хакс встал с кресла и подошёл к кровати, оглядывая бледную девушку. Роуз мягко улыбнулась и потянулась к нему рукой, и он послушно принял её. — Жить буду. — Как ты оказалась на самолёте? Она откинулась на спинку кровати, не отпуская его, и Хаксу пришлось сделать ещё один шаг, ближе к ней. — Когда… началось, я спряталась под кроватью. Того мужчину, которого ты оставил со мной, застрелили, но меня не заметили. Я услышала шум вертолёта и пошла туда. А потом… Ну, меня подстрелили, видимо, — она коротко улыбнулась, глядя на него блестящими глазами. Наверное, её подобрали вместе с трупами, на ней же был комбинезон. А в пылу не стали разбираться, какого она пола. Но всё было не важно. Роуз жива, дышит, они в безопасности. Хакс смотрел на их сцепленные руки. Может ли он… Имеет право? — Я могу больше не приходить. Если не хочешь, — он поднял глаза на лицо Роуз, и она удивлённо приоткрыла рот. — Что? Ты чего? В смысле… Хочу. Приходи. Почаще, если можешь. Я очень рада тебя видеть живым, — она попробовала улыбнуться, но в глазах снова стояли слёзы. — Хорошо. Пейдж не оставляла их вдвоём, да он и не знал, о чём говорить с Роуз наедине. Про войну нельзя, у неё шок и, скорее всего, надо будет отвести её потом к психологу. А про что-то другое Хакс не умел. Никогда. Он посидел в палате ещё несколько часов, а потом ушёл, пообещав вернуться завтра. В голове снова и снова всплывала холодная ночь в пустыне, которая перевернула всё внутри него. Это было там, в жёстких условиях, а здесь — мирная жизнь. Люди свободно ходят по улицам, посещают разные заведения, имеют интересы кроме работы. Они не думают двадцать четыре часа в сутки о своей безопасности, и как не потерять свой отряд. Они используют модный слэнг, который пополняется каждый день новыми выражениями. Всё вокруг кипит, бурлит, сияет, появляется что-то новое, почему-то интересное всему миру. Хакс хотел бы стать частью этого, но… Как наверстать упущенное? Собственная квартира была будто не домом живого человека, а гостиничным номером. Как на картинке, красиво и никак не по-живому. Хакс встал под душ, глядя на капли воды на белом кафеле, и вспоминал такие же белые простыни вокруг хрупкого тела. Что ему завтра ей сказать? Роуз выглядела лучше, чем вчера. Она уже улыбалась, поприветствовала его и предложила кусочки яблока, которые порезала ей сестра. Пейдж суетилась здесь же, и Арми сел на стул рядом с кроватью. — Ты даже сидишь так же… Всё-таки некоторые вещи не меняются! — Роуз оглядела его и тихонько захихикала. Он попробовал улыбнуться, но губы странно скривились. — Ты права, сложно изменить себя полностью. — Как твой отец? — Хакс хотел уже было привычно скривиться, но искренность, с которой она задала этот вопрос, пробила его. Она не знает, ничего не знает. В те годы он восхищался отцом, гордился своей семьёй. Это сейчас он ходил на кладбище к нему, чтобы напиться и поплевать на памятник человека, засунувшего его в пекло. Но Роуз не знала об этом. И пропасть между ними стала ещё больше. — Умер. От рака. Пять лет назад. Давай без соболезнований. Она ещё раз, уже серьёзно, его оглядела. — Я так понимаю, ваши взгляды всё-таки разделились. — Можно сказать, что да. Пейдж убежала заваривать чай для гостя, и они остались одни. Роуз подвинулась к нему и взяла за руку. Её тепло волной прокатилось по телу и перехватило дыхание. — Я всё-таки принесу свои соболезнования. Но не по твоему отцу, а тебе. Мне жаль, что уже поздно. Я надеюсь, что ещё не слишком. Хакс сжал её ладошку своими пальцами, пытаясь сдержаться. Она словно увидела его, ту боль, что росла и копилась в нём годами. И в её словах была надежда. Он вскинул голову ей навстречу, и Роуз смотрела мягко, не так, как той ночью. Более уверенно, будто сейчас это она предлагала ему свою силу и поддержку. — Можно я тебя поцелую? — он хотел сказать не это. Но вырвалось оно. Она улыбнулась, ещё мягче и потянулась лицом к его лицу. Они встретились губами, не отрывая друг от другу взгляда, аккуратно целуясь. Роуз положила свободную руку на его плечо и мягко погладила, будто приручала дикого зверька. За спиной хлопнула дверь, вернулась Пейдж, и они отскочили друг от друга, как застуканные за интимом подростки. Хакс впервые за много лет испытал такую волну смущения, что покраснел до кончиков ушей. Глянув на Роуз, он всё-таки улыбнулся: она тоже сидела красная, перебирая пальцами край одеяла.В бескрайней ночи источники света: Мерцание звёзд — огоньки сигарет. Последний парад начинают планеты, И каждый получит счастливый билет. БИ-2 «Чёрное солнце»
* * *
Они шли по парку, и листва шелестела над их головами. Роуз вскидывала руки, проводя пальцами по особенно низко растущим веткам и листьям. Её выписали из больницы день назад, и она взяла с Хакса обещание погулять в Центральном Парке. Вокруг суетились люди, кто-то бегал, кто-то гулял с детьми и собаками, кто-то сидел на лавках, уткнувшись в гаджеты или книги. Арми шёл за девушкой, наблюдая за её движениями, как на ней прекрасно сидит платье и его колышет случайный ветер. Чёрные волосы были распущены и паутинкой окутали её спину, ярко выделяясь на светлой ткани платья. — Ты ходишь, как на параде, ты в курсе? — Роуз обернулась к нему и сияюще улыбнулась. Хакс попытался сдержать серьёзное выражение лица, но тут ветер подхватил пару прядей её волос и швырнул ей на лицо. И как удержаться?.. — Нормально я хожу. — Не-а, ты выглядишь так, будто проглотил кол и он мешает тебе двигаться, — она боролась с волосами, пытаясь зачесать их назад. Но ветер не давал. — Контроль движений помогает сохранять энергию. — И куда ты её тратишь потом? Ты же либо на своих собраниях, либо сидишь у меня в палате. Тоже, кстати, почти не двигаясь, — она всё-таки поборола силу ветра и подошла к нему ближе. Хакс хотел отодвинуться, но она так мягко проскользнула в его личное пространство, что уже не хотелось этого делать. — Ну, я ещё тренируюсь. Навыки нужно поддерживать в форме. — В качалку ходишь? И как? — Роуз поиграла бровями, явно намекая на его физическую форму. Хакс зарделся, в который раз в её присутствии, потому что он от природы худой, и ему приходилось буквально жить в спортивном зале, чтобы добиться хорошей мускулатуры и выносливости. И да, он хорошо выглядит, когда голый. Лучше, чем когда был подростком. Но его об этом спросила Роуз, с которой он целовался. Целых два раза. — Судя по твоему лицу, тебе есть чем гордиться, — она хохотнула и ухватила его под локоть, возвращая к прогулке. — Ну. Да. Можно и так сказать, — голос немного охрип, и Хакс прокашлялся. — То есть, ты там тратишь всю энергию? На тренировках? И больше ни на что? — Я больше никуда и не хожу. От собственных слов стало грустно. Живое тоскливо поскреблось в печёнках, напоминая, что он даже и не планировал никуда ходить. Пока Роуз не спросила. — Даже на свидания? — изумлённо воскликнула она. Хуже, тем более на свидания. — Даже на них. — Арми, это надо срочно исправлять. Ты теперь будешь жить на гражданке, а твой асоциальный образ жизни навсегда лишит даже возможности узнать, что такое брак и друзья. — У меня есть друзья. — Тоже военные? Хакс зарделся, и Роуз тяжело вздохнула. Разве что лицо не прикрыла ладошкой. — Ладно, хорошо, я поняла. Раз ты спас меня, значит, теперь я буду спасать тебя. Это моя миссия. И для начала, мы пойдём на свидание, — она резко ускорилась и за руку повела его в сторону выхода из парка. Какое ещё свидание? С ней? Он? А как же мёртвый жених? Или это не настоящее свидание? — Роуз, подожди! — он дёрнул её руку обратно, и она обернулась, сверкая глазами и предвкушающей улыбкой. — Я думаю, что не стоит это делать. В смысле, из сочувствия, или твоего чувства ответственности. Ты мне ничего не должна, я просто делал свою работу. Она остановилась, потом сделала к нему шаг, встав вплотную. И очень серьёзно на него посмотрела. — С чего ты взял, что я собираюсь сделать это из-за сочувствия или чувства ответственности? — У тебя же… Ну… Финн? Да? — Он мёртв, если ты забыл. А мы с тобой живы. И причём тут он вообще? — Ты же его любила. Роуз вздохнула и опустила голову, но Хакс успел увидеть слёзы на глазах. — Любила. А потом похоронила. Нельзя всю жизнь любить мёртвых, — она замолчала, а потом резко вскинула голову. — Я хочу пойти на свидание. С тобой. И если ты не понял, то не из чувства какого-то там долга, а потому что ты мне нравишься. Если ты против, то так и скажи, и я отстану от тебя. Хакс хотел спросить, почему он. Неужели правда нравится? Со своим шагом, с военным прошлым, со своей замкнутостью? Он много чего хотел у неё спросить, но живое решило за него. Поэтому он просто притянул Роуз в свои руки и уткнулся ей носом в макушку. — Я не против, если это правда. Ты мне тоже нравишься. Она обвила его руками и стало хорошо. Очень хорошо. Ладно, он много чего не знает о мире, вне своего круга войны, но Роуз знает. И, кажется, она готова стать его проводником в этом путешествии.Если взорвётся чёрное солнце, Всё в этой жизни перевернётся. Привычный мир никогда не вернётся, Он не вернётся… БИ-2 «Чёрное солнце»