immemorial

— Эй, — позвал Хэ Тянь, — помнишь это? Раскинувшись на полу квартиры Гуань Шаня, он слышал звуки стучащей по стеклу керамики и буквально видел эти быстрые отточенные движения ножа, нарезающие что-то на кухне. Как рыжий воюет с крошечными шкафчиками и дверцами, которые не хотят закрываться, с подвесной лампой, о которую они каждый раз ударяются. Как локти цепляются за столешницы, а бедра — за левый открытый ящик. Его квартира располагалась к югу от города. Через кухонное окно были видны огромные крыши домов, а обзор на разросшиеся трущобы, подступающие к берегу реки, открывался из окон спальни, которая по совместительству была еще и гостиной. Этот маленький уголок был тем самым местом, где Гуань Шань когда-то набивал свои первые синяки. Теперь же на месте детской долговязой фигуры было стройное подтянутое тело, изгибы которого идеально ложились под согревающие руки Хэ Тяня, очерчивающие каждый мускул. Сначала он ненавидел ее: слишком маленькая, слишком грязная после последних жильцов, которые перепачкали весь пол и сломали раковину. Слишком дешевая. Шань заслуживает лучшего. Но она преобразилась вместе с ним, сделала собственный дом Тяня слишком большим — слишком много места, слишком много пустоты. И зачем он так, блять, много платил за квартиру, в которой чувствовал себя настолько одиноким? Здесь у него всегда что-то оказывается под боком. Здесь чувствуется жизнь в этих двадцати квадратных метрах. Здесь есть Гуань Шань. — Что именно? — спрашивает Мо, появляясь из-за угла с полотенцем в руках. Взлохмаченные после сна рыжие пряди торчат во все стороны, на растянутой домашней футболке можно разглядеть следы зубной пасты и раннего завтрака. При виде его Хэ Тянь ухмыльнулся, протягивая клочок бумаги. «Wolf Warrior 2» Шань перевел взгляд на билетик из кинотеатра, зажатый в пальцах брюнета, и закатил глаза. — Тебя что, пробрало на сантименты? — Это было наше первое официальное свидание, — произнес Хэ Тянь, подтягивая к себе колено. В этой комнате было слишком мало места, чтобы свободно вытянуть ноги. Он покрутил бумажку в пальцах. — Ты единственный, кто сохранил билетик. И, ну, все это, — он кивнул на предметы перед собой. Эта обувная коробка из-под его старых найков, хранящаяся на полке над матрасом, была до краев заполнена билетами, квитанциями из ресторанов, цветастыми напульсниками и зернистыми фотокарточками из фотобудки. Здесь были оборванные посадочные талоны из их поездки в Саппоро за февраль прошлого года, испачканные брызгами жира и горячего острого супа чеки из забегаловок. Суперобложка книги «Идеальное Преступление», любезно подогнанная Хэ Тянем, которому пришлось для ее поиска подключить свои связи, и на заднем обороте которой спустя пару дней уже красовалась подпись Цзяня, а также фотографии. Множество фотографий. Из отелей, парка, где они валялись по ночам, глядя на звезды. Фотографии спящего, смеющегося, сосредоточенного на чем-то Хэ Тяня. Фотографии переулков с покрытыми слоями граффити заборами и сетевыми проводами над головами. Он не смог вспомнить и половины всех тех вещей, которые Мо собрал за последние годы. С небольшим для себя стыдом отметил, что Гуань Шань помнит каждую дату, каждую поездку. Все то время, что они провели вместе. Фрагменты, лелеемые и сохраненные им, складывались теперь в запись о незапамятных временах. Рыжик сощурился. — Что ты подразумеваешь под первым официальным свиданием? — Давай будем честны, — произнес Тянь, откладывая билетик. — Мы встречались еще до того, как начали встречаться. Мо перекинул полотенце через плечо и скрестил руки на груди. — Если ты говоришь о тематическом парке, который ты целиком выкупил на день… — Тематический парк, — согласился Хэ, — и ужин в Дяоюйтай. И выходные в Гонконге с общей кроватью. Мы пошли на Цзучжоу Цзосяо вместе — VIP-пропуска, помнишь? — Я считал это подкупным маневром, которым ты в очередной раз пытался что-то доказать. Тянь кинул на него многозначительный взгляд. — Ты держал меня за руку, когда мы летели домой. Весь путь. — Если бы тот самолет стал падать, можешь быть уверен, я бы с удовольствием сдох, думая о том, как при этом ломаю твою гребанную руку, — прошипел Мо. Ой. — Ты невероятный, — пробормотал брюнет. Гуань Шань с ангельским спокойствием пожал плечами. — Я не извиняюсь, и ты любишь меня за это. Хэ лишь покачал головой. Он прав, черт возьми. — Что делаешь? — спросил Тянь, втягивая носом запах. Из кухни доносился аппетитный аромат. Желудок предательски заурчал от голода под звуки шкварчащего масла на нагретой сковороде. Рыжий дернул подбородком в его сторону. — Признаешь, что остаешься только ради завтрака, тогда скажу. — Я остаюсь ради секса и того шампуня с чайным деревом, который ты покупаешь. — промурлыкал парень, наклоняя голову в сторону. — И завтрака. Губы Мо дрогнули, и удовлетворение в Хэ Тяне, словно горячий чай, растеклось до самого желудка. Брюнету потребовались годы, чтобы овладеть этим искусством — умением вызывать смех у рыжего. Он вспомнил, как жаждал этого, сколько раз был так близок. Сколько раз на губах Шаня появлялась улыбка, а из его горла вырывался смех. Легкий, как переливы колокольчиков, и чистый, как лед. Такой не соответствующий всему остальному в нем — его грубым высказываниям и угловатым конечностям, переклеенных пластырями. — Я делаю блинчики, — ответил Шань с теплотой в голосе, которая для мажорчика являлась настоящей наградой. Блинчики. Он должен был догадаться об этом по муке на костяшках и кухонном полотенце, по тесту под ногтями. — С зеленым луком? — спросил Хэ Тянь, подходя ближе и заглядывая ему за плечо. — И укропом. Он глухо застонал, вспоминая хрустящие края и мягкость внутри, сладко-солоноватый вкус, который он с удовольствием слижет с пальцев Гуань Шаня. — Ты меня балуешь. После завтрака я сделаю для тебя то же самое. — Да? — спросил Мо, поднимая бровь. — О чем ты? Тянь облизнулся. — У меня есть пара идей. Рыжик усмехнулся, стаскивая полотенце с плеча и скручивая его в руках. Хэ слегка нахмурился, наблюдая за этими движениями. — Тесто должно подойти через час, — сказал Гуань Шань. — Этого достаточно? Тянь согнал с себя остатки растерянности, уступая место чему-то гораздо более сильному. — Более чем. Через час ключицы брюнета были покрыты слоем муки, а на запястье образовался новый багровый засос. В квартире стоял липкий запах пота и спермы. Прежде чем свалиться обратно на Мо, Тянь лениво дополз до окна, впуская свежий воздух. Он потянулся и сладко выдохнул. Локоть упирался в одну стену, ноги прижимались к другой. Этот матрас был настолько плотно втиснут в угол, что, казалось, вот-вот согнется пополам. — Это место… — Слишком тесное, — закончил за него Гуань Шань. Хэ поцеловал бледную кожу где-то между плечом и шеей, чувствуя, как бешено забилась венка под губами. — Прекрасно, — прошептал Тянь. — У меня есть предлог, чтобы побыть с тобой подольше. Шань фыркнул, прижимаясь щекой к подушке. Их глаза встретились. — С каких пор тебе нужен предлог для этого? — Ну ладно, — протянул парень, — но мне нужен какой-то предлог, чтобы заполучить еще и блинчики. Мо мгновенно нахмурился и не слишком нежно зарядил Тяню в бок. — Это ты так хочешь сбагрить меня на кухню? — А ты знаешь меня даже лучше, чем… Эй, постой! Я же пошутил! Рыжий проигнорировал его, поднимаясь на ноги. Лицо Хэ озарила вспышка паники. Однако, быстро потускневшая, заглушаемая чувством, разрастающимся в животе, когда тот поднял голову: Гуань Шань, высокий и голый, стоял прямо перед ним. Никакого стыда, никакого пунцового румянца, выступающего на груди. Юноша был в самом расцвете сил, а Тяню подарили возможность быть его постоянной аудиторией. — Шань, ты же знаешь, что я не это имел в виду, — начал Хэ. — Жди здесь, — отрезал Гуань Шань, стаскивая с пола нижнее белье и с щелчком застегивая ремень на животе. Презерватив безжизненно приземлился на грудь Тяня, который ловко перехватил его прежде, чем тот прольется. Он не успел выказать свой протест, ибо Мо уже успел смыться на кухню. Взгляд брюнета лениво переместился на презерватив. «Даже не удостоил поцелуем после такого секса», — пронеслось в голове с ноткой разочарования. Он принял душ, стоя в тесной кабинке со сведенными плечами. Широкая спина едва помещалась под тонкие теплые струи. Выкурил сигарету на внешней лестничной площадке жилого дома Гуань Шаня и привел комнату в порядок: коробку с безделушками поставил на место, перепачканные простыни кинул в стирку и приоткрыл окно, впуская внутрь прохладный ноябрьский воздух Пекина. Он уже зажигал свечу, когда вернулся Мо с подносом в руках. Тянь быстро переместился на недавно застеленную кровать. Сегодня обеденным столом для этих двоих был матрас. — Вот, — произнес Гуань Шань, располагая поднос на свежих простынях. На нем стояли блинчики, небольшая миска с соусом и коробочка. Маленькая, безобидная коробочка. Хэ Тянь задержал на ней взгляд. Он не сделает это. — Что ты… Мо опустился на одно колено и приложил палец к коробочке. Он сделает. Он, блять, сделает. — Знаешь, — произнес он, — мне потребовалось очень много времени, чтобы перестать ненавидеть тебя. Хэ Тянь перевел дыхание. — Шань, — перебил он с проскальзывающими недовольными нотками в голосе, — не думаю, что подобную речь стоит начинать именно с этого. — Дай мне закончить, окей? — прорычал парень. Тянь прикусил внутреннюю часть щеки и поднял руки. Губы были вот-вот готовы растянуться в улыбке. Дерьмовой такой улыбке размером с луну — и сдерживать ее было настоящей пыткой. Щеки Гуань Шаня раскраснелись, ресницы стали влажными. Он не мог смотреть Хэ Тяню в глаза. — Я думал, что ты лучше меня, — продолжил Мо. — Я знал, что ты в разы лучше. Не то чтобы это играло какую-то роль, но для меня это имело значение. Я ненавидел твои деньги. Ненавидел твое ебаное обаяние. Твою внешность. Я ненавидел то, что люди не ненавидят тебя так, как, по моему в то время мнению, должны были, — Гуань Шань наклонил голову, окунул палец в соус и коснулся его кончиком языка. Он потер подушечками пальцев друг о друга, пытаясь оценить вкус, а затем произнес: — Я думал о твоем убийстве гораздо чаще, чем должен был в свои пятнадцать лет. Я думал о том, как хочу тебя трахнуть гораздо чаще, чем должен был в свои пятнадцать лет. К тому же, будучи подростком, в котором было столько ненависти. Хэ Тянь вздохнул. Он покрывал это раньше. Так много раз. Ушли годы на разжигание старого пламени, которое перегорело, выплевывая на них токсичные пары. Пока они не начали все заново, восстанавливая разрушенную почву и почти не оглядываясь на прошлое, где остался лишь легкий дым после огня. — Шань… — И теперь я люблю тебя, — перебил его Мо. — Я, блять, люблю тебя. И ненавижу себя за то, что не видел этого так долго. Я не видел, насколько мне нравилось то, как ты выглядишь, как ты говоришь, как ты, блять, заставляешь меня думать, что я способен на большее. Что я сам являюсь гораздо большим. — Он вытер ладонью лицо. — Я не видел нас здесь — в моей собственной квартире. Тебя в ней. Даже если она дерьмовая и… — Маленькая. — …и маленькая, и иди ты нахер, я тут вообще-то пытаюсь попросить тебя выйти за меня замуж, мудак. Хэ Тянь взглянул на него. Внутри Гуань Шаня все кипело, как во время сильного шторма, разразившегося посреди зимы. Метеорологический феномен, за которым скрывались и неуместная злость, и одержимость, и страх. И любовь. Столько любви, на которую Хэ Тянь даже не смел рассчитывать. — Это… Кхм. — Тянь наклонил голову. В горле предательски запершило. — Это.. предложение? Гуань Шань резко втянул воздух носом. — Блять… — выдох, — вроде как именно оно, разве нет? — Нет, — выпалил Хэ. Он вскочил на колени, хватая рыжего за запястья, плечи, сжимая щеки, обхватывая пальцами скулы. Хватая его за все подряд, что попадалось под руку. — Нет, нет. НЕТ! Я ведь мог вытрахать из тебя эту очаровательную речь, слышать, как ты стонешь, прося меня выйти за тебя раз и навсегда. Мо нахмурился, отводя от него взгляд. — Ты придурок. — А ты идеальный. Хэ Тянь уловил замешательство на лице Гуань Шаня, пока тот переваривал этот факт. Честный и непоколебимый. Самый настоящий, со своими резкостями и всем этим, бурлящим внутри. Верный тем, кто этого заслуживает, любящий тех, кто в этом нуждается. Весь залатанный, с обнаженными зубами и выбитыми костяшками; прямиком с улиц, готовый сражаться до самой смерти. Пускающий Хэ Тяня в свою постель, а теперь и в свою жизнь. — Я не знал, что ты хочешь вступить в брак, — сказал брюнет. — Если бы знал, то предложил бы это, блять, давным-давно. Гуань Шань дернул плечом и опустил взгляд. — И я не знал. А потом… подумал о кольце, наших именах, всех этих официальных подписях и прочей символической патриархальной фигне и… — И ты провернул все сам? Рыжик сдвинул брови. — Твой брат помог с кольцом. Хэ Тянь застыл. Потребовалась пара секунд, чтобы взять коробочку с подноса и с легким скрипом поднять крышку. Глаза парня изумленно расширились. — Моей матери… — Оно должно было перейти Чэну, но он сказал, что понял, что сам никогда им не воспользуется. Мать братьев Хэ была высокой женщиной, почти одного роста с их отцом. Выше, когда носила каблуки. Длинные ноги, лебединая шея, угольно-черные волосы, струящиеся до самой талии, которые были коротко сострижены под пикси незадолго до ее смерти. Бледные тонкие руки, защищающие его в детстве, обручальное кольцо, свободно скользящее на самых больших костяшках. Он думал, что она была похоронена вместе с кольцом. Думал, что отец забрал его и продал за увесистый слиток. — Должно подойти, — сказал Шань, — если хочешь… можешь надеть его. — Я не дал тебе ответа, — произнес Тянь. — Не дал, — немного угрюмо согласился Мо. — Ты не задал мне вопрос. В ответ Гуань Шань осторожно выхватил коробочку из рук парня, поворачивая ее другой стороной так, чтобы с бархатной подушечки на него смотрел золотой ободок — обещание, память, вопрос «да или нет», который не заслуживал простой ухмылки или язвительной реплики. Не в этот раз. — Хэ Тянь, — начал Мо. — Я не хочу однажды проснуться и обнаружить, что тебя нет рядом. Я никогда не думал, что могу чувствовать что-то подобное, особенно к тебе, но я чувствую. Это зародилось во мне еще очень давно и, как видишь, никуда не ушло. Поэтому полагаю, что это гребаная правда, а не какая-то там очередная тупая шутка. — Он перевел дыхание, становясь серьезным. — Я люблю тебя, Тянь, и хочу, чтобы ты вышел за меня замуж. Так что… пожалуйста, блять, скажи.. да? Хэ подождал, пока кровь перестанет так громко стучать в ушах, а затем вырвал кольцо из рук его держателя. Повернул так, чтобы поймать луч света, просачивающийся через окна и порхающий вместе с пылинками, чтобы тот преломился на золоте. В комнате воцарилась тишина. Что бы сейчас ни сказал брюнет, это покажется слишком громким, грубо прерывающим, бессердечным и недостойным того, что предлагает Гуань Шань. Хэ Тянь этого не заслуживает, но это никогда ему не мешало, никогда не останавливало. Недостаток, работающий в его пользу — всеми способами добиваться желаемого. А он эгоистично жаждал Гуань Шаня. Целиком и полностью. — Это заставляет меня чувствовать себя неловко, — наконец произносит он, — то, что ты правда думаешь, что есть хоть какая-то часть во мне, которая может сказать «нет».