Нараспашку

      Дан медленно начал поднимать голову и на ходу ловить руками падающие куски раздавленного торта. Картина маслом. Лица Балана просто не было видно из-за огромного количества крема. Тина сидела, поджав колени к груди, и еле сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос. Дан аккуратно убрал пальцами крем с глаз и тут же посмотрел на девушку.       — Ох, Тиночка, чувствую, ты сейчас будешь это всё слизывать, — убирая с лица крем, проговорил мужчина.       Кароль не выдержала. Её дикий смех в три часа ночи разлетелся не только по всей квартире, но, вероятно, по всему жилому комплексу. Сумасшедшая. Ещё настоящий ребёнок. Перекатилась на спину и свернулась клубочком, судорожно задыхаясь от собственного смеха.       А Дан застыл на месте и наблюдал. Никакой злости. Только одно умиление и любовь к этой невероятной женщине. Это лучший сюжет, о котором он когда-либо читал. Ни один драматург, ни один гений литературной классики не смог написать что-то более прекрасное. Лучшая книга в его жизни, пусть и запутанная, опасная. Осталось открыть последний замок, за которым заперта новая глава её жизни. Их жизни. По крайне мере, он так надеялся. Ведь все его карты давно раскрыты. Дан отдал ей все свои козыря. Остался ни с чем. Даже джокеры у неё. Его сердце — её сердце. И для него каждый открытый замок — русская рулетка. Только пули — в самое сердце. Холостых выпущено много — он сбился со счета. Сбился, чей выстрел следующий, чей выстрел будет на поражение. Страшно, ведь Тина непредсказуема. Страшно, ведь ту самую пулю в его сердце может выпустить именно она.       Дана буквально выбило из мыслей то, что Тина слишком резко и слишком быстро приблизилась к нему. В глазах играл озорной огонёк. Кароль игриво улыбалась. Мужчина немного наклонил голову в бок, ожидая дальнейших действий певицы. Его губы непроизвольно растянулись в магической ухмылке, которая, пожалуй, была присуща только ему. Дан потянулся к остаткам раздавленного торта. И наблюдал дальше.       Протянув к Балану руку, Тина пальчиком медленно сняла немного крема с его щеки. Палец небрежно сбросила с его острой скулы. Можно порезаться. Острым ноготком немного зацепила его шершавую от лёгкой щетины кожу. Кошка. Балан глазами сопровождал каждое её действие. Изредка нервно сглатывал и сжимал челюсти.       А Тина как раз решила, что набрала на палец слишком мало крема. Она снова протянула руку к лицу Балана. Легко дотронулась до краешка его губ и все тем же пальчиком провела по их контуру, снимая пушистый крем. Перевела на губы Балана затуманенный взгляд, жадно рассматривая каждую трещинку. А в следующий же момент Дану посчастливилось наблюдать, как Кароль закусила свой палец и губами сняла с него крем. Прикрыв глаза, насладилась приятным ванильным вкусом. Провела языком по контуру верхней губы, будто слизывая остатки сладости. И улыбнулась ему.       Играет чертовка. Манипулирует его чувствами, зная, как Балану трудно сдерживаться. Кукловод. И Дан в её руках как живая марионетка, которая отчаянно пыталась оборвать нити, за которые её постоянно дергали. А потом просто пришло смирение и осознание того, что он хочет быть привязанным к этой женщине навсегда. Быть привязанным этими самыми нитями. И больше не играть. Не сражаться.       Война их чувств стояла на месте по сей день. Война, которую начала Тина. Жестокую и легкомысленную. И пора бы уже было поднять белый флаг. В её войне ничья. И Дан всеми силами молил её сдаться. До сегодняшнего дня — бездействие, которое настораживало. До сегодняшнего дня — они по разные стороны баррикад, каждый в своём окопе, а вокруг — огонь, который превратил их мир в пустыню. До сегодняшнего дня — рассвет, тишина, закат, ночь. А сегодня — каждый вышел из окопа. Шаг. Второй. Третий, и они на линии соприкосновения. В метре друг от друга. Глаза в глаза. Испачканные лица. Израненные сердца. Осколки по всему телу. Где-то глубоко в душе уже давно умерли от ран. Тянули руки друг к другу, но не прикасались, боясь, что появится пропасть. Главное оружие — бесчувственные маски — небрежно было отброшено куда-то в сторону. Она — его белый флаг. Она — мираж в его пустыне. И он умоляет, лишь бы она не исчезла.       — Чего ты опять так смотришь? — нарушила тишину Кароль.       — Просто очень хочу сделать так, — Дан подался вперёд.       Он невесомо коснулся подбородка Тины и потянулся к её губам. Она прикрыла глаза, позволяя себе полностью окунуться в этот неземной момент. Его дыхание. Его пальцы на коже. Кароль сходила с ума. Оставалось одно неосторожное движение. Певица приоткрыла рот, вдыхая воздух в ожидании поцелуя. И именно в этот момент ощутила, как по левой щеке, а потом и по всему лицу размазалось что-то липкое.       — Балан, ты хитрожопый жук, — Кароль начала возмущаться, отчаянно вытирая торт теперь со своего лица.       А Дан уже успел частично убрать крем салфеткой и начал громко смеяться, наблюдая за тем, как Тина строит из себя обозлённую девочку. Но он никак не ожидал, что за его весёлые эмоции ему в лицо прилетит небольшой кусочек торта. Прямо в лоб. Кароль будто целилась.       — Значит, ты вот так? — Дан вопросительно поднял бровь и потянулся к торту. — Ладно. Иди ко мне, кенгуруш.       Балан быстро дёрнулся в сторону Тины. Певица, как ребёнок, завизжала и резко подскочила с пола. Дан не растерялся и через секунду уже стоял на ногах. Кароль показала ему язык и начала бегать вокруг дивана, пока Балан отчаянно пытался её поймать. Конечно, ему не составляло труда догнать Тину, но мужчина, как настоящий джентльмен, давал ей хорошую фору. А Кароль периодически мухлевала, подбегая к торту и кидая его кусочки прямо в Дана. Не всегда удавалось попадать, но певица старалась. Смех до слез. Четырежды певица года, секс-символ украинского шоу-бизнеса и номинант на премию «Грэмми», самый завидный холостяк Молдовы бегали по квартире с кусками торта в руках и кидались ими друг в друга.       Крем разлетался в самые разные стороны, пока эти двое дурачились так, будто в детстве им этого не хватило. В секунду происходило столько действий, сколько Босх не написал на своей картине «Сад земных наслаждений». Если бы кто-то наблюдал за всем действом со стороны, бригада скорой помощи уже бы давно выехала по адресу. Дан с ужасом представлял, на что будет похожа его квартира, но в итоге просто откинул мысли о том, что будет завтра, и наслаждался тем, что происходит сейчас.       Её эмоции. Её смех. Её оглушающий визг. Черт, как же она ему нравилась сейчас. В этой ужасной футболке, которая на её теле казалась самой красивой из всех, что у него были. С этим небрежным пучком на голове. С размазанным по всему лицу кремом. Влюблён до мурашек. Любит до чёртиков. Его самая сильная доза. Босая. Домашняя. Симбиоз всего самого прекрасного, что он находил в этом мире. Она в эпицентре его жизни. Шипами своих роз некогда ранила его. До крови. Ослепила его своим ярким светом, что иногда ему просто хотелось закрыть глаза. Влюбила в себя так, что, порой он просил её... Дать ему умереть. Дать ему выжить. Дать ему силы. Дать ему слабости. И быть с ней.       Их игры в догонялки закончились, когда Дан резко прижал Тину к стене. Та подняла руку, замахиваясь, но почувствовала, как торт частично выскользнул у неё с ладони и остался на вертикальной поверхности.       — Черт, Тина, эта картина стоит больше, чем эта квартира, — Балан жалостливо посмотрел чуть выше уровня своих глаз.       — Какая картина? — Кароль запрокинула голову, пытаясь разглядеть полотно.       — Иероним Босх, «Сад земных наслаждений». Это репродукция.       — Извини, я не хотела, — певица виновато улыбнулась. — Я не думала, что ты поклонник искусства.       — Моё главное искусство — ты, Тина. Именно поэтому я сейчас смотрю не на картину, которая пережила шесть веков, а на тебя.       — Ты романтик, — тихо прошептала Кароль, улыбаясь.       — Не ожидала? — спросил Дан. — Какая же ты красивая, — он кончиками пальцев провёл по волосам Тины. — С каждым прикосновением к тебе я все больше осознаю одну вещь.       — Какую? — Тина нервно облизала губы, бегая глазами по его лицу.       — Te iubesc.       — Ты говоришь это второй раз за сегодня. Как это переводится? — Тина не унималась.       — Так, я думаю, нам хватит разносить квартиру, — Дан усмехнулся. — Пошли отмываться.       — Вот опять ты говоришь что-то непонятное для меня. И не хочешь объяснять. А вдруг там слова плохие, а я тут расплываюсь от твоей выразительности произносить такие речи, — бурчала Тина, пока Дан за руку тянул её в ванную.       — Расплываешься? — Балан засмеялся. — Мне приятно. И поверь, Тина, там нет никаких оскорбительных слов. Там… Красиво.       Они вошли в ванную. Дан включил свет, и оба тут же искренне засмеялись, увидев своё отражение в зеркале. Лицо в креме, волосы растрепанны, футболки испачканы.       — Извини, Дан, но я не могу не запечатлеть это, — с этими словами Тина быстро выбежала из ванной комнаты и через минуту вернулась с телефоном в руках.       Они вытворяли что-то ненормальное возле зеркала, корча рожи, смеясь, делая не только фотографии, но и снимая видео. Они соревновались, у кого больше крема на лице и кто больше всего испачкался. Тыкали пальцами друг в друга. Щекотали. Вытирали крем друг о друга. Все их попытки прекратить дурачиться потерпели сокрушительное поражение. Но пиком этого безумия стало то, что Тина без зазрения совести добавила все фото и видео в Инстаграм, который уже спустя минуту разрывался от сообщений всех, кому не спалось в столь поздний час. Возможно, утром она об этом пожалеет. Но не сейчас. Сейчас только Дан и она. И только их время.       Наконец, они умылись, но продолжали смеяться. Слишком много эмоций. Светлых эмоций. Обычный смех медленно, но уверенно перешёл в дикую истерику. Дан присел на бортик джакузи, закрыв рукой глаза. А Тина спрятала нос в его волосах, дергаясь от ненормальных припадков хохота.       Выдавив из себя остатки смеха, Дан поднял голову и сразу же поймал на себе взгляд Тины. Их лица сейчас были на одном уровне. Кароль усмехнулась и протянула руку к лицу мужчины. Он прикрыл глаза и растянул губы в улыбке, когда Тина нежно смахнула с его щеки остатки крема.       — Ты как кот сейчас, — сказала Тина, убирая руки.       — Мяу, — Дан резко открыл глаза и положил руки на талию Кароль.       Она громко засмеялась, запрокидывая назад голову. А Балан просто был счастлив, что она рядом. Мастерски заставляла его чувствовать. Мастерски останавливала его пульс каждым своим прикосновением. Дан часто представлял, как она лежит рядом с ним. Как засыпает рядом с ним. Как видит сны. Как улыбается ему каждое утро спросонья. Как целует всё до самого запястья. Она — полюс его притяжения. Одновременно и одноименный заряд, и противоположный. Парадоксальная. Необъяснимая наукой. Дан завис над пропастью её красоты, неистово влюбляясь каждый раз, когда синие глаза переливались искренним блеском, появляясь из-за стены красной помады.       Дан сохранял в памяти каждое их общее воспоминание. Он никогда не мог подумать, что может вот так просто сорваться среди ночи только потому, что она позвонила ему вся в слезах и полупьяно пыталась сказать, как ей плохо. Балан не помнил, насколько быстро тогда надел первое, что попалось под руку. А потом… Подъезд. Лифт. Один щелчок ключа зажигания. Педаль в пол. На спидометре — сто тридцать. Руки вцепились в руль до побеления костяшек. Внутри все вверх дном. Четверть часа, и он у неё. Судорожно колотит по входной двери. И тогда ему казалось, что прошла вечность прежде, чем она её открыла. Ни короткого «привет», ни делового «здравствуй». Он тогда переступил порог и притянул Кароль к себе. Он знал, что ей нужны объятия. Он слышал каждый её тихий всхлип. Шептал ей на ухо что-то нежное. Что-то в его стиле. А после она резко отстранилась, и короткое «ложись со мной» заставило Дана забыть, как дышать. И он согласился. Просто потому, что она попросила. И когда она лежала на его плече, тряслась от слез и в который раз рассказывала историю своей жизни, Дан просто молча слушал уже такие знакомые ему предложения и фразы. Слушал и гладил её волосы. Возможно, ему когда-то надоело бы разбирать ее болтовню. Возможно, завтра он написал бы об этом песню. Но тогда он спокойно смахивал с её лица слезинки. Считал их. По одной слезинке на каждую зиму, когда ей было одиноко. За каждую весну, когда она убивалась горем. За каждое лето, когда проводила его наедине с музыкой. За каждую осень, когда грустила вместе с проливными дождями. По одной слезинке за каждый год, прожитый без того, о ком она так редко говорила. Мужчина любил эти истории прошлого, потому что любил её. Его сильная Белая Королева под своей короной прятала хрупкую принцессу, чья весна в душе умерла много лет назад, которую окружил холод. Она потеряла все тепло. Его принцесса просто плакала. И ничьё тёплое дыхание долгое время не касалось её ресниц. Потому что она не позволяла. Потому что она не хотела. Потому что ей было противно. А Дан готов был ждать, когда наступит её лето, когда её мир растает. И когда она заснула в его объятиях, Дан сказал в тот день то, что никогда бы не сказал ей при любых других обстоятельствах. Самое нежное из признаний. Шептал ей на ухо, будто боялся, что кто-то посторонний услышит. Называл её своей девочкой. Глупой. Маленькой. Любимой. Целовал её в лоб и прижимал так, будто она могла убежать. А потом уснул. С улыбкой счастливого дурака на лице и с мыслями, что она рядом.       Тогда он и подумать не мог, что пройдёт время, и Тина будет стоять в его футболке и съедать его взглядом. Сейчас Дан крепче обнял её. Приблизил к себе. Кароль рефлекторно положила руки на плечи мужчины. Её уже ничто не сковывало, но дыхание перехватило, будто впервые. Этот мужчина разрушал все её защитные инстинкты, вызывая в каждой клеточке тела невероятный электрический импульс каждым своим прикосновением. И разряд, разряд, разряд. До окончательной остановки сердца.       Тина положила ладонь на его щеку. Короткий взгляд друг на друга. И оба одновременно подаются вперёд. Губы к губам. Языки медленно слились воедино. Никакой пошлости. Только эстетическая страсть и желание завладеть друг другом. Это был их самый искренний поцелуй. Самый уверенный. Самый сладкий из всех.       Не разрывая поцелуя, Дан резко встал и поднял Тину на руки. Следующим объектом для них послужила стиральная машинка, к которой Балан подлетел и одним махом руки скинул все вещи на пол. Усадив Кароль, он бесцеремонно раздвинул её ноги и стал между них. Сильнее прижал девушку к себе. Его руки касались каждого миллиметра её тела, и Тина что есть силы сдерживала в себе томные вздохи. Снова эти разряды. Судорожная дрожь, будто Дан первый раз её целует. В глазах темнело. А его губы настолько притягивали, что не хотелось отрываться. Наркотик. По венам. В кровоток. А потом остановка всего. И кома.       — Тина, я так… — Дан сбивается, дышит и снова касается ее губ.       — Не говори ничего, — Кароль затыкает его очередным поцелуем, глубоко проникая языком в его рот.       Они плавно переместились в его спальню, зацепив на ходу несколько дверных косяков. Тина возмущённо мычала. Дан судорожно извинялся. Вдвоём — смеялись. Упав на кровать, Балан навис над девушкой, не переставая терроризировать её губы. Он любит медленно. Медленно ею наслаждаться. Не выходя за рамки. Не сейчас.       — Мне так хорошо с тобой, Тин, — Дан оторвался от её губ, глубоко дыша. — Я готов поставить все, лишь бы это никогда не заканчивалось.       — Но, надеюсь, не пройдёт, — пропела Кароль, за что получила его улыбку и короткий поцелуй.       — Давай спать, а? — предложил Балан.       — Нужно убрать все, что мы раскидали в зале, — ответила Кароль, собираясь уже вставать.       — Завтра. Все завтра, малыш, — прошептал мужчина, останавливая её.       — Хорошо, — ответила Тина.       Они забрались под тёплый плед. Тина удобно устроилась на плече Дана, который крепко обнял её и с довольной улыбкой прикрыл глаза. Наконец-то она рядом с ним. Уткнулась носом в его шею, обдавая её своим тёплым дыханием. Наконец-то он свободно вдыхает аромат её свежих цветочных духов. Наконец-то она что-то рисует на его груди, приятно щекоча кожу сквозь тонкий слой футболки своими ноготками. Наконец-то она по-детски закинула на него ногу и сильнее прижалась. И наконец-то она не плачет. Его Белая Королева не плачет. И Дан счастлив. Как никогда.       — Дан, так что значит та фраза, что ты мне говорил? — Тина подняла на него взгляд, продолжая выводить на его груди какие-то понятные только ей закарлючки.       — Я тебя люблю, — тихо сказал Дан, опустив глаза на девушку.       — Что? — Тина резко подскочила и уставилась на мужчину.       — Это переводится «Я тебя люблю», — Дан поднялся и потянул Кароль за руки на себя, заставив её сесть к нему на колени. — И я это не просто так говорил. Я люблю тебя, Тина Кароль. Не знаю, как долго, но, мне кажется, с того самого дня, как подарил тебе ту корзину цветов. Или с того дня, когда ты мне первый раз улыбнулась. Знаешь, я во многом виноват перед тобой. Я заслужил твоё порицание, Тина. Ты можешь меня ненавидеть за некоторые вещи. Вот я такой. Грешник. Развратник. Сейчас перед тобой с абсолютно голой душой. Пойман в твою сеть. Без всяких попыток выбраться. Я как любовник-рецидивист, который отчаянно пытался украсть твоё сердце. Ты отвергала. И ни кофе, ни алкоголь, ни бессонные ночи никогда не могли выгнать из моей головы мысли о тебе, никогда не могли перебить аромат твоих духов. Твой голос уже давно записан на подкорках моего сознания. Он постоянно у меня в голове. И я только тактами мог говорить о том, как сильно я люблю тебя. Ты во мне. Это яд. Я неизлечимо болен. Потому что люблю тебя, — Дан приблизился к ней, касаясь кончиком носа её щеки. — Я люблю тебя, Таня Либерман. И готов это повторять на всех языках мира.       — Дан… — шёпотом выдохнула она, обхватывая ладошками его лицо.       — Я не прошу от тебя сейчас взаимности, Тина, просто хочу, чтобы ты знала, — он перебил её, немного отстраняясь.       — Дан, я…       — Я кохаю тебе! — с акцентом, немного запинаясь, сказал Балан.       Она молчит. Он кричит. Внутри все сжалось. Щемящее мерцание его души ощущалось с новой силой. Стрелки часов раздражающе тикали на фоне тишины, которая совсем не спасла от лишних слов. Он проиграл в эту русскую рулетку. Она сейчас возьмёт револьвер. Дуло — на него. Курок — вниз. И пуля. В самое сердце.       — Извини… — начал Дан.       — Нет!       Тина тут же приставила указательный палец к его дрожащим губам, который в тот же момент соскользнул с них. Девушка подалась вперед. Оставила нежный поцелуй на его губах, на который Дан сразу ответил. Отстранилась. И теперь… Он молчит. Она кричит. Кричит внутри себя. Но шёпотом произнесла:       — Дан, te iubesc.