no map, no message

Через три часа после завершающего тур концерта в Теннесси они обнимаются на прощание и с одинаковыми мыслями расходятся на все четыре стороны: Лиза едет к друзьям в ЭлЭй, Герман возвращается в родной Питер на неделю, Мари летит в Лондон к Марго писать второй сайд-проект.        Таня со спокойной душой выдыхает только, когда через двадцать часов и три пересадки слышит родную немецкую речь.         В этот раз тур длился чуть больше года, и Таня несказанно этому рада — прощание не проходит как всегда: обычно каждому из них требуется приложить кучу усилий, чтобы выдавить из себя хоть что-то, потому что их стандартный тур длится как минимум два года, а сейчас и группа, и команда особо разговорчивые и наконец-то не горят желанием убить друг друга.         Все ждут этот сентябрьский день ещё с весны прошлого года, и поэтому вполне объяснимо, что несмотря на улыбки и шутки все пятнадцать человек готовы сорваться в любую секунду, словно по выстрелу, и разбежаться, как тараканы, по родственникам, друзьям, парням/девушкам, кошечкам/собачкам и кому ещё угодно, лишь бы не видеть осточертевшие за столько времени лица.         Но ни Мари, которую Лиза бесит тем, что дышит с ней одним воздухом, ни сама Лиза, которую всё в принципе раздражает двадцать четыре на семь, ни Герман с его желанием не совершать ошибку и не выходить из комнаты, ни техники, которые каждый вечер перед сном обещают больше никогда с ними не работать.         Никто их них так не устал, как Таня. Как минимум потому, что она — менеджер группы. Семь лет.         Поэтому, когда она спускается по трапу, и со всех сторон от неё слышен привычный её ушам диалект,  девушка расплывается в улыбке.         Первые два дня она просто отсыпается и ни с кем не разговаривает (как и все остальные), на третий она понемногу начинает отвечать на рабочие вопросы, ну, а к концу недели все их общие диалоги оживают.         Таня хорошо себя знает: её начнет ломать по работе только минимум через полтора месяца, а значит, оставшиеся две недели сентября и весь октябрь она может потратить на ничегонеделание и себя любимую.         Она встречается со всеми своими друзьями, навещает бабулю, просто гуляет. Но Кёльн — не настолько большой город, чтобы в нем всегда было чем-то заняться, и её начинает ломать уже по путешествиям.         Таня открывает карту Европы и смотрит, куда за семь лет она ещё не успела заглянуть. Хочется поехать куда-то еще кроме Нидерланд, Франции и Скандинавии.         Греция, Исландия, Словения, Хорватия... Может быть, Ватикан?         В Исландию она хотела поехать с компанией, Ватикан она обойдёт за полчаса, а в Словению можно заехать на какой-нибудь фестиваль. К тому же, она давно не купалась в море.         Таня подбрасывает найденные в заднем кармане джинс два цента: если выпадет орёл — значит, она летит в Хорватию, причём, не важно, куда конкретно. По итогу выпадает ветка дуба, и девушка думает, что Греция — тоже неплохо. Привезёт оттуда бутылку масла и пару икон, или что обычно оттуда привозят?         Она бронирует билет в Афины на завтрашнее число и, засыпая, думает о том, что как же ей повезло ни от кого не зависеть.         Выходя из туалета кельнского аэропорта, Таня слышит, как невнятный мужской голос объявляет, что рейс в Афины задерживается на два часа. Девушка недовольно еле слышно шипит, но вспоминает, что у неё с собой планшет и парочка книг, и она не развалится, если впервые за неделю займётся полезным делом.         Она успевает прочесть три страницы в полной гармонии, а потом невысокий, но крепкий мужик, стоящий к ней спиной, начинает громко и раздраженно с кем-то разговаривать на греческом, и Тане было бы абсолютно плевать на его надвигающуюся истерику, если бы он не вставлял английский мат через каждые три слова.         Лондонский акцент Таня не спутает ни с чем, и не отрываясь от книги, она напрягает слух — мужчина сбрасывает звонок и бурчит, что ненавидит «этот ебучий язык».         Засевший из голове голос не даёт Тане нормально вникать в текст. Ей все больше кажется, что этот тембр периодически мелькает в её плеере. Она обреченно закрывает книгу и случайно натыкается взглядом на того самого мужчину в яркой вишнёвой рубахе, чрезмерно жестикулирующего и пытающегося что-то объяснить девушке за стойкой регистрации.         Таня сама не знает, зачем она туда идёт, но чем ближе она подходит, тем знакомее ей кажется силуэт.         Чернобородое высокомерное лицо вокалиста Foals трудно было спутать с чьим-то ещё, во всяком случае, Таня уверена, что узнала бы его в девяти из десяти случаев.         Таня подходит к нему и немного волнуется: про Янниса говорили много чего интересного, все люди описывали его всегда по-разному, и кому можно верить, не совсем понятно. Но то, что он манерный и дотошный, признавали все.         — Простите, могу я вам чем-нибудь помочь? Я говорю по-немецки.         Яннис вздрагивает и бросает на неё ошарашенный взгляд. Будто саму Королеву увидел, честное слово. Мгновение спустя он немного расслабляется: её идеальный английский располагает к себе; он с ней здоровается, но в тот же миг осекается и сосредотачивается. Лицо её он вспоминает, а вот с именами у него вечные трудности.         — Таня, — помогает ему девушка. Яннис неловко кивает:         — Яннис.         — Так в чем проблема, Яннис?         Проблема, естественно, очевидная: а что, а как, а из-за чего отменили, я здесь сижу уже четвёртый час, то в Лондоне проблемы, то здесь, и вообще, я так и знал, что лучше было бы потратиться на прямой билет, чем вот это вот все… Ей достаточно усталой улыбки, чтобы успокоить его, решить его вопросы и помочь перевести какие-то бумажки с немецкого. Таню больше удивляет, что работница аэропорта не знает английский — эту же мысль озвучивает и Яннис.   — Где мы пересекались? — спрашивает мужчина после недолгой паузы.   — Вы выступали перед нами на одном из фестивалей в Москве. Я ещё потом учила вашего барабанщика материться по-немецки. Это было лет пять назад.   — Но мы виделись где-то ещё, разве нет?   — В Германии, по-моему. Тоже на каком-то фестивале.   Они начинают бесцельно слоняться по аэропорту, как и другие туристы: то заглядывают в Дьюти Фри, то объясняют что-то прохожему, то покупают кофе в Старбаксе, обсуждая, где он хуже.   Таня пользуется случаем и расспрашивает обо всем, что только может прийти в голову про Афины. Интересуется, что из себя представляет район, где она сняла квартиру, и холодное ли сейчас море. Конечно, все это она может узнать и в интернете, но время летит в три раза быстрее, когда она разговаривает с ним, даже несмотря на его мнительность и навязывание своего мнения.   Они идут вместе к самолету и встают в очередь на посадку. Таня удивленно выгибает бровь, когда смотрит в его билет и видит, что их места через ряд друг от друга.   За три с половиной часа полёта Таня успевает поучить норвежский, почитать про права женщин, пройти две игры на телефоне. И послушать два последних альбома Foals. Пара треков даже заедает в голове. Снова.   Яннис помогает ей вызвать такси, договаривается с бомбилой и благодаря врожденной харизме и обаянию Филиппакиса Тане скидывают половины цены.   Она подписывается на него в Инстаграмме и обнимает на прощание. — Надеюсь, ещё увидимся, — говорит Яннис, и как истинный хулиган, встаёт курить прямо под табличку с перечёркнутой сигаретой. Греческие буквы выглядят очень неестественно для Тани.   До центра ехать полчаса. Таксист с горем пополам знает слов пятьдесят на английском, но все равно успевает пожаловаться на кризис, курс евро и какой-то снесенный на днях монастырь. Таня угукает раз в полминуты, разглядывая в боковое зеркало своё лицо и думая о том, что Яннис навряд ли выйдет из её головы до вечера.   Греция была уголком, о котором она так мечтала, когда спала по четыре часа в сутки: разбивающиеся о камни волны, морской воздух, дома на холмах, крыши которых сливаются с небом и водой, а телефон в беззвучном режиме.   Если бы под окнами не бегали маленькие дети за облезшими кошками, а за стеной кто-то не выяснял на повышенных тонах отношения, Таня могла бы без преувеличения заявить, что находится в раю.   Она успевает принять душ, разложить немногочисленные вещи и подремать. С новыми силам она просыпается в восьмом часу вечера и решает отправиться гулять.   Таня идёт, сама не зная куда. Вероятно, это одна из главных улиц. Она не хочет признавать, что вечерние Афины не особо её впечатляют, (потому что как могут впечатлить разрисованные стены на каждом шагу?), но, когда через полчаса она попадает в другой район, однотипные дома заканчиваются и появляются разные магазины с одеждой и косметикой, театры, кофейни и какой-то университет, с которого все сыпется. Греция — устаканившийся синоним слова «кризис».   А ещё на первом этаже практически каждого здания есть караоке-бар. Ноги Тани устают после ходьбы, она решает зайти в первую попавшуюся забегаловку, но в итоге оказывается в одном из лучших пабов столицы.   Она заказывает мандариновый лимонад, облокотившись на стойку. Стреляет глазками, пока разговаривает с барменом и узнает подробности его непростой жизни. Парнише нравится, что она немка, и, жонглируя бутылками, он спрашивает её о политической ситуации в Германии, но, когда Таня интересуется, что именно он имеет в виду, тяжёлая мужская рука оказывается на её плече, и характерное британское «r» выдаёт говорящего:   ⁃ Мэ синхорúте, ксэрэтэ…   ⁃ Давно не виделись, Яннис.   В Афинах по десять баров на квартал, но именно в этом им суждено встретиться снова.   Он что-то ей говорит, пока ждёт свой коктейль, но Таня пропускает мимо ушей абсолютно все. Она улыбается и как-то неловко пожимает плечами, на что Яннис смеётся, кивает и уходит вглубь бара.   Пока она листает ленту инстаграма, к нему за столик подсаживаются девушки. Судя по голосам — их четверо, судя по акцентам — итальянка, испанка и две француженки. Они на ломанном английском сразу же принимаются обсуждать что-то возвышенное, и Таня оставляет бармену огромные чаевые за то, что он уменьшает звук до минимума на телевизоре. Ей слышно абсолютно все, что они говорят. Осталось только придумать, как их разглядеть.   Таня разворачивается на три четверти и делает вид, будто разминает спину. У всех четверых губы, как у Ким, похожие по фасону платья и одинаковые коктейли. Лицо Янниса отлично передаёт, насколько его воротит от их глупости, но остатки интеллигентности и неумение правильно отказывать женщинам вынуждает его с ними сидеть и изображать натуральный интерес.   Она встречает его взгляд, когда итальянка озвучивает общие слова про проблемы с экологией. Лицо Янниса такое же сложное, как и обычно: одновременно пустое и переполненное эмоциями, но в данный момент в карих глазах она успевает явно различить блескучее «Помогите, пожалуйста. Кто-нибудь. Помогите».   Лицо Тани выражает непонимание того, как сильно ему должно быть скучно, если он проводит свой вечер, ну, с ними.   «Надеюсь, ещё увидимся».   В зеркальной стене бара между разноцветными бутылками отражается бородатое лицо. Яннис подходит и просит устроить четыре Маргариты для "вон того столика".   Таня выпрямляет спину и продолжает потягивать свой лимонад, пока Филиппакис что-то переспрашивает у бармена.   — Я планирую побег, — он пододвигается к ней подозрительно близко. Таня пожимает плечами и бросает взгляд на моделей:   — Чем они тебя не устроили, раз ты не справляешься один и тебе нужен сообщник?   — Они делают ошибки в Present Simple, этого должно быть достаточно. Ты спускалась в афинское метро? Если ты поторопишься, мы можем успеть на последний поезд.   И что-то болезненно знакомое и давящее на ещё не до конца заживившую рану после её последнего расставания было в его улыбке, раз она хватает его за руку и тащит на выход. У него ужасно красивый и запоминающийся голос, а Таня слишком хороший менеджер, чтобы даже сейчас не думать об этом — в голосах она знала толк. Когда он начинает объяснять, почему их метро не под землей, Таня вспоминает о прослушанных ранее аудиокнигах. Ей бы хотелось послушать английскую классику в исполнении Янниса.   Они тратят всю свою мелочь и уже через четверть часа оказываются у её дома. Перед самыми дверями Яннис разворачивается и как ошпаренный начинает спускаться по крутой лестнице, на бегу крича, что вернётся через десять минут.   Таня успевает убрать раскинутые по всей студии вещи. Немного прибраться. Подправить прическу. Включить фоном плейлист с инди, что называется, для романтика. Когда Яннис возвращается только через полчаса, Таня сидит на кровати, вытянув длиннющие ноги, листает ленту, даже не всматриваясь, что в ней.   Таня в предвкушении.   – Греки всегда опаздывают, — он пожимает плечами. — Здесь есть штопор?   На самом деле он просто искал круглосуточный магазин, чтобы купить ей бутылку белого полусухого и фруктов. Когда Таня робко признаётся, что не пьёт, Яннис не пытается скрыть своего удивления, но потом иронизирует, что ему больше достанется.   В Афинах — немного за полночь, в ЭлЭй — немного за полдень, но даже в такое время Лиза скорее всего спит. Желание написать ей «Лиззи, ты представить себе не можешь, кто оказался в моем номере» сосет под язычком.   Таню можно назвать авантюристкой, но не во время долгожданного отпуска. Яннис слишком самоуверен сейчас, и скорее всего, это перерастёт в самый настоящий курортный роман. Почему скука ранит так сильно, ей что, снова двадцать?   Тане очень хотелось знать, что ей нужно на самом деле. Её внутренний монолог развивается на трёх языках, пока Яннис устраивает внеплановое застолье на террасе.   Вино в гранёном стакане, много ягод и цитрусовых, халва и крендельки «на завтрак».   За неё, кажется, уже все решили.   Себе Таня наливает чай. Ему не верится, что в две тысячи восемнадцатом году остались непьющие люди.   Они задают друг другу вопросы поочередно. Таня находит забавным тот факт, что чем больше Яннис пытается ей соврать, тем больше он ей начинает нравиться.   На второй кружке чая Таня замечает, что Яннис смотрит только на неё, и никуда больше.   На втором бокале Яннис выдаёт народную мудрость, с которой она абсолютно согласна: самое страшное, что с тобой может произойти — это отношения с музыкантами. Это страшно вдвойне, когда ты при этом сам музыкант.   Таня чуть морщится. Ей хочется добавить: «страшнее этого, только когда этот музыкант начинает встречаться с твоей подругой, затем расстаётся и с ней, а потом сразу же переключается ещё на одну подругу», но она решает проигнорировать сказанное им. Какая разница, если он все равно не назовёт имя той, кто разбил ему сердце?   Таня ненавидела сталкерить людей, но следить за ними — одна из главных её обязанностей, и ей пришлось убить целый час, пока она отдыхала после дороги, на поиски его девушки. Ничем успешным они не увенчались, а звонить девочкам и просить их взломать весь интернет (а они могут) не хотелось. Придётся все объяснять, а хвалить день до вечера лучше не стоит.   Таня не хочет раскрывать карты раньше времени. Особенно перед Яннисом.   — Ты действительно выбрала Грецию методом тыка?   Что произойдёт, если она скажет, что это всё её задумка и распланированный в деталях план? Или что она следила за ним ещё в Лондоне?   «Нет, я просто люблю встречаться с кумирами своей подруги».   «Нет, ребята просто хотят тебя на гостевой вокал, а я отчаянный, но всегда добивающийся своего менеджер».   «Нет, мне просто было интересно, на самом деле ты гей, или это пиар».   — Да, но какая разница, если я тыкнула так удачно?   Яннис не находит, что на это ответить.   У нее так много вариантов, что можно спросить: из-за чего на самом деле выгнали басиста, о ком написана Spanish Sahara, почему во всех словах Янниса много пафоса и наигранности.   Греция такая крохотная по сравнению с Штатами, Британией, даже по сравнению с Германией. И бело-синие двухэтажные дома везде всё больше кажутся пластиковыми. Словно декорации для этого романтика, которые Яннис собственноручно соорудил и разукрасил.   В самом Яннисе пластика ещё больше, который действительно просвечивается. Тане интересно, насколько быстро она увидит его истинное лицо (а она увидит, она всегда видит).   — Попробуешь? — он протягивает ей зажженную сигарету.   — Нет.   — Ну попробуй, — Яннис звучит как недовольная мать, которая берет на слабо своего непослушного ребёнка, заставляя скурить всю пачку за раз, чтобы больше неповадно было.   — Я озадачен, шокирован и не знаю, что думать. Ты не пьёшь, не куришь. Ещё скажи, что ты траву в Амстердаме не пробовала.   — Я сделала одну затяжку и заснула. А потом проснулась, чтобы вытаскивать из реки Лизу, которую взяло больше остальных.   Таня подходит к Яннису, отзеркалив его позу. Ночная Греция заслуживает заполненную память на телефоне, но камера на её самсунге слишком слабая, поэтому Таня надеется на свою зрительную память. Сюда бы профессионального фотографа. Яннис стоит так, будто прочитал её мысли и решил попозировать. Сколько сигарет он скурил за этот вечер?   — У тебя самая нервная работа, но ты не сторчалась и даже не куришь. Как ты держишься?   — У меня много хобби.   — Например?   «Например, съедать сердца известных музыкантов и заставлять их писать обо мне альбомы», хочет сказать Таня.   — Я изучаю языки. Как ты мог заметить, я говорю на английском практически без акцента, понимаю большую часть из сказанного ребятами на русском. Финский неплохой, на шведском тоже могу разговор поддержать. Сейчас норвежский снова учу.   Таня довольно ухмыляется: Яннис ненавидит, когда кто-то превосходит его в интеллектуальном плане.   — То есть, когда они шушакаются на русском, обсуждая тебя, ты понимаешь каждое слово, но делаешь вид, будто вообще не в курсе, о чем речь?   — Да, именно. Только Мари и Герман догадываются, а Лиза нет. Ты представить себе не можешь, как много нового я узнаю о себе временами.   — Иногда парни настолько меня выбешивают, что я звоню маме и начинаю жаловаться на них на греческом. Они думают, что я просто решаю чьи-то проблемы с умным лицом.   — Мы крысы.   Пока Яннис отвечает, что в ней гораздо больше от кошки, чем от крысы, Таня рассматривает каждую мелочь в его лице: слишком заметную родинку, чёрную, как смоль, бороду, вечно нахмуренные брови. Пытается подобрать эпитет к его взгляду — она не думала, что эта головоломка окажется ей непосильной.   Она повторяет его имя много раз про себя, пока оно не перестаёт иметь какое-то значение, на разных языках подбирает синонимы к слову «сложный».   Хотела отдохнуть и разгрузить мозг, в итоге разгадывает шарады. Продуктивные каникулы.   Больше её глазам совершенно не за что цепляться, и висевшее между напряжение становятся тяжелым и неудобным. Вопрос лишь в том, хочет ли она от него избавляться.   — До последнего не хотел задавать этот вопрос, но сколько тебе лет?   Через три месяца ей тридцатник, на который она не выглядит. Скажет прямо — Яннис не поверит и будет докапываться, если соврёт — он залезет в интернет и поймёт, что ему нагло солгали.   — А на сколько я выгляжу?   — Лет на двадцать пять максимум.   — Мимо. Скажем так, ты меня старше. Больше ничего не скажу.   Ее начинает выворачивать наизнанку, когда они встречаются глазами. Конечно, она предполагала, что такое может произойти, конечно, ей хватает двух секунд, чтобы прикинуть минимум пять исходов дальнейших событий.   Она осторожно наступает на лёд, проверяя его тонкость:   — У меня спина весь день после самолёта болит.   Намёк Яннису понятен. У него приятные руки: прохладные, чуть шершавые, с плотными пальцами и огрубевшими подушечками. Он разминает Танину шею под звуки гитары на первом этаже, и крепкая, облегчающая боль перетекает от позвоночника по всему телу девушки.   — Тебе говорили, что у тебя очень красивое лицо?   — Мне много что говорили.   — Красивому лицу всегда везёт чуть больше.   Она отсчитывает до восьми, потому что резко забывает английский, и продолжает уже по-немецки.   Таня, черт возьми, немка — у неё начинать войны в крови. Она расчётливая и практичная, умеет себя держать в руках, а на её руках всегда есть и план Б, и план В, и так дальше по алфавиту. Обхитрить её не удавалось никому (практически).   Таня не привыкла теряться в таких ситуациях, что же происходит сейчас?   Что будет, если она выключит свой разум хотя бы на время каникул?   — На каком языке ты сейчас думаешь? — рискует она у него спросить.   Тане кажется, что она наступает голыми пятками на расплавленное железо.   — На греческом.   Она чувствует его подбородок на своём плече.   — Хотя да, это логично. Ты грек, который приехал домой. Было бы странно, если…   — Нет, просто я забыл все английские слова. У меня в последний раз такое было лет пять назад.   Блефует?   Все рушится, всё падает, всё разбивается — он сам притягивает  в свои объятия, раскрывает рот, впуская чужой язык, сплетается с ним, поднимает одну ладонь на шею, притягивая ещё ближе. Она должна думать: как же так, знакомы первый день, ему хватило трёх часов, всего лишь трёх часов, где твоя гордость и самомнение, на другой чаше весов разумное и убедительное «будет что рассказать внукам».   Голод по новому телу? Чему-то желаемому?   Всю свою жизнь Таня не пускала к себе домой раньше пятого свидания, она сделала исключение и рискнула на третьем, чем закончилась история, она предпочитает не вспоминать.   Три часа. Ей срочно нужно придумать алгоритм дальнейших действий.   Её стратегия проста: наслаждаться курортным романом, расстаться без слез и иногда ставить лайки в Инстаграмме. И стараться не пересекаться на фестивалях.   Сейчас Яннис элегантен, но когда они встречаются взглядами – его выворачивает наизнанку, но Таня думает, что это из-за вина.   Вечер заканчивается так, как ему и предполагалось закончиться; Яннис продолжает ухмыляться так, будто он проводит ночь со своей главной фанаткой.   Но ведь Таня - не фанатка. Таня – сильная и независимая, ей никто не нужен, потому что кто ей может быть нужен, когда она живет на три города, у нее есть все, о чем она мечтала ещё лет пять, и любая группа из их тусовки мечтает иметь такого же менеджера, как она?   Яннис ниже её на пять (ощущаемых и мешающих ей) сантиметров, но руки могут скрутить за секунду.   Он не до конца уверен, что руководит ситуацией, но с ним Таня чувствует себя также, как и чувствовала в двадцать один.       Первое, что видит Таня, когда просыпается - загорелую спину в родинках и кудрявую макушку на веранде. Она накидывает на себя шёлковый халат и идёт умываться, проходя мимо кухни. На плите скородка с яичницей и турка, справа от них стоит тарелка с порезанными фруктами и халвой.   Яннис стоит в одном полотенце на бёдрах, куря тонкие ментоловые сигареты и запивая их кофе. Принимает солнечные ванны и скорее всего размышляет о том, какая же у него счастливая жизнь.   Таня считает это утро самым лучшим за весь год.   - Я умру от рака лёгких, честное слово, - первое, что говорит Яннис, когда Таня выходит к нему на террасу. Он тушит сигарету и большим пальцем притягивает её к себе за подбородок, целует в щеку и убирает челку за ушко. - Завтракай быстрее, мы едем в Анависос.   - В ана что? - переспрашивает Таня, но Яннис жестом её прерывает, мол, ничего больше не скажу, сама все узнаешь. И выносит завтрак на подносе.   Таня за эти полтора года устала так, что нормальный человеческий сон кажется роскошью, за который она готова продать любой свой орган. Она собиралась провести этот отпуск, как своя бабуля: пить безалкогольные коктейли, валяться у берега, ходить по вечерам в рыбные рестораны и самое главное - ни с кем не общаться. Прочитать, наконец-то, скопившиеся за год книги, снова начать заниматься норвежским, не сделать ни одной сторис в Инстаграмм и ничего не писать в твиттер. Она заслуживает эту неделю, заслуживает раствориться.   - Мы же вернёмся сюда вечером? - спрашивает Таня, доев свой завтрак. Яннис уже пятнадцать минут сидит в телефоне, но ей слишком лень интересоваться, что там. Вероятно, какие-нибудь модели.   - Конечно, тут ехать всего лишь час. Кстати, ничего не планируй на завтра.   Она собиралась провести этот отпуск, как пенсионерка, а в итоге едет кутить по всей Греции с вокалистом Foals. В её стиле.   Он учит её греческому сленгу, объясняет, что вспоминает родной язык только когда сюда прилетает, но он очень ему нравится, хоть ему и сложно перестраиваться. Его борода больно колется, цепочки громко бренчат, а зажигалки вываливаются из карманов.   - По твоему голосу не скажешь, что ты куришь много, - замечает Таня.   Он много огрызается и острит в ответ, но его шарму простительно все. Таня начинает догадывается, почему его карьера настолько успешная.   Яннис проводит у зеркала в два раза дольше, чем она. Интересуется, есть ли у неё купальник, и не дожидаясь ответа, ставит её в известность:   - Я заеду за тобой в обед.   Таня уже знает, что обед - это любое время с двенадцати до пяти, и она может расслабиться.   Яннис арендует, конечно же, кабриолет.   Они добираются до пляжа за час.   Палящее солнце, греческие новости, немецкий рэп и брит-поп по радио, и раскинутые руки кверху; они почти превышают скорость, но даже всегда соблюдающему правила и ставящему безопасность превыше всего Яннису абсолютно все равно, что будет, если их остановят.   Таня немного расстраивается - она думала, что трасса прямо вдоль моря, но все, что их окружает с обоих сторон, это туи и неизвестные ей кустарники с розовыми цветочками. И остановки, разукрашенные в белый и голубой.   Пейзаж сменяется, когда они проезжают небольшие деревни. Деревья гораздо выше, чем в самих Афинах, и когда Таня наконец-то замечает море справа от себя, всё, что ей хочется - выключить огромный светильник в небе, несмотря на то, что жара на скорости ощущается в пять раз меньше.   И хотя солнце печет еще сильнее, чем в Лос-Анджелесе, Таня неожиданно для себя отмечает, что атмосфера нескончаемой сиесты устраивает её больше, чем серые будни в темной и мрачной Германии или вечная спешка в любом городе в Штатах.   Яннис любит говорить про себя, но радуется тому, что Таня совсем не расспрашивает его про группу.   Но потом признаётся, закуривая очередную сигарету:   - Кисуль, мне непривычно от того, что ты ничего не спрашиваешь меня про мою деятельность.   - Будто я не знаю, чем ты на хлеб зарабатываешь. Не называй меня так, пожалуйста.   - Хорошо, больше не буду. Солнце. Яннис не тот человек, который не может долго молчать. Он не выдерживает и прерывает затянувшуюся, но совсем не смущающую Таню паузу и мурлычет вальяжно и немного жеманно:   - Если тебе интересно, мы почти дописали новый альбом.   - Это неудивительно, ваш последний вышел в пятнадцатом году.   - Потому что он будет в двух частях. Третий год работаем.   - Интересно.   - Он будет про проблемы общества через призму греческой мифологии.   - Ну не скандинавской же.   - Если ты и дальше будешь отвечать односложно, я не напишу о тебе песню.   Таня хочет подкинуть дров - съязвить, что про неё песни и так уже писали. Ей скрывать нечего. Но Яннис - точное олицетворение поговорки «в тихом омуте черти водятся», а сегодня он на грани взрыва и часто задирается по поводу и без. Но бесить его - одно удовольствие.   Остаток поездки они проводят за прослушиванием The Killers, изредка комментируя понравившееся строчки или заевшие мелодии.   Таня хочет раздеться прямо в машине.   Как только они подъезжают к пляжу, Яннис озвучивает план: посидеть здесь часок, накупаться вдоволь, затем заскочить в пару мест на обратном пути. Вечером он поедет распивать с друзьями узо и танцевать сиртаки. Боится, что опять переборщит и ему будет на утро стыдно, впрочем, ему не привыкать.   Таня даже не задаёт вопросов.   - Ляпота, - произносит Яннис с чувством выполненного долга, встав на песок и раскинув руки, как Иисус.   - Ну... Курортно. Я не знаю, что ещё сказать.   - Эх ты, ничего не понимаешь, - оскорбляется Яннис и начинает раздеваться. - Вообще-то, это один из немногих пляжей с песком, а не с пирсом.   Таня осматривается: полный штиль, абсолютно прозрачная вода, вокруг огромные глыбы, за которыми зачатки холмов и города, из которого они приехали.   - Это единственная причина, по которой мы приехали?   - А тебе нужна ещё какая-то? - с вызовом спрашивает Яннис, закуривая. Таня отмахивается и одним движением снимает с себя шорты с футболкой, оставаясь в раздельном купальнике. Яннис играет бровками и произносит что-то по-гречески, что-то, звучащее явно двусмысленно.   Она плавает в море две минуты, потому что вода двадцать три градуса, и для Тани это очень холодно. Она просит Янниса её не брызгать, и конечно же он её не слушает.   - А потом ты ноешь, почему я такая злая.   Пляж частный, и кроме них двоих здесь только две немки в возрасте, одна из которых спит, а вторая читает книгу, лёжа на животе, иногда что-то вслух комментируя. Таня определяет, что она из Баварии.   Она делает ход конем: решает загорать топлес. Вышедший из моря Яннис чувствует, что не готов справиться с такой преградой в данной момент, поэтому делает ей комплимент насчёт её солнечных очков и спрашивает, что такого интересного можно читать. Услышав мудрёное название, Яннис кивает и интересуется, что ей взять в баре. А потом вспоминает, что он, вообще-то, за рулём и сразу унывает.   - Успокойся, я могу сесть за руль, если будешь показывать дорогу, - Таня совершенно расслаблена, она убирает планшет и снимает с себя очки. Яннис, заворожённый, бьется до последнего - смотрит в её серо-голубые глаза, не моргая. Не спускаясь вниз.   - Какие эмоции, - словно выплевывая, язвит Таня.   Яннис сдаётся и со стоном примыкает к её губам. И когда он влажно её целует, Таня чувствует себя победительницей - им так легко управлять.   - Можно я тебя сфотографирую и сделаю из этого обложку? - он садится на песок, и пригнездившись, кладёт голову ей на бедро.   - Чтобы несколько миллионов людей пускали на меня слюнки? Давай.   - Ведьма.   Он возвращается из бара с двумя бокалами и фруктами и просит Таню включить что-нибудь «весёленькое и громкое».   Потягивая ром в своей цветастой рубахе под новый трек Дрейка, он чувствует себя новым Аль Капоне. О чем он и рассказывает Тане. Она ехидничает:   - Получается, что есть Бонд, и есть девушка Бонда. Тогда я девушка Аль Капоне?   Яннис смеется, притягиваясь к бокалу, а затем понимает суть хохмы. Скрыть то, что он озадачен, у него не получается.   Рассматривая родинки и татуировки на его руках, Таня думает об одном: как провести ей остаток дня. Можно продолжить докапываться до Янниса (не тратить же ей время впустую) или отправится гулять по берегу Афин и флиртовать с греками. Те хотя бы не так будут зазнаваться, как Филиппакис.   Ром ударяет Яннису в голову и он рассказывает ей обо всем, о чем только может вспомнить: как он учил в университете французский, на каких скоростях они сидели в десятом году, сколько баллов было землетрясение, которое он застал в детстве, о чем они думали, когда решили сняться в «молокососах» и про то, как однажды посреди ночи он решил узнать все, что только возможно о футурологии.   Ей приходится признать, что она действительно впечатлена. И все же, Таня совсем не знала этого человека. Мало кто вообще понимал, что стоит за этой баррикадой, но она точно знала, что знакомство с ним ей как-то поможет в жизни.   Они молчат минут пятнадцать. Комфортно.   Дальше Яннис рассказывает про поход на какое-то радио и как их ударник там чудил. Таня пропускает все, кроме первых двух слов и имен участников группы, поэтому отвечает:   - Я всегда знала, что Джимми самый адекватный из вас. Почему во всем интернете одна единственная фотка, где ты с девушкой?   Таня думает: наверное, он правда гей. Или бисексуален. И все это - прикрытие. Тогда как объяснить прошедшую ночь?   - Я просто мастер конспирации. Хотя могу задать тебе такой же вопрос.   Его тон заставляет Таню хотеть утопить его в море. Все равно здесь нет никого.   - Я не скрывала своего парня, просто всем все равно.   Истеричная нервозность Янниса меняется обратно на ледяное спокойствие. Он допивает ром и говорит:   - Здесь никого нет, кроме нас.   Это объяснимо: он немного пьян, а самой Тане хочется запоминающихся историй. Но запоминающиеся истории, связанные с тем, что он собирается сейчас предложить - специальность Лизы, и благодаря этим пьяным урокам жизни Таня знает все подводные камни.   - Не особо люблю эксперименты.   - Я, честно говоря, тоже.   - Зачем предлагаешь?   - Пошли танцевать.   Яннис выглядит неотразимо для тридцати двух летнего мужика, не умеющего нормально танцевать.   - Мы с Лизой ходили четыре раза в тихую на ваши концерты, начиная с две тысячи десятого.   - А Джек знает наизусть её последний альбом. Собирайся.   На обратном пути они заезжают в кафешку, и пользующийся положением Яннис уже не стесняется брать алкоголь. Он принимается объяснять, в чем особенность каждого блюда из меню, и Таня кивает ему, по большей части пропуская информацию мимо ушей - она знает, что ей при любых обстоятельствах будет слишком лень готовить что-то из перечисленного.   Тяжёлая, с крестьянским лицом дама ставит перед ней бокал с холодным кофе - в Греции его пьют при любой погоде и при любых обстоятельствах. Яннису приносят пятьдесят грамм метаксы, лимонный сок к ней, огромную тарелку с цитрусовыми, блюдце с сыром и оливками и какое-то блюдо из баранины. Язык Тани не способен выговорить название блюда вслух.   - Ты уверена, что не хочешь попробовать? - он кивает на бутылку. - Ты такого больше нигде не найдёшь.   Не дожидаясь ответа, он пододвигает пузатый бокал к её тарелке.   - Яннис, я за рулем. - Лицо Янниса не меняется. Похоже, у неё нет выбора.   - Я не заставляю тебя это пить залпом, я хочу, чтобы ты попробовала. Да подожди, не пей на сухую, возьми апельсин.   Таня берет в одну руку дольку спелого апельсина, в другую бокал.   Зато теперь она узнает, что ощущали Лиза и Мари в тот раз на фестивале, когда на спор пили виски с Баракатом перед его выступлением.   Таня глубоко вздыхает, откусывает фрукт и сразу же делает глоток больше, чем сначала хотела, и.   Ей нравится. Напиток не обжигает горло, хотя по словам самого же Янниса, крепость очень высокая. Тягучее, приятное тепло растекается по всему телу.   - Можешь попробовать со льдом, но это будет не по-гречески.   Таня вертит головой, мол, подожди, мне нужно время. Яннис не отстаёт: давай добавим тоник, давай замутим коктейль.   - Я тебя оставлю на пять минут, проникайся пока, - Яннис покупает сигареты на кассе и выходит на веранду «подышать свежим воздухом».   Два сообщения от Мари и десять от Лизы.        Таня предупреждает их сразу: они пропадёт где-то на неделю, потому что в этой стране действительно проблемы с интернетом. И не дожидаясь логичного вопроса, отправляет в общую беседу фотографию входной двери, к которой прикреплён греческий флаг.   Когда он возвращается, они пьют за здоровье Королевы, канцлера Германии и президента Греции.   Между разговорами о финансировании страны кредиторами, немецких фестивалях и дизайнерских рубашках Яннис спрашивает:   - Тебе же всё нравится?   Таня расплывается в улыбке. Ей действительно все нравится. Теперь нравится.   Она просыпается от громко хлопка входной двери, который может перебудить всю улицу. Таня матерится по-немецки, натягивает на голову одеяло и скрещивает пальцы, чтобы незваный гость испарился. В ванной включается вода.   Она смотрит на настенные часы - десять десять утра. После вчерашнего голова звенит, горло першит и хочется кого-нибудь ударить об стол.   - Дэ милаó элиника! Ты что, ещё спишь? - Яннис направляется на кухню с явным желанием что-нибудь украсть из её холодильника.   - Нет, блин, репетирую свои похороны.   Таня вспоминает все возможные ругательства на трёх языках, вспоминает даже, как будет «иди к черту» на норвежском. Раздражающе бодрый и настойчивый, Яннис отправляет ей воздушный поцелуй. Ничего не посмеет испортить ему настроение сегодня.   - В общем, киса, план такой: Акрополь, Плака, и на площадь ещё нужно сходить. Ну и храм можно какой-нибудь глянуть.   Но потом он объясняет: все это находится в центре, то есть в шаговой доступности от дома. Визитная карточка Греции выглядит не так, как было заявлено. Не таким Яннис хотел показать ей Акрополис, не стройплощадкой. Таня ездила слишком много по миру, чтобы чему-то удивляться, поэтому пожимает плечами: - Вау, это обложка моего школьного учебника по истории. Огромный зелёный холм посреди города, Ареопаг, где проводили время древние аристократы, театр, который каким-то чудом дожил до наших дней. Скучные музеи, у которых скучные названия. Всё, что обожает её бабуля. Раскопок в Афинах настолько много, что местные власти продают единый билет на их посещение, но Яннис слишком жадный, чтобы платить за такое удовольствие тридцать евро. Он предпочитает гладить жирных спящих кошек на этих руинах. Они садятся на камень под деревом, чтобы Яннис смог отдышаться, потому что подниматься ввысь по горе под палящим солнцем в его тридцать два ощущается совсем по другому, не так, когда он здесь жил. Убедившись, что вокруг одни старики, и в теории нет ни одного человека, который смог бы его узнать, он неожиданно для Тани целует её. - Мне надоело. Поехали ко мне?   Таня чувствует, что она сворачивает не в ту сторону. Таня чувствует себя мухой, которая бьется о толстые стенки банки.   - Ты не говорил, что у тебя здесь есть дом. Я думала, ты...   - Дом моего друга, а он отъехал по делам. Не глупи.   Его вилла находится прямо за Акрополем, на пешеходной улице. Первое, что Таня замечает, войдя в спальню - отсутствие штор. Как много туристов увидят её в не самом парадном виде?   - У нас времени до пяти, - шепчет Янис ей куда-то в ключицу. Тане не нужно повторять дважды.   Яннис укладывает её на ледяную постель и буквально одним движением оставляет без ничего. Кажется, её тело отказывается ей подчиняться.   Яннис может раздражать своей лукавостью, жеманностью, взрывным характером и практически всегда неуместным пафосом, но в этот момент она вспоминает, для чего всё это затевается: встряхнуться и перезапустить саму себя. Яннис показывает себя с другой стороны, а сердце её пропускает каждый третий удар. Любое его движение способно разорвать пополам. Очередная история в копилке, но смысл все ещё не найден.   Она шипит от ноющей боли, когда ложится на на спину, смотрит на грязно-белый потолок и просит дать ей воды.   Ей снова двадцать три, вместо двухэтажных пыльных коробок на холмах однокомнатная квартира на самой окраине Лондона, парень, который предлагает организовать им концерт в Уэмбли дружелюбный, как сенбернар, его глаза - океаны, как сейчас поётся в песне, и Таня ни малейшего понятия не имеет, почему она всё бросает и переезжает в его гнетущий и унылый Лондон из родного Кельна. Хотя пейзаж будто бы и не меняется вовсе.   Он кажется упрощённой, но ещё не испорченной копией Янниса. Все встаёт на свои места. Филиппакис выкуривает косяк и зарывается ей головой между ног. Орет песни на переднем сидении и показывает средний палец проезжающим машинам. Они в Афинах только второй день, но он сам уже не знает, куда им идти.   Они гуляют босиком по центру, танцуют, слушают гитару и знакомятся с парой немцев из Дрездена. Яннис ищет какие-то особенные сигареты, потому что в Лондоне такие стоят двадцать фунтов. Таня с нервяка шутит в три раза чаще, чем обычно. Ей кажется, что эта жара бесконечна. Ей кажется, что следы от укусов Янниса по всему телу и одна из его цветастых рубашек на ней - это в порядке вещей. Он ни на что не рассчитывает и не задаёт лишних вопросов, живет исключительно сегодняшнем днём и не собирается брать какую-то ответственность за происходящее. Наслаждается сексом после вина, пустой болтовнёй и солнечной Родиной. Он - олицетворение всего того, что Таня так долго избегала.   Они заваливаются в очередной бар.   Она передумывает здесь оставаться, и решает узнать, как можно добраться до какого-нибудь острова. Не потому, что ей захотелось в пятизвёздочном отеле потусить с другими немцами. Ей просто в очередной раз стало скучно. Скучно даже здесь, хотя утром её всё устраивало.   Она рискует поделиться с ним этим и в ответ получает совет надеть панамочку, а то совсем напечет.   Ей грустно. Грустно, но не больно, а так, словно лопнула внутри какая-то пленка, натянутая вокруг сердца, и разлила по всему телу тихую серую вязкую печаль, но одновременно с этим такую угнетающую.   Подобное она ощущает, оказавшись в любом английском городе.   Таня вспоминает, что в великом и могучем русском языке есть специальное обозначение этого чувства - «тоска». Ни в одном языке такого нет.   Яннис смеётся, и улыбка возвращает его в свою молодость, а после очередного бокала красного сухого он уже плохо соображает и становится податливым, как любая школьница на их концерте. Он смеётся невпопад над любой шуткой Тани, на пальцах разжёвывает ей что-то про музыкальный бизнес, а на её словах «Яннис, я попала в эту индустрию за год до того, как вы выпустили первый альбом» он заливается гоготом на всю забегаловку, и амбал-бармен на ломанном английском заявляет, что если они не перестанут, то он одним движением пальца выкинет их отсюда.   Таня не успевает даже попытаться уладить конфликт, как Яннис из-за подкатившей агрессии тут же трезвеет, и на идеальном греческом начинает ему прямо и точно намекать, что он не прав. Таня ни слова не понимает, но чувствует, что остальные посетители сейчас достанут попкорн и усядутся вокруг, потому что «я же британец, а все британцы любят драки», и она могла бы заорать на весь бар, чтобы отвлечь Янниса, или же кого-нибудь позвать, как происходит то, к чему ни она, ни гопник-Филиппакис совсем не готовы.   Её глаза цепляются за троих девушек, заходящих в бар, но по какой-то причине остававшихся в дверях. Они громко спорят с друг другом с явным ирландским акцентом, и Тане было это ни к чему, если бы одна из них не завязывала на своей талии футболку с логотипом последнего альбома Foals.   - Яннис, сматываемся, - она сползает с высокого стульчика и хватает мужчину за край рубашки, осматриваясь по сторонам.   - Бля, подожди, я не закончил...   - Яннис, тут фанаты, - но на последнюю реплику он реагирует сразу же, и позволяет с собой делать все, что ей вздумается. Таня затаскивает его в мужской туалет, и успевает закрыть дверь перед тем, как компания дам усаживается в противоположном конце зала.   Вены от агрессии вздуваются на руках Янниса настолько, что Таня принимается вспоминать номера всех знакомых адвокатов. Зато в тюрьме она сможет выучить ещё один язык.   - Сейчас мы выйдем, и я разукрашу ему ебало! - шипит Филиппакис, облокотившись о раковину.   - Господи, умойся для начала.   Яннис прожигает её долгим взглядом, нахмурив свои брови. Тане мерещится, что в его бороде появляется седой волос.   В итоге Яннис умывается ледяной водой, вроде бы трезвеет окончательно. Просит глянуть, сидят ли они там.   Таня приоткрываете дверь и обречено вздыхает: девушкам приносят коктейли. Значит, это надолго.   - Тут же только один вход? - спрашивает она у Янниса.   - Да, но здесь есть окно, - он кивает на небольшой прямоугольник сбоку от двух кабинок.   - Даже я туда не пролезу.   - Тогда нам придётся здесь хер знает сколько торчать.   - Замечательно.   - Прекрасно.   Таню хватает только на минуту игры в гляделки, и поэтому она достаёт телефон. У значка вотсапа трёхзначное число, как она будет читать эти сообщения, ей не совсем понятно, но сейчас ей не хочется этим заниматься. Она открывает на телефоне судоку.   Яннис курит в форточку, и он все ещё зол. Таня могла бы сухо пошутить или смешно подстебать Янниса, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но в этом нет никакого смысла - он слишком возвышенный сейчас, чтобы обращать внимания на провокации.   Яннис выкидывает сигарету и закрывает форточку. Облокачивается о ледяную стену, когда какой-то тучный и лысый грек заходит помыть руки.   Телефон разряжается окончательно. Интересно, о чем они сейчас будут разговаривать? О чем вообще принято разговаривать в такой ситуации? Таня выглядывает в зал - одна из девушек уже успела опьянеть, и кажется, этот самый лысый грек к ним собирается сесть.   Яннис своим взглядом утягивает за собой, затуманивает ей разум, выбивает землю из-под её ног. Даже не пытается сделать вид, будто он не знает, что с ней творит. Таня не помнит фильм, но помнит, что происходило: девушка Бонда закрыта в клетке, которая наполняется водой, а Бонд все никак не может подобрать ключ. Таня не хочет привязываться. Если нет ключа, то, вероятно, может помочь отмычка или какой-нибудь лом. Она решается на самый эффектный манёвр, на который только способна. - Я обещал тебе блеск океана, жемчугов, золота и индиго. - Яннис не моргает, игра глаза-в-глаза продолжается, но он заинтересован, - и я смотрел, как ты уплывала, прорезая путь через волны. - Я никогда не любил тебя так, как сейчас*, - подхватывает Яннис. - Мне нравится «Total life forever”. - Конечно, он же нравится всем, мы никогда не сможем его переплюнуть.   Яннис смотрит так, что Таня не понимает: ей сначала въебут, а потом выебут, или всё же наоборот.   Её биполярно раскачивает по десять раз на дню от «господи, когда же этот карлик заткнется и куда-нибудь свалит» до «пожалуйста, Яннис, но я не хочу быть очередной... просто очередной».   Когда она уже определится, что ей хочется на самом деле?   Яннис едва ощутимо касается рукой её плеча, ведёт вниз указательным пальцем, в конце обхватывая узкое запястье своей шершавой ладонью. Подносит к своей щеке.   «Нет, Яннис, не в этот раз. Я этим уже сыта по горло». Таня не отрывает от него взгляд ни на секунду.   Теперь сердца может разбивать только она.   Таня реагирует быстрее и целует его, притягивая за затылок. Он заламывает её руки и прижимает всем телом к стене, ждёт, пока она обхватит его торс ногами.   Яннис наощупь находит ручку от двери в кабинку, падает в неё, придерживая девушку за талию другой рукой. Все происходит настолько быстро, что Таня не успевает реагировать и немного тормозит, но по крайней мере до неё доходит закрыть дверь на щеколду. Ей кажется, что она отбивает себе все конечности.   Не так она представляла себе пенсионерский отпуск, совсем не так.   Он двигается в ритме, как и полагается музыканту, и Таня рефлекторно закрывает глаза между рывками и вздохами, пытаясь вспомнить всех вокалистов или гитаристов, с которыми у неё что-то было. Их не так много, но с каждый разом их известность возрастает, и Таня признаётся самой себе, что ей очень интересно, кто следующий. Алекс Тёрнер, Джаред Лето? Она определено идёт только на повышение.   Яннис в этой узкой кабинке такой маленький, беспомощный: в замкнутом пространстве он к ней так и льнет, сжимает за все, за что только можно сжать. Он креплый и сильный, тяжёлый, но нескрываемо заботливый, и кажется, он пытается ей намекнуть, что он превращается в какое-то желе рядом с ней.   Руки Янниса вдруг становятся ледяными, когда он зажимает ей рот: кто-то хлопает дверью в туалет.   Ей настолько душно, что в первый раз за долго время ей хочется почувствовать лондонский ледяной и колющий ливень.   Яннис начинает начинает двигаться настолько быстро, насколько ему хватает сил после алкоголя и не случившейся драки, он пытается дразнить её и матерится, иногда вставляя что-то на греческом. Его можно понять: он пытается выдолбить из неё хоть что-то, хоть одну эмоцию, потому что Таня невозмутима, и это выводит из его из себя.   Она слишком хорошо держит себя. Когда они выходят из кабинки, он не стесняется назвать её снежной королевой.   Таня все ещё невозмутима. Невозмутима, пока он вызывает такси и называет адрес её студии, невозмутима, пока они туда едут. Кажется, она не чувствует чувства, даже когда он заявляет ей, как только они оказываются в прихожей:   - Я надышался воздухом и у меня нет сил ни на что.   - Поэтому ты завалился ко мне спать?   - Поэтому мы будем валяться и смотреть сериалы, как настоящие стариканы.   - Я планировала делать это весь отпуск.   - Вот видишь, наконец-то я ничего тебе не порчу.   Таня ставит электрический чайник, достает себе чайный пакетик. Уже даже не спрашивает Янниса о его предпочтениях, потому что помнит, что он пьёт кофе литрами. Даже после бутылки вина. Даже на ночь.   Они решают посмотреть «The ripper street», и Таня чувствует: ночка будет тяжелой. Шотландский акцент – последнее, о чем ей хочется сейчас заморачиваться. Со злости она добавляет ему в кофе четыре ложки сахара.   - Здешний растворимый кофе хуже ссанины, - отчеканивает Яннис по слогам.   - Ты знаешь, какая на вкус ссанина?   Яннис хочет сымпровизировать в ответ, но Таня отвлекается на телефон: Лиза пишет в первый раз вовремя. Лиза: Ты жива?   Таня фотографирует экран ноутбука, и отвечает, что скоро ляжет спать, потому что по греческому времени уже далеко за полночь.   Лиза: а я думала ты во всю развлекаешься со своим жеребёнком АХХААХХАХААХАХАХХАХАХХААХХАХХА   Таня исподтишка фотографирует руку Янниса, невесомо поглаживающую её коленку.   Лиза: ТАНЯ ТВОЮ МАТЬ Я ЖЕ ПОШУТИЛА Вы: А я нет Лиза: Я НИЧЕГО НЕ ХОЧУ ЗНАТЬ Вы: Нет, ты хочешь) Лиза: МЫ ПОГОВОРИМ ОБ ЭТОМ ТОЛЬКО КОГДА ТЫ ВЕРНЁШЬСЯ Лиза: а они пишут новый альбом?   - Тут интересуются, готовите ли вы альбом. Ну, в Твитере.   - Нет, мы ничего не готовим, мы бухаем. Перестань задротить, сейчас начнётся вся движуха.   Сериал действительно интересный. Таня признаёт это, хотя не всегда понимает определённые слова. Яннис кладёт голову ей на плечо, что-то мурлычет по ходу серии, иногда острит. Переплетает свою правую кисть с её левой, трется своей колючей бородой, к которой она уже успела привыкнуть.   Когда на экране начинают развиваться намеки на постельную сцену, Яннис целует Таню в выступающую ключицу. Ей хочется уткнуться в его прокуренные кудрявые волосы, чмокнуть куда-то в лоб, просто к себе крепко прижать, словно он единственный источник тепла.   А когда она осторожно к нему разворачивается, то слышит, как он начинает сопеть.   Таня выключает ноутбук, укрывает Янниса, выключает светильник на тумбочке. Выходит на террасу.   Яннис не озвучивает, что между ними происходит, и Таня думает - ну и слава богу, так всем легче. Лучше притвориться, что все это от скуки, что это очередной курортный роман, красивая история, словно для фильма. Или их нового клипа.   История, как «Римские каникулы», только она - далеко не Одри Хепбёрн.   Но Таня знает: в Лондоне с ним пил каждый третий, да и в Греции много кто с ним на короткой ноге. А вот сериал с ним в одной кровати смотрят мало кто. И фрукты он далеко не всем по утрам нарезает.   Через двенадцать часов сказка закончится.     Таня клянётся, что никогда больше с ним не ляжет в постель, потому что Яннис спит в позе морской звезды, по-хозяйски отжав оделяло. Он уезжает ровно в три дня, поэтому времени у них - пять часов.   Обнаженный Яннис в её постели - зрелище, заслуживающие быть написанным маслом.   Но альбомы Foals, пожалуй, стоит удалить с телефона.   - Я улетаю в три, - единственное, что произносит Яннис за весь завтрак.   - Я помню. Нам еще за сувенирами зайти.   - Чем займёшься дома?   Таня осознаёт, что не задумывалась об этом ни разу за все время её спонтанных каникул. Эти три дня –  лучшее, что происходило с ней с две тысячи семнадцатого. Три дня ощущаются как три года.   Она спрашивает, что ещё в Греции можно посмотреть интересного кроме Афин. Яннис перечисляет варианты и про каждый готов говорить безостановочно, и когда он слышит, что Таня оставляет свой выбор на чисто туристическом Крите, то сразу же выдаёт разочарованное лицо. Тане даже становится стыдно.   - Я просто хочу поваляться на пляже неделю и не делать буквально ничего.   - Ты быстро заскучаешь.   - А с чего ты взял, что я буду валяться одна?   - У тебя в каждом городе есть мальчик для курортного романа?   - А с чего ты взял, что это мальчик?   Яннис смеётся, мотает головой. Шутит, что в таком случае ему не стоит за неё волноваться. Моет посуду и прибирается, пока Таня покупает билеты на самолёт.   Она думает: если бы они встретились где-нибудь в Германии, может быть в Лондоне, или у кого-нибудь на вечеринке в ЭлЭй, в общей компании или по рабочим вопросам – что бы было тогда? Они смогли бы стать парой? Или это была бы всего лишь мимолетная интрижка, о которой она потом не вспоминала?   Яннис странный, но про него хочется написать книгу. Он разговаривает лениво, словно актер зачитывает текст роли. У него лицо, что называется, с обложки, но при этом он ниже Тани на несколько сантиметров и когда злится, забавно дергает своими конечностями, что заставляет её сдерживать смех (не всегда удачно). А так это человек-загадка, да.   Они настолько разные, что Греция – их единственная точка соприкосновения, но разве не в её любимой песне (любимый когда-то) надломленный и хриплый голос пел о том, что противоположности всегда притягиваются?   Яннис идёт на террасу покурить «на дорожку».   - Мы в июне будем в Берлине, - Яннис растерян, но пока что не сломлен.   - Далековато от Кельна ехать ради одного вечера, прости.   Перед глазами Тани пролетают картинки прошедших дней.   - В начале июля заедем в Амстердам.   - В начала июля я буду гадать над подарком Лизе.   - Ты все равно весь год планировала отдыхать.   - Тебе обязательно сейчас все портить? Мы же договорились просто хорошо провести время и потом разойтись своими дорогами.   - А мы разве о чём-то договаривались?   - Некоторые вещи лучше не произносить вслух, но это разве было не очевидно?   - Пойдём уже за сувенирами, а то точно меня сейчас доведёшь.   Яннис болтает намного больше, чем обычно, и Таня замечает, что это связано не с его приподнятыми настроением. Ей наконец-то стало понятно, почему все сложилось так, как сложилось: практически никто не мог долго выносить Янниса. И его полеты мыслей в том числе. А Таня большую часть времени молчит или отвечает лаконично, но по делу, вот он и вываливает на неё всё то, что скопилось за последнее время.   Из него вышел бы неплохой ведущий, оратор. Преподаватель языков или экскурсовод, на счёт последнего у Тани нет никаких сомнений – только он может преподать скучную информацию о скучном блошином рынке так, что туда захочется полететь и смести все с прилавков.   Когда они начинают гулять по торговым рядам, Таня недоверчиво бросает взгляд то к немецким швейным машинкам, то к китайскому фарфору, стараясь идти как можно ближе к Яннису. У неё был травмирующий опыт с рынками – в каждом большом городе Лиза скупала всякий хлам в таких местах, а потом жаловалась, что для всего этого нужен ещё один чемодан.   - Что обычно привозят из Греции? - Масло, мёд, вино. Специи ещё. Я бы на твоём месте спрятал кошелёк, тут очень много карманников.   - Давай хотя бы сегодня без драк.   - Я дерусь, только когда британец, то есть в Британии. А сейчас я в Греции и я грек.   - Восхитительно. Вчера ты так не считал.   Кажется, сейчас произойдёт преступление.   Он отводит её к виниловым пластинкам.   - Тебе хватит десяти минут? - спрашивает Яннис. Он что-то задумал, но не говорит, что именно.   - Да, скорее всего.   - Тогда я тебя оставлю и кое-куда сбегаю, кажется, я придумал, что ещё можно купить твоим подружкам.   Пластинки здесь в основном по три евро, но найти что-то позднее восьмидесятых практически невозможно.   Где-то сзади слышится неуверенный английский в перемешку с русским. Что русские туристы забыли в Афинах, для них же специально есть Родос и Крит, разве нет?   Бородатый креплый мужчина в цветастом поло подходит к ней, когда в руках у неё Abbey Road битлов. «Сейчас будет клеиться, чувствую», думает Таня, но потом узнаёт обладателя голоса:   ⁃ Таня? Мы бы с тобой ещё в Антарктиде встретились. Работая десять лет менеджером то здесь, то там, Таня выработала себе потрясающую память на имена и лица, но ей никто не поверил, если бы она сказала, что узнала стоящего перед ней человека сразу же, но этому есть вполне разумное объяснение: его внешность была не совсем русская, а по имени вообще невозможно было определить, какой он национальности.   Мужчину звали Эриком. В последний раз они виделись в марте, когда Лиза и компания собирали стадионы в столицах, а потом ещё неделю развлекались в Питере. Эрик был одним из фотографом, да и вообще много помогал. Звал ребят к себе в подкаст, но как-то не сраслось, но зато получилось собрать огромную компанию и погулять от души.   Эрик бородатый, кареглазый, носящий последний год исключительно все кислотное и цветастое, и Таня смеётся, потому что сегодня Яннис выглядит очень похоже.   Они обсуждают какую-то ерунду и собственно самих битлов, Эрик весь разговор улыбается.   - Вы же вроде бы только откатали весь тур?   - Да, на прошлой неделе был последний концерт. Вот приехала сюда набираться сил.   Эрик действительно смешно юморит и интересуется, какое масло ему взять лучше. Таня хочет сказать, что понятия не имеет, потому что ей его купил Яннис, но ведь тогда возникнет неловкая пауза, потому что, ну, это же не просто левый грек из её номера напротив, это Яннис, к которому стабильно два раза в день подходят фотографироваться.   - Ты здесь одна? - спрашивает Эрик, а потом осекается, потому что вопрос явно не самый тактичный.   Таня пробегает глазами вдоль всего рынка и начинает паниковать, когда не может найти Янниса. Она поворачивается обратно к Эрику и видит у подошедшего парня в руках профессиональную камеру.   - Привет.   Его имя Таня тоже запомнила, что очень странно – самое распространённое имя из русских. Алексей.   Он одет также ярко, как и его друг, но Таня прикусывает свою губу, когда замечает на Алексее очки, которые носил ещё один британец, имя которого лучше при ней не произносить.   - Как жизнь? - разрушает тишину Таня.   - Решились на спонтанный отпуск, а билеты только с пересадками. У нас самолёт в пять, вот и решили прогуляться по городу.   Они обсуждают концерты, что нового произошло за полгода в России, список вещей, которые нужно успеть сделать до Рождества. Танин мозг работает исключительно на автопилоте, и её глаза разбегаются от толпы людей вдалеке, в которой где-то должен бегать Яннис, до стоящего прямо перед ней Алексея, который очень редко вставляет какие-то реплики, но чувствует себя комфортно. Он что, рассматривает её лицо уже пять минут?   Таня утром чувствовала себя снова потерянной и опустошённой, прямо как в тот вечер в аэропорте после тура, а сейчас её не покидает чувство, будто она вышла из комы, а прошло десять лет. Приходится неловко интересоваться, что произошло важного в мире.   Что могло пойти не так?   Среди двухсот пятидесяти стран, двадцати четырёх часовых поясов и миллиона рынков они сталкиваются лицом к лицу именно здесь. Они знакомы с две тысячи четырнадцатого, виделись раз десять, и каждая встреча была запоминающейся, но сейчас это всего лишь случай, а в жизни ничего не бывает случайного - та же встреча с Яннисом это доказывает.   Для чего это нужно? Они могли бы с Яннисом прийти сюда на полчаса позже или вообще купить эти сувениры в любой палатке у аэропорта, могли не выходить из квартиры до последнего и потом в спешке собираться на самолёт, могли пойти гулять у моря.   Что должно произойти? Будто бы в её жизни и так не достаточно спонтанных знакомств и неожиданных встреч.   Таня возвращается на землю, когда Эрик после продолжительного монолога про журнал Элмакайаса, в котором напечатали работу Алексея, выдаёт ей пару метких комплиментов, подхватываемых самим же Алексеем.   Надо сказать, что флиртуют они также элегантно, как и Яннис.   ⁃ Ну, мы пойдём уже, а то Леше много чего ещё поснимать тут нужно.   Они неловко обнимаются, прощаются и Таня обещает написать им, если (когда) будет в России.   Яннис прибегает почти сразу же. В руках у него какие-то пакеты, и убедившись, что вокруг практического никого нет, радостно ей шепчет:   - Я нашёл, где можно купить деревянный член.   - Лиза оценит твои старания.   Она позволяет ему поцеловать её куда-то в уголок губ и думает о том, что как было хорошо, если бы море все сейчас смыло.   Таня знает, что прикосновение Алексея будет жечь ещё несколько часов.   Их прощальный обед проходит в какой-то кафешке прямо у рынка. Они ни слова не говорят о том, что через два часа разъедутся кто куда, и будут пересекаться только на огромных фестивалях в лучшем случае раз в год.     В аэропорту её раздражает всё сразу: толпа орущих китайцев, медлительные греки, эти чертовы вырвиглазные буквы повсюду, разговор с Яннисом, который явно не клеился, сам Филиппакис, отчаянно пытавшийся спасти положение своим лепетом. Таня вымучивает из себя вежливую улыбку и даже пытается как-то реагировать на его разговоры ни о чем, но это заставляет Янниса чувствовать себя ещё больше виноватым.   Нужно разжать то, что обычно сжимают, и перестать воспринимать конец этих каникул как конец вообще всего на свете. Ещё будет сотни таких лет, столиц, курортных романов. Мир будет таким же хаотичным и наполненным неожиданных встреч.   Яннис встаёт прямо в центре зала:   - Прощаемся.   Он притягивает Таню к себе, зарывается лицом ей в ключицу так, что у неё в горле предательски встаёт ком. Яннис целует её влажно на прощание, ни на кого не обращая внимания, и протягивает небольшой конвертик. Просит написать, когда она будет дома и даёт обещание устроить тур по Германии.   Таня мысленно ударяет себя кулаком в щеку, потому что надо выдать хоть что-то. Съязвить в ответ, отрезать от себя какой-то кусок на память, выжать любое колкое слово. Всё, на что её хватает — дрожащее «надеюсь, твой самолёт не разобьётся, хоть это и будет романтичная смерть».   ⁃ Мне пора уходить, малыш. У нас всегда будут Афины.   Внутри все разъедается соляной кислотой.   Хочется хрипловато трещаще произнести «Яннис, это необязательно, мы не в сериале», но с другой стороны, что она ожидала? Что он признаётся ей всеми пятью словами любви на греческом?   Они расходятся в разные стороны, и когда Таня наконец-то решается обернуться, чтобы посмотреть, обернулся ли он, Яннис давно уже затерялся среди толпы.   И по иронии судьбы маленький телевизор над барной стойкой в кафе показывает «Касабланку».   Таня раскрывает конверт. В нем фото с полароида, на котором Яннис корчит рожицу на фоне её спящей. На обратной стороне дата и адрес. Когда он  успел сделать фотку – не понятно, но название улицы снова переносит её в 2012 год, к её мальчику, любящего больше жизни собак и группу Foals, к мальчику, чьи голубые глаза ей никогда не врали.   Тем больше тебе кажется, что Лондон огромен, тем теснее он оказывается на самом деле.   Таня смотрит на время – до начала посадки сорок минут. Сначала она хочет написать Мари, но в последний момент удаляет сообщение – подруга сейчас полностью погружена в запись альбома, у неё нет времени буквально ни на что. В ЭлЭй четыре утра, и это поздно даже для Лизы.   Бармен наливает кофе за счёт заведения и на чистом английском аккуратно спрашивает у Тани, как проходит её день. Она без угрызений совести рассказывает все, что только может рассказать. Её монолог затягивается на полчаса, она останавливается на финальной сцене фильма, и Таня случайно вслух задаёт самой себе риторический вопрос – какие неожиданные встречи ждут её в ближайшее время.   - А разве это плохо, что они есть? - спрашивает мальчик-бариста, колдуя над вторым капуччино для неё. Он произносит что-то на греческом, в затем неловко осекается, и немного подумав, переводит, - где есть море, есть и пираты. Ничего не бывает просто так.   За народную греческую мудрость Таня решает оставить ему щедрые чаевые.   По дороге в отель она успевает заснуть три раза, но в этот раз ей попадается водитель, любящий скорость и резкие повороты. Таня не уверена, что сможет добраться до нужного места живой и невредимой, но улыбается самой себе, когда осознаёт, что начинает понимать какие-то фразы на греческом, а не просто «как дела» и «где здесь туалет».   Крит отличается от Афин только тем, что здесь гораздо больше людей, в частности русских. Но Тане, кажется, всё равно.   Дома её ждёт мерзкий кёльнский ноябрь, дела группы, которые она не может полгода разгрести, безалкогольные вечеринки для своих и приличный счёт в банке. На что его тратить, Таня понятия не имеет, и даже если она перестанет работать, на эти деньги ещё можно будет прожить пару лет. Чего ей не хватает?   Таня чувствует себя настолько выжатой, что даже не срывается на медлительную и долго соображающую девочку с ресепшн: окна выходят на стройку, а не на бассейн, вайфай везде отвратительный, и включён только завтрак, хотя на сайте об этом не написано. И до моря идти не две минуты, как заявлено.   Яннис давно уже приземлился, и конечно же, он ей не пишет об этом.   Таня кидает вещи куда-то в угол номера и сразу же идёт на балкон. Расслабляется впервые за день, и решает, что сейчас самое время поизучать Инстаграмм старых приятелей.   Русские, русские, Украина, репер с дредами, сам Алексей, и портреты, эти самые портреты, кажется, он работал со всеми группами, которые Таня только знает, за исключением самой главной. Ту, которую она давно не называет вслух.   Она долистывает до его фотки на фоне Биг Бега и сразу же выходит из приложения.   Надо сходить на море, пока пляж ещё не закрыт.   Яннис сказал: чтобы идти в будущее, надо избавиться от прошлого. А как она может от него избавиться, если оно следует за ней настолько уверенно?   Как гласит пословица – вспомнишь лучик, выглянет солнышко, но кто бы мог подумать, что из шести ста тысяч человек на всем острове её соседом напротив окажется именно он?   ⁃ А Эрик до последнего просил нам номер на этаже выше.   Они стоят напротив друг друга, в неловких зеркальных позах. Таня сжимает карточку от номера настолько сильно, что та вот-вот сломается.   Ей же нужно что-то сказать в ответ?   ⁃ Я собирался в бар, если хочешь, можешь присоединиться.   Таня неожиданно открывает для себя, что в первый раз в жизни не хочет говорить, что не пьёт.   Алексей смотрит на неё сверху вниз. Его взгляд так и твердит, что ему все стало ясно, но Таня никак не могла понять, что конкретно. От карих глаз становится слишком душно, и Таня понимает, что хочется покурить, хотя она никогда этого не делала.   Когда она увидела его в первый раз, то не смогла толком запомнить, как он выглядит. Сейчас же ей хотелось украсть из их номера камеру и сфотографировать его в этом дверном проеме.   Но её руки не настолько золотые.   Последние семь лет Таня живет на четыре стихии: ЭлЭй, Берлин, Москву и Лондон, но именно в любимом месте всех русских туристов им было суждено встретиться. Таня вспоминает пять фильмов, где сценарий точно такой же.   Пока они спускаются по лестнице, Таня пишет в общую беседу группы, что придумала им идею для клипа.   В баре нет никого, кроме них. Курить разрешено только на улице, и Таня этому безумно рада, потому что иначе она действительно сорвалась бы и попробовала.   - Мы выбрали этот отель, потому что он единственный, где практически нет отзывов на русском, - он берет себе пиво.   - Я выбрала этот отель, потому что люблю тыкать на красивые картинки.   - Где он?   Последнее слово режет слух. Говорить об Яннисе в третьем лице нечестно. - Поехал к отцу.   Раньше ей казалось, что он злой и токсичный только в интернетах, а в реальной жизни тихий и не способный на колкости. Никогда ещё Таня не была так близка к провалу. Они разговаривают о чем угодно, но только не о музыке. Таня знает этот взгляд: он хочет знать о ней всё. Почему бы ей не сделать первый шаг и открыться? Но при этом не раскрывать тайну до конца.   - Видимо, я его чем-то испугала. Я даже знаю, чем.   - Ты вроде бы не пугало, чтобы кого-то пугать.   - Да, но зато я в очередной раз убедилась, что встречаться с вокалистами любимых групп – не самая лучшая идея.   - А такое уже было не раз?   - Да. И все они из Британии, что весьма забавно.   - Я не встречался ни с кем из любимых исполнителей, но со многими турил.   Таня интересуется, с кем бы он ещё хотел поехать в тур. Алексей бледнеет и невинно улыбается, опуская глаза, потому что ему все ещё неловко признавать, что таких исполнителей, по сути, нет, он знаком практически со всеми любимыми группами и со многими из них хорошо общается. Он пожимает плечами и называет отцов любимых жанров, и вздыхает – у него есть несбыточная мечта. Blink 182, и не стоит объяснять, почему.   Таня понимающе кивает. Она знакома с Марком Хоппусом через два рукопожатия, а отправить Алексея с ними в тур по Европе следующей осенью – потратить десять минут своей жизни на один звонок. Чтобы избежать неловкого молчания, она спрашивает что-то про фестивали в России, и пока фотограф жалуется на то, что с этим все очень плохо, Таня обещает себе связаться с Хоппусом сразу же, как только она вернётся в Кёльн.   Если Алексей поможет разобраться с тем, что же ей нужно.   - Мы хотели в восемь пойти в рыбный ресторан, который прямо у пляжа, присоединишься?   - Прости, но мне нужно идти. Надо сделать пару важных звонков.   Она идёт к лестнице через весь бар и ресепшн, и ей не нужно включать боковое зрение, чтобы понять, смотрит он или на неё. Когда он ещё встретит девушку, которая может одним звонком кому-то сломать или наоборот устроить карьеру? Ещё с четырнадцатого года он помнил, что Таня никогда не поднимала ни на кого голос, но её слушались все.   Это всегда завораживает.   Она чувствует себя виноватой за то, что отказалась от ужина. Хотя она никому ничем не обязана. Почему же тогда это так душит?   - Всё-таки он странный, этот фотограф, - произносит себе под нос Таня. Она пытается уже полчаса сделать упражнение по норвежскому, но, видимо, её мозгу нужен детокс, раз она не может отвлечься от своих мыслей хотя бы на час и заняться полезным делом.   На самом деле у неё просто опять начинается бессонница, но Таня предпочитает это замаскировать под неожиданно пробудившуюся тягу к знаниям.   В три часа ночи.   О её состоянии можно писать книги по психологии.   Она открывает Инстаграмм, чтобы ответить взволнованной Лизе, потому что Яннис выложил историю с непонятной компанией, где какие-то непонятные девицы. Зная Лизу, Таня уверена на все сто, что подруга уже собирает чемоданы и покупает ближайший билет в Афины, лишь бы побыстрее разобраться с происходящем. Таня пишет ей, что расскажет абсолютно все, когда вернётся, но когда она вернётся, ей самой неизвестно.   Что у неё делает открытый профиль Алексея, ей тоже неизвестно, потому что когда она отвлеклась буквально на минуту, чтобы посмотреть магазин на диване на греческом, Лиза что-то печатала.   Она просматривает его страницу так, будто не знает, какие у него там фотки, с кем фотки, в каких городах фотки. Интересно, а он снимает что-то помимо концертов?   3.10 Не спишь?     А что она ещё, блин, делает? (Изучает его профиль)   Алексей не умеет в нормальные подкаты, когда Эрика нет рядом, это факт. Впрочем, Таня тоже. Это подкупает.   Он что, следит за ней, как кот за мышью из мультика? На часах глубокая ночь, греческий магазин на диване сменился греческим ситкомом, а Алексей пишет ей сразу же, как только она о нем подумает.   В Лондоне ей не особо приходилось шифроваться, потому что тогда мало кто знал её, и не так много кому был известен он. В ЭлЭй её знают все, как и в Берлине. В Греции все знают Янниса. Всё это всегда доставляет Тане много проблем, и каждый раз, когда она грустит о том, что так и не смогла стать великой гитаристкой, она вспоминает, что, по крайней мере, может не запариваться насчёт личной жизни, потому что кому какое дело?   В любой другой стране каждого из её парней могли заметить в толпе, Алексея же здесь никто не знает. Ему удивительно шла тоска к лицу. Не так, как любому другому русскому. Впрочем, это особенность нации: даже на другом материке, в четырёх тысячах километрах от родных просторов ты все равно найдёшь, над чем погрустить, и ты никогда от этого не избавишься. Скука и тоска заложена генетически.   Таня знает это, будучи русской на четверть, и семь лет бок о бок общаясь с тремя главными людьми в её карьере.   3.12   Нет     Наверное, именно поэтому ей и нужно было все бросить и сорваться в Грецию.   В Лондон она теперь летает только по делу. Тур устраивает так, как удобно ребятам, а не чтобы с ним не пересекаться. Ненужные люди отваливаются, новые знакомства появляются, языки учатся.     3.15   Этот придурок храпит как паровоз и я не могу заснуть   3.16   Пошли погуляем?   Прошлое – старый ржавый якорь, который не даёт тебе идти. Даже если у тебя есть карта или компас.   И перед тем, как ответить Алексею, Таня переходит на профиль, сброшенный Лизой, и пишет:   3.19   Вам не нужен фотограф в тур?   cause i’ve been to the darkest place I know