Кошмар

      Алья переживает это раз за разом. Наяву, во снах, при взглядах на парту, где когда-то сидела она… Она переживает это раз за разом.       И не только она.       Все они – начиная от ребят их класса и параллели, кто приложил руку к ее травле, заканчивая Бражником и родителями девушки. Все они видят ее на больничной койке, на сером асфальте в луже крови, на улице, когда ее засасывало в тот портал.       Все они ее видят. Алье очень хотелось бы, чтобы это был всего лишь кошмар, но – увы.       Это реальность.       Она вместе с тысячами добровольцев прочесывает Париж в поисках, связывается с неравнодушными активистами по всему свету, привлекая их внимание к своей потере, еще раз просматривает личные вещи бывшей подруги, пытаясь понять, куда та могла пойти в случае опасности, и не находила ни-че-го.       В комнате Маринетт оставались ее вещи, учебники, тетради, на компьютере были только файлы проектов и презентаций для школы, в истории Браузера – ссылки на различные учебные сайты. Казалось, что единственное, чем жила девушка, это учебой, а ведь Сезер еще помнила, как брюнетка хотела стать дизайнером, помнила ее неизменный скетчбук с эскизами внутри… которого нигде не нашла.       В комнате Маринетт не было никакой информации о ней, как о человеке. Ни плакатов известных групп, ни фотографий на стенах, ни развлекательных фильмов и музыки на компьютере. Единственное, что не вписывалось в эту обезличенную картину – внушительный чемоданчик с различными лекарствами, в частности антисептиками и бинтами.       Куда ты вляпалась, Маринетт?       Расспрос местных криминальных авторитетов и шпаны из подворотни не к чему не привел – они не знали Маринетт. Алья бы предположила, что соврали, да только допрашивал их один из злодеев Бражника, умеющий различать правду и ложь. Они не соврали ни разу.       Расследование зашло в тупик.       Алья была в отчаянии, но ничего поделать не могла. Не было никаких зацепок, никаких подсказок, где можно было бы найти одинокую, нелюдимую девушку, от которой, по сути ничего не осталось.       И ее перестали искать.       В день, когда девушку официально признали пропавшей без вести, Алье на почту пришло сообщение.       Девушка сидела в апатии, поэтому никак не отреагировала на уведомление. Наверняка там были очередные соболезнования или отчеты о безрезультатных поисках пропавшей, которые Алья уже не могла видеть. Она просто устала.       Хлопнула входная дверь.       - Привет. Как ты? – раздался заботливый голос Нино из проема.       Алья грустно улыбнулась.       - Как ты справляешься с этим? Ты ведь знаешь ее с детства, не то, что я, - потерянно проговорила она, забирая у него из рук стаканчик с кофе.       Нино устало вздохнул.       - Не знаю. Наверное, я просто не верю, что она пропала. То есть… она и раньше могла сорваться в неизвестном направлении, не отвечать на звонки, а приходя говорить, что "Все норм, братишка". Наверное, я просто привык к такому поведению, и до сих пор продолжаю верить, что однажды дверь откроется, и моя подруга скажет «Чего киснешь, Нино?»       Диджей улыбнулся, но это была горькая улыбка. Кажется, что он пытался убедить в этом не Алью, а самого себя.       Девушка понимающе кивнула головой.       Они мало общались в последние годы (если это вообще можно было назвать общением), но у них с Хлоей уже выработался негласный рефлекс – отслеживать перемещения Маринетт. Они могли с точностью до минуты сказать, когда она приходит в школу, когда уходит, где обедает… Нет, это не сталкерство. Ну, наверное.       А теперь…       Теперь они неосознанно поглядывали на дверь класса, надеясь увидеть знакомую фигуру, испытывая чувство разочарования каждый раз, когда звенел звонок, а ее не было. Впрочем, подобным занимались не только они.       Казалось бы – она же была невидимкой, изгоем класса, что могло измениться с ее пропажи?       Как оказалось – многое.       Она была единственной, кто не поддался силам зла. Единственной, кто боролся. Она не сдавалась даже тогда, когда обстоятельства были невыносимыми. Она мешала им быть открытыми, обсуждать последнюю вылазку в злодейском обличии, но в то же время она наполняла их жизнь смыслом.       Вот такой вот парадокс.       Алье очень хотелось бы поступить так, как Нино, но… она не могла.       Ей нужна была Маринетт.       - Я так хочу ее увидеть – созналась Сезер, борясь с непрошеными слезами – попросить прощения, рассказать обо всем… Просто обнять, и понять, что она здесь, что она рядом. Что она жива.       Нино молча обнял ее, и пусть на миг, но Алье стало легче.       Ребята не знают, сколько времени они просидели вот так – стиснув друг друга в объятиях, отринув все мысли прочь. Так продолжалось, пока он не увидел иконку с нераскрытым сообщением.       - Тебе кто-то написал – хрипло проговорил он, так же борясь с непрошенными слезами.       Алья кивнула и не сдвинулась с места.       - Не посмотришь, что там? – удивился Ляиф.       - Я и так знаю. Это или Сабрина прислала последние отчеты о поисках Маринетт, или волонтеры, выражающие свои соболезнования. Я столько их наслушалась в последнее время, что уже хочется просто сбежать куда подальше. Не представляю, какого сейчас Тому и Сабин.       Нино сжал напоследок утешительно ее плечо, и потянулся к ноутбуку. Алья отвернулась.       Внезапно тишину разорвал знакомый голос.       - Привет, это снова я, Маринетт Дюпен-Чэн. И сегодня пошел семьдесят четвертый день с момента как я начала вести этот дневник.       Алья резко развернулась к экрану, жадно смотря на девушку.       На первый взгляд эта была та же Дюпен-Чэн, но приглядевшись получше, Алья заметила, что брюнетка одета в любимую когда-то белую футболку с черным пиджаком, и поняла, что это старая запись. От этой одежды девушка отказалась еще два года назад, когда Хлоя вылила на нее кофе.       Девушка с экрана тяжело вздохнула и продолжила:       - Вылазка в участок подтвердила мои подозрения –полиция не рассматривает заявления граждан, по поводу подозрений на акуманизацию их близких. В архиве просто стоит одна большая коробка, куда стаскивают все заявления, а по исходу недели – утилизируют. Однако я ни разу не слышала, чтобы граждане жаловались на работу правоохранительных органов, а это уже странно. Такое ощущение, словно они забывают о том, что вообще писали заявление.       Волосы Альи встали дыбом. Она что, обо всем догадалась?       Переглянувшись с Нино, она поняла, что их волнуют одни и те же вопросы. И запись возможно сможет дать на них ответы.       Маринетт положила голову на скрещенные руки. От этого жеста так веяло отчаянием пополам с ощущением собственного бессилия, что кожа Альи невольно покрылась мурашками.       - Чем больше деталей я узнаю, тем больше мне хочется сбежать подальше. Этот Бражник, эти... герои, – она закусила губу, пытаясь справится с эмоциями, а когда заговорила, в голосе звучала неприкрытая горечь – они одинаковые. Они разрушают этот город, этот мир, и нет такой силы, которая бы их остановила.       Алья с Нино пораженно переглянулись. Они и представить себе не могли, что со стороны все это выглядит так…       - Если моя теория верна, значит у Бражника есть свой человек, а может быть и не один в органах, а значит он имеет доступ к базам данных. И мне страшно подумать, как он может ими распорядится. Или кого он может заставить исчезнуть. С его силами это сделать будет просто.              - Мне кажется, что мои попытки что-то выяснить тщетны. – Она зарылась руками в распущенные волосы, с трудом выдавливая слова. Алья видела, что подруге было плохо, и задавалась вопросом, сколько сил она потратила на эти поиски. Судя по той горечи, которая звучала в ее голосе – не мало.       Она подняла голову, и четким, еще не забытым решительным взглядом посмотрела в объектив камеры.       - Я не знаю, зачем они это делают, но мне ясно одно. Если я хочу выжить в этом мире, мне нужно стать сильнее. Оставить тех, кто был мне дорог в прошлом, смириться, с тем, что я теперь одна. Отныне я могу рассчитывать только на себя.       Запись выключилась, но Алья не могла заставить себя отвернуться от погасшего экрана.       Казалось бы – вот она! Та самая зацепка, доказывающая, что девушка скрывала какой-то секрет, но Сезер не могла радоваться. В этой записи ее бывшая подруга изливала свою боль, показывала, как ей было тяжело, пока никто не видел. И до этого состояния ее довели они.       Ну ничего. Она найдет Маринетт, и сделает все, чтобы она ее простила. Она расскажет, почему они так поступили, и плевать на то, что скажет Бражник. Она все объяснит, и если Маринетт не сможет ее простить – да будет так. По крайней мере, Алья попытается Она сделает все, чтобы ее подруга была счастлива.       А тем временем на улице стоял непримечательный старичок в гавайской рубашке, надеющийся, что он не совершил ошибку, открывая тайну своей ученицы. Однако по другому он поступить не мог. Мастер не чувствовал присутствия Маринетт в Париже, и не знал, как ее искать. Может неугомонная журналистка сможет отыскать ответы там, где он их не увидел?