cigarettes

- В последнее время у меня такое чувство, будто бы я что-то упустил. Потерял большой кусок... чего-то, о чем я даже не помню, а, быть может, и не знаю. Странно, но я чувствую необходимость вернуть его. Пальцы юноши неспеша скользили по гладким светлым волосам, заметно потяжелевшим от большой влажности. Губы сохли, и он осторожно прикусывал их, вглядываясь в свое отражение на водной глади. Он видел его, но человек, смотревший оттуда, не был ему знаком. Всё, что сейчас окружало Армина, казалось ему частью дешёвой и бессмысленной постановки, серой декорацией, давно потерявшей свою красочность. Отражение внимательно глядело ему в глаза с заметным недоверием, и Армину на миг стало страшно отворачиваться. Тревога внутри него была неправильной, иррациональной, но юноша не мог так просто отвести взгляд. Он осторожно посмотрел на свои руки, покоившиеся на перилах мостика, и замер. - Может, какое-то важное воспоминание, которое ты забыл? Стоящий рядом парень кинул полный грусти взгляд на друга. - Возможно. У меня есть ощущение, что оно тесно связано с этой осенью. Армин Арлерт. В одной руке он осторожно, одними лишь пальцами, держал изящную деревянную трость (последствие неудачного падения несколькими месяцами ранее), а во второй - догорающую сигарету. Он отучал курить своего дорого друга - Эрена Йегера, не любил табачным дым, а теперь сам стоял и докуривал пачку дорогих сигарет. Эрен купил её им на двоих в надежде, что Армин будет брать хотя бы по одной в неделю, но он явно ошибался. Арлерт пристрастился к куреву этой осенью, когда из жизни ушёл последний близкий ему человек - дедушка. С той поры Эрен старался не оставлять друга одного на длительное время, всё крутился вокруг него, подобно юле, не замечая собственной усталости. Ночевал обычно у Армина, но бывали моменты, когда Арлерту нужно было "побыть одному", и тогда Эрен с тяжёлым сердцем отправлялся домой, боясь отложить телефон в сторону хотя бы на миг - всё ждал какого-то звонка, от которого душа уйдет в пятки, а кровь застынет в жилах, вскипит и свернётся, и ему, Эрену, будет так невыносимо больно, что он тут же упадет замертво... Но каждый раз Армин просто выкуривал сигарету, читал немного какой-нибудь женский роман, где в конце все жили долго и были, несомненно, счастливы, принимал душ, а затем ложился спать. Никогда в жизни он ещё не спал так крепко - словно младенец, и ничто не могло потревожить его сон. Армину снилось что-то странное. Он с детства души не чаял в океанах, портах и кораблях, и потому, наверное, в каждом сне его встречали морские волны: иногда приветливые и ласковые, иногда - суровые, а порой даже грустные. Когда последние с особой тоской отражались в глазах Армина, он просыпался и смахивал мелкие слезинки. Ему была понятна грусть морей из его снов, но не была понятна его собственная. Юноши вновь стояли на каменном мостике, греясь в первых лучах мартовского солнышка. - Сегодня вот приснилось, как кто-то подарил мне большую банку мёда. Нет, я бы даже сказал огромную! - Армин развел руками в стороны, стараясь продемонстрировать размеры банки Эрену. - И в этой банке плавал дельфин! Йегер улыбнулся и, не удержавшись, потянул из пачки сигарету. - А раньше тебе снились киты, - заметил он после непродолжительной паузы. - Киты снятся, когда ты болен, - выпалил Армин, не задумываясь. Он всё ещё играл в гляделки с отражением, но теперь оно перестало иметь над ним прежнюю власть, ведь Арлерт уже успел пару раз посмотреть на перила. Эти двое - он и его отражение - играли по своим, никому не известным правилам, и вмешиваться в их игру было бессмысленно. Она не могла закончиться ничьей, и рано или поздно кто-то должен был одержать победу. - Зато сейчас ты абсолютно здоров, - с явной иронией заметил Эрен, недобро прищурившись на друга. Армин лишь виновато улыбнулся, взглянув на Йегера. Последний стоял, окаймленный солнечными лучами, из-за которых не было видно лица. Арлерт, однако, чувствовал, что печаль витает в воздухе, и дышать становится всё труднее. Он почувствовал, что слишком долго не смотрит на своё отражение, но не ощущает потребности сделать это. Внутренний голос кричал что-то о том, что если Армин не посмотрит - может случиться нечто ужасное, но он не слушал. Сейчас ему хотелось смотреть только на Эрена, гладить его по волосам, сказать, что ему не стоит так за него, Армина, переживать; сказать, что всё будет хорошо и что он всё же кое-что понял, и поэтому... - Я пойду к врачу. Солнце закрыла серая тучка, и теперь Армин мог видеть лицо Йегера. Оно преобразилось мгновенно: сначала хмурую гримасу сменило выражение полного непонимания, а затем румянец прилил к и без того обветренным щекам, и... Эрен прижал Армина к к себе так крепко, насколько мог, и гладил по макушке осторожно, боясь, что он ослышался. все его страхи, однако, были разрушены, как только Арлерт продолжил говорить. - кажется, я догадываюсь, что случилось осенью, и мне нужна помощь, - голос юноши дрожал. - я жил, словно под куполом, игнорируя окружающую действительность. Я не помнил ничего, что было до этой осени, я плохо помню, что было после, но сейчас я стал вспоминать. Я хорошо потрепал тебе нервы, Эрен... - Даже не зарекайся об этом,- оборвал его Йегер, горячо шепча. - Но я так больше не могу, - продолжил Арлерт. - врач ведь поможет мне вспомнить всё, правда? - Конечно! - прошептал Эрен у самого Арминова ушка, заправляя непослушную прядь. Они ушли, и отражение в водной глади растворилось под солнечными лучами, не в силах догнать юношу, сделавшего первый шаг на пути к собственному счастью.