***
Сан, действительно, живёт здесь всего четыре дня, но сложилось впечатление, что раньше Уён не жил вообще: не слушал чужие сны про снежные горы и огромных чёрных собак, не покупал молоко и грецкие орехи, никогда не знал, что у него есть второе одеяло, которое так и не пригодилось, ведь Сан был крайне недоволен: — И зачем оно мне? Я хочу чувствовать тебя. — Насколько глубоко? — ухмылка. — Прибереги свои шуточки для несовершеннолетних мальчиков, офтальмолог, — Сан не любил подобное; сразу краснел и любыми способами пытался избежать таких тем. — В такие моменты ты выглядишь в такой степени отстраненно и невинно, что хочется защитить тебя от любого воздействия, будь то человек или что-то иное. — Конечно, ты хочешь, я же тебе нравлюсь, — цокает языком Сан, будто это не было очевидным фактом. — Ты бы ещё сказал, что не хочешь целовать меня, когда я вот так лежу. — Иногда твои попытки заполучить чуть больше внимания вызывают у меня смех, — Уён думает, что ему очень повезло; пусть он практически никогда не затыкается, темы разговора меняются так же быстро, как и настроение, а вездесущий смех впитывается в стены, Сан — первое, о чем он думает в течение всего дня. Пара по фармакологии? Зачем думать о влиянии вакцин на организм человека, когда можно вспомнить, что в детском возрасте Сану недоставало любви, и сейчас он очень в этом нуждается. Истории из детства Чон слышит перед сном: Чхве держит его за руку и рассказывает, как учился ездить на велосипеде, как заработал первое сотрясение, как мама учила его печь булочки с маком. Сразу хочется спрятать Сана от всех и вся (иногда Уён не понимает самого себя), чтобы никому другому не достались эти истории. А что было с сердцем Уёна, когда Чхве, проснувшись в субботу довольно рано и обнаружив, что Чон уже на работе, как маленький сонный котенок пошёл в оптику с эклерами, которые так нравились парню. Он зашёл, переминаясь с ноги на ногу, и, все ещё не поднимая глаз на Соён, тихо прошёл в его кабинет. — Я готов расплакаться, Боже, — Уён отложил упаковку эклеров с заварным кремом и обнял Сана так, будто они прощаются на несколько месяцев. — зачем ты пришёл так рано? Даже десяти нет, а ты уже у меня. — Мне показалось, что я по тебе соскучился, — бубнит Сан в плечо Уёна, закрыв глаза. Слова выходят неразборчивыми и тихими, но важно не это: важно то, как заботливо гладит Чон спину парня, безмятежно закрывая глаза. Стоять бы так вечность, зная, что тебя ещё ждут эклеры; не думать, что будет дальше, не выдумывать себе лучшую жизнь, когда она, возможно, прямо сейчас находится в твоих руках.***
Проведенные вместе недели кажутся настоящим раем: бытовые ссоры, связанные с зернами кофе, размером кастрюли или вновь не постиранной футболки, совсем не отпечатываются на их жизни. Оба понимают, что ничего идеального никогда не существовало, но они стараются возвести свои отношения к похожему. Даже если Сан отказывается от парного свидания с Ёсаном и Соён, боясь оказаться лишним, или если Уёну больше по душе поздние подъемы, нежели совсем ранние. Каждый вечер они сидят на кровати и размышляют: если уж они ограничены собственным представлением материально мира, то что будет завтра? Что случится, если они выйдут за рамки? — Мы как во сне ходим, Уён. Ты ведь никогда не ощущал мир во всей его полноте? И тебе это даже не интересует, потому что кажется, что все идёт так, как надо. Я не хочу плыть по течению, которое приведёт в тупик. Я хочу построить себе мост. Вот, что Чон так любит в этом парне: решительность и точность. Сан всегда знает, чего хочет от жизни. — А сейчас чего хочешь? — Уён поднимается, закрывает шторы и выключает свет, погружая комнату в полумрак. — Честно? Спать с тобой. Чон не находит лучшего момента: — Кажется, я тебя люблю. В тишине комнаты слышится тихий вздох и последующий шорох. Сан разворачивается в постели, садится, взбивая подушку, и молча смотрит на Уёна. — Что? — не выдерживает он. — Ничего. Звучало так, будто ты не очень уверен, и это меня немного расстроило. Но я тоже тебя люблю! — немного помедлив, Сан снова ложится и поворачивается спиной к Чону. — Настолько сильно обиделся, что не подаришь мне поцелуй перед сном? — Уён многим рискует, провоцируя Чхве после "признания". После нескольких недель уже стало понятно, как разозлить его сильнее, но не до такой степени, чтобы тот начал кричать или махать кулаками. У всего есть свой предел, и Чон знает почти все. Сан не ответил, и становится все опаснее: хорошо, что в детстве Уён был самым настоящим "плохишом" в песочнице. — Мы не будем разговаривать? Ты же боишься тишины, а сейчас переступаешь себя? Всё ещё тишина. Чон решает пойти ва-банк: приподнимается с кровати и руками, обнимавшими талию Чхве, тянет Сана на себя, разворачивая его корпус. Сил на полный разворот не хватает, и Сан валится на Уёна, оставляя его лежать поперёк кровати. Впервые кожа к коже, и Чон чувствует мурашки. — Я люблю тебя. Так пойдёт? — говорит Уён, не давая Сану вырваться из ручного плена. Будет лежать, пока Чон не увидит улыбку на лице. — Пойдёт, а теперь отпусти: сдавил мне все бока своими огромными руками. — Не такие они огромные. А теперь поцелуй, — Уён перестаёт сжимать талию Сана, но все ещё не отпускает; Чон не заснёт, пока не получит заслуженный поцелуй. Наконец, он замечает промелькнувшую улыбку на лице, а немного позже — чувствует чужие губы на своих обветренных (Уён никогда не избавится от привычки облизывать их). Ощущения острее с каждой секундой, руки Уёна скользят по доступным местам тела Сана; тот покрывается мурашками. Для удобства Чон поднимается, усаживая Чхве на своих бедрах и безумно смущая его этим, а через мгновение — фиксирует ладони на чужом теле и приближает к себе, лишая возможности вдохнуть воздуха, который сейчас так нужен. Сан улыбается в поцелуй, а Уён ощущает от прикосновений жар. Он двигается, чтобы Сану было комфортнее, но случается непредвиденное. Сан, целующий уголок губ Чона, и сам Чон валятся на пол, издавая болезненные стоны. Чхве падает щекой на щеку Уёна, жмуря глаза от боли в коленях, а у второго все ещё хуже: у него даже нет возможности закричать, будто его парализовало. Чхве потирает ушибленные места и встаёт с парня, усаживаясь рядом. — Сан? — хрипит Чон, продолжая безжизненно лежать. — Да? Все хорошо? — Блять, я, кажется, сломал позвоночник.