Карпентёр

Ламберт все не просыпался. Ная боялась от него отходить, но, понимая, что если она будет сидеть и пялиться на него, быстрее он не очнется, и решилась отойти, чтобы постирать испачканную его кровью одежду. За штаны можно было не бояться, но красные разводы на кофте никуда не исчезнут. Ну и черт с ними, напялит платье поверх, да и все. Как раз становится холоднее. Или пустит кофту на перевязку Ламберту, если потребуется. Пару раз ее начинала бить истерика от мыслей, что он не очнется. Ная даже приготовила рагу, не пожалев продуктов: когда ведьмак очнется, он наверняка будет зверски голоден, ведь если эта его Ласточка в разы ускоряет регенерацию, значит, на нее требуется очень много энергии. Следовательно, чем калорийней будет пища – тем быстрее Ламберт восстановится. Она не сомневалась в выносливости ведьмаков, их тела на самом деле превосходили человеческий организм по всем параметрам, но все же и их возможности были не безграничны. Ная глянула на него: вот он, лежит беззащитный, не шевелясь, как обычный человек. У него так же текла кровь, он так же хотел есть и спать, так же мерз и так же чувствовал боль от того, что люди его не принимают. А ведь там, глубоко в душе, Ламберт был таким же простым человеком. Она достаточно времени провела вместе с ним, чтобы понять это. Ная вздохнула. В буддизме говорили, что терпение – это противоядие от гнева, лишь любовью побеждается ненависть и отвечать на все надо либо добром, либо никак. Многие эти простые универсальные истины она усвоила, много работы над собой проделала, но как же тяжело было применять их не к обычным людям из двадцать первого века, а к обиженному миром, нелюбимому никем жестокому ведьмаку. Ная с трудом поддерживала в себе волю ко всему этому, но отступать от своей намеченной цели найти к нему подход и тем самым упростить себе жизнь она не хотела. Ей вдруг стало противно от самой себя: откуда ей взять добро в своем сердце, если помочь ведьмаку она хочет только ради собственного комфорта? Нужно было взрастить в себе искреннее желание помочь, просто помочь, помочь, потому что ему это было нужно, потому что это было правильно. Она сидела вот так, подле него, и преодолевала себя. Она вспоминала, как делала нечто похожее несколько лет назад, когда пыталась помириться с бывшим. От мысли о тех жалких попытках было неприятно, но что было, то было. Работа над собой и вправду не кончается в каком-то возрасте или на каком-то жизненном этапе. Ная снова вздохнула: это касалось и Ламберта, но вот убедить в этом восьмидесятилетнего закостенелого мужика будет куда сложнее. «Я буддистский монах, я буддистский монах», – убеждала себя она мысленно, ища в старой шутке, придуманной когда-то с друзьями, успокоение. – Если сердце доброе, то повсюду будет Земля Обетованная, да? – беззлобно усмехнулась Наиша, посмотрев в утреннее небо. Стрессовая до седых волос ситуация и неописуемое беспокойство за жизнь ведьмака растопили ее начавшее леденеть сердце. Когда Ламберт очнулся, он пожалел о том, что остался жив. Все тело болело, голова раскалывалась, ему было холодно, а во рту словно насрали утопцы. Он пошевелился, и перед ним тут же оказалось заплаканное лицо Наиши. Глаза у нее были опухшие, под ними залегли синяки, волосы были взлохмачены, а кожа под носом покраснела, видать, от соплей. Смешанные чувства испытывал ведьмак, смотря на нее, но что он знал точно – так это то, что хочет провалиться сквозь портал на дно какого-нибудь вулкана. Ламберт никогда еще не чувствовал себя настолько тупым идиотом, как сейчас. На кой черт он вообще пошел за этой больной на голову рогатой тварью? Неужели вот настолько приперло? Нет бы, потерпеть до деревни или даже постараться раскрутить Найку, но нет же, надо связаться с той, убить которую было его профессиональным долгом. Да ни один перепихон не стоит того, чтобы валяться потом на сырой земле без единого живого места на всем теле. – Ты как? – тихо спросила она. Говорить у Ламберта не было ни сил, ни желания, да и во рту пересохло. Он просто посмотрел на нее уставшим раздраженным взглядом. Она, казалось, поняла. – Хочешь воды? Сейчас, осторожно. Наиша заботливо приподняла его голову и поднесла бурдюк к его губам. Глоток прохладной воды почти вернул его к жизни. Он попытался приподняться на локтях, заметив на себе ее плащ в качестве покрывала, но она его остановила, слегка нажав на плечи. – Лежи, пожалуйста. Рана слабо затянулась, не тревожь ее лишний раз. На вот, попей еще, тебе сейчас нужно много воды. Потом она осторожно сняла с него рубаху и сменила бинт. Руки у нее были холодные, но прикосновения – легкие и очень осторожные. Ламберт молчал, то наблюдая за ней, то все так же пялясь в небо. Ему было паршиво, и не только физически. Он редко чувствовал стыд, вину и уж тем более угрызения совести, и сейчас все эти три чувства напомнили о себе, накинулись на него одновременно, создавая такой отвратительный компот, что хотелось выблевать свои кишки. И поверил чудовищу, и бросил спящую девчонку одну без присмотра, и еще и она же его и спасла. Хорошо, хоть не со спущенными штанами его застала. Ламберт на нее злился за то, что она, обычная человеческая девка, не знающая, с какой стороны хвататься за меч, пошла по темноте в лес, одна, бросив лагерь и лошадей, и с тупым героизмом кинулась драться с древним суккубом. Вот уж слабоумие и отвага. Но в гораздо большей степени он был благодарен ей за эти качества и вообще за ее поступок. Ни один человек в здравом уме не поперся бы посреди ночи его искать, никто бы не стал бы драться с монстром за его жизнь и никто бы не зализывал его раны, дежуря все это время у его дранной туши. А она и слова ему не сказала, только плачет над ним, тихо и вежливо что-то спрашивает о его самочувствии, поит водой и бинты меняет. Даже вон плащ свой не пожалела, чтобы ему холодно не было. А трогает-то как бережно, словно он рассыплется сейчас. Хотя Ламберту казалось, что он мог. Его распирали противоречия. Паршивое самочувствие ухудшало и без того вечно дерьмовое настроение, хотелось на кого-нибудь наорать, а еще лучше – почесать кулаки о чью-нибудь рожу, но рядом была только Наиша, и выливать всю эту злость на нее он не просто не хотел, но еще и посчитал чем-то совершенно непозволительным, к своему величайшему удивлению. В ее голосе, взгляде, движениях и касаниях, да и на ее лице было такое беспокойство и волнение, будто Ламберт был ее подыхающим возлюбленным мужем. Ламберту была приятна эта искренняя, такая непривычная для него забота. Ная имела сейчас полное право сказать ему пару ласковых, заехать по роже и вообще бросить его тут одного, и на ее месте Ламберт поступил бы именно так. Наверное, он даже не осудил бы ее за это. А она сидела тут и ухаживала за ним, как будто ей за это деньги заплатили. От такого количества мыслей и чувств ведьмак чуть с ума не сошел, ему снова поплохело, и он чувствовал себя не суровым, закаленным боями, прошедшим огонь и воду воякой, а какой-то кисейной барышней. Он молчал, и Ная молчала, и за это он был ей безмерно благодарен. – Ламберт, поспи, если хочешь, – сказала она тихо. Он прикрыл глаза и моментально уснул. Второе его пробуждение было ненамного приятнее первого, но умереть на месте хотелось уже не так сильно. Ламберт даже почувствовал голод. Наиши рядом не было, но он слышал ее приближающиеся шаги. Она присела подле него, и он заметил, что она переоделась в черное платье. Ная снова дала ему воду. – Тебе не помешает поесть. – Угу, – наконец выдавил из себя он. Голос звучал глухо и хрипло, и это не было удивительно. Ная помогла ему сесть, затем протянула миску с какой-то похлебкой, еще горячей и наваристой, а сама принялась разводить костер. Ламберт только заметил, что уже было далеко за полдень. Он глянул на солнце и определил, что через пару часов начнет темнеть. Была уже осень, и дни становились все короче. Он поел и посмотрел на Наю. Взгляд у нее был усталый и сонный, она клевала носом, но мужественно держалась. Сейчас ему очень не хотелось молчать, но он понятия не имел, что говорить. Ламберт хотел сказать ей спасибо, но ему мешало ощущение, что одного «спасибо» будет недостаточно. Он пытался подобрать слова, но ничего не получалось. Ламберт не умел красиво говорить от души, он хорошо обращался со словами только тогда, когда надо было кому-то съязвить. Ему бы сюда Лютика или хотя бы Геральта, они бы точно нашли, что сказать женщине. – Ная? – позвал он ее. – Да? – Спасибо, – сказал он, проглотив ком в горле вместе со своим скотским характером. Она не ответила. Ламберт почувствовал себя еще хуже. Ная отпила воды и все так же молчала, и это было ужасно. Лучше бы она на него наорала. Он приподнял рубаху, оглядел чистую перевязку, прислушался к ноющему боку. Ласточка продолжала делать свое дело, и он уже начал ощущать цену ее работы. Снова хотелось спать, а когда он проснется – будет хотеть есть. – Дай посмотрю. – Жить буду. Завтра двинемся, подальше от этого сраного места. – Ламберт, дай посмотреть. Он подчинился. Она зачем-то ощупала бинт, затем пробежалась глазами по целой куче порезов на его теле. На обычном человеке они затянулись бы до такого же состояния только за неделю. – Я развела твой эликсир в воде. Точнее, последние капли. И промыла этим раствором все твои ранения. Не знаю, что вы там бодяжите и поможет ли, но исходя из моих знаний в области химии, лечебными свойствами должен обладать даже разбавленный раствор. – Ты права. Ведьмачьи эликсиры и отвары – очень крепкие и концентрированные. Один глоток убивает человека, но пара капель оказывает целебное действие. Ламберт мысленно похвалил ее за догадливость. Она до сих пор не рассказала, чем же занималась там, в своем мире, но ведьмак уже имел пару теорий. Тогда, в поместье, она упомянула, что имеет некоторые познания в алхимии и траволечении, видать, и работала она в этом же направлении. – Я, вроде, всю бутыль выпил, – вспомнил он. – Где ты там последние капли-то нашла? – На самом дне. – И как ты их оттуда достала? – Количественным переносом, – спокойно ответила она. – Это как? – Берешь воду, наливаешь ее в бутыль, потом переливаешь в нужный тебе сосуд, затем еще пару раз омываешь бутыль минимальным количеством воды. – Все гениальное просто. – Лучше не болтай, а еще поешь и поспи. Ей будто так и хотелось заткнуть ему рот. Но Ламберта уговаривать не пришлось. Он думал, что Наиша не выдержит и тоже заснет, но, проснувшись утром, увидел, что она бодрствовала. Она собирала вещи и затаптывала потухший костер. Затем повела лошадей к воде. Ведьмак осмотрел свой многострадальный бок и пришел к выводу, что рана затянулась достаточно, чтобы он мог двигаться без вреда для себя. Он чуть не схватился за меч, когда Ная вернулась, настолько она напоминала ему призрака. Сейчас еще заснет прямо в седле да свалится по дороге, свернет себе шею, переродится в полуночницу и будет преследовать Ламберта до конца его жалкой жизни. Надо найти другое, нормальное место для ночлега, и как можно быстрее – мало ли, какая срань еще тут водилась. А еще не забыть отругать ее за то, что хватило дурости полезть на суккуба. Ведьмак поднялся, свернул ее плащ и протянул ей. Затем принялся седлать лошадей. Вторжение суккуба в его разум, ее магия оставили свой след и сказывались на самочувствии. Ламберта все еще слегка мутило, но это была полная ерунда. Гораздо больший дискомфорт доставляли навязчивые мысли о произошедшем, которые все никак не желали оставлять его. Видать, тоже последствие ментального воздействия. Он даже вспомнил, как неумело, но яростно Ная сражалась с той рогатой психичкой. Горящие праведным гневом глаза, взвивающиеся длинные кудри и эти смачные матюки – прямо валькирия из подворотни. Ламберт заулыбался себе под нос, чувствуя себя дебилом: да, она была прекрасна в этой искренней, инстинктивной ярости. Ведьмак поглядел на нее, и все его мечтательные мысли тут же улетучились от мрачного вида Наи. Ему даже показалось, что над ней вот-вот появится грозовая тучка. Да и сам он выглядел паскудно. За день они, наконец, вышли из треклятого леса, который поначалу казался таким красивым и спокойным. И к огромной удаче – прямо к корчме. Деревня была совсем мелкая, корчма – пустая, видать, и посетителей было в дефиците. Других причин, почему их в таком виде без вопросов разместили, Ламберт не видел. Вопросы начались позже. – Девушка-то ваша совсем измотана! Вы, что же, милсдарь, совсем ее не щадите? Вам-то, ведьмаку, все нипочем, но она-то девушка, слабая девушка! – вовсю наезжала на него жена корчмаря, приятная на вид женщина, которой наверняка уже перевалило за пять десятков. Ламберт стоял напротив стойки корчмаря, собираясь заказать еду, и искренне недоумевал, откуда тут взялись такие участливые люди, беспокоящиеся о судьбе незнакомой им чужестранки. Надо срочно что-то сказать, а лучше – сделать, чтобы показать, что Ная с ним по доброй воле, иначе эта подозрительно добрая женщина сделает то, что делали все бабы – додумает все сама, а потом выгонит его ночевать в придорожную канаву. Или еще хуже – поднимет на уши всю деревню, и они всей толпой погонят его с вилами до самой Вызимы. – Я знаю, что она девушка, – как можно более миролюбиво ответил ведьмак, но больше было похоже на угрозу, – принесите в комнату еду, и воды, чтобы эта слабая измотанная девушка могла выкупаться. – А вы тут не командуйте! – грозно сказала женщина, уперев руки в бока. – Вы ее поди силой с собой таскаете, а она от вас, бедная, и сбежать-то не может! – Вот же холера… слушай, бабуля… – Ламберт, не хами, – Ная подошла и по-свойски положила руку ему на плечо. – Простите, добрая госпожа, моего спутника. Мы попали в передрягу и с трудом из нее выбрались живыми. Пожалуйста, принесите еду и воду, вот деньги. – Милая, он тебя не обижает? Ведьмаки же все такие, выродки бесчеловечные, но ты не бойся! У нас тут рыцари из Туссента остановились, они тебя защитят, можешь правду сказать! Ламберт уже хотел было сказать, что он думает об этих рыцарях, срущих в собственные разукрашенные доспехи от вида утопца, но потом вспомнил, кто в рассказе Наиши схватил ее и утащил к долбанутому графу, и призадумался. Да и других лошадей у корчмы не было видно, уж тем более – рыцарских. – Вы очень добры, госпожа, но я говорю вам правду. Ламберт мне помогает, он провожает меня до Лан Эксетера. Как видите, путь нам предстоит преодолеть немалый, мы бы хотели отдохнуть. – Это что же такого на самом дальнем севере интересного, что вы через весь мир туда едете? – Должность в университете. Меня пригласили туда работать. К сожалению, стражников, которые должны были меня сопроводить, задрал вампир, еще в Этолии. Ламберт спас меня и еще двоих, но они так испугались, что побросали все свои пожитки и вернулись в Нильфгаард. – Сказки ты какие-то рассказываешь, девочка, – присоединился к разговору корчмарь, и у Ламберта от накатывающего раздражения затрепетали крылья носа, – где это видано, чтобы ведьмаки по доброте душевной кому-то помогали? Ни об одном таком ведьмаке не слышал. – Я ему заплатила. Прошу вас, мы очень устали… Тут Наиша вздохнула и состроила такое жалобное, полное страданий лицо, что Ламберт и сам на него повелся. Повелась и жена корчмаря. Потом он сообразил, что Ная была так убедительна не потому, что хорошо играла – она просто смертельно устала. – Вацек, ну что ты накинулся на бедную девочку! Видишь же, на ней лица нет! Давай скорее воду грей, а я ужин им принесу! Может, и правду говорит, что ведьмак ей помогает, а мы их мучаем тут, свалятся же сейчас от голода, и на нашей с тобой совести будет. Идите, идите, отдыхайте. Ная их поблагодарила, остервенело схватила Ламберта под локоть и потащила в их комнату. Кроватей тут было аж целых две. – Поразительно, – сказала она. – Чего? – Поразительно, сколько в этой женщине доброты. Я в вашем убогом мире таких людей, кроме Лютика и Золтана, еще не встречала. Она была злой, уставшей, и взгляд у нее был такой, что Ламберт побаивался с ней говорить. – Хотя, может, это такая уловка. Ламберту пришлось уйти, когда два мужика принесли в их комнату бадью и заполнили ее горячей водой. Он догадывался, что женщина снизошла до горячей воды только для Наи, за себя ему наверняка надо было доплачивать, а такое удовольствие, как горячая ванна, в некоторых местах стоила больше, чем сама комната. Потом она вышла и попросила унести бадью, от ужина отказалась и легла спать. Ведьмак поел и сделал то же самое, заодно сняв надоевшие бинты. Спал он, как убитый – насколько это было возможно для ведьмака, всегда ночующего с одним открытым глазом. Ная до сих пор спала, не шевелясь, и если бы Ламберт не слышал биение ее сердца и сонное сопение, то решил бы, что она окочурилась. – Это, ведьмак… – Чего? – Ламберт поднял глаза на корчмаря Вацека, оторвавшего его от завтрака. – Девка твоя – чародейка? Ведьмак устало вздохнул, раздражаясь от таких надоевших ему однотипных вопросов. Пора было заводить собственную документацию с объяснением, что Ная не чародейка, волосы ее синие потому, что она упала в ведро с краской, а Ламберт нанялся к ней провожатым до Университета Лан Эксетера, куда ее пригласили работать, и молча пихать ее без разговоров каждому корчмарю, помещику и всем остальным любопытным. – Нет. И волосы у нее крашенные, в ведро с краской упала, – буркнул он. – Чевой? – не понял корчмарь. – Ладно, ближе к делу, чего надо? – Да рыцари-то эти, туссентские, ищут чародейку, и по описанию – точно твоя красотка. В доме старосты остановились, доспехи с лошадей поснимали, чтобы не опознали их. Ламберт нахмурился. Дело попахивало дерьмово. Надо срочно все выяснить, если по ее следам отправили погоню – достанется не только Нае, но и Ламберту может нехило влететь. Не дай бог в этом замешана политика или девка ему в чем-то наврала. – Какое описание они тебе дали? – Говорю ж – точно твоя девка. Волосы длинные, синие, невысокая, шрам маленький под нижней губой. Ламберт смачно выругался: описание совпадало. Хватило бы и одних только волос, хотя шрам у Наи на самом деле был. Он пытался сообразить, что ему делать: свалить без объяснений, пока она спит, разбудить ее и свалить вместе с ней или пойти к рыцарям разбираться, одному или с Наей. – И почему ты нас еще не сдал? – с нескрываемым подозрением спросил ведьмак. – Так а зачем? – удивился Вацек. – Денег они не предлагали. Сказали, ищут твою пташку, потому что ей опасность грозит. Но чую я, не так тут что-то, ведьмак, не так… – Показывай, где дом старосты.