— Проваливай, Малик! — бью парня в грудь, стараясь оттолкнуть как можно дальше от себя, но он лишь кладет ладони на мои плечи и продолжает смотреть на меня с хмурым выражением лица, — Видеть тебя больше не хочу!
Последнюю фразу я буквально визжу. Визжу так громко, что мои слова эхом прокатываются по полупустой комнате. Сбрасываю его руки с себя и отхожу на пару шагов назад, но поле второго спотыкаюсь и громко падаю прямо на спину, больно ударяясь о пол. Зейн подходит ближе и присаживается на корточки возле моего распластавшегося тела.
—Так не видь.— издаю нервный смешок, растягивая губы в глупую ироничную улыбку.— Ты знаешь, что я не могу уйти. Я здесь не по своей воле, Кларк.
Не могу сдержать всхлипы, застрявшие в груди и, когда они наконец вырываются из меня бурным потоком, перед глазами всё плывет. Я мгновенно сжимаю и тут же чувствую слезы на щеках. От бессилия накрываю лицо ладонями и пытаюсь придумать, куда мне тебе бежать от всего к чему я бежала до этого.
Гарвардский мост.
То, что нужно.
Вскакиваю с холодного пола и несусь в прихожую. Хватаю твоё потрёпанной жизнью пальто и ключи от машины. Зи вслед на мной выходит из комнаты. Бросаю парню краткое «Не скучай, Зи», закрывая дверь квартиры, а тот так и остаётся стоять там, даже не думая двигаться с места.
Быстро, насколько это возможно, перебираю ногами в высоких конверсах, спускаясь по лестнице с седьмого этажа, от чего колени начинают уже немного ныть. Сбегая по последней череде ступеней, боковым взглядом замечаю знакомый силуэт, ждущий меня, опустив руки в карманы, и старательно его игнорирую. Сейчас мне нельзя отвлекаться.
Запрыгиваю в машину и как можно быстрее выезжаю на дорогу. Фонарные лучи прорезают темноту ночного города как мягкое масло. Луна будто преследует меня, отражаясь в зеркале заднего вида. Её свет отскакивает от него и, рассеиваясь, падает на парня, сидящего на заднем сидении по середине.
Я уже давно перестала вздрагивать каждый раз, когда замечаю, как он вновь возникает где-то рядом.
—Ты уже ничего не можешь сделать, Зи, — шепчу сквозь сжатые зубы, бросая беглый взгляд на него через зеркало.
На его лице ни одной эмоции, разве что, умиротворение и незыблемое спокойствие, которому я в некоторой степени завидую. Его взор направлен в окно. Полоска света попадает на его темные зрачки и даже с переднего сидения я вижу, как они подсвечиваются изнутри, превращаясь в тающую карамель. Не могу оторваться от них, буквально чувствую сладковато-приторный привкус во рту. Вздрагиваю, когда парень вдруг резко поворачивает голову и наши взгляды сталкиваются в наэлектризованной тишине.
Вновь смотрю на полупустую дорогу, напрягаю глаза, чтобы переключить свое внимание на темную перед собой.
—Следи за дорогой, Роуз. Ты вроде собиралась спрыгнуть с моста, а не развиться в аварии.
—Заткнись, Малик! — он удивлённо вскидывает брови на мою нервозность и подаётся вперёд, опираясь локтями на колени.
—Ну так заткни меня, — он разводит руками, а я раздражённо фыркаю, — Ты же можешь, Кларк, так чего ждёшь? А? — кажется, это начинает его забавлять, — Или же не хочешь?
— Хватит, Малик! — неожиданно для самой себя повышаю голос и зло ударяю ладонью по рулю.
— Истеричка.— бормочет парень, откидываясь на спинку.
Это всё дурацкая идея моего терапевта. Мистер Пристли с чего-то вдруг решил, что моё подсознание — ключ ко всем вопросам о возникновении моей депрессии и тревоги. Красавчик на заднем сидении моей машины — плод моего воображения, созданный под влиянием таблеток, которых мне прописывал психотерапевт, в том числе и антидепрессантов. Грубо говоря, Зейн Малик — совокупность побочных действий принимаемых мной лекарств и моего подсознания. То есть я сейчас буквально язвлю сама себя.
Сначала Зейн появлялся только в кабинете Мистера Пристли. Обычно стоял у него за спиной, потом стал садиться рядом со мной на диван. Затем я стала замечать его в толпе людей или на другой стороне улицы. В конце концов он стал неотъемлемой частью моей повседневной жизни. Каждый раз, когда что-то шло не так и я срывалась, Малик стоял за моей спиной и шептал что-то вроде: «Дыши глубже», «Считай со мной до десяти», «Вот так. Молодец. А теперь вытирай слезы, принцесса, и возвращайся на бал». Безусловно, это помогало, мне становилось легче. Я была близка к выздоровлению, пока…
Пока Мистер Пристли, добрейший во всем мире доктор, который покупал специально для меня моё любимое имбирное печенье, которое он сам не мой есть из-за аллергии, не скончался во время операции из-за сердечного приступа.
Я не нашла в себе силы, чтобы найти нового терапевта, и тогда я начала погружаться в свои расстройства вновь. Мистер Пристли умер, а Зейн остался. Но он больше ничем не мог мне помочь. После смерти одного из светлейший людей в моей жизни, тёплые и крепкие объятия парня, стали казаться больше невесомыми. Я начала чётко осознавать нереальность Малика, и потому для меня его руки больше не имели хоть какой-то температуры. Он был словно призрак, действующий за мной по пятам.
Очевидно, сейчас я вновь бежала не от него. Я бежала от себя. От своего собственного подсознания, что говорило со мной устами Зи. Но я не слушала его. Не хотела слушать.
В чем смысл, если я навеки погрязла в самой себе? Если я расскажу новому психотерапевту о своём призрачном друге, они просто добавят ещё один диагноз в список остальных.
Останавливаюсь, возле Гарвардского моста. Выхожу из машины и громко захлопываю за собой дверь. Бегу по центру дороги, пока морозный ветер колет лицо и горло начинает саднить от прохладного воздуха, который я вдыхаю полной грудью. Кажется, это первый за последнее время раз, когда я вообще могу глубоко дышать.
На самой середине моста мои ноги будто врастают в землю. Я останавливаюсь так резко и неожиданно для самой себя, что чуть не падаю. Мне всё же удаётся сохранить равновесие, и тогда я подхожу ближе к перилам.
Холодный металл больно обжигает кожу, от чего даже немного морщусь. За пределами моста воздух ещё прохладнее, а ветер настолько резок, что до меня даже долетают капли воды. Ощущения кажутся чуть фантастичным, что, как ни странно, вызывает у меня некий детский восторг. Это словно смотреть в черную дыру и восхищаться нескончаемым потоком звёзд, кружащейся в ней. Прикрываю веки и шумно втягиваю носом влажный воздух. Губы чуть подрагивают, а затем растягиваются в грустную ухмылку. Оборачиваюсь и смотрю на парня, чей взгляд прожигал меня всё это время.
Его черные, как смоль, волосы пляшут на ветру. Глаза настолько темные, что сравнимы с пропастью, спиной к которой я сейчас стою, облокотившись на железо. В сумраке ночи было бы сложно разглядеть выражение его лица, но, к счастью, а может к сожалению, огни фонарей освещают парня полностью, словно какого-то темного ангела. Он почему-то чуть хмурится, вглядываясь в моё лицо. Возможно, его удивляет моя печальная полуулыбка, потому что сейчас Зейн впервые за всё время выглядит растерянным.
—
Это конец, Зи,— я делаю пару шагов в его сторону, вставая всего в полуметре от него. Он невесомо накрывает своими ладонями мои щеки, вглядываясь в мои глаза, и в его зрачках я вижу собственное отражение.— Что бы там ни было, ты проиграл. Я всё равно это сделаю, и ты не сможешь этому помешать.
—Нет, — хрипло шепчет он. Несмотря на шумный ветер я слышу его отчётливо, будто в вакуумных наушниках, — не я проиграл, и даже не мы.
Это ты проиграла, Роуз. Проиграла сама себе.
Его слова выбивают из моих лёгких весь кислород, и от нахлынувшей растерянности я размыкаю губы, но застываю не в силах сказать и слова. Мой взгляд расфокусирован и устремлён куда-то за спину парня прямиком в чёрное небо, усеянное звёздами. Но спустя полминуты эта растерянность сменяется гневом и злостью. Злостью на саму себя.
Сжимаю челюсть так сильно, что мне самой кажется, что зубы вот-вот расколятся на кусочки. Поворачиваюсь к Малику спиной и уверенной походкой двигаюсь к перилам, где стояла прежде. Хватают крепко, словно я гимнастка, собирающаяся сделать очередное грациозное сальто. Ну образно, это я и хочу сделать прямо сейчас.
Перебрасываю сначала правую ногу, затем левую, и вот я уже стою лицом к лицу с бездной, которая совсем скоро меня поглотит. Прикрываю веки, ощущая капли воды, доносимые ветром, на коже.
—Прекрати, Кларк. Ты ведёшь себя как ребенок! — его ворчание раздается над моим ухом, и я крепче сжимаю в ладонях холодный металл.
—Что, Зи, странно чувствовать собственное бессилие?
— Это просто смешно, Роуз, — его руки ложатся на мои, и лишь на секунду я чувствую их уже непривычное тепло. Но он держит меня слишком слабо. Точнее вообще не держит. Его ведь нет…
—Что будет с тобой, когда меня не станет? — шепчу я, но не слышу ответа. Хмурюсь, поднимаю веки и оглядываюсь.
Его нет.
Теперь я здесь одна. Совершенно одна. Даже моё подсознание меня покинуло. Я окончательно стала противна сама себе.
Вот он конец.
Странно.
По канону сейчас я должна вспоминать лучшие и худшие моменты своей жизни. Но в голове пусто от слова «совсем». Будто в кинотеатре, кто-то просто отрезал все кадры, кроме последнего. И вот я застряла в этом последнем кадре на застарелой пленке и не могу вспомнить, как вообще здесь оказалась. Что меня привело на этот мост посреди ночи? Почему под моими ногами бурлит пропасть? Почему мне больше не страшно?
Мне больше не страшно?
Мне больше не страшно.
Пальцы ослабевают, уже не чувствую окоченевшую от мороза плоть. Ботинки скользят и мои ладони больше не держат ничего.
Или ничего больше не держит меня?
Со свистом в ушах разрезаю воздух, падая вниз своим обессиленным телом. Но вдруг что-то одергивает меня обратно. Нет сил открыть глаз, поэтому опираюсь на остальные органы чувств, которые ещё не успели притупиться.
Я лежу в чьих-то невесомых объятиях. Буйный ветер больно бьёт по щекам даже здесь, хоть я и не до конца осознаю, что лежу на мосту, как мне кажется. Слышу шум начинающегося дождя, который моментально усеивает каплями моё лицо. В мгновение ока он разрастается в ливень, в котором я буквально начинаю захлёбываться. Держусь крепче за руку, что чувствую на себе.
Ветер сменяется промозглой пальбой, в которых каждая капля словно пуля пробивает моё тело насквозь. Кутаюсь в эти мокрые объятия, пробивающие дрожью до самых костей, и отчаянного хватаю ртом воздух, которого так сейчас не хватает.
Теплые губы на лбу — последнее, что я чувствую, прежде чем провалиться в бездну.
***
А на утро, обеспокоенные недельной засухой фермеры найдут прибившееся к берегу тело молодой девушки, что за час до этого была объявлена пропавшей.
И Роза Кларк больше никогда не заплачет.
Её щёки больше никогда не будут влажными от слез.
Она будет крепко спать.
И ничто
Никогда
Её больше не потревожит.
