«Бетти, папа теперь будет жить в другом доме» «Папа завел новую семью?» «Бет, не говори так! Он будет в доме напротив. Но ты всегда можешь заходить к нему»
«Завел». Какое хорошее слово: завести собачку, завести новых жену и ребенка. Все верно, отец никогда не относился к ним серьезно. Новая семья, новая зверушка. И Эдди. Эдди завела новую подружку, эту чопорную блондинку, с пухлыми губами, дорогущей кожанкой и — удивительно для ее возраста — подтянутыми сиськами. Новая подружка буравит ее Эдди оценивающим взглядом, проводит для нее особенную тренировку, облапав все, что можно и нельзя, и подвозит до дома на шикарной феррари — и все это в один день. Это не грубые выкрики их капитана, подхлестывающие уставших чирлидерш, не покоцанный джип, жрущий дохера бензина и провонявший дешевой выпивкой из бара на окраине, не бросаемые тайком нечитаемые взгляды изумрудных глаз в редкие моменты уединения подруг. Бет для Эдди — несносная рыжая чертовка, именующаяся лучшей подругой по стечению странных обстоятельств. Она могла бы стать одной из остальных, если бы не время, проводимое в их тухлом городке, время, связавшее их из очередных заложниц городка в лучших подруг.Эдди позволяет Бет руководить всеми и ею в частности, Бет позволяет Эдди все. Бет позволяет Эдди все, потому что Эдди — особенная для нее. Во всех чертовых смыслах.
Возвращаясь к истокам, даже во время знакомства Бет выделила именно смуглую девчушку с озорным блеском в глазах. Девчушка протянула хмурой маленькой Бет руку, с ладони к запястью мягко скользнули яркие фенечки… Бет опустила затуманенный от воспоминаний взгляд на свои руки, точнее к ярким браслетам. — Эдди, помнишь, как мы начали дружить? В ответ на удивленный взгляд подруги, Бет лишь настойчиво приподняла бровь, в ожидании ответа. Требовательная и властная, как только Эдди могла терпеть ее? Эдди усмехнулась: — Ты хотела сказать: как мы встретились, — Бет закатила глаза от такой занудной поправки, но перебивать не стала. — Я дружила с Вик, она повсюду таскала с собой плюшевого зайку. Ты отобрала у нее игрушку, запросто так, и я пошла возвращать кражу законному владельцу. — Не запросто так, балда, — Бет поудобнее устраивается на капоте их джипа, облокачиваясь на локти, — розовые блестки в соплях не для средней школы. Я уберегла ее от насмешек, — и снизу вверх кидает подначивающий, вызывающий к реваншу взгляд. Эдди именует его «засранко-взгляд», что, в принципе, не далеко от правды. Снисходительная улыбка, полуопущенные ресницы, отведенные назад плечи — Бет играет на публику, ставит себя на вершину пирамиды и ведет себя как полноправная хозяйка этого Богом забытого места. Ее хищная Геката, королева ночи, соорудившая себе трон из блесток, слез соперниц и восхищенных рукоплесканий зрителей. — Ты сидела на площадке, а в руках был заяц Вик. Я просила вернуть, а после отказа толкнула тебя. Бет, еле сдерживаясь от смеха, возмутилась: — Толкнула?! Да ты врезала мне как сам черт. — Сама не лучше. Поставила мне подножку, когда я поднимала зайца. — И лучшим возмездием тебе показалось сломать мне нос. Бет скрючила носик, да так уморительно, что и Эдди, и Бет разразились ностальгическим фейерверком смеха. Эдди протерла выступившие веселые слезы, в отдышке упираясь второй рукой в колени. Она посмотрела на подругу, которая уже распласталась на горячем капоте, забавно похрюкивая от смеха. Девушка так и не решилась рассказать, что увидела в их первую встречу на самом деле. Какая острая печаль пронзила ей сердце от вида сгорбившегося силуэта на качелях, рыжие пряди закрывали бледное лицо, а тонкие руки по-отчаянному прижимали к груди мягкую игрушку. Она не могла ни окликнуть ее, ни ступить ближе, боясь, но одновременно желая разрушить это хрупкое мгновение одиночества. И в тот момент девочка подняла голову, сначала растерянная, обнаженная эмоциями, но спустя секунды быстро вернувшая себе контроль, и лицо вмиг приобрело дерзкое выражение. Так по-взрослому, так по грустному. Бет и сейчас не утратила этой привычки: быть всегда наготове, атаковать первой, идти до конца. Дружба с Эдди отшлифовала ее недоверчивость, отчужденность, по крайней мере Эдди пыталась. Никакая привязанность не могла убить в ней врожденные своенравность и тщеславность. — Ты ничуть не изменилась, — бездумно пробормотала шатенка и, тут же осознав, что натворила, отвернулась от подруги. Как никогда сейчас ей не хотелось, чтобы Бет услышала в ее тихом голосе дрогнувшую жалость. Бет этого не терпела — ни сожалений, ни упреков, только сокрушающая прямолинейность Эдди, которая так ей нравилась. Бет промолчала, только долго смотрела на Эдди, то ли в желании что-то выкрикнуть, то ли приблизиться, но так и не решаясь. Бет сама не понимала себя в этот момент. А когда Эдди все же повернулась, она больно потянула ее за прядку мягких волнистых волос, с мстительным наслаждением слушая протестующий вскрик. — Я хотела сказать, как была сукой, так и осталась, — обиженно проворчала Эдди и ловко увернулась от новой атаки. — А ты, ты утратила свой норов, сестричка. Бет толкнула подругу лопатками на горячую покрышку и шустро уселась сверху. Жгучее над головами марево растекалось секундами, минутами, разливалось зудящей истомой внутри обеих. Одна упивается сладостным превосходством над замершим телом другой. Чувствовать силу над командой, над тренершей, над бушующей толпой на стадионе — приятно, чувство азарта растекается по венам, электризуя каждую клеточку тела и даря духовный, черт, оргазм. С Эдди ощущение намного острее, с Эдди вообще все по-другому. Они вместе нарушают наказы родителей, переходят отметку положенной скорости, повышают градус, увеличивают ставки. Не хочется признаваться, что Эдди — одна из немногих слабостей Бет. Слабость, которой она давала некоторые поблажки. Подсознательно Эдди всегда чувствовала это и в моменты разногласий знала, что Бет ее не тронет. Да, Бет зачастую не сдерживалась в выражениях, она могла быть очень грубой и жестокой, но Эдди знала, что такова ее натура. Так же, как Бет знала, что Эдди вернется. Эдди всегда возвращалась. До того, как появилась Колетт Френч. Эта карга разрушила их идеальный мирок, где правили только обе королевы, Бет Кэссиди и Эдди Хэнлон. Мирок из ведра блесток, смешанных с литрами пота, слез, крови и боли. Но для Эдди перемена в опостылевшем Колизее оказалась желанным дуновением ветра. Бет скривилась от одного лишь воспоминания о миссис Френч. Лицемерная шлюшка, изменщица и нихрена не образцовая мать и жена. — Бет, слезь. Это уже не смешно. Эдди заерзала, отстраняясь как можно дальше; тщетно. — Колетт то, Колетт се… Признайся, у тебя на нее стоит. Эдди задевают ядовитые слова подруги, она моментально краснеет, и это говорит за нее всю истину. В отличие от напарницы с талантом ко всему театральному, ей тяжело давалось держать эмоции в узде. Бет читала ее как открытую книгу. Эдди прикрывает глаза, не давая с любопытством наблюдающей за ней Бет обсмеять еще больше, глубоко выдыхает и наносит смачную пощечину. Кэссиди не выглядит удивленной, лишь проводит пальцами по покрасневшей щеке, приближается. Огненные пряди змеятся вокруг застывшей Эдди. — Ты всегда защищаешься, когда смущаешься, Эдди, — насмешливо протягивает Бет. Эдди хмурится сильнее, когда обманчиво хрупкие руки подруги упираются по обе стороны от ее лица. Сейчас Бет не вразумят никакие слова, никакие крики; Бет выглядит так, будто нашла новый способ развлечься: глаза сияют, как два роскошных изумруда, — блеск так притягателен, но смертельно опасен. — А знаешь, от чего ты еще больше смутишься? Горячее дыхание из змеящейся улыбки щекочет лицо. Обманчивый транс, пока яд с клыков не доберется до жертвы, чтобы парализовать окончательно. Эдди отводит взгляд и бледнеет, дергается в новой попытке уйти от хватки: — Миссис Колетт! Бет опешивает и оборачивается. Упускает момент, когда Эдди со всей силы отталкивает ее, прямо как тогда, в детстве, но этот удар в разы, в десятки сильнее. Совсем не в физическом плане. Бет удерживает себя, чтобы не рухнуть с позором, прямо на мягкий песок. На этот раз Эдди не подаст ей руку.