Ночные обходы

— Заткнись, ублюдок! Заткнись, заткнись, закрой пасть, пока я не выбил твои гребанные гнилые зубы! Вой из соседней палаты раздается нечеловеческий. И вряд ли мужчина, издающий его, считает себя человеком. — Ты меня не понял, урод?! Ты, мать твою, меня не понял?! Может, он видит себя волком. Или оборотнем, как в старом черно-белом ужастике, который Артур когда-то смотрел. Видит, как его руки покрываются черной шерстью, а погрызанные до розоватого мяса ногти удлиняются. Заостряются. Видит возрастающую Луну. В палате нет окон, но все же. Вот и воет. А санитар не понимает. Вот и орет. Артуру трудно его осуждать. У санитара дома… Беременная жена с заживающим желтоватым синячком на скуле? Ее ударил не он, нет. Кредиторы, которым задолжал. А может, в его спальне лежит отец-инвалид, ветеран Вьетнама? И санитару бы жить своей жизнью, но как бросить своего старика, который в детстве на велосипеде учил кататься и мазал разбитые коленки зеленкой? А тут еще сумасшедший воет, возомнив себя волком. Потом сходит под себя. И не только он. У любого нервы сдадут. — Хрен собачий, да заткнись… — теперь в голосе санитара звучит такая усталость и мольба, что вой прерывается. Секунда молчания. Вторая. Артур слышит жалобный скулеж. Будто собаку тяжёлым сапогом под ребра пнули. — И на том спасибо… Артур ерзает на жесткой кровати и прикрывает глаза. Повезло сегодня соседу. Санитар хороший, пусть кричит и ругается. У некоторых ребят методы успокоения буйных другие, совсем другие. *** То была вторая неделя Артура в Аркхэме. Он тогда ещё не привык к ослепительной белизне палаты. Не привык, что нет под рукой кассет с любимым стариной Фрэнком («Такова жизнь, как же ты прав, Фрэнки, как же ты чертовски прав»), не привык, что не может покрыть лицо белым, тонкой кисточкой вырисовать голубые ромбы вокруг глаз, росчерк кроваво-красных бровей над ними, клоунский нос, ха-ха, приятель, только погляди, какой я веселый клоун… Тогда в голове Артура звучали крики обезумевшей (или прозревшей?) готэмской толпы. «Вставай, вставай, вставай!». Тогда он ещё думал, что сможет выбраться отсюда. Снова облачиться в костюм. Увидеть, как люди в масках вскидывают вверх руки, приветствуя его. Аркхэм казался чем-то нереальным. Временным. И даже безопасным. До тех пор, пока Артур не понял, как санитары развлекают себя по ночам. Когда к нему вломились, он почти неслышно напевал слова песни. Из-за транквилизаторов сознание помутнилось, и он не мог вспомнить продолжение куплета. И из-за них же не сразу понял, что происходит. — Так вот ты какой. Джокер, — последнее слово мужчина, которого Флек видел впервые, едва ли не выплюнул. Перед глазами все расплывалось, и Артур подслеповато прищурился в попытке разглядеть вошедшего. Во взгляде — предвкушение. Флек раньше часто видел такие взгляды. Перед тем, как получить увесистый удар. И неважно, чем и как — ногой по ребрам, кулаком по носу, табличкой по лицу… Сигнал тревоги. Сигнал тревоги. Сигнал тревоги. Внутри все разрывалось от чертового сигнала тревоги. — Что… — голос Артура звучал хрипло и жалко. Он попытался приподняться на кровати, не сводя напряженного, слегка расфокусированного взгляда с санитара, когда тот, в два шага оказавшись рядом с ним, схватил его за воротник больничной рубашки и вздернул вверх. — Тук-тук, блять! — Мужчина загоготал и резко отпустил Артура, отчего тот почувствовал себя тряпичной куклой. — Обожаю новеньких, обожаю… А дальше — рука сжала горло. В голове стало горячо, в лоб словно воткнулся миллион маленьких иголочек, а все, что Артур пытался сделать — не захрипеть. Не открывать рот в немой мольбе дать втянуть воздуха. Слишком унизительно, слишком низко, нет, он не опустится до этого, нет… А потом Артур услышал звук, который ни с чем не спутаешь. Мужчина расстегнул ширинку. — Нет, нет… — хрипы вырвались против воли, вызвав у санитара явно довольный смешок. Этого просто не могло происходить. После всего… Он ведь уже не тот Артур, которого каждый мог избить в вонючем переулке, уронить прямо в кучу мусора, лицом в лужу, и хорошо, если лужу дождевую, а не чего-то похуже, нет, он ведь уже не тот, так почему тогда это происходит?.. — Ну-ну, Джонсон. Твой стручок в рот не смогла принять даже бывалая проститутка, так ты решил его сюда пристроить? Давление на горло тут же ослабло, и Артур жадно втянул воздух и тут же зашелся в приступе кашля. Голос раздался снова: — Зрелище, ах, жалкое. Такая степень безнадеги. Домогаться до пациента в состоянии овоща — это, ммм, как бы сказать… — Что ты вообще здесь забыл?! Все ещё кашляя и прижимая ладонь к груди, Артур свесил голову с кровати. Желудок сжимался характерным спазмом, и заблевать собственную кровать хотелось меньше всего. — Совершаю ночной обход, Джонсон. Ночные обходы, в отличие от того, что ты тут пытался проделать, дорогуша, входят в список наших рабочих обязанностей. А теперь застегни штаны — о ужас, ты трусы не носишь, что ли? — и топ-топ отсюда. И побыстрее шевелись, если хочешь, чтобы это осталось между нами. С того момента не прошло ни дня, чтобы Артур не вспоминал этот голос. Столько в нем было самоуверенности. Небрежности. Хрипотцы, от которой Флек уже тогда, борясь с тошнотой и дрожью в руках, ощутил резкий удар тепла пониже живота. — Ну привет. Артур вскинул голову, чтобы впервые увидеть его. Своего, так уж вышло, спасителя. — Ты же не против, что я его прервал? Или ты сам хотел продолжить, м? Первым, за что зацепился взгляд Артура, были шрамы. Даже в темноте он четко увидел их, застывших мертвой бугристой улыбкой на щеках незнакомца. — Я… — Флек кашлянул, прикрыв рот кулаком. Ладонь была липкой от пота. — Спасибо… — Ух ты. Джокер, оказывается, такой вежливый. Мужчина сел на край кровати и потянул к Флеку руку. А увидев, как он вздрогнул, закатил глаза, будто говоря «Ой, да ладно тебе», и мягко обхватил его подбородок. Повернул голову из стороны в сторону. — По телевизору ты выглядел иначе, Артур. В тебе было куда больше энергии. И говорил ты так резво, будто готовил речь. — Мужчина криво усмехнулся, убрал руку и продолжил, понизив голос почти до шёпота: — Вот скажи. Что ты ел перед шоу? Или делал? Что тебя заряжает на такие смелые поступки? — Он прищурился, внимательно вглядываясь Артуру в глаза. — Мне для такого просто необходим огромный сочный бургер с котлетой минимальной прожарки. Я бы и сырое мясо ел, но… Даже мне нужны хоть какие-то рамки. И он засмеялся. Тихо, чтобы в палату не вбежал ещё десяток санитаров, решив, что это разбушевался пациент. Но Артур видел, что ему приходилось напрягать все силы, чтобы не расхототаться во весь голос. И было в этом смехе нечто такое, отчего Артур, которого меньше пяти минут назад душили, сам заулыбался. Так начались их ночи вместе. Так началось бесконечное ожидание Артура. За тарелкой жидкой каши с утра — он думал о нем. Слыша шаги в коридоре — надеялся, что сейчас он войдет. С наступлением ночи — боролся с собой, чтобы не вскочить с кровати и не ждать его прямо у двери, как преданный пес ждал бы возвращения хозяина. — Артур Флек, Артур Флек… И зачем тебе псевдоним? Звучит ведь. — А ты так и не представился. — Джек Уайт. — Настоящее имя? — На моем бейдже так написано, сам смотри. — Значит, не настоящее? — На бейдже написано, мальчик. «Мальчик». Каждый раз, когда Джек называл его так, Артур стыдливо отводил взгляд в сторону. Даже если Джек в этот момент на него не смотрел. Потому что единственное, что хотелось сделать — попросить его добавлять «мой». Мой мальчик. Было бы идеально. Однажды Артур обмолвился, что ему не хватает сигарет. На следующую ночь Джек бросил ему на кровать пачку. — Давай, мальчик, покажи мне, как ты куришь. Хочу увидеть что-то у тебя во рту. Артур, который только что сделал первую затяжку, подавился дымом и закашлялся. — О, так ты девственник. — Что за хрень ты несешь… С чего ты вообще… — Девственник, девственник, — Джек задумчиво кивнул, соглашаясь с собственными мыслями. — Готов поставить прах моей матери на то, что ты невинный, как дитя. Если не считать несколько убийств. — Он неопределенно взмахнул рукой. Артур глубоко затянулся, молча пялясь в потолок. Пульс стучал везде — в висках, в запястьях и даже кончиках пальцев. — Скажи, что я неправ, ммм? Долгая пауза. Артур стряхнул пепел на пол и протянул Джеку бычок. — Прав. Он был непонятным. Неземным. И в то же время будто впитавшим в себя все сущее. В нем сочетались элегантность убийцы из нуарного фильма и спокойная жестокость браконьера, стреляющего в юных оленят. Он мог с одинаковым успехом пить дорогущий виски в ресторане, где за чашку эспрессо платили больше, чем тратил в неделю среднестатистический житель Готэма, и заваливаться на диван с бутылкой дешевого пива. Его движения могли показаться нервными, но такими они не были. Каждый дерганный порыв руки к волосам, постукивания пальцами по колену, да даже в облизывание губ явно доставляло Джеку удовольствие. И Артура это завораживало. — Красавчик. Ты красавчик, мальчик, знаешь? А чего молчишь? Мамочка тебе никогда не говорила этого, а? — Мамочка… — Артур сухо усмехнулся, принимая из рук Джека очередную сигарету. — Не. — А мне говорила. Сначала отдавала меня очередному хахалю за дозу наркоты, а потом говорила, какой я красивый и милый. — В смысле «отдавала»? — И ладно бы за что-то типа кокаина, но конопля… А потом Джек смеялся, да так искренне, что Артур не знал — верить ему или нет. Такими были их ночи. «Ночные обходы», как называл их Джек. Прокуренные. Дрожащие. В его присутствии пальцы Артура ходили ходуном, и Уайт, с его этой постоянной ухмылкой, сам поджигал ему сигарету. И, когда огонек зажигалки на мгновение освещал его руки, Артур успевал разглядеть длинные пальцы. Голубоватые вены на тыльной стороне ладони. Почему-то хотелось очертить их языком. — Расскажи сказку, Арти. — Я не знаю сказок. В смысле, не помню. — Тогда я расскажу. Жил-был клоун. Его посадили в психушку. Конец. Нравится? Нет, не нравилось. От Джека пахло ядрено-мятной пеной для бритья. Однажды Уайт наклонился к Артуру слишком близко, и он увидел пробивающуюся под подбородком, почти на шее, щетину. Что ему оставалось, что?.. Только нервно сглотнуть и отвернуться. — Посмотри на меня, мальчик. Ну же. И Артур не посмел ослушаться. — Сегодня сделаешь для меня кое-что? И Артур был готов сделать все. Джек провел пальцами по его губами, слегка оттянул нижнюю. — Открой. Его указательный палец проскользнул в рот, так глубоко, почти в самое горло. Рвотный рефлекс сработал мгновенно, и Артур дернулся, но Джек не позволил ему отстраниться. Второй рукой схватил за грязные волосы на затылке. Поразительно нежно погладил. — Тшшшш… Теперь сам, мальчик. Давай. По телу бежала дрожь, но не от страха. Артур обхватил палец, застонал, медленно посасывая его и в упор глядя на Джека. Желая увидеть в его глазах одобрение. И увидел. — Хочешь больше? — Уайт добавил второй палец. — Ну же, мальчик мой. Вопрос актуален три… Две… Артур застонал, резво кивая. Джек, тихо посмеиваясь, вынул пальцы и провел ими по щеке Флека, размазывая горячую слюну. — Хороший мальчик. Будет больше. Только не здесь, м? Вот и хорошо. *** Вскоре скулеж из соседней палаты замолкает. Пациент-оборотень уснул. Как славно. Артур вслушивается в каждый звук. Вот медсестры проходят по темному коридору — одна смеется, но так горько, так горько… Вторая шыкает на нее. Без энтузиазма. Ради приличия. А вот кто-то заходится в вопле. Не здесь, на верхнем этаже, кажется. Будто кожу с него сдирают. В Аркхэме часто так кричат. А вот эти шаги… Единственные в мире шаги, от которых лицо Артура расплывается в улыбке. Дверь тихо открывается, и Артур видит его шрамы. Как же он до сих пор не спросил, откуда они? Надо узнать… — Готэм ждет тебя, мой мальчик. Джек вкладывает в ослабшую руку Артура револьвер. Артур целует холодный металл и издает сдавленный смешок. У них будет много времени. Он обязательно узнает.