Как плачет душа

      Брайан всю свою сознательную жизнь увлекался книгами. Он, хоть и связал свою жизнь с космосом, ни на минуту не мог оторваться от литературы. Свою маленькую домашнюю библиотеку он перечитал как минимум три раза, и каждый день на работу брал с собой какую-нибудь интересную книжонку, чтобы занять себя во время обеда. Свободное время Брайан часто проводил не дома, а в городской библиотеке: ему нравилось проводить пальцами по старым корешкам книг, листать хрупкие станицы и вдыхать их старый, особенный запах.       Ещё более захватывающим казалось Брайану представлять, как эти книги были созданы, кто раньше держал их в руках, и кто оставил ту или иную царапинку на обложке, кто загнул эту страницу однажды, не имея при себе закладки. Брайан любил размышлять о прошлых владельцах этих книг и всегда новые покупные книги отдавал другим, чтобы те из раза в раз переходили в новые руки, создавая свою собственную историю.       Брайан жил этими произведениями, чужими рассказами, какими бы они ни были — хоть о звёздах, хоть о природе, математике и, как-никак, о необыкновенных историях в художественной литературе. Это ещё больше поражало Мэя. Как только в головах людей возникают такие великолепные идеи, новые миры, герои, события? Он не мог себе представить.       Спустя время в голове Брайана смешивались все эти истории, которые он увидел на страницах; создавалось что-то новое, чего мир никогда не видел. Он нередко записывал свои сны в отдельную толстую тетрадь, периодически перечитывая и вспоминая пережитые эмоции.       Новые, неповторимые истории, которые невозможно буквально передать словами на бумаге, Брайан проживает почти каждую ночь, иногда все-таки нужно отдыхать. Ещё ни разу, на удивление, не было такого, чтобы ему не понравилось.       Брайана часто поражало, насколько его сны реальны. Каждый из них оставлял после себя приятное послевкусие на целый день, а Мэй ходил вдохновленный и с воодушевлением считал часы до конца работы, чтобы снова уложить голову на подушку и заснуть.              Торговать в своем городе давно стало невыгодно. Все жители отвлеклись от своих житейских дел и даже не выходили на улицу, в страхе заразиться. Конечно, идея отправиться дальше по дороге к столице сама по себе была не из лучших; вообще идея продолжить торговать в разгар эпидемии не была разумной. Единственный, но весомый аргумент, почему они продолжали — нужно было на что-то жить.       В ином случае, они, конечно, могли абстрагироваться от мира, устроиться в домике в лесу и сидеть, спокойно напевая старинные песенки, но у них не было ничего кроме пары лошадей и неизвестных даже им трав. Женщины и лекари сами выбрали, что им нужно и делали это так, будто и сами не знают, зачем им тот или иной цветок.       Брайан шел рядом с лошадью, одной рукой держа ее за узду, а другой держа нарисованную наспех карту. Неровные линии не давали ему никакой информации, хотя ему всю жизнь говорили, что в чертежах и планах он разбирается лучше всех; в этом то и была проблема, этот ничтожный клочок бумаги не представлял из себя ни того, ни другого.       Когда они ещё были в своем родном городе, один из его нынешних спутников настоял выйти из дома, чтобы распродать оставшиеся товары, уверяя, что придумал новую технику. Как известно, люди, услышав какую-то страшную новость, начинают скупать все, что нужно и не нужно, так сказать, на черный день. Как оказалось, это была наглая ложь; ну, или они слишком поздно одумались. На улицах уже было почти пусто, лишь бездомные с опаской выглядывали из-за угла, а доктора, снующие от дома к дому, качали головой. Лечить таких идиотов отныне они и не собирались, раз они не соблюдают элементарных правил — не покидать свое жилище.       Бросив скудные попытки разобраться в карте, Брайан засунул ее в сумку и запрыгнул на лошадь. Один из его сопровождающих сообщил, что они идут в нужном направлении — на северо-восток. Никакой точной информации о том, куда они идут у них не было, но путники надеялись получить в столице хоть что-то из желаемого: может, благоприятные условия для торговли; может, спокойствие и никакой чумы; а может, если они успели заразиться, и лекарство.       Брайана очень смущала последняя мысль; она не давала ему покоя, но Мэй на секунду заметил, что, когда он прикрывает глаза, то забывает о всех внешних проблемах.       Так он и сделал — закрыл глаза, наслаждаясь звуками осеннего леса, пока может. Никто не знал, сколько ещё он проживет. С каждым часом в груди зарождалось все большее чувство беспокойства за свою жизнь — точнее, за ту часть, которую он не успел прожить.       Где-то над головой беспокойно кричит стая птиц, беспорядочно перелетая из одной части леса в другую; ветер гуляет в полуголой кроне деревьев, и вовсе оставляя ее без одеяния, так, как без иммунитета к обыкновенным простудам оставляет людей чума. Золотисто-багряная листва одеялом покрывает землю, путается в кудрявых волосах и шуршит под копытами лошадей. Сами лошади фыркают, то ли от холода, то ли от недовольства за то, что на них тащат тяжёлый груз. Брайан запускает пальцы в мягкую гриву, бережно причесанную им же около дюжины часов назад, и улыбается этому чуду природы — как же все прекрасно, если забыть о все тех же природных ужасах и несчастьях.       Мэй резко открывает глаза, когда слышит шум сломанной ветки. Он быстро оглядывает своих спутников, но те и глазом не моргнули — может, не обратили внимания, но Брайан, чей слух заострился до передела во время своеобразной медитации, сразу же понял, что ветка хрустнула не под копытом лошади.       За щелчком моментально последовал испуганный, но тихий вдох. Брайан обернулся на звук — к густому кустарнику, хоть и с опавшими листьями, но все ещё плотно скрывающим все за собой. И если бы сейчас Брайан не был столь внимателен, как во время своих научных экспериментов, он бы и не заметил изрядно поношенную одежку, что сливается с листвой, да спутанные светлые волосы. Мэй прищуривается, и в душе его зарождается еле заметная тревога — взгляд ледяных голубых глаз пронзает испытываемой ими болью.       Пока Брайан думает, как же подойти к этому бедному парнише (почему-то он был полностью уверен, что это не девчонка), в голове его раздается звон, а картинка перед глазами предательски пропадает. Брайан старается ухватиться за узду, крепко, до побеления костяшек, сжимает ее, держит свою сумку,              но вскоре распахивает глаза и с разочарованием глядит на свой белоснежный потолок.       Давно пора бы уже разукрасить его в звёздное небо, чтобы не было так скучно просыпаться по утрам, но руки никак не доходят — каждый раз в сон клонит всё сильнее.       Брайан отчаянно пытается заснуть снова; он ворочается из стороны в сторону, сжимает в руке одеяло, как ту узду, снова и снова представляет перед собой взволнованный взгляд голубых глаз.       Никогда раньше ему не снилось что-то подобное: всегда сны имели логическую законченность и не обрывались на середине. А даже если и были оборваны будильником, Брайан умудрялся заснуть обратно, опоздать на работу, но досмотреть сон до конца.       Сейчас же его сердце бешено билось от волнения за того парнишку. Казалось, что он не просто так там был; ведь сны несут в себе какую-то важную информацию, имеющую место быть в реальности.       Так и не разобравшись, какой же смысл мог иметь взлохмаченный, до дрожи напуганный крестьянин, Брайан собрался на работу и с разочарованием, как никогда раньше не бывало, принялся за новые расчеты, на этот раз — астрономические.              Лучшими произведениями культуры Брайан считал представленные в них утопии — несбыточное идеальное существование. В этой утопии все было сбалансировано — технологии, новые изобретения состояли во взаимовыручающих отношениях с природой, и ничто ничему не вредило; люди с уважением относились к каждому встречному, улыбались; ошибки в этом мире не существовали просто как элементарное понятие.       Брайан встаёт по будильнику, выпивает чашечку свежесваренного кофе и глядит в окно — городской стеклянный пейзаж. Как быстро летит время; только вчера он был в средневековье.       Мэй быстро собирается, чтобы поехать на работу, сегодня ответственный день — его первый отлёт. Он вызывает такси и едет на станцию, по дороге наслаждаясь великолепием природы.       Городские неживые пейзажи сменились луговой местностью. Золотистая рожь колыхалась на ветру, создавала бесконечные волны, точь-в-точь морские. Брайан любил природу до невозможности. Он был рад, что здесь ее не убивает жестокость постиндустриального общества.       Вдалеке уже виднеется сама станция. Мэю хочется высунуться в окно и насладиться последними минутами на свежем воздухе, но вместо этого он только опускает стекло и прикрывает глаза, вкушая прохладный ветерок, гуляющий в темных кудрях.       Уже на месте он начинает готовиться — до отлёта ещё несколько часов, но Брайан считает, что стоит всегда все делать заранее заранее, чтобы не делать все в последний момент, убивая свои последние нервы. Кроме того, он любил проверять все, пока не убедится, что это идеально. Он и сейчас хотел на несколько раз проверить оборудование.       Нужные вещи он перекладывает из своей сумки в специальный рюкзак и идёт проверять все заново, уже по четвертому кругу, ведь ему, как перфекционисту, нужно удостовериться, что все находится в состоянии готовности и исправности. К своей безопасности Брайан относится с особым вниманием, ведь даже малейшая деталь может повлиять на его дальнейшую жизнь, вероятнее всего, в плохую сторону.       Он примерно за полтора часа перед отлётом осматривается вокруг, как будто в последний раз. Он осматривает станцию, ходит по самым родным местам — там, где всегда работал, где всегда отдыхал, где ему было комфортно.       Добиться Брайану допуска к полету было непосильной трудностью. Его взяли на испытательный срок, чтобы убедиться, что он может работать «на месте», а не только в своем офисе, не только с цифрами и данными.       Мэй вышел на улицу, чтобы ещё раз напомнить себе о свежем воздухе, бескрайнем небе, золотистом поле, запомнить это на всю свою оставшуюся жизнь, ведь он точно не знал, сколько времени проведет в космосе.       Пространство манило его, как и бесчисленное множество звёзд, планет и других космических тел. Неизвестность он считал лучшим в этом мире — она побуждала каждый раз узнавать что-то новое, стремиться самосовершенствоваться за счёт знаний.       Брайан смотрит на удивительный мир и понимает, что не хочет его покидать. Он хочет скинуть с себя спецовку и упасть в мягкое море колосьев.       Его зовут, и Брайан улыбается природе, кинув заключительный взгляд на восхищающий вид.       Он уже подходил к платформе, чтобы подняться на корабль, когда заметил знакомые золотистые, точно как та рожь, волосы. Голубые глаза пронзительно глядели ему прямо в душу с отчаянием, а худые руки с длинными пальцами крепко сжимали охапку проводов. Он выглядел здоровее, скулы уже не так страшно выпирали. Брайан, при его виде, получил жуткую необходимость подойти к нему и уже собрался развернуться, но понял, что не может. Сюжет сна не давал ему изменить ход событий, а мозг проснулся и уже усиленно работал, начиная паниковать. Брайан шел вперед, но все ещё смотрел на этого паренька. Хоть он и был одет по дресс-коду станции, и даже бейдж у него имелся, он выглядел здесь чужаком. Имя Брайан с такого расстояния разглядеть не мог, но отчаянно хотелось узнать, что это за мальчишка, который преследует его уже два сна подряд — это не простая случайность, он точно знал.       Когда Брайан уже взошел на платформу, он услышал шум тревоги — не только сирену, но и чужие крики. Ему требовали спускаться, но он все ещё не мог пошевелиться, будто был одержим. Глаза бегали из стороны в сторону от страха и непонимания.       Брайан глянул вниз. Ледяные глаза все ещё не отрывали от него взгляда, но на лице парниши не было никаких эмоций. Провода валялись у его ног, а он сам тянулся худыми руками к Брайану. Тот понял, почему начали бить тревогу только тогда, когда за своей спиной услышал тревожный шум механизмов.       Он в страхе оборачивается, видит искры и в следующую же секунду отлетает назад.              Брайан просыпается в поту, его глаза беспокойно бегают, а руки инстинктивно пытаются схватиться за что-нибудь в попытке успокоиться, понять, что это больше не сон. Звон будильника давит на барабанные перепонки, на мозг, который готов прямо сейчас взорваться, как и космический корабль из сна.       Уже второй день подряд Брайан просыпается, так и не увидев конец истории — счастливый бы он был, или нет, сон обрывается на середине и каждый раз — в присутствии загадочного мальчишки.       Неизвестное внутренне чувство подсказывает Брайану, что светловолосый специально пытается заставить его проснуться, заставить чувствовать такие эмоции, от которых сердце начинает биться чаще. От опасно ускоренного пульса мозг дает телу сигнал прийти в сознание и успокоиться.       Брайан пытается вспомнить имя на бейджике, но он не может читать во сне — никто не может, буквы путаются. Сама картинка мутная, а имя как только не было исковеркано за те несколько раз, за которые Брайан пытался его прочесть.       Брайан быстро записал буквы, возникшие в голове, надеясь, что они — именно то, что он видел. Он наспех умылся, чтобы взбодриться, выпил чашку кофе и только тогда из непонятного множества знаков собралось имя, казалось, такое знакомое, но никак не воспроизводимое в голове.              Брайан не терпел насилие, ни в какой форме, но деться от этого никуда нельзя было; это война и далеко не холодная. С каждым выстрелом боль в груди и совесть улетали вместе с пулями, распадались на маленькие осколки, крошились и бесследно исчезали. Брайан каждый раз извинялся перед тем, в кого в очередной раз попал.       Он старался стрелять как можно меньше и только из необходимости, чтобы защитить себя — он не хотел потерять остатки человечности, как эти бесчувственные фашисты.       Как его вообще взяли в армию? Брайан изначально не хотел идти, надеялся, что его не возьмут. Сначала и вправду сказали, что он негоден из-за недоразвитого РПП, но через пару дней изменили свое решение — неожиданно начались атаки и нужны были любые силы, чтобы сражаться.       Каска давит на голову, лишая возможности нормально мыслить, но безопасность превыше всего. Брайану пришлось ещё в армии, при скорейшей подготовке сбрить свои любимые кудряшки и уже тогда он потерял половину себя. Одежда и обувь натирают, оставляют мозоли спустя несколько дней непрерывной их носки — в армии не было одежды по его размеру.       Брайан поправляет оружие, перезаряжает, вздыхает уже который раз за последний час и извиняется перед людьми, которым принес или должен был принести боль.       Перед глазами, как обычно, грязь, и кровь, непонятное месиво. От такого вида хочется избавить весь свой желудок от его содержимого; но избавлять не от чего и остаётся просто выворачивать его наизнанку.       Брайан прячется в окоп и пытается перевести дыхание — он только что убил человека. Впервые. Раньше он только ранил, чтобы не убили его, на большее у него не хватало смелости. Сердце бешено колотится; даже во снах про апокалипсис он не испытывал такого ужаса.       Брайан не может убивать людей, он даже знать о насилии не хочет, но именно сейчас, спустя пару снов с тем пареньком, его мозг заставляет его испытывать, переживать чувства, эмоции, которые он не может переносить. Брайан любил спокойствие, а этот мальчишка уже вторую ночь не давал ему покоя, не давал нормально выспаться, чтобы потом не засыпать на работе. Брайан знал, что появления мальчишки в его снах — не случайность. Он считал, что все, что происходит в этой жизни имеет смысл.       Перед глазами проносятся комки земли — кто-то промахнулся, не попав в солдат. Брайан рукавом вытирает пот со лба, с щек — слёзы и не хочет вставать, не хочет снова видеть эти ужасы. Он закрывает глаза, но барабанные перепонки почти лопаются от взрывов, выстрелов и криков. Брайан чувствует необходимость пересилить себя и помочь Отечеству. Он вздыхает и, уже не видя ничего перед собой, бросается в бой; не видит, куда бьёт, не видит, куда стреляет. Он просто делает то, что ему говорили во время той короткой, экстренной подготовки в армии.       Он запинается, падает, вдыхает носом землю и кашляет. Брайан, почувствовав чужие руки, пытающиеся поднять его, на своих плечах, начинает дрыгаться, тратя на это последние силы.       Как бы он не устал, и как бы сильно сейчас не хотел больше жить, как минимум, на этом поле, он не хотел попасть в лапы фашистам. Не хочет попасть в концлагерь, где его могли мучить до конца его жизни или, в лучшем случае, до конца войны — но когда он только будет.       Брайан поднимает голову и тут же натыкается на холодное дуло — из него не стреляли, в отличие от остального оружия. Губы трясутся в бессмысленной попытке мольбы, но, кажется, это не имеет смысла — уж лучше умереть. За высоким воротником он почти не видит лица его негласного спасителя от ужасов войны. Смерть — один из них, но хотя бы последний.       Инстинкт самосохранения требует отчаянных действий, но все, что может Брайан сейчас — это панически оглядывать тощего, вроде бы британского, солдата. На нем нет каски, а капюшон камуфляжной куртки почти полностью скрывает светлые локоны. Несмотря на его телосложение, он твердо и уверенно держит не такое уж и лёгкое оружие. Его руки не дрожат, в отличии от рук Брайана, которые трясутся от страха, как осиновый лист.       Пронзительный голубой взгляд смотрел без эмоций и исключительно в одну точку — туда, куда паренёк собрался стрелять. Казалось, на эту минуту мир вокруг замер. Брайан больше не слышал громких выстрелов и криков, лишь его дыхание и беспокойное биение своего сердца.       Последнее, что видел Брайан перед смертью — ледяной взгляд, растаявший на миг и будто говорящий «прости».              На лбу снова испарина. Брайан замечает, что каждый его сон за последние три дня на самом деле был прерван не какой-то трагедией в его сюжете, а будильником — он снова раздражающе звенит над ухом, и Мэй впервые швыряет его в стену вместо того, чтобы спокойно выключить. Он не любит насилие, не говоря уже о его проявлении, но порой от злости так хочется на ком-то сорваться. Брайан часто дышит, ощупывает себя на наличие ранений, но только в последнюю очередь с опаской касается лба — есть ли там дыра от выстрела. Он спокойно выдыхает, ничего не обнаружив и нервно улыбается, тут же начав истерически хихикать.       Он не знает, кто этот парень, но он точно изведет его, если продолжить тревожить по ночам. Строить теории о нем, видимо, бесполезно, ведь каждый раз он появляется в новом образе и каждый раз делает что-то новое; последние два раза он пытался его убить.       Брайан больше не хочет засыпать. Если раньше он ложился с удовольствием, предвкушая яркие ночи, то сейчас — со страхом, ведь с появлением в его снах молодого паренька с пшеничными волосами и ледяным взглядом нервных клеток у него заметно поубавилось.              Брайан нервничает заранее, хотя, кажется, беспокоиться не о чем.       Он сидит на лошади, ее недовольное фырканье, к счастью, успокаивает. Животное идёт неторопливо, заставляя медленно покачиваться из стороны в сторону.       Мэй начинает медленно успокаиваться, укачиваемый неторопливой конной прогулкой. Он прикрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на месте, где сейчас находится и никак не на том светловолосом мальчишке, который преследует его на протяжении трёх последних ночей.       Вокруг Брайана — дворянский сад, в одну сторону от него — дорога и конюшня, в другую — поместье. Он наслаждается природой, этим воздухом — все похоже на первый сон в начале недели, только дышать было легче — никакая чума не давила на лёгкие, не мешала наслаждаться свободой.       Это была ранняя осень. Некоторые листья, слегка пожелтевшие, но ещё не сухие, лежали на все ещё зелёной траве, приминаемые неторопливыми шагами.       Брайан не хотел открывать глаза. Он боялся проснуться и потерять этот, пока что прекрасный, мир перед своими глазами. Хочется наслаждаться им, этим миром, ведь Брайан был уверен, что скоро снова произойдет что-то, что кончится не очень приятно и оставит свой неприятный осадок на весь оставшийся день. Это «что-то не очень приятное», безусловно, — появление светловолосого мальчишки.       Брайан со страхом открывает глаза и со спокойствием выдыхает, до сих пор видя перед собой бурый затылок лошади. Он отпускает узду и запускает пальцы в мягкую гриву, наслаждаясь их нежностью. В голове невольно возникает мысль — а волосы того мальчишки такие же шелковистые, или сухие, как солома, на которую они так похожи цветом?       Мэй с большим усердием прогоняет эти мысли и направляет лошадь в конюшню.       Скоро пять часов, нужно собраться всем семейством в гостиной за чашечкой чая и провести светскую беседу, обсудив день каждого члена семьи. Брайан любил эту традицию, ведь, не будь этого часа, его семья бы и вовсе не собиралась вместе и не разговаривала так, спокойно, по душам. Все обычно заняты своими делами, и ни у кого нет времени.       Брайан уже сосредоточился на полднике, но придуманные только что темы для разговора вылетели из головы при виде светлой макушки. Мальчишка с соломенными волосами, о которых он думал совсем недавно, расчесывал шерсть Звёздочки — лошади сестры Брайана. Он обернулся на стук подков о деревянный порог, и Брайан, к своему ужасу, заметил на его лице отчаяние, умело скрытое за лёгкой, приветственной улыбкой. Он что-то беззвучно проговорил губами — кажется «добрый вечер, мистер Мэй», и тут же отвернулся.       Брайан спрыгнул на землю, взял узду в руку и стал медленно подходить к парнишке, как можно осторожнее, чтобы его не спугнуть. Несмотря на его спокойствие, он мог выкинуть что угодно. Брайан убедился в этом на деле.       Они впервые так близки друг к другу, если не считать последнего сна, который кончился, как и ожидалось, неудачно. Они близки не только физически, но, кажется, и ментально. Они должны были состоять в очень тесных отношениях, если находились в одном сне, но Брайан все ещё не знает ни его имени, ни кто он такой, ни что он делает в его голове четвертый день подряд. Только ли он плод его фантазии, или воплощение неизвестного внутреннего чувства? Возможно, даже совести.       Брайан ведёт себя крайне осторожно, боясь спугнуть мальчишку. Он боится, что сон, как и все остальные до этого, прервется при попытке взаимосвязи, но Брайану этого хочется в последнюю очередь. Кажется, у них только-только начало получаться элементарное общение, и потерять возможность, поговорить, узнать ответ хотя бы на один свой вопрос — как его зовут… Брайан не мог себе позволить.       Возможно, им удастся даже нормально поговорить — он надеялся на это до конца. У них уже была попытка отдаленного, хоть и одностороннего диалога, конечно, ничего не было слышно, но он же понял, что сказал паренёк — «добрый вечер, мистер Мэй».       Чем ближе Брайан подходил к нему, тем лучше мог его разглядеть. Соломенные волосы у корней на самом деле русые; они неопрятно выглядывали из-под шапки с коротким козырьком. Мальчишка ниже Брайана на голову, даже если тот снимет сапоги.       Мэй уже почти касается его плеча, но не может дальше двинуть рукой. Так было на станции, когда он не мог пошевелиться по своей воле. Увиденное заставило его остановиться.       Паренёк, на вид спокойный, с беспорядочной тревогой в глазах, зачесывает лошадиную шерсть в обратную сторону. Он делает это старательно, пытаясь успокоить трясущиеся руки, которые, в прошлый раз и не дёрнулись, держа орудие убийства. Он медленно выводит аккуратные печатные буквы. Сердце Брайана начинает биться быстрее, когда он читает медленно складываемое парнишей слово.       H E L P              Телефон противно пищит над ухом. Брайан разбил будильник, о чем сразу же пожалел, но не мог проспать работу — в прошлом он делал это слишком часто.       Раздражающий гаджет тоже хочется с силой разбить об стенку, но Мэй усиленно сдерживает себя, ведь до премии ещё далеко. Он протирает лицо и выключает будильник на телефоне, тут же выключая и его самого, чтобы потом не доставал. Брайан хотел спокойно собраться на работу.       Но мысли не дают ему покоя. Этот мальчишка — явно не воплощение его чувств. Брайан бы не стал просить о помощи. Он был уверен, что с ним все в порядке, но сейчас стал сомневаться. Не мог же посторонний человек попасть ему в голову и просить о помощи.       Внутри зарождалось беспричинное беспокойство. Ведь в жизни Брайана недавно не было и не могло быть никакого переломного момента, который мог бы заставить проснуться внутреннее чувство самосохранения.              Новое убийство, новая работа, новый город.       Связываться с таким обычным неподготовленным людям противопоказано. Так решил однажды Брайан, когда у одной девушки, при виде истерзанного монстром тела, случился приступ. Она умерла на его глазах, а трупов стала в два раза больше. Для такого рода деятельности нужны устойчивые к ужасам нервы, логический, быстрый склад ума и крепкое телосложение. Хоть Брайан физически и не был так силен, как некоторые из его коллег, он был невероятно умён. К нему нередко обращались за советом, или знаниями, которых у них не хватало, а у Брайана хранились в книжках и в голове.       Он любил свою работу, любил помогать людям, но иногда жалел, что с таким образом жизни никакой личной жизни у него не будет — первую и последнюю его девушку съела одна из тварей, на которых он и охотится.       По новостным сводкам он находит новое дело — на этот раз, в другой стране. Ехать туда не хочется — у них должны быть свои охотники, целая ассоциация. Возможность просто побывать в Лондоне и увидеть красоты Европы завораживает сильнее, чем непрочитанные по демонологии книги, поэтому он как можно быстрее спешит найти способ провезти за границу оружие. Книги никуда не убегут, подождут, хотя в последнее время было в чем сомневаться.       Брайан как можно больше изучил о чудовище, которое, по его предположениям, вероятно, решило начать охоту в небольшом английском городке. Вероятно, это был баргест. Ещё со средневековья в Англии развелось много призрачных псов, а свидетели и очевидцы утверждают присутствие какого-то постороннего существа, но явно не человека, во время смерти жертвы.       Брайан собирает вещи, исключительно все самое необходимое, платит немалую сумму для того, чтобы попасть в Англию легально, но со специальным оружием и уже через полсуток ступает на иностранные земли. Раньше он никогда не выезжал из штатов.       Англия казалась ему родной, спокойной. Он не чувствовал себя здесь чужим и, казалось, даже заговорил с британским акцентом. Может быть, у него в роду есть британские корни. Когда он закончит это дело, он обязательно изучит своё семейное древо.       Брайан остановился в недорогом мотеле — последние деньги были потрачены на перелет. Пришлось ещё доплатить, чтобы в номер не лезла горничная. На еду и вовсе не осталось.       Чтобы не тратить время и силы зря, он сразу же переодевается в черный костюм, поправляет галстук и свой внешний вид. Он берет поддельное удостоверение NCA и идёт на место последнего преступления — за то время, пока он летел, появилась вторая жертва.       Как и ожидалось, место «преступления» было огорожено полосатой красно-белой предупреждающей лентой. Здесь же стояли полицейские машины и машина скорой.       Брайана сначала не хотели пускать — он показался одному из полицейских уж слишком подозрительным для агента национальной службы, особенно его смущала темная копна кудрявых волос. Брайан явно не был похож на агента правоохранительных органов.       Его пропустили только когда пришел детектив. Он поспрашивал его о службе, ради безопасности (или из скептицизма) спросил, что он здесь делает. Главным вопросом, как и всегда, оставался «что здесь делает NCA?» В штатах постоянно задавали тот же вопрос, но спрашивали там уже о ФБР.       Брайан внимательно слушает полицейский отчет, просит предыдущий и уже намеревается пойти поговорить с врачами, чтобы, может, добиться от них медицинских показаний. Он осматривает место «преступления» и замечает, что жертва ещё на месте — молодая девушка, блондинка. Недалеко от трупа валяется безжалостно растерзанный рюкзак. С того места, где стоит Брайан невозможно оценить всех масштабов трагедии, но лужи крови площадью почти один квадратный метр более, чем достаточно.       Мэй не узнает ничего больше того, о чем ранее подозревал — рваные раны, в крови чужое ДНК. Чье — определить не могут, но, как говорят эксперты, не человеческое.       Брайан отходит в сторону, чтобы заново осмотреться. Он уже узнал все нужные и остаётся только охотиться. Единственное, чего не хватает — приманки.       Так не вовремя он замечает молодого сержанта. Он стоит прямо над девушкой, не касаясь ни ее, ни кровавой лужи. Брайан замечает светлые растрепанные волосы. Они короче, чем были все предыдущие разы, но безэмоциональный профиль был достаточно узнаваем. Мальчишка, его мальчишка, стоит, зажав между пальцами сигарету. Он неосторожно стряхивает пепел прямо на труп; все анализы уже взяты. Он смотрит так, будто сто раз до этого видел подобное и, к сожалению, привык. Он поднимает взгляд на Брайана, быстро откидывает сигарету назад, будто с испугом, что его могут наругать. Мальчишка как-то неестественно улыбается, будто его заставляют делать это без его желания. Он начинает говорить, на удивление воодушевленно, а Брайан не слышит его, лишь в голове воспроизводится то, как он восхищается такими агентами, защищающими людей. Он жалуется на то, что в полиции совсем нечего делать. Мальчишка беззвучно разочарованно выдыхает и по новой начинает лепетать что-то о том, как бы и он сам тоже хотел реально помогать людям, а не разбираться в участке с мелкими воришками. Брайан почти его не слушает — он смотрит на его губы, шепчущие совершенно другое и на глаза, с бесконечной тревогой в них. Паренёк явно пытается сообщить ему важную информацию, но мозг Брайан заставляет его играть другую роль. Он также не позволяет и самому Брайану пошевелиться, чтобы коснуться его плеча, чтобы остановить бесконечную болтовню.       Брайан невольно улыбается, смеётся в ответ на нелепые шутки, сам играя свою, такую же нелепую роль.       Когда все собираются разъезжаться, в том числе и полицейские, они решают оставить кого-то на месте преступления, и на глаза так невовремя попадается маленький хрупкий Роджер.       Брайан наконец узнал его имя. Пару минут назад после душевного разговора они подали друг другу руки и назвали свои имена. Брайан «по сценарию» назвал то, что было написано в удостоверении, хотя мальчишке, который с неохотой находился здесь, врать не хотелось.       Роджер совсем не расстроился, когда ему сказали, что он остаётся здесь ночевать. Ему оставили машину и теплый чай в термосе, любезно заваренный одной из приехавших медсестер на случай, если на месте будут люди, пережившие шок.       Уезжая, Брайан бросил на него последний, жалостливый взгляд.       Только на следующее утро, услышав по новостям о смерти полицейского, понял, что весь их диалог лепетали бледные узкие губы, не попадающие в такт с теми словами, которые он слышал в голове.       помогимнепомогимнепомоги              Брайан вздрагивает, резко садясь на кровати. На лбу, как и все предыдущие дни, пот, хотя он не испытывал никакого стресса за сегодняшний сон, даже когда узнал о смерти Роджера. Он испытал сегодня только незаметное беспокойство, которое передалось ему от мальчишки. Тот явно не в порядке. Ему нужна помощь.       Не было времени задавать лишние вопросы.              Брайан ещё в детстве решил, что следить за порядком — это его жизненное призвание. Он с малых лет поражался, как много люди себе позволяли. Он могли оскорблять, воровать, бить, и даже не быть наказанными после этого; ничего, впрочем, не изменилось. Именно это Брайан и хотел изменить; он хотел сделать так, чтобы все было справедливо. Поэтому он и пошел работать в полицию.       Чаще всего было спокойно. Иногда приносили заявления о краже, насилии, и Брайан старался всегда как можно быстрее решать эти вопросы. Он часто был работником месяца, но пока что ещё не получил желаемого повышения. Через год с начала работы в участке он понял, что ему и не надо быть начальником. Его устраивало то, что есть.       Брайан любил свою работу. Да, она была тяжела, но все равно привлекала своим характером. Когда-то давно он думал, что это будут постоянные выезды на ограбления или убийства, но потом, поняв, что работа в полиции больше бумажная, чем подвижная, полюбил ее даже больше. Так гораздо спокойнее.       Ещё больше на работе, чем сама работа, Брайану нравился коллектив. Без неприятных лиц, конечно, не обходилось, но большинство стали Брайану настоящими друзьями. Они нередко собираются в конце рабочей недели в пятницу, болтают, выпивают по стакану пива, или играют в настольные игры. Коллеги стали для Брайан второй семьёй. И в этой семье было принято делиться.       Каждый понедельник кто-то из них приходил с пончиками, и сегодня была очередь Брайана угощать. Он заехал за всеобщим угощением не один. Обычно он подвозил друга, который жил с ним по соседству и даже в участке сидел от Брайана всего лишь в метре.       Они заехали в пекарню по дороге, лучшую в их городе. Продавец, завидев вошедших полицейских, тут же куда-то убежал, не сказав ни слова, а Брайан с другом даже не обратили на его уход внимания и стали ждать, продолжая добродушно смеяться над своим коллегой, купившим себе на стол в участке кактус.       Очередь Брайана покупать пончики удачно выпала на день, когда была акция — в честь праздника.       Заметив движение за кассой, Брайан поворачивается и сразу же застывает, увидев светлые волосы, почти скрывающие имя на бейджике. Брайан и без того знает, кто перед ним стоит.       Роджер. Смущённый, испуганный мальчишка. Мэя напрягает, что он не может по своей воле коснуться парнишки. Тот все время, не отрываясь, смотрит на свои руки, которые сначала упаковывают пончики, а потом нажимают на кнопки кассового аппарата. Брайан замечает, что руки мальчишки почти незаметно дрожат. Тот называет сумму, требуемую к оплате, но Брайан все ещё слышит эти слова только в своей голове. Губы Роджера же говорят, как обычно, совсем другое.       Брайан молча протягивает деньги. Мир будто застывает вокруг, как и тогда, на поле боя.       Брайан только с появлением в его снах Роджера осознает, что это сон и пытается что-то предпринять, но сил даже на малейшее осознанное движение предательски не хватает. Парень кладет чек на стол и медленно пододвигает его к своему покупателю. На чеке черным перманентным маркером выведены непонятные для Брайана символы, отдаленно похожие на буквы. Брайан порой с ума сходит от того, что не может читать во сне. Он смотрит на чек, тянется к нему и к пончикам, также медленно пододвигаемых дрожащей рукой.       Мэй замирает, вздрагивая, когда холодная ладонь с длинными пальцами хватает его за запястье и тянет на себя. Брайан беспрерывно смотрит в глаза Роджера. Они обжигают своим холодом, как не было раньше, и на этот раз в них нет абсолютно никаких эмоций, но Брайан чувствует не холод, не злость, а отчаянные усилия, которые парниша прикладывает, чтобы схватить его за руку. От испытываемой Роджером, а теперь и самим Брайаном боли на глазах выступают слёзы. Это невозможно терпеть, как только такой хрупкий, он не сломался.       В последнюю секунду он видит в глазах Роджера тревогу. Тот пытается докричаться до Брайана, но все без толку, ведь он не слышит. Никто не слышит.              И Брайан резко открывает глаза, кричит, будто уже его устами Роджер наконец может сказать желаемое.       — Помоги! — по вискам стекали соленые слёзы. Запястье до сих пор обжигало холодом, с каким Роджер смотрел на него. Глаза бегали по всей комнате, со страхом смотрели на стул. Увидев гитару в углу, сердце, бешено бившееся до этого, чуть-чуть успокаивается.       Брайан вспоминает о мальчишке, протирая влажное лицо. Он пытается воссоздать остатки сна, вспомнить главные детали. Он снова, с опозданием понимает смысл молчаливых посланий. Брайан заостряет свое внимание на чеке и на том, что на нём написано.       Тейлор. Больница.              Он игнорирует стуки соседей во входную дверь, желающих узнать, все ли в порядке и зачем Брайан звал на помощь.       Мэй срывается с места, быстро одеваясь и параллельно просматривая адреса лондонских больниц. Он должен знать, он должен был убедиться, что с его пареньком, с Роджером все в порядке.