Море

      Пальцы погрузились в рыхлый морской песок, и на лице мальчика возникла улыбка. Тёмно-серые глаза с жадным любопытством рассматривали каждый камушек в поисках сокровища. – «К концу седмицы у меня будет много-много камней! – он прикусил губу и насыпал горсть влажного, пахнущего солью песка на холмик, окруженный «валом» из сора, который был вынесен сюда волнами.- И я подарю их аммэ и дедушке, а этой глупой ваниэ…Она ничего не получит, даже веточки! Она…» – но собачья лапа, разрушившая холмик и «вал», оборвала его мысли.       Песчинки брызнули в стороны, мелкими иголочками вонзившись в глаза и лицо Морифинвэ Карнистира Фэанариона. Несколько камушков – самых красивых тёмно-лиловых с нежными голубоватыми прожилками и серебряными вкраплениями, отложенные мальчиком как подарок – затерялись в тёмно-сером песке.       Рядом раздался лай волкодава, который звал старшего брата Морифинвэ – своего друга и хозяина. Пёс, радостно вытащив язык, подпрыгивал и нетерпеливо высматривал его. И ему ответили – Морьо даже мог различить, как Турко пытается сдержать улыбку в голосе. – МЕЛЗКАЯ ПСИНА! – закричал мальчик, бросив в собаку песок. Волкодав ловко увернулся, обиженно взвизгнув, и отбежал уже к подошедшему Тьелькормо.       Обида сменилась недовольством, к которому примешивалась горечь: замечательный «вал» был разрушен, а красивые камушки-фасолины были утеряны. Он столько времени тратил, столько вложил сил! – Что случилось? – старший брат подсел рядом, склонившись над разрушенным «строением» младшего.       Карнистир зло посмотрел на Тьелько. Он взмок, но на раскрасневшемся лице не было и следа какой-либо усталости, и только охотничий костюм как всегда выглядел неряшливо, а волосы, обычно собранные в тугой хвост, растрепались. – Не твоё дело, Неляха, – отрывисто ответил Морьо, сморщив нос. Злость поднималась в нём, как прилив, выталкивающий со дна морского дары Ульмо. Мальчик с яростью загребал ладонью песок, выравнивал «вал», но то, что раньше казалось ему идеальным, теперь выглядело кривым и некрасивым. – А, опять что-то не так с постройкой. Ну-ка давай помогу! – загорелые руки Туркафинвэ уже опустились на землю рядом с руками Карнистира, как младший Фэанарион закричал: – ЭТО МОЁ! ИДИ И ИГЛАЙ СО СВОЕЙ ГЛЯЗНОЙ ПЛОХОЙ ПСИНОЙ! ЭТО МОЁ, А НЕ ТВОЁ! НЕ ТЛОГАЙ! Тьелькормо замер. Где-то испуганно закричала чайка, и вздохнуло Море. Белокурый нолдо поёрзал, а потом медленно сказал: – Морьо, ничего страшного. Завтра отстроишь новый. Может, даже лучше старого! – брат подсел поближе. Песчинки жалобно заскрипели под нолдо. – Я чего пришёл…Атар уже закончил работу и если поторопимся, то мы как раз успеем к ужину. Может, он даже успел сделать тебе кораблики, чтобы ты их запустил завтра в Гавани. – А что если я не хочу назад, пока я не закончу? – мальчик скривил губы и стал искать взглядом те самые красивые камушки. Но то ли собачья лапа затоптала их в песок, то ли он сам потерял – Карнистир не нашёл их. Маленький нолдо сжал ладони в кулачки и зажмурился, чтобы сдержать злые слёзы.       Это всё из-за Турко! Почему он не держит свою грязную псину в псарне? Почему позволяет Хуану бегать, где вздумается: даже в их доме это животное ходит где попало, умудряясь ломать игрушки и вещи! – А что если я не хочу назад? – повторил мальчик, повысив голос, и с вызовом посмотрел на Туркафинвэ. – Ну-уу, тогда ты мне не оставляешь мне выбора! – с широкой улыбкой ответил брат, и, подхватив Карнистра поперёк живота, зажал под подмышкой и захохотав, встал с песка и направился обратно в Алквалондэ. Загавкав, Хуан деловито схватил серо-белёсый камень в пасть и последовал за Тьелькормо. – ОТПУСИ МЕНЯ! – закричал мальчик, молотя кулачками по воздуху в надежде, что Турко отпустит его или его удастся хотя бы ударить – Н-НИКУДА! НИКУДА НЕ ХОЧУ!       Но Тьелькормо только рассмеялся громче, запрокинув голову и продолжая идти. Лаурелин вспыхнул, расплескав последний апельсиново-медовый свет, и белоснежные волосы Охотника превратились в ленты расплавленного золота, а песчаный пляж – в россыпь бриллиантов и жемчуга, оставленных сохнуть до прихода старателей. – А теперь ты орёл Сулимо! – и ловко увернувшись от ударов, эльда подбросил младшего брата. Морифинвэ закричал, ощутив, как ветер хлестнул по лицу и страх, как темнота как пугающий свет Тельпериона, с силой ударил в живот. Где-то рядом залился счастливым повизгиванием Хуан, всё также не выпуская из пасти свою «добычу». Он упадёт, расшибёт себе нос. А Турко, Нельо и Кано будут смеяться над ним. – И лов-лююю! – Турко поймал брата, все ещё смеясь.       Ладошка со всей силы ударила Тьелькормо по щеке, оставив след на смугловатой коже. Из тёмно-серых глаз исчезла весёлость и лёгкость, оставив едва заметный налёт обиды и непонимания. –Отпусти меня! – взвизгнул Морьо. Встав на ноги, он зачерпнул в руку песок и кинул в брата. – ДУЛАК! ВЫ ВСЕ – ДУЛАКИ! – Даже аммэ, дедушка Финвэ и атар? – голос Турко похолодел, стал сухим и неприятным. Карнистир оторопел, переводя дыхание и стараясь успокоить колотящееся в груди сердце, а потом выпалил: –НЕТ! ОНИ – НЕТ! – и побежал к невысокому выступу, в чьей серо-зелёной толще были вырублены ступеньки, отполированные множеством ног телери в течение многих лет. Морьо сморщился, почувствовав едкий запах водорослей. Мальчик поднялся, не обращая внимания на окрики брата и предостерегающий лай пса – он слушал Море, что шептало ему, говорило. Но что?       Маленький нолдо, добравшись до последней ступеньки, решил перевести дыхание и успокоить боль в боку, и взглянул на темнеющую синь владений Улмо. Бесконечная аметистовая гладь, в которой всё ещё плескались оранжевые отблески света, покачивала на волнах чаек и плывущие вдалеке лодочки рыбаков; вспенивалась у берегов и прибрежных скал, баюкала, слизывала с песка камешки и уносила их на глубину, в свою сокровищницу.       Но мальчик с глубинным, потаённым страхом понимал, что зеркало воды может в любое мгновение рассыпаться на осколки беснующихся волн, забрать его в пучину, повинуясь буйному нраву Оссэ, и навсегда запечатать в тёмных гротах, где извивались бесчисленные угри и чудовища.       И Море – такое непостоянное, таинственное, властное – вдруг напомнило Карнистиру отца, Куруфинвэ Фэанаро Финвиона. Морьо во все глаза смотрел на тёмно-бирюзовую бесконечность, и мальчику казалось, что он видит глаза атар – такие же обманчиво-спокойные, но готовые в тот же час загореться гневом и недовольством. Опасные глаза. - Чего застыл? – голос Турко прозвучал совсем рядом, и Морифинвэ вздрогнул, едва удержавшись от крика. – Плосто так, – огрызнулся он, отворачиваясь от Моря, но обещая себе вернуться завтра с первым утренним светом. – Что, нельзя? – Ладно-ладно. Пойдём уже. – Тьелькормо махнул рукой и пошёл во дворец Олвэ, заметно помрачнев. С укоризной посмотрев на мальчика, следом за хозяином пошёл Хуан, помахивая хвостом-метёлкой.       Хмыкнув, Морьо фыркнул, но последовал за старшим братом и волкодавом.       Жемчужина Амана - Альквалондэ, Лебяжья Гавань – раскинулась на восточном побережье Благословенного Края подобно белоснежной птице, решившей набраться сил перед долгим полётом в дальние края. В угасающем свете Лаурелин город-гавань словно светился изнутри бледно-оранжевым робким сиянием, а жемчужины и алмазы, украшавшие дома, мягко мерцали в догорающем зареве. Над городом же возвышался дворец Олвэ, чей шпиль был подобен священной горе Таникветиль.       Идя по прямым, точно стрела, улицам города, принцы и майа встречали на своём пути уставших рыбаков и детей, которых уже начали звать домой заботливые родители. Жизнь замирала, обещая вновь воскреснуть с первыми проблесками рассвета. Голоса по большей части звучали устало, иногда в домах можно было слышать переругивание. Но всё это служило лишь заключительными аккордами к ночи и тишине, которую нарушили только влюбленные парочки да неугомонные музыканты.       Но прохлада дворца, пропахшая пряностями, прямые коридоры и бесшумные слуги навевали на мальчика скуку, хотя Тьелько с интересом разглядывал многочисленные мозаики, изображающие Улмо, Оссэ и Уинэн, а также легендарные сцены из Первого Похода. Морьо зевнул, и, опередив брата, толкнул дверь в малую гостиную, где всегда собирались братья с отцом перед тем, как пойти ужинать. – Тут же ждать будем? – Ну да, как всегда, – ответил эльда, усаживаясь в кресло. – Не говоли так со мной! – Карнистир сел на пол и достал из-под стола сундучок с игрушками, а потом обхватил его руками. С раздражением посмотрел на Турко, маленький нолдо добавил. – И ещё ты мне должен класивые камни! Или жемчужину! – С чего бы это? – Это из-за твоей мелзкой псины я потелял камушки, котолые хотел подалить аммэ! Турко фыркнул, с раздражением закатив глаза, а Хуан, подскочив с места, возмущённо залаял, протестуя против такой ужасной несправедливости. –Да, да! Это ты, мелзкая псина, мои камушки закопала! – Хватит называть так Хуана! – крикнул Тьелько, вскакивая с места. – Надоело слышать это из раза в раз! Да в Хуане больше мозгов, чем в тебе, избалованное нечто! Тоже мне нашёлся, принц прямо – а как Нельо с Кано начинают сердиться, то что мы видим? – беловолосый нолдо изобразил испуганного Морьо, а потом заговорил тонюсеньким голоском, подражая брату. – «Я плинц нолдол и мне всё по плечу! Посему атал со мной не иглает в Нахала и Оломэ? Посему я такой несясный?» – На себя… На себя посмотли, Неляха! – злость накалилась до предела, и мальчик изо всех сил бросил в брата деревянного коня. Охотник ловко увернулся, и игрушка с жалобным треском ударилась о стену, едва задев хрупкую вазу. Вещь медленно повернулась вокруг себя и, задрожав, замерла. Даже волкодав с каким-то облегчением вздохнул. – Атар делал эту игрушку для тебя, а ты так с ней обращаешься. Всё расскажу, понял? – А я ласскажу пло камни! – чуть ли не выкрикнул Морифинвэ. – Кто про что там расскажет? – громкий, звучный голос атар прервал братьев. Фэанаро стоял в дверях, широко и тепло улыбаясь сыновьям. Тёмно-серые глаза светились радостью и в их глубине прыгали искорки. Такие, которые бывали у атар лишь после хорошего дня упорной работы. Не было ни штормов, ни высоких волн сейчас в этих двух морях. Тьелько быстрыми шагами достиг отца, но младший Фэанарион оттолкнул брата и первым заключил атар в объятья. – Атал! Ты велнулся! – Карнистир прижался к нему, вдыхая непонятный, но очень приятный запах, который напоминал об орехах, костре и мастерской отца. – Как плошёл твой день? – Кто-то что-то лопочет? – с мягким смехом атар взял сына на руки. Карнистир улыбнулся – точно ссоры с Тьелько и не было в помине – и ответил: – Я не лопочу! Это Нельо с Кано лопочут, а я говолю! – и, набрав воздух в грудь, переспросил. – Как плошёл твой день, аталинья?! –День прошёл в делах и заботах, – он поцеловал мальчика в макушку и, щёлкнув по носу, спросил. – А ты как? Много сегодня чудовищ Врага победил? Или как всегда Хуану досталось? - Он заслужил! – Вы как хотите, а я голодный, – перебил Турко брата и, всплеснув руками, воскликнул. – Ну, мы идём или нет?        Отец рассмеялся звучным, глубоким смехом, напоминавший Морьо перезвон падающих на пол камней. Поставив протестующего сына на пол, и почесав затылок, сказал: – Да, надо идти – король Олвэ ждёт, – он взял сына за руку и вместе они вышли из малой гостиной и направились в тронный зал.       В отличие от запутанных коридоров дворца Финвэ – бесконечное пересечение коридоров, тайных переходов и закутков, которые Карнистир знал чуть ли не наизусть – чертоги короля телери были скучными и, на взгляд мальчика, довольно безвкусно украшены: в глазах рябило от алмазов и прочих драгоценных камней в стенах, полотен и ваз. А слуги! Вышколенные, молчаливые, серьёзные и чересчур любезные, в то время как дворец Финвэ наполняла весёлая суета, и мальчику от того казалось, что само здание оживает.       Они спустились по лестнице и вскоре оказались перед массивной дубовой дверью, из-за которой доносились весьма аппетитные запахи. Пёс заскулил, шумно втягивая носом воздух. Когти застучали по голубоватому мрамору, как маленькие капельки дождя, а хвост-метёлка с тихим свистом метался туда-сюда перед носом у мальчика. Карнистир уже был готов ударить по боку собаки, как двери открылись и король Олвэ, сидящий во главе стола, встал, широко улыбнувшись вошедшим принцам. – Доброго вечера, принцы! – король телери подошёл к Фэанаро и крепко пожал ему руку. – Присаживайтесь, всё сейчас принесут. – Что сегодня плиготовят? – Морьо закрутил головой по сторонам, смотря то на атар, то на короля Олвэ. – Опять устлицы? Или водолосли, котолые вы так любите жевать?       Турко за спиной притихших Олвэ и Фэанаро гневно посмотрел на маленького нолдо и медленно провёл большим пальцем по горлу. Лицо Охотника покрылось гневным румянцем; Хуан громко гавкнул на Карнистира, призывая к порядку. В ответ мальчик показал псу язык. – Морифинвэ, – на бледных щеках атар появился розоватый румянец, а серые глаза потемнели, – да как ты… – Нет, принц, – улыбнулся Олвэ, садясь за стол. – Сегодня наши повара приготовили более привычный для вас ужин. Хотя честно я бы не против хорошего салата с водорослями.       Слуги неслышно внесли блюда из боковой двери, и мальчик захлопал в ладоши, когда на середину стола поставили фазана, украшенного запечёнными яблоками и грушами. – А что на сладкое? – Морифинвэ! – повысил голос Турко и ударил кулаком по столу. – Держи себя в руках! –Так, веди себя как надо, – не повышая голоса, предупредил беловолосого юношу отец. – Но ты только посмотри, как он себя ведёт! – Это дети, милорды, – с улыбкой ответил Олвэ, успокаивая нолдор. – Нечего на них зря сердиться. Надеюсь, милорд Туркафинвэ, местные красавицы вас не замучили?       Тьелькормо зарделся и, едва сдерживая улыбку, уткнулся в тарелку. –Турко, тебе, кажется, задали вопрос, – напомнил старшему сыну Фэанаро. Откашлявшись и отпив вина, юноша ответил: – Да нет, Ваше Величество. Ну, разве что пара-тройка девушек. Но они ни в чём не виноваты! – Охотник всем своим видом показывал, что он смущён, но Морьо ясно разглядел самодовольные огоньки в глазах брата.       Когда тарелки и кубки были наполнены, а слуги удалились на почтительное расстояние, все приступили к трапезе. Карнистир с удовольствием прикрыл глаза и с наслаждением вдохнул запах, исходящий от блюд, а потом, ловко орудуя столовыми приборами, начал есть.       С птицы потёк сок и захрустела корочка. Подлива, отдающая пряностями и соусом, брызнула в рот, и Морьо ощутил тепло внутри живота, а потом оно разлилось по всему телу. Полукруг печёного яблока с влажным шлепком упала в тарелку, но мальчик, положив его на ломоть белого хлеба, с удовольствием съел. Когда во рту пересохло, маленький нолдо отпил из бокала сок и даже вздрогнул от удовольствия.       Ежевика! Свежая ежевика, а не противные размороженные ягоды! –…Наши охотники забрались далеко от берега, чтобы побаловать наших гостей, – донеслось до Морьо. – Кстати, Ваше Высочество, как продвигается Ваша работа? Многие уже поговаривают, что Вы делаете что-то… – телеро тихо рассмеялся, разведя руками. – Простите, я даже для этого слов подобрать не могу! – Работа идёт, Ваше Величество. – Фэанаро отпил вина, и, после нескольких минут раздумий, добавил. – Думаю, я скоро закончу, и все телери вздохнут свободно.       Нэри рассмеялись, точно мгновение назад один из них удачно пошутил. –Не думайте, что я Вас гоню прочь – Дом Финвэ всегда примут с почестями и уважением, но… Ваши дети, наверное, уже заскучали по шуму Тириона и хотят вернуться назад, сесть за стол со всей семьёй. Верно, принцы? – Нет, что вы! – воскликнул Турко, чуть привстав со стула. – Да, хочу! – ответил Морьо почти одновременно с братом, и ничуть не смутился, когда встретился с ним взглядом.       Тишину прервал тяжёлый вздох отца и добродушный смех Олвэ: – Не вините его, – детям всё быстро приедается. Даже столь прекрасный Алквалондэ в глазах принца Морифинвэ уже давно превратился в обычную пристань. Верно? – лёгкая улыбка коснулась лица телеро, но в глубине светлых глаз мальчик заметил тень. – А когда сладкое подадут? – Да хватит уже позориться! – воскликнул Турко. – Хватит с меня уже тебя, правда! Да ты самого Намо доведёшь и не подавишься! – А зачем мне его доводить? Пусть сам доводиться, Неляха! – огрызнулся Морифинвэ. – Ты плосто не хочешь уезжать из-за этих вэни, а я хочу знать, что подадут сладкое! Вот и всё! А Тулко вообще подалок исполтил для аммэ! – Ничего я не портил, Сливолицый! – не обращая внимания на помрачневшего отца, громко возразил Охотник. – А ты оскорблял Хуана! – Мелзкая псина этого и заслуживает! – ХВАТИТ! – закричал Фэанаро, ударив по столу. Когда оба брата стихли, атар откашлялся, и, смутившись, прохрипел. – Ваше Величество, простите нас. Думаю, я с сыновьями потом поговорю отдельно.       Олвэ только махнул рукой, призывая всех хранить молчание. Все вернулись к ужину, но больше не прозвучало ни слова, ни поскуливания Хуана, который теперь смирно лежал на полу. Бросив сердитый взгляд на присмиревшего брата, мальчик с неохотой вернулся к еде. – Ну что ж, мне надо вернуться к своим делам. Доброго Вам вечера, Ваше Величество и принцы, – Олвэ кивнул, встал и, сделав знак слугам удалиться, ушёл сам.       Дверь закрылась со звонким щелчком, а за этим последовала тишина, нарушаемая любопытными слугами в коридоре. – Вы что себе позволяете? – атар оглядел сыновей. – Почему вы меня позорите? – Атаринья, я ни в чём не виноват! – Да ну? – бледное лицо Фэанаро не выражало чувств, но оба брата отчётливо ощутили холодок, поняли, что близится буря. Шторм. – Неужели прямо ни в чём не виноват?       Туркафинвэ опустил голову, стыдливо сгорбившись. – А теперь ты, Карнистир. Что ты себе позволяешь в гостях? – Это Тулко виноват! – щёки обжёг нестерпимый стыд, и Морьо схватился за край скатерти. Он задрожал, осознав, что впервые в жизни перечит отцу. – И это всё из-за него!       Тёмно-серые глаза отца полыхнули гневом. Внутри них зарождался водоворот, утягивающий мальчика на дно, где его ожидало самое страшное и пугающее, что он когда-либо видел. - Завтра вы принесёте извинения за своё отвратительное поведение королю Олвэ. А после прибытия в Тирион я попрошу ваших братьев воспитать вас как следует. - НЕТ! – выкрикнул Морьо. – НЕ ПЛИНЕСУ! – и выбежал из зала в свою комнату, не обращая внимания на окрики отца и брата. – ЭТО ТУЛКО ВО ВСЁМ ВИНОВАТ! – слёзы подкатили к горлу, и, развернувшись, он выпалил: – Я бы от вас с ладостью уплыл. НАВСЕГДА!       Сумерки стелились шёлковым платком, ложились на землю, и Тельперион, набиравший силу, робко начал разгонять вечерний туман, который Улмо изредка насылал на Алквалондэ. Огни домов и причала загорались постепенно, поначалу боязливо моргая в поступающем полумраке, но затем торжествующе сверкая, дерзко отвоёвывая у сгущающейся ночи пространство. Непостоянный морской ветер приносил с собой во дворец терпкий запах водорослей, соли и влаги.       Песни и музыка телери стихли, запутались в парусах и реях, проникли на маленькие лодочки, качающиеся им в такт.       Морьо ударил в дверь своих покоев, и, ворвавшись туда, он упал на кровать и заплакал. Плакал мальчик долго, пока глаза не защипало, а в горле не встал отвратительный ком. Вытерев рукавом слёзы, Карнистир икнул, и подошёл к окну.       Он тут никому не нужен, а атар защищает Неряху и Хуана, а его самого вообще никто не любит. Нахмурившись, мальчик посмотрел из окна в сторону причала, и далёкое Море, сейчас напоминающее кромку льда. – «Может, мне стоит уплыть?» – подумал он, полной грудью вдохнув солоноватый морской воздух, и ощутив гнетущее, странное чувство, будто сегодня произойдёт что-то важное.       Уплыть. Почему бы и нет? Он, раз уж так вышло и раз его тут ничего не держит, волен уплыть на другой конец Моря, и жить, как ему заблагорассудится. И взять с собой аммэ – вот она его точно любит.       Морифинвэ улыбнулся такой идее и, приободрившись, взял со спинки стула плащик. Мальчик приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Стояла привычная для этого дворца тишина, только где-то служанки порхали по прилегающему коридору и сплетничали полушёпотом, время от времени хихикая.       Он шёл по коридору, беспокойно оглядываясь по сторонам. В коридорах царила напряжённая тишина, затаившись в уголках. Паника постепенно охватывала его и вызвала отчаянную мысль – а вдруг Турко или, ещё хуже атар, выйдут ему навстречу и поймут, что он хочет убежать от них?       Снедаемый мучительным беспокойством, маленький нолдо начал вертеть головой в поисках пути побега. И тут пришла идея – выйти через кухню.       Кухня занимала большую часть первого этажа дворца короля, и её задняя дверь выходила во внутренний двор, заполненная живностью и небольшим огородом. Рядом с небольшой конюшней, где располагались тягловые мерины, стоял большой стог сена. Морьо в первые дни пребывания часто играл там, с плохо скрываемым любопытством суя нос во всевозможные загоны. И даже, воспользовавшись отсутствием рабочих в один из дней, поиграл со щенком и накормил его куриным яйцом.       Прерывисто вздохнув, малыш воскресил в памяти расположение кухни во дворце.       Но что потом?       Потом – спрятаться, выждать и украсть корабль. – Милорд, вы куда-то собрались в такой поздний час?       Феаноринг отступил на шаг, подняв голову, и разочаровано опустил плечи: перед ним стоял стражник-телеро. Окинув мрачным взглядом мужчину, мальчик сказал первое, что пришло ему в голову: – На кухню! Что-то не так?       Сон уходил из глаз стражника, сменяясь острым, как наконечник стрелы, взглядом. В последний раз зевнув, телеро покачал головой и ответил: – Все слуги давно спят, милорд. Дождитесь завтрашнего утра. – Я.ХОЧУ. СЕЙЧАС! – отчеканил мальчик, запахиваясь в плащ. – Пока ежевика, котолую соблали на ужин не исполтилась в вашем отвлатительном леднике. – Тогда я сопровожу вас, милорд, – он натужно улыбнулся, изо всех сил старясь не зевнуть. Злость и отчаяние на какое-то мгновение овладели мальчиком, но приняв неизбежное Морьо всё-таки произнёс: – Холошо. Но идите впелёд, чтобы я вас видел!       Коротко кивнув, телеро торопливо начал вышагивать впереди, время от времени оглядываясь назад.       Но сейчас мальчик сосредоточился на сене, в котором можно на время спрятаться. – Мы дошли, милорд. – Охланяй двель! Я знаю, где этот ледник, - мальчик изо всех сил напускал на себя уверенный вид, но глаза то и дело смотрел на ручку двери. – Нет, давайте лучше я.       Всё случилось в мгновение ока – Карнистир даже не предполагал, что способен на такое: извернувшись, он с силой ударил телеро в колено, а потом, шмыгнув за дверь, закрыл её.       Телеро вскрикнул – бесконечные драки с Турко не прошли даром – а потом, превозмогая боль, закричал: - Принц убегает!       Крик высвободил страх Морифинвэ, и мальчик изо всех сил бросился к дворику, в котором спасительной горой возвышался стог сена. Сено закололо глаза, шею. Пыльный запах ударил в нос и маленький нолдо закашлялся, стараясь делать это как можно тише.       Где-то закричали слуги и, замерев, Карнистир изо всех молил Эру, чтобы его не нашли.       В мгновение ока дворец ожил, затопал бесчисленными ногами, загудел и закричал. Потревоженная живность в загонах тут же подала голос, и, ругаясь, выбежавшие во внутренний двор телери бросились успокаивать животных.       Стог зашелестел, и чья-то ладонь оказалась прямо перед лицом мальчика, и Морьо едва удержался от крика, но тут она исчезла, и он облегчённо выдохнул. – Ищите в городе! – прогремел голос отца. – Быстрее!       Шум метнулся вперёд, напоминая Карнистиру морской прибой, что накатывает на берег. И только лишь последние его отзвуки стихли, мальчик, дрожа, осторожно выбрался из своего убежища. Крадучись он вышел на улицы Алквалондэ, и, прячась в тени, продолжил свой путь к причалу.       Лебяжья Гавань окончательно заснула, замерев в мерцании светильников. Они напоминали светлячков, которые облепили обточенную волнами и бесконечными ветрами скалу. Они то становились ярче, то меркли, ставясь похожими на творения Варды Тинталле. Скрип мачт и дыхание Моря манили мальчика, и с каждым шагом его сердце билось всё быстрее; и всё более жадно вглядывался феаноринг в вуальную черноту ночи, стараясь разглядеть громады белоснежных кораблей и беспокойное, непокорное, как он сам, Море. Затаив дыхание, он подошёл к краю причала, рассматривая корабли и белоснежные паруса.       Едкий, солёный ветер ущипнул маленького нолдо за нос и укусил, высек из глаз слёзы.       В ночи Морьо услышал чайку – она пронзительно кричала, плакала, и словно молила Море о пощаде, а том, чтобы оно дало ей сил, чтобы перелететь из Валинора в неизведанные земли.       Мальчик осмотрелся – корабли белели в темноте, напоминая волшебных мотыльков Ирмо. И нолдо невольно залюбовался ими – прекрасными, как в рассказах дедушки Финвэ.       Косой, рассеянный луч звёзд коснулся лебединых шей, осветив ярко-алые клювы и глаза-бусины, тотчас засверкавшие подобно алмазам. Луч осветил корпус одного из кораблей, и мальчик, замерев на месте, судорожно вздохнул.       Он заметил среди тёмных полипов полураскрытую раковину. И в ней сверкала жемчужина.       Морьо задрожал: сокровище могло стать бесценным подарком для аммэ, да и потом за жемчужину любой телеро может перевезти его на другой конец Моря, к другим землям. Но как достать её?       Закусив губу, мальчик подошёл к краю причала, посмотрел вниз и улыбнулся – в неверном свете звёзд он увидел камень, торчащий из-под воды. – «Но что если…» – голосок сомнения дрогнул, как фальшивая нота в песне менестреля. – «Никаких “если”», – одёрнул себя Карнистир, собираясь с духом.       Ветер засвистел подобно зловещей птице и отбросил волосы мальчика назад, а потом рассмеялся дурным голосом, забираясь в бесконечную сеть парусов, рей и редких облаков. Наконец решившись, малыш прыгнул, не отрывая глаз от камня, покрытого склизкими зелёно-бурыми водорослями, напомнившие Морифивнэ ящериц и змеевидных чудовищ; как в сказках дедушки Финвэ, они приготовились утащить мальчика на дно, и наконец, после бесконечного пути по подземным тоннелям, кинуть бездыханное тело у трона Врага.       Но камень подвёл маленького нолдо – и едва оказавшись на его поверхности, мальчик упал в воду.       Холодная вода обожгла тело, попала в рот, отдав солоноватой горечью, укусила за шиворот, и на мгновение сомкнулась над головой. Она лишила мальчика сил и жизнь, которая теплилась в нём, превратилась в дрожащий комочек.       Мальчик забарахтался, в отчаянии стараясь уцепиться за камень; но вместо спасительной тверди пальцы ухватывались за тела змей-водорослей. В горле клокотала вода, и воздух без жалости покидал грудь. – «ПОМОГИ-ИТЕ!» – из последних сил выкрикнул по осанвэ Морьо. Холодная рука воды залепила ему рот, не давая возможности сделать вздох. Но ночь молчала, а Море утягивало малыша к себе на дно, где плавали угри и неведомые твари, уже приготовившиеся разорвать его на части. ***       Хуан, оглашая улочки Гавани лаем, мчался во главе споры.       В боку кололо, и Турко в изнеможении облокотившись о стену дома. Хватая ртом воздух, он лишь с трудом мог сделать шаг.       Но он должен, иначе с братом может случиться что-то страшное, пугающее и Тьелько будет нести этот груз до конца мира.       Влажный нос коснулся ладони белокурого нолдо. – Хуан?.. Нашёл?       Пёс заскулил, повесив уши. В карих собачьих лазах искренняя тревога перерастала страх. – Продолжим тогда, – боль в боку поднялась к груди, и Тьелькормо зажмурился; гигантский волкодав заскулил, но Охотник только махнул рукой. – Пройдёт. Ищи!       Гавкнув, пёс умчался снова вперёд, ведя за собой собак.       На другой улице нолдо слышал голос атар; он отзывался в темноте улиц дрожащим, но звучным эхом.       Сердце превратилось в тяжёлый кусок расплавленного металла, прожигая в груди пропасть отчаяния и боли. За отца, за брата. Мысли путались, превратившись в глубок шипящих, обвиняющих голосов. – «А каково сейчас отцу?.. А всё я. Это только моя ошибка!» – Тьелько закрыл ладонями лицо. Губы задрожали. – «Так сделай что-нибудь, чтобы её исправить!» – голос матери взбодрил нолдо, как глоток свежей воды. Эльда сжал ладони в кулак и снова побежал по улочкам Альквалондэ. Голова закружилась. Брусчатка начала уходить из-под ног. Как палуба корабля во время шторма. Турко остановился, как вкопанный. Корабли. Что там Морьо говорил о них? – «Я бы от вас с ладостью уплыл. НАСЕГДА!» Сердце забилось чаще; дыхание, казалось, остановилось. – «Причал!»       Турко побежал к причалам, задыхаясь и моля Варду дать ему силы, чтобы спасти Морьо.       Где-то кричал отец, окликая своего младшего сына, и ему вторили стражники-телери, но юноша не слышал ничего, кроме Моря. Оно неспокойно дышало, ожидая момента, когда малыш Карнистир полностью окажется в его власти. – «ПОМОГИ-ИТЕ!» – донеслось до него смутным, неясным эхом, точно мальчик кричал из-под воды. ***       Он наконец уцепился за неровную поверхность камня. Маленький эльда закрыл глаза, почувствовав, как сердце словно подпрыгнуло и застряло в горле.       Всхлипывая, мальчик попытался снова позвать на помощь, но тщетно. Пытался закричать – но вода сразу же попала ему в рот.       Ночь давила на плечи, заглушая скрип матч и крики чаек, шум ветра. Тело феаноринга затекало, превращаясь в переплетение тугих нитей боли. Дыхание становилось тяжёлым, прерывистым.       Но заветная жемчужина манила к себе, заставляя упрямого мальчика изо всех сил цепляться за камень и прижиматься к его склизкой поверхности щекой. – Помогите, – губы дрогнули, глаза подёрнулись пеленой жгучих слёз.       Мерцающая звёздочка жемчуга, заключённая в панцирь ракушки, сейчас казалась такой далёкой и недоступной, как и сила, что породила её.       Но аммэ… Турко испортил всё. Выбросил камушки. И теперь она останется без подарка!       Широко распахнув глаза, он сделал осторожный шаг в неизвестность. Сердце превратилось в кусок льда, страх сжимал горло, лишая мальчика способности ясно мыслить. Но этот шаг снова отправил маленького нолдо в пасть Моря.       Морьо закричал, и вода змеёй проникла в горло, окончательно вытолкнув остатки воздуха из груди. Свет бессильно замерцал, стараясь поддержать затрепетавшую жизнь.       Карнистир падал, падал на дно, где чудовища уже раскрыли свои пасти. Обвили ноги и закрыли ему глаза. Все надежды рухнули, как тот песчаный холмик, который он построил этим днём на берегу Моря. И он больше никогда не увидит ни аммэ, ни дедушку Финвэ, ни атар. Ни Турко и Хуана.       Но тут же чьи-то невидимые руки вытолкнули его из холодного плена, опрокинули на живот.       Морьо раскрыл рот, и вода вылилась на пристань. Он надрывно захрипел, содрогаясь под порывами ветра и дрожа от страха. – Веснушка, Эру Всемилостивый, Веснушка… – дрожащий голос Турко и его объятья начали согревать Морьо, но согнувшись снова, мальчика вырвало. Живот, горло, нёбо словно обожгло огнём, а потом Карнистир заплакал, схватившись за волосы. За плачем последовал крик, заглушивший голоса подбегающих телери и отца, голос Турко и биение собственного сердца.       Единственное, что Морифинвэ чувствовал – это тёплые объятья брата, защищающие его от Моря. Жадного, обманчивого Моря, упустившего в этот раз свою жертву.