Фенечка

В двенадцать лет Эдди впервые увидел, что Ричи на руке носит зелёную фенечку. Она была немного неаккуратной и потрёпанной, но на худой руке парня все равно смотрелась красиво. Тогда все казалось куда проще — Эдди все еще мог обсуждать с друзьями комиксы, голышом прыгать с карьера и абсолютно не беспокоиться о мнении окружающих, даже если они в след тебе кричат лузер и чмошник. Кого это волнует, если он знает, что это не так? Ричи тогда носил свои абсолютно безвкусные рубашки, поверх футболки с котятами, огромные очки, которые увеличивали его глаза так, что они еле на лице помещались, грязные кроссовки и разные носки. А еще одну единственную зелёную фенечку. Эдди часто задавался вопросом — сам ли Тозиер сделал ее или может ему подарила одна из девчонок из школы, хотя это было маловероятно с их то репутацией, которой на самом то деле и вовсе не существовало. А еще Каспбрак всегда боялся спросить об этом, сам не понимая почему. Вроде бы обычная вещь — какая-то там фенечка — но вызывает столько эмоций от любопытства, до еще неосознанной ревности. И Эдди тогда все еще терпит глупые шутки Ричи про мамку, зависает с ним целыми днями у игровых автоматов и делит одно мороженое на двоих — клубничное, потому что Ричи не любит ваниль, а Эдди — шоколад. Потом неожиданно их компания из четырёх человек возросла до семи, а вместо двенадцати им было уже четырнадцать. Все становится немного сложней, но не то чтобы непреодолимо. Они с Лузерами по выходным зависают в их «пещере» — Ричи с Эдди пытаются с криками уместиться вдвоём на один гамак, брыкаясь и пиная друг друга ногами, Бен и Билл одновременно стараются добиться внимания Беверли, а Майк разглядывает энциклопедию с птицами, пока Стэн рассказывает ему интересные факты о пернатых. Каждый день после школы они гуляют по улицам вечно пустынного Дерри до тех пор, пока не вспомнят, что Эдди надо быть дома к восьми, а до комендантского часа осталось всего пять минут, и чтобы успеть вовремя, да так чтобы Соня не взбунтовалась, нужно было очень и очень сильно поторопиться. Они прощаются друг с другом, каждый расходится к себе, но Ричи почему-то каждый раз бежит вместе с Эдди, когда дом Тозиеров в абсолютно противоположной стороне от Каспбраков. А еще на руке у него уже висит не одна фенечка, а все двадцать. И сделаны они более ловко, некоторые даже разноцветные и со странными узорами. Эдди, Ричи и другие Лузеры все еще широко улыбаются, ни о чем не беспокоятся и считают, что весь мир принадлежит им. Потому что так и было. В пятнадцать лет Эдди впервые чувствует себя некомфортно из-за того, что у него все лицо покрыто прыщами, по утрам он просыпается с проблемой в районе паха, школа становится совсем невыносимой, а Билл, Бен, Майк, Стэн и Ричи постоянно говорят только о девочках, стоит Беверли отойти на пару шагов, чтобы, не дай бог, не рассердить ее. А Эдди молчит, потому что ему не нравится ни секси Кэтрин, ни миловидная Бэтти, ни даже Эмили, у которой грудь за лето стала на пару размеров больше. Ему хочется все еще обсуждать игры, комиксы и другую фигню, но никак не девчонок. Поэтому он тусовался больше с Беверли, которая говорила о своих планах на жизнь и которую, казалось, тоже не волновали проблемы с отношениями. Пока она не решила начать встречаться с Биллом. И тогда все стало еще хуже. Лузеры начали отдаляться друг от друга, они все меньше и меньше стали проводить вместе время, а на каникулах и в выходные каждый обычно сидел по своим домам. Все неожиданно выросли, стали взрослыми, а Эдди чувствовал себя все еще двенадцатилетним мальчишкой, которому хотелось бегать наперегонки до супермаркета да ловить зимой языком снег, который, к слову, выпадал крайне редко в Дерри. А еще ему хотелось касаться Ричи так, будто это не было запрещено законом, чтобы ему в след не кричали противное «педик». И Эдди всеми силами пытался заглушить свое хочу, но каждый раз, видя улыбающегося мальчика, который постоянно норовит смахнуть с подоконника цветок, пытаясь залезть в первом часу ночи к нему в комнату так, чтобы не разбудить Соню Каспбрак, что-то в груди приятно ойкало, и потом они все равно вместе лежали на одной кровати, обнимаясь и смеясь над глупыми шуточками Ричи. И Эдди больше не были страшны микробы, грязные ладони Тозиера, которые приятно гладили его по спине, и запреты матери. Потому что ему было пятнадцать, и он явно не подходил под описание «хороший мальчик». А еще Эдди заметил, что под невероятным слоем фенечек на молочной коже Ричи виднеются белоснежные линии. И он пытается поговорить с лучшим другом, понять почему, но тот лишь отворачивается, говорит, что Эдди показалось. Поэтому парень просит научить его тоже плести фенечки, просит показать, как делать все эти узоры, и теперь у Каспбрака на руке висит это незамысловатое украшение — зелёное, как давно потерянная первая фенечка Ричи. И на щеках появляется легкий румянец, когда Тозиер слегка касается его кожи, помогая завязать нитки вокруг запястья. В шестнадцать лет Ричи приходит в школу, и его чуть ли не избивают еще до начала уроков. Потому что из всех фенечек у него осталась одна единственная, которая удивительно красиво подчёркивала белесые шрамы, оставленные еще в четырнадцать в одну из слишком одиноких ночей. Одна единственная фенечка цвета радуги, которая будто кричала вместо Ричи — «Смотрите, это я, и я больше не буду прятаться». И Эдди хочет поддержать друга, сказать, как он гордится им, но вместо этого делает шаг в сторону, сцепляет за спиной руки и отводит взгляд, а во время обеденного перерыва молча обрабатывает разбитый нос под трибунами школьного стадиона, где их никто не мог найти, чувствуя на себе грустный взгляд ореховых глаз. И потом снова все повторялось — они ходили порознь, Ричи получал новые раны, а Эдди потом лечил его, когда они оставались в полнейшем одиночестве. Вот только Тозиер перестал по ночам приходить к нему в комнату, перестал рассказывать свои истории, всегда смешные и неповторимые, перестал играть на гитаре свои любимые песни, перестал касаться. Каспбрак чувствовал удушающее одиночество и пожирающий стыд, но вместо того, чтобы хоть как-то помочь себе или другу, он сидел один, запершись в своей комнате, и плел фенечки. А под подушкой у него лежал набор ниток из шести цветов. Вот только Эдди не был храбрым, никогда в своей жизни он не делал по-настоящему отважных поступков. Каждый раз, когда он пытался сделать хоть что-то, его тело сковывал непреодолимый страх. И парень уже давно не знал, чего он боялся больше всего. Поэтому эти нитки так и лежали в одиночестве под подушкой, которая каждую ночь впитывала соленые слезы и тихие всхлипы. К своему семнадцатилетию Эдди наконец смог сплести ту самую фенечку. Впереди осталось всего пару месяцев, и наконец учёба будет окончена, все проблемы исчезнут, и он сможет уехать подальше от этого паршивого городка, позабыв каждого его жителя. Вот только один единственный человек никак не мог вылезти из головы. Он все еще носил ужасные рубашки, футболки с любимыми группами, рваные синие джинсы, грязные кроссовки, разного цвета носки и одну-единственную фенечку. У него все еще была широкая улыбка, непослушные черные кудри и до безумия милые веснушки. Он любил курить сигареты с ментолом, играть на гитаре, ненавидел биологию и маленькие карманы. Он носил с собой ингалятор, хотя Каспбраку он уже давно не нужен был, и клубничные конфеты, потому что он не любит ваниль, а Эдди — шоколад. И этого человека Эдди любил всем сердцем, еще с того момента как ему было двенадцать. Он любил звезды, которые отражались у Ричи в глазах, любил звонкий смех, слегка хриплый из-за курения, любил каждый шрам на тонких запястьях, любил ужасные шутки про маму и нежные прикосновения. Сегодня Эдди семнадцать, и ему хочется наконец послать свой страх в жопу и признаться, потому что иначе он так умрет от сердечного приступа. Поэтому он бежит между одиноких домов по безлюдным улицам, бежит, не обращая внимания на жуткое жжение в области груди. У Тозиера дома никого нет, Эдди это прекрасно знает, поэтому без разрешения заходит в чужое жилье и сразу направляется в подвал, где находится комната Ричи. Там так ничего и не изменилось с времён, как Эдди побывал тут впервые, — плакаты, мягкий пуфик с разводами от пролитой соды, большая кровать, на которую облокотилась старая гитара, шкаф, обклеенный наклейками с покемонами и могучими рейнджерами, и обыденный бардак. И тут сидел Ричи, удивлённый приходу некогда лучшего друга. Все слова тут же пропали из головы, и страх снова завладел каждой частичкой Эдди. — Все в порядке? — наконец спросил Ричи, поднимаясь с пуфика и откладывая в сторону роман, который тот читал. Эдди так и не привык видеть Ричи в руках с книгой, почему-то любовь к чтению никак не вязалась с личностью Тозиера. Каспбрак помотал головой из стороны в сторону, безмолвно отвечая на вопрос. Все далеко и давно не было в порядке. Но до этого они игнорировали, отводили взгляд, делали вид, что все хорошо. Эдди устал от этого. Ричи сделал шаг вперед, затем другой и еще один, пока не оказался всего в паре метров от друга. Эдди глубоко вздохнул, набирая в лёгкие обжигающий воздух, оглянулся в поисках чего-то, а затем быстро схватил со стола ножницы, которые лежали на самой вершине пирамиды из школьных учебников, и отрезал старую фенечку Тозиера. Снова повисла тишина. Эдди хотел рассказать зачем это делает, но не мог. Воздуха не хватало и казалось, что вот-вот у него вновь начнётся приступ астмы впервые за несколько лет. «Если начал дело, доводи его до конца», — пробурчал себе под нос парень и достал из заднего кармана штанов фенечку, которую он сплел сам. Он аккуратно взял руку Ричи, мягко проводя подушечками пальцев по белым линиям, и завязал украшение. После этого Тозиер облегчённо выдохнул. — Твоя фенечка была уже слишком старой и потертой, она бы скоро порвалась, вот я и сделал тебе новую, — попытался объясниться Эдди, но все его слова звучали как-то неправильно. — Спасибо, — улыбнулся парень, — но это у тебя сегодня день рождения, и это я должен дарить тебе подарок, а не ты мне. — А у тебя есть для меня подарок? — тихо спросил Эдди, наконец возвращая своему голосу нормальное звучание. — Конечно, ты же мой лучший друг, — Ричи отошёл от парня и тому пришлось выпустить из своих рук ладонь, которую он, как оказалось, все это время держал. Тозиер открыл шкаф и несколько минут пытался там что-то найти, пока не вылез обратно на свет с улыбкой на все лицо. В руках он держал небольшой пакетик фиолетового цвета. — Только одна просьба — можешь его открыть, когда придешь домой? — Рич, — неуверенно начал Эдди, глядя парню прямо в глаза, — Мне кажется, я хочу быть большим чем лучший друг — Кажется? — Нет, я точно хочу быть большим чем лучший друг. — И кем ты хочешь быть, Эдс? — Твоим… — он задумался. Кажется не существовало того слова, которое бы смогло объяснить все его чувства, его отношение к Ричи. А, нет, вот одно, — Твоим. Да, Эдди хочет быть его, и этого достаточно. Достаточно для того, чтобы Ричи подошёл к нему почти вплотную. Достаточно для того, чтобы их губы слились в нежном, почти невесомом поцелуе. Достаточно для того, чтобы отступил страх, давая место безграничной любви. А в фиолетовом пакете лежал набор ниток, клубничные конфеты и письмо, написанное корявым почерком. Письмо, которое впитало в себя чернила пятилетней давности, когда им было всего двенадцать, и для них ничего не имело значение. — Побежали, — крикнул Ричи, хватая за руку Эдди. Они оба почувствовали, как в груди что-то затрепетало, и со счастливой улыбкой помчались на перегонки до супермаркета. Им вновь двенадцать, и победитель покупает мороженое — одно на двоих.