Во пропасти

«Мы ходили по краю долго. Скользили над черной бездонной пропастью, с каждым шагом грозясь рухнуть вниз. Но удерживались, как играли. Я смеялся. Ты смеяться не умеешь, но дикий азарт, я убежден, кипятил кровь в жилах». Ходили по краю долго. По их двойному мнению, долго – от рождения до встречи. Да это целая вечность. Но все время этого балансирования между твердью и воздухом – ничто, на самом-то деле. Потом уж стало ясно, что их первая встреча – катализатор их падения. Кто кого столкнул – уже не понятно. Да и какая разница? При первой встрече Мукуро заинтересовано глядел на мальчишку, который добрался до него с легкостью, самоуверенно и легко обходя все препятствия, которые высртаивались с таким трудом. «Здравствуй, Хибари Кея. Ты едва не разрушил план, ценностью в мою жизнь» - думает Мукуро, молча, и беззастенчиво рассматривает Хибари. - Это ты нарушитель из Кокуе? – в глазах того заплясали черти, Кея, облизнувшись, усмехнулся, как всегда перед боем, и выдал своим этим тоном, - Забью до смерти. Кея атакует в первый раз, желая уничтожить. Затем появляется сакура – Мукуро движет то же самое желание. Взаимные чувства, да еще и с первого взгляда. Двое – персонажи из сказки о принцессах и рыцарях. Если бы кто-то из них смыслил в романтике, сказка получилась бы отличная. Но так сложилось, что ни Хибари, ни Мукуро, сказок не жаловали. Ходили по краю долго. А потом – падение. Падение – это такое же движение. Будто бы ты свободен, но нельзя сменить ни направление, ни задать скорость. Хибари бы падение не понравилось, а Мукуро бы оно наскучило. Но по какой-то неведомой причине, даже будучи убежденными в своих чувствах, они не уверены, что движение есть. Падение ли это? После стольких лет, Мукуро кажется, будто они застыли в затхлом воздухе пропасти, как мухи в янтаре. Воздух нещадно бьет по коже - постоянное давление. Постоянное давление – постоянные стычки. Молниеносные движения, резкие выпады, оружие, проходящее в опасной близости с телом. А еще – усталость. Эмоциональная, душевная, физическая – одно и то же. Всегда, каждый раз, после той первой встречи-падения. А если есть возможность прервать его? Прервать полет ко дну бездонной пропасти, где воздух пахнет сыростью? Хибари играет по правилам – и только у него это получается так, что лучше б и вовсе без правил, себе безопаснее. Но так интересней - Мукуро атакует неподдельный, по-детски чистый интерес, даже когда он с размаху ударяется о бетонную стену. Кея тяжело дышит рядом - не дышит, пыхтит как паровоз (раз-два, пауза, раз-два). Ледяная сталь прижимается к горлу Мукуро, так, что Кея полностью контролирует его сбившееся дыхание. Чуть высвободи Хибари ту манящую силу, что живет в нем – конец. Давай же, чем это не выход, чем не возможность выбраться из пропасти? «Давай, Кея. Пусть хоть один из нас вернется. Будет снова балансировать-играть, и никогда больше не почувствует сырой затхлости». И вдруг у двоих в голове появляется неожиданная шальная мысль. Мукуро ей хмурится. Хибари, внешне спокоен, но затем отводит взгляд, боясь, что по глазам и вправду можно что-нибудь прочесть. Мукуро, следящему за ним неотрывно, становиться неожиданно смешно – Кея часто смешит невольно, не в обиду ему. А то, что происходит дальше - не поддается разумному объяснению. Кея уходит. Он убирает холодящий шею металл тонфа, шагает назад, смотрит секунду и отворачивается. Делает шаг и идет уже не навстречу – это вызывает противоречивую бурю эмоций у Мукуро. Неужели Кея мог так легко бросить их игру в кошки-мышки? Неожиданно оба думают, стыдясь своих мыслей: «А смогу ли я балансировать там, наверху, над пропастью, в одиночку, как раньше?» И тут же спохватываются, убеждая себя, что тот, другой – только препятствие. Главное верить. «Кея – препятствие». «Мукуро – препятствие». Почему-то по-настоящему страшно думать, что их кошки-мышки кончились так внезапно и нелепо. Если избегать изматывающих встреч, если не пересекаться, можно представить, что никогда не падали, никогда не виделись, не пытались перерезать друг другу глотки. Пусть кажется, что ноги твердо стоят на земле – это приятное ощущение. Видеться не хочется. Каждый из двоих верит в глубокое обоюдное презрение, и лелеет это чувство, будто оно есть спасение. «Кея, а вдруг наше падение – одно на двоих?» Мукуро приходит сам, не рассчитывая на теплый прием. В его груди дремлет, тяжело дышит чудовище, и он испытывает некоторое раздражение и напускное презрение – отголоски бывшей ненависти – когда Кея просит пройти в дом, широко открывая дверь. Традиционный дом в японском стиле, впитывал в себя звуки, казалось. Тишина действовала угнетающе, и при этом вызывала давно забытое чувство ностальгии – чудовище в груди щекотно урчало. Сердцебиение стало чуть более быстрым и отрывистым. Хозяин, не терпевший гостей, демонстрировал невероятную учтивость. Чай принесли, стоило им сесть за котацу. Запах трав тут же заполнил комнату, и Мукуро вдохнул полные легкие вкусно пахнущего воздуха. Хибари не спрашивал, зачем Мукуро пришел: знал, что он бы сказал сразу, будь дело важное. Но иллюзионист молчал, и у Кеи начинало складываться ощущение, что он так и уйдет, не сказав ни слова. Хорошо, что Мукуро молчит. Когда маленький чайник из темной глины опустошен, Мукуро встает на ноги. Циновка неприятно давит на босые ступни. Произносит с серьезностью, какой он никогда не мог вытерпеть: - Давай покончим со всем этим, Кея. Кея смотрит непонимающе – пытались уже покончить. Думали, что нашли выход, но оказалось, что они ошиблись – Хибари прокручивает в голове один-единственный эпизод, когда тот, кому он так страстно желал смерти, был лишен возможности быть им побежденным. Как противно осознавать, что смерть одного из них не выход. И как, черт возьми, покончить с их бесконечной враждой-падением иначе? Хибари с интересом и с нескрываемой усмешкой спрашивает масленым голосом: - И каким же образом, Мукуро? Тот усмехается, будто ждал этого вопроса, но ничего не говорит. Не язвит, как обычно, не пытается обойти его в острословии. Мукуро желает показать – ведь это истинный талант иллюзионистов, главное, чтобы зритель не подвел. Мукуро садится рядом с Хибари, прямо на татами, которое больно впивается в кожу на коленях. Кея сидит на подушке, прямо держа спину – непривычно смотреть на него снизу вверх, но Мукуро подобный расклад раззадоривает еще больше. Позволив самой искренней за всю его жизнь молитве: «Боже, пусть он меня убьет не сразу», пронестись в голове, он подается вперед, прихватывает губами чуть потную кожу на шее, прямо между загривком и местом, где бьется в быстром ритме пульс. Замирает, ожидая реакции со стороны. Хибари шокирован, удивлен и заинтригован. Его не так просто удивить, но иллюзионист делает это мастерски, безошибочно находя прорехи в его внешней невозмутимости. Кея поворачивается к нему лицом и думает: «А почему бы и нет?». Вдруг не так уж и бесполезно идти на поводу собственных чувств и эмоций? Он касается пальцами чужого подбородка и заставляет Мукуро, прижавшегося, как пиявка, к его шее, оторваться от своего занятия и посмотреть в глаза. В его взгляде желание, интерес, голод и надежда на что-то. Хибари уверен, что Мукуро видит сейчас перед собой похожий взор. Кея закрывает глаза, отдаваясь ощущениям и целует, хмуря брови, как-то отчаянно требуя ответа. Желание, чистое, едва не болезненное, читается во всем: в резких болезненных укусах, в ласкающих, кажущихся нежными, касаниях языка к небу и внутренней части щек, в щекочущем внутренности раздражении, когда зубы ударяются о чужие зубы. Мукуро цепляется за плечи, притягивая ближе и сминая тонкую ткань кимоно на Кее. Быстро становится мало рванных быстрых поцелуев и касаний сквозь одежду. Хибари злясь на все на свете, хватает Мукуро за плечи и опрокидывает на жесткие татами, с жадностью впиваясь в его рот, с удвоенной силой кусая растерзанные в кровь губы. Мукуро охает от ничем не прикрытой страсти: жгучий, яркий, совсем не такой уравновешенный Хибари забирает все мысли и силы, оставляя только одно желание – не останавливаться, ни за что не прекращать. Извиваясь, Мукуро стягивает кожаную куртку и нервным, дерганым движением кидает ее подальше в угол, начинает расстегивать рубашку, Хибари отстраняет его руки и рвет к чертям белую ткань на жалкие лоскуты. Уже не важно. Мукуро хочет целоваться, тянет руку и запускает ее в жесткие волосы, желая притянуть его к себе. Кея не слушается – ему слишком все равно. Он прижимается губами к запястью в плети голубых вен. Желает вырвать, желает добраться до этих тонких проводов под светлой кожей. А рукой ведет по чужой вздымающейся грудной клетке. Прихватывает соски и сжимает так, что у Мукуро едва искры из глаз не летят. - Кея, мне больно. - Замолкни. Но руки все же убирает и отрывается от своего занятия. Мукуро все же делает желаемое – запускает пальцы в волосы, сжимает их в кулак, так, что Кее, наверное, больно, прижимает ближе к своему телу, чтобы его дыхание жгло-плавило кожу. Рот касается живота, Мукуро всхлипывает, напрягая мышцы. Разрывается между ощущениями – теплый ласкающий язык на животе и болезненное напряжение ниже. Пальцы Хибари цепляются за бока, сминая, не нарочно царапая кончиками ногтей. Он лижет, кусает, выдыхает на влажные дорожки, снова кусает. В шквале ощущений Мукуро забывает почувствовать, как с него стягивают штаны, как перестает вдруг давить резинка от трусов. Промежность обдает холодным воздухом и тут же – горячим дыханием. Мукуро ведет от контраста и он резко выдыхает, как только губы Кеи касаются основания члена. Хибари не торопится – ему нравится такой Мукуро: беспомощный, просящий, жаждущий. Он широко лижет на показ и смотрит на Мукуро, чье лицо потеряло спокойствие. У Хибари опыта в подобном нет, и он экспериментирует: проводит языком по всей длине, вбирает в рот красную головку, надавливает языком, старается взять глубже, пряча зубы. Мукуро издает полувсхип-полустон с каждым выдохом. Гладит жесткие волосы, вжимая лицо Хибари в пах, еще ближе, слаще. Ему до одури хорошо, так, что глаза слезятся. Он поджимает пальцы на ногах, машет головой из стороны в сторону, когда чуть прохладные пальцы Хибари с нажимом проводят по мошонке, оттягивая кожу, и еще, еще ниже, касаются краев ануса, медленно, будто издеваясь, обводят его по кругу и Мукуро тихо и хрипло постанывает имя Кеи несколько раз, на разные лады. Двигает бедрами навстречу, слышит довольный смешок. Хибари быстро надоедает: он наскоро его готовит, сразу двумя пальцами. Мукуро неприятно и он, притянув Кею к себе, кусает, в отместку, шею. Пиявка, точно пиявка. Становится понятно, что для двоих это уже не просто способ выбраться из пропасти. Понимание - волнующее нервы чувство. Кея раздвигает ягодицы, крепко сжимая их пальцами, Приставляет головку члена ко входу, надавливает, входя сразу наполовину. Мышцы Мукуро сопротивляются, ему больно, пальцы впиваются в хибарины плечи. А потом Кея двигается – засаживает до конца, крепко целуя бьющегося под ним Мукуро. Быстрее, динамичнее. Хибари движется в быстром рваном ритме, чувствуя, как сводит от напряжения мышцы, держит Мукуро за бока, стискивая жилистое тело до боли, до побелевших костяшек. Мукуро кричит, запрокидывая голову, движется в том же ритме, не устояв под бешенным натиском. Сжимает ноющие мышцы каждый раз, когда Хибари входит до конца, слушая вой прямо над ухом. Больно и удушающе – лучше и быть не может. Оргазм накрывает жгущей внутренности волной, расходящейся от паха к конечностям, и Мукуро заходится в стоне, отчаянно цепляясь за спину Хибари, пачкая их животы. Кея кончает за ним, ярко ощущая пульсацию вокруг члена, и снова кусается, зажимая между зубами кожу, натянутую на ключицы, и прокусывая ее до крови. Потом, когда дыхание ровняется, и когда они лежат уже не рядом, приходит тишина. Двое понимают, что надо что-то сказать, но то ли не хватает духа, то ли не хватает слов. Тем не менее, тишина убаюкивает. И прежде чем заснуть, двое переглядываются, стараясь не принять многозначительность в чужом взоре за большее, чем она есть. «Я не повторюсь, не переступлю через гордость больше. Поэтому предлагаю сейчас, но лишь единожды: Давай поверим вместе, что это падение – одно на двоих?»