Турнир НЕтрёх волшебников

В преддверии ужина Кубок Огня из холла транспортировали в Большой Зал и разместили неподалеку от преподавательского стола. Назначенные Дамблдором сутки истекали, и все присутствующие, местные и приезжие, не столько ели, сколько выжидательно пялились на «бесстрастного выборщика». Некоторые, сидящие к чаше спиной, ради этого все время поворачивались. Со стороны это выглядело так, будто на половину студентов навели «выворотную порчу». Каждая школа, директора в первую очередь, переживала за школьного представителя, плюс факультеты Хогвартса дополнительно волновались за то, кто из них окажется делегатом от всех. Те, кто лично претендовал на роль участника Турнира, нервничали особенно. И только я не нервничала совсем. А к чему тратить нервные клетки, которые, по последним данным магловской науки, все-таки восстанавливаются, но очень медленно? Мне еще на старте дали понять, что я тут для того, чтобы толпа зрителей была побольше, а за ребят волноваться пока рано. Дождемся выбора конкретного товарища. Представители Министерства за компанию тоже делали вид, что нервничают. При этом сусликоусый Крауч откровенно скучал, а «бонапартоподобный» Бэгмен изображал звезду на красной ковровой дорожке. Впрочем, не очень-то и изображал. Справочник «Кто есть ху в Магической Британии» сообщал, что Людо какая-никакая, а звезда. Спортивная. Правда, его рекорды давно остались в прошлом, но отблеск полученных медалей навсегда остался в глубине его глаз. Хотя, возможно, это был блеск галлеонов, которые судья планировал получить в тотализаторе. Последние часа два даже среди студентов царил нездоровый и не совсем легальный ажиотаж. Кто знает, что творится в верхних, со всех сторон коррумпированных, слоях? — Итак, — Дамблдор поднялся, когда индикатор ожидания присутствующих намертво застыл в красной зоне, — прежде чем Кубок начнет принимать решения, позвольте напомнить некоторые детали, установленные регламентом. Имена чемпионов будут выпадать по одному. Как только становится известно имя очередного чемпиона, ему следует пройти в помещение, примыкающее к Залу, где будут озвучены инструкции к первому состязанию Турнира и дата его проведения. Затем начнется отсчет времени на подготовку. Поскольку подготовка к каждому испытанию будет достаточно обширной и трудоемкой, директорами принято решение об освобождении чемпионов школ от экзаменов. Надеюсь, последнее известие станет для подавших заявки лишним поводом желать участия и приятным бонусом, — тут директор посмотрел на Кубок, который начал подавать признаки жизни, с каждой секундой сияя все ярче, и движением палочки погрузил Зал в полутьму, погасив часть подпотолочных свечей. — Внимание! Кажется, мы начинаем… Сияние пламени в чаше стало настолько интенсивным, что на него было больно смотреть, но мы все упорно не отводили глаз. Я тихонько завидовала очкарику-Ватутию, заклинанием закоптившему стекла своих очков и тем самым снизившему угрозу для зрения на шестьдесят четыре с половиной процента. По-счастью, процесс беспристрастного выбора начался раньше, чем всем потребовалась помощь школьной медиковедьмы. Пламя налилось красным, к потолку взметнулся столп искр, и из Кубка выскочил кусок пергамента с обгоревшими краями. Он самостоятельно приземлился на ладонь директора Хогвартса, и тот в оглушительной тишине громко и отчетливо прочитал: — Виктор Крам! Поприветствуем чемпиона Дурмстранга! Тишину разорвал гром общих аплодисментов и поздравительных криков других дурмстранговцев. Похоже, выбор, сделанный Кубком в пользу болгарского «квиддичного бога» пришелся по душе всем. Особенно Каркарову, который, хлопая, чуть не свалился со стула. Надо признать, что мне Виктор тоже пришелся по душе. Ромкиной богатырской комплекции, чуть сутулящийся, всегда с таким спокойным видом, что, кажется, астероид рядом рухни, а он и глазом не моргнет. Настоящий мужик, сразу видно. Такому самое место в поле. Пусть даже квиддичном. Такой в игре к бладжеру лицом повернется, и тот сразу сам догадается мимо пролететь, иначе земля ему будет пухом. Вон как спокойно, решительно, вразвалочку в указанное Дамблдором место прошел. Просто любо дорого смотреть на такого чемпиона. Едва за Крамом закрылась дверь, пламя в Кубке снова активизировалось, окрасив полумрак в оранжевый цвет и «выплюнув» в руку главе Хогвартса подпаленную трубочку с остатками голубой ленточки. — Наши поздравления чемпиону Шармбатона! — провозгласил Дамблдор. — Флер Делакур! Гром аплодисментов был ничуть не тише. Но все равно дефилирующую летящей походкой длинноволосую блондинку провожали несколько иначе, чем ее предшественника. Половина мужского «населения» Зала, продолжая хлопать, не забывала пускать слюни при виде проплывающей мимо красавицы, с придыханием пришептывая «вейла, ну просто вейла». Часть женского — провожала девицу взглядами, желающими той как минимум споткнуться. Мадам Максим благосклонно кивала в такт шагам своей воспитанницы. Соученицы-шармбатонки… выглядели крайне расстроенными. Некоторые — до слез. Парочка — до истерики. Лично мне Флер не понравилась. Сразу и капитально. И дело было не в зависти к ее неземной красоте, не думайте. Просто во мне взыграли гены (с чебурашками). Наш род французов с 1812 года недолюбливает. С того самого дня, как они у нас курицу какую-то сперли. И съели. А она яйца золотые несла. Так что лично к Флер у меня претензий никаких, а вот к Франции… Тем временем пламя в кубке приобрело насыщенный желтый цвет, и в направлении директора, самозабвенно наяривая крыльями, полетел странный гибрид дельфина с бабочкой. — Чемпион Махоутокоро — Тояма Токанава! Прошу любить и жаловать! — объявил директор. Японцы под всеобщие аплодисменты встали, почти как мы вчера. Один из них вышел в проход между столами гриффиндора и хаффлпаффа и отвесил поклон своим товарищам. Те поклонились в ответную. После выбранный чемпион поклонился окружающим. Часть из них реально рванулась ответить Тояме тем же. Сделав несколько шагов, Токанава снова поклонился, и кланялся так до самого учительского стола, где склонился особо низко. Я даже испугалась, как бы японец не зацепился носом за чьи-то выглядывающие из-под стола ботинки (это у кого же ноги такие длинные?). В ответ подскочил и поклонился только Комуто Хировато, остальные преподаватели лишь благосклонно кивнули. У меня к махоутокорскому чемпиону каких-то особых чувств не было. Разве что я в очередной раз заценила его кимоно с точки зрения банного халатика. В четвертый раз Кубок засиял жизнерадостным зеленым светом, а кусок пергамента был просто сложен пополам. Именно по этому минимализму имя нашего чемпиона я определила раньше, чем Дамблдор огласил его всем: — Чемпион Среднего Специального Магического Училища Ордена Святого Кондратия-Обнимателя — Роман Стогоберега! Ваши аплодисменты! Мы с Ванькой в поздравительном задоре, от избытка чувств, одновременно, не сговариваясь, так сильно стукнули поднимавшегося Ромку по спине, что он не только сел обратно, но и чуть было не выбыл из соревнований до их начала по причине травмы позвоночника. Но наш чемпион — на редкость крепкий парень, поэтому он просто снова встал и пошел в указанном Дамблдором направлении. Под самые громкие за все время выборов овации. А что? Говорила же Путятишна, что мы должны побеждать количество качеством? Вот вам, получите, распишитесь. Довольная Надысь сияла, как начищенный самовар. Но не думайте, что наша радость была показушной. Мы все были искренне рады за Ромку. Особенно я. Из нас пятерых Стогоберега был лучшим выбором. Почти совершенный баланс магических способностей, моральных качеств, физической силы и внешней красоты и обаяния. Цитируя Нептуныча, в свою очередь перефразировавшего магловского писателя Тургенева, в Ромке все было идеально: и харя, и шмотки, и волына, и понты. Итак, нам оставалось узнать только чемпиона Хогвартса. Настороженно-нетерпеливые взгляды вновь обратились к Кубку Огня. Будто осознав важность момента, тот резко поголубел, разродился фонтаном искр и выдал пятый кусок пергамента. — Чемпион Хогвартса — Седрик Диггори! — с особым чувством прочитал Дамблдор, и воспоминания о наших овациях канули в лету, потому что стол Хаффлпаффа буквально взорвался. До сего момента тихие и спокойные, «барсуки» подорвались и начали топать, вопить, подпрыгивать, одинаково заглушая как вопли разочарования, так и поздравительные возгласы других факультетов. Не буду кривить душой, мне, как и в случае с Крамом, выбор Кубка понравился. Во-первых, Седрика я выделяла из толпы, потому что он стал моим первым знакомым в Хогвартсе (неряху с кошкой не считаем, это совсем другое). Во-вторых, все эти разговорчики про четырех Основателей и опрометчивое высказывание Хельги Хаффлпафф, что она примет всех «кого не примут на другие факультеты». Почему все сразу решили, что это ученики Хельги недостойны учиться у Гриффиндора, Слизерина и Рейвенкло? Может это Гриффиндор, Слизерин и Рейвенкло недостойны учить таких студентов? Короче, мое врожденное чувство справедливости, подчас срабатывающее на пустом месте, получило огромное моральное удовлетворение, когда огненная чаша сделала выбор в сторону несправедливо притесняемого факультета. Я об этом не писала, потому как и без дневника не скоро такое забуду, но пусть теперь мне в спину кто-нибудь только скажет, что с «отстоем соседствующий сам отстоем становится». Перестану разыгрывать перманентную глухоту, забуду заветы Надысь и дам по морде. По наглой слизеринской морде. Это «не моя фигура далека от ваших стандартов, а ваши стандарты далеки от моей фигуры». Вот! Когда «барсуки», а вслед за ними и остальные успокоились, директор Дамблдор, терпеливо ожидавший своей очереди, начал: — Вот мы и узнали тех, кому выпало защищать честь школ. Но сейчас я хочу обратиться не к чемпионам, а к остальным… Ваш долг — поддерживать своих чемпионов, оказывая им всемерную поддержку, чем вы внесете неоценимый вклад в… Э-э-э… Тут директор замолчал, с искренним удивлением уставившись на Кубок, пламя в котором из голубого стало синим, а в воздух взметнулся еще один пергамент. Директор подхватил его чисто машинально, некоторое время вертел в руках. Снял очки, снова их надел. Зажмурился и снова открыл глаза. Раза три про себя прочел написанное на шестой записке. Все это время зал молча наблюдал за его манипуляциями. Наконец, глава Хогвартса кашлянул и прочитал: — Гарри Поттер… Немая сцена. Занавес. А если без дураков, то все, как громом пораженные, уставились на директора Хогвартса. И пораженнее всех выглядел виновник создавшегося положения Гарри Поттер. С моего места он был виден, как на ладони, а потому от меня не укрылся обалделый взгляд. Пацан точно решил, что он ослышался. Он — возможно. Но все сразу — вряд ли. Постепенно взгляды с Дамблдора переместились на Поттера, и никаких аплодисментов. Гробовое молчание, постепенно сменяющееся глухим неодобрительным жужжанием. Полагаю, все «пчелы» Большого Зала «жужжали» об одном и том же. О том самом, что Ханна шептала своей соседке, Сьюзен Боунс: — Ему же только четырнадцать… Он бросил в Кубок свое имя?.. Как он смог?.. Защита Дамблдора… У него получилось?.. — и чего только не было во всеобщем шептании: и удивление, и осуждение, и зависть, и обида, и растерянность, и недоумение. — Ничего я никуда не бросал! — громко заявил Гарри, ответив сразу всем: и студентам, и преподавателям, реагировавшим на его избрание не менее бурно. Особенно усердствовала немолодая дама строгого вида в изумрудно-зеленой мантии. Ага, это декан Гриффиндора. Опаньки! А чой-то мы в зеленом? А как же цвета факультета? Впрочем, остальные тоже не особо патриоты. — Гарри Поттер! — тем временем повторил Дамблдор. — Тебе в ту дверь. Пацан поднялся и, спотыкаясь, поплелся к преподавательскому столу. По сравнению с ним идущие на эшафот смотрелись бы неиссякаемым источником радости и оптимизма. Когда «Избранный», которого еще раз «избрали», скрылся в комнате чемпионов, лишь присутствие директора сдерживало студентов от повторного взрыва. Только радоваться, как за Диггори, никто не собирался. Все явно жаждали обсудить, каким образом Поттер обманул золотую границу, и как сейчас он классно притворяется, говоря, что этого не делал. Ребята, вы серьезно? Глаза разуйте! По-вашему выходит, что Гаррик с мальства систему Станиславского изучал? Парень в конкретном шоке, только дурак усомнится. Но если кто-то думал, что сюрпризы на сегодня закончены, он глубоко ошибался. Пока я репетировала защитную речь, а большинство остальных, включая преподов, обличительно-обвинительную, Кубок поднатужился, пофиолетовел и с сочным «чпок» пульнул кусок скомканного пергамента точнехонько… Дамблдору в лоб. Для разнообразия, я так полагаю. Однако, с реакцией у старикана дела обстояли в полном порядке, и он ловко подхватил отрикошетивший шарик. Развернул. И… мне показалось, или он нервно хихикнул? — Нина Невеличко! — голос не дрогнул. Дернулся глаз. — Еще один участник Турнира… — Вы чо, охренели?! — услышав свою фамилию, подумала я. А, нет: судя по устремленным на меня взглядам, не подумала, а сказала. Но смысл от этого не менялся. — Это какая-то ошибка! — Еще скажи, что ты в Кубок ничего не бросала, — раздалось змеиное шипение со стороны змеиного стола. Я обернулась, на автомате приняв позу сахарницы, поймала первый попавшийся взгляд и выдала: — Бросала! И имела на это полное право, поскольку совершеннолетняя! — тут я повернулась в сторону учительского стола. — А если у вас техника неоткалиброванная и даже простейшим антимагирусом не проверенная — не мои проблемы! Одна школа — один чемпион! Наш чемпион — Ромка. Так что вычеркивайте меня к такой-то матери! — Какой-какой матери? — переспросил Бэгмен. — Такой-такой… — ответила я и почувствовала ментальный подзатыльник. — Нина! — Забава Путятишна послала мне строгий взгляд, и я мгновенно замолчала. По сравнению с улыбкой директрисы, которая сейчас расцвела на ее губах, ядовитая ухмылка профессора Снейпа — плакат «Добро пожаловать!». Замолчать-то я замолчала, но была далека от того, чтобы успокоиться. Направленные на меня взгляды студентов четырех других школ как-то напрягали. Благо Любаня, Иван и Ватутий определенно были на моей стороне и, я заметила, готовились в любой момент прикрыть мне спину. Что, гриффиндорцы, съели? Вот как надо поддерживать своего товарища, а не ополчаться на него вкупе со всеми. Но вместе с готовностью защищаться меня занимало и еще одно обстоятельство. Что-то не сходилось, и это «что-то» не давало мне покоя. Мысленно я прокрутила утреннюю подачу заявок. Вот мы пришли в Хогвартс… Вот я беру пергамент у Ханны… Вот я делаю несколько пробных попыток… Вот я пишу начисто и сворачиваю записку конвертиком… Стоп! Конвертиком! А что вылетело из Кубка? Скомканный «шарик». Если бы это не выглядело чересчур странным, я надавала бы себе пощечин. Акнекрысов в ботинки этим рыжим близнецам! Акнекрысов туда же мне с моими удачными демонстрационными потугами! Внезапно я вспомнила, ЧТО на самом деле закинула в чашу, уча плохому мистеров Уизли — один из забракованных вариантов заявки. У меня и так почерк «как курица лапой», но тогда получилось особо виртуозно: нечто среднее между клинописью и иероглифами. Просто мечта египтолога. — Простите, пожалуйста! — озаренная догадкой, я осторожно привлекла к себе внимание спорящих директоров (они как раз собирались перейти от слов к делу, то есть к толчкам и пинанию). — Могу я поинтересоваться, чемпионом от какой школы выбрал меня Кубок Огня? Минуты две потенциальные судьи и профессора Хогвартса пялились на меня, пытаясь сообразить, чего мне от них понадобилось. Потом директор Дамблдор нашел мою записку, сверился с ней и произнес: — Если я еще не забыл древнешумерский диалект, то от Месопотамской Академии Магического Правопорядка. — Хорошо хоть не от Тризвездинкого Палочкоделательного ПТУ, — буркнула я и, не дожидаясь напоминания, обреченно вздохнув, поплелась в заднюю комнату. Вслед мне, как и Поттеру, усиленно жужжали, и далеко не комплименты, но произошедшие события и особенно последний эмоциональный выхлоп окончательно меня обессилели, поэтому мне было откровенно плевать на все. Кроме того, что если (шансы невелики, но все-таки) я победю… побежу… побежду… а! короче, одержу победу, вся слава достанется какой-то иностранной пафосной школе магомилиции, о существовании которой я до сего момента даже не подозревала.