Постыдные связи, или Не зная броду - не суйся

Как верно говорят простолюдины! — не зная броду, не суйся в воду. Герцог Придд украдкой вздохнул и потёр ноющий зад. Зря он не вспомнил это мудрое народное изречение год назад, когда провоцировал Окделла на ссору, ох зря. Полез в неизвестную реку, а брода в ней не оказалось, увы. Одни подводные камни. Растерзанный тыл то ныл, то чесался, и Валентин был бы счастлив вскочить с остывшего ложа любви и позвать слугу с тёплой водой и тазом. Увы, его ненасытный любовник посапывал совсем рядом и в любой миг мог проснуться. При одной мысли о том, что придётся вновь испытать на себе этот пыл и рвение, Валентина начинало мутить. Пытаясь унять дурноту, юноша крепко зажмурился. Вскоре ему удалось забыться тревожным сном. Во сне Валентин увидел лучшие моменты своей жизни. Перед взглядом измученного графа проплывали картины, полные недоступного более счастья. Вот он проказничает в детской, выводя из себя ментора. Вот получает в подарок от матушки увесистую книгу, о которой так мечтал. Вот охотится с дядюшкой Штефаном на зайца, и тот своим низким медленным голосом объясняет юнцу, как свежевать тушку. А вот и Джастин — радостный, сияющий, как солнце — прижимает младшего к себе, звонко целует в щеку, а потом… Сновидение становится томным. Валентин видит как наяву своё первое в жизни соитие с мужчиной — не просто с мужчиной, с любимым братом. Сладкий сон прервался внезапно. Валентин распахнул глаза: вокруг были всё та же ночь и та же спальня. Справа от него по-прежнему изволил почивать герцог Рокэ Алва. Валентин сонно потёр глаза. Зачем он поверил Юстиниану? Ведь братец всегда был склонен к преувеличениям и так легко очаровывался людьми… Он ссылался на Рокэ Алву как на лучшего учителя в вопросах жизни, смерти, любви. Расписал прелести дружбы с кэналлийцем столь соблазнительно и ярко, что Валентин возгорелся целью стать оруженосцем Первого маршала и шёл к ней, преодолевая любые препятствия. Пришлось даже заколоть Окделла на дуэли, чтобы наконец-то обратить на себя внимание всесильного и ни в ком и ни в чём не нуждающегося Ворона. И зачем? Все старания коту под хвост… Юноша досадливо вздохнул и попытался сдвинуться к краю кровати. Он намеревался совершить побег в свою спальню, где заботливый Хуан оставил новому оруженосцу и легкий ужин, и лечебной мази для растянутого зада. Но увы, слух у Алвы был поистине звериным! Стоило Валентину коснуться пола лишь одним пальцем осторожно спущенной стопы, как тяжёлая рука Первого маршала легла на плечо беглеца. — Куда ты? — сонным голосом спросил Ворон. — Джас… То есть Валентин. Если тебе плохо спится, скажи Хуану — он принесет сонный отвар. «Мне бы отвару от вашей похоти, эр!» — хотел ответить Валентин, но как истинный Придд, удержался от опрометчивости. — Просто встал по нужде, — тихо ответил он и, помочившиь в роскошную ночную вазу, расписанную павлинами и гусями, позволил Алве вновь затащить себя в постель. Начиналось самое неприятное. Валентин находил вполне сносным и даже немножко возбуждающим, когда страстный зрелый кэналлиец любил его сам. Делать-то ничего не требуется, закрываешь глаза, думаешь о... ком-нибудь более приятном. Но вот когда Алва утомлялся или просто хотел иных ласк, требовавших от любовника активности, тут молодому Спруту приходилось ох как несладко! Первый маршал был Валентину… неприятен. Нет-нет, он безмерно уважал военный гений этого человека, ценил его опыт в интригах и дипломатии и уж тем более ценил его твёрдую руку искусного фехтовальщика, но… Если бы эта рука не была столь волосата! И Змей с ней, с рукой, но вот волосы на груди и на тылах — это уже слишком! А что уж говорить о более… интимных местах. Бедный Окделл — наверное, он был счастлив напороться на клинок! Ведь и ему приходилось делать то же самое!.. А ведь он так же, как и Валентин, вырос в северных краях, на наивных балладах о южных рыцарях и северных принцессах! Начитавшись подобных историй, безмерно тяжело слышать от красивого любовника-южанина, что он жаждет ощутить твой проворный язык не у себя во рту, а вовсе даже в противоположном месте, где глубокие романтические поцелуи «еще желаннее». Желаннее, да не всем! От одного вида покрытых густыми чёрными волосками ягодиц Валентин готов был бежать прочь, а уж до чего неинтересно было прикасаться к ним! То ли дело нежно-персиковая поросль, свойственная уроженцам Придды — во тьме опочивальни её и не увидишь, только ощутишь, прижавшись невзначай щекою. И это будет приятно! — грубый кэналлийский ворс не идёт ни в какое сравнение с ней. Одна радость — подготовив плацдарм для вторжения, Валентин тотчас штурмовал его и таким образом получал хоть небольшое, но удовлетворение. Зато Алва всегда был искренне доволен. Возможно, потому что очень скучал по безвременно ушедшему Джастину, возможно — потому что Валентин предельно серьёзно относился к долгу оруженосца и исполнял любые прихоти Алвы не только без жалоб, но и с таким видом, будто и ему это нравилось. Иногда он сам почти верил в эту ложь, что уж говорить о любовнике. Алва однажды обмолвился, что никогда бы не заподозрил, что Волны могут быть горячее Скал. Валентину оставалось только недоумевать. Он был уверен, что Ричарду Окделлу, выросшему в разорённом нищем Надоре, было намного проще смириться с неудобствами и даже некоторой унизительностью «просьб» Алвы, которые до боли походили на приказы. Он даже мог бы полюбить эра — за его внимание, за щедрость. Окделла муштровала премерзкая мать-герцогиня, и радостей жизни юноша почти не знал. К Алве он попал в совершенно жалком положении, практически нищим и к тому же наверняка девственником. По крайней мере, так говорили слуги Алвы и так показалось Придду в Лаик. Валентину же, увы, было с чем сравнивать. Он явился на улицу Мимоз прямиком из рук ласковой и развратной Дженнифер Рокслей. Графиня, в отличие от эра Генри, расставалась с новой игрушкой очень неохотно. А до Дженнифер был Джастин — нежный, пылкий, любящий брат… Что он нашёл в таком несносном человеке, как Алва? Как сошёлся с ним? — Валентин, тебя не понять: то вскакиваешь в ночи и будишь меня, теперь спишь на ходу… Любовник требовательно огладил бедро Валентина. Тело оруженосца дисциплинированно отозвалось возбуждением на намёк маршала. Твердя про себя, что перед прыжком в реку следует хорошенько разузнать о броде, Валентин приступил к исполнению обязанностей. И чтобы быть более убедительным, вместо зада герцога Алвы представил себе ту же часть графини Рокслей. Хоть какой-то прок от той постыдной связи, а будет ли толк от нынешней — ещё посмотрим…