вне списка требований

— Дева Жун была так мила и терпелива, а ты напугал её, — с укором промолвила тётя Юй, убирая со стола переписку с кланом Жун; ей также предстояло написать письмо с извинениями за поведение племянника, который в своей прямоте умудрился обидеть бедную девушку. Цзян Чэн не обращал на это внимание. Дева Жун была бы хорошим вариантом. Она в большей степени соответствовала его ранее указанным в списке требованиям: красива, грациозна, пусть и безрезультатно, но пыталась отстоять своё мнение наперекор ему, говорила о Цзинь Лине без пресловутой жалости, а также, если верить словам тёти, обладала вполне приемлемыми способностями в заклинательстве. В общем, она была хороша. И она была не тем, чего он хотел для себя. В действительности, никто не был тем, чего он хотел, и в этом была проблема не только его, но тёти Юй, которая решила взять на себя ответственность за его семейную жизнь. У неё не получалось, но в этом не было её вины. «Вэй Усянь, это всё ты виноват», — не без злобы подумал Цзян Чэн. Во всём всегда был виноват его шисюн. Цзян Чэн, давай попробуем, а? Это же просто поцелуй! Будет потом чем удивить свою избранницу. Цзян Чэн повёлся на эти беззаботные речи, поддался терзавшему его уже несколько месяцев желанию, и вот сердце, полное противоречивых граней, вдруг решило, что вот оно — Вэй Усянь, тот, кого он хочет держать рядом. Кто ещё, если не Вэй Усянь? Его друг, его брат, его верный помощник. Кому он мог доверить себя и своё будущее, если не ему? Цзян Чэн знал, что за ребячливостью скрывается острый ум, за постоянным бессмысленным флиртом — желание расположить окружающих к себе, за глупыми выходками — хитрый и простой в своём исполнении план непонятного ему замысла. Вэй Усянь был красив. Цзян Чэн мог дуться, но невольно любовался тем, как старшая сестра расчёсывает волосы шисюна, перебирает их тонкими пальцами, каждый тёмный локон, а после обвязывает красной лентой. А глаза? Цзян Чэн ругал себя за то, что находил эти серые глаза привлекательными. Это же его брат! Брат ли? Вэй Усянь был грациозен в своей хаотичной манере. Там, где Цзян Чэн предпочитал точность, Вэй Усянь любил покрасоваться и показать свою изворотливость. Люди велись на это. Цзян Чэн тоже. Вэй Усянь всегда имел своё мнение на всё. Кроме семьи Цзян Чэна. В этом он предпочитал отмалчиваться. Цзян Чэн не раз думал, что изменилось бы, будь они оба смелее в своих словах? Но поучать родителей? Это не дело детей. О, Вэй Усянь несомненно любил бы Цзинь Лина. Но он же убил родителей мальчика, а потому Цзян Чэн обрывает свои мысли и обращает внимание на задумчивую тётю Юй. — У тебя взгляд твоей матери, — неожиданно сказала она. — Взгляд, который появлялся каждый раз, когда она думала о Цзян Фэнмяне. Скажи, племянник, к чему эти смотрины, когда у твоего сердца уже есть избранница? Я допустил это, чтобы найти выход. Я просто позволил вам позаботиться обо мне, тётя Юй. Я верил, что смогу разглядеть в каждой из них что-то, что не будет связано с Ним. — О, — выдохнула тётя Юй, словно что-то смогла прочесть в его лице. Возможно, смогла. Не зря же она отвечала за браки в своём ордене. Не зря именно ей доверились родители ушедших девушек, поверив, что Цзян Чэн не тот, как его описывают другие. — Ты сын своего отца — ни одна из них не была счастлива с тобой. Она явно хотела добавить: «как твоя матушка — с ним», но вместо этого продолжила писать письмо главе клана Жун. Цзян Чэн не мог позволить себе разозлиться в присутствии тёти и не мог оставить её разбираться с последствиями его поведения в одиночку. Однако её слова засели в мыслях прочно. Ты сын своего отца. «В таком случае, лучше быть одному, чем повторять их путь», — Цзян Чэн прикрыл глаза. В этот момент он ненавидел Вэй Усяня ещё больше.