***
Агата действительно хорошо разбиралась в искусстве. Молодая женщина могла рассказать множество интересных фактов о каждом произведении в галерее. При этом в лаконичном рассказе чувствовались лёгкие, едва слышимые нотки её мнения, взгляда на ту или иную картину. Она привлекла его. Хотя редко Анхель Мора интересовался людьми, разве что в качестве носителей бесценной жидкости, что является единственным источником его насыщения и способом продления уже долгой, даже по меркам вампиров, жизни. И уж тем более его не волновали смертные девушки… Да, и бессмертные тоже. Не смотря на то, что прошло уже более трех сотен лет с момента той трагедии… Она с таким увлечением, неподдельным интересом рассказывала о каждом произведении искусства, что для Испанского Князя было бы просто непростительно не попросить такого профессионального гида провести экскурсию лично для него. За хорошую плату, разумеется. Он до сих пор помнит её робкое смущение, нервные жесты и такие острые, насыщенные эмоции, что буквально вуалью окутывали её хрупкое человеческое существо. И причиной тому была не только похвала от посетителя, он чувствовал, что в этот сладостный напиток было добавлено восхищение, интерес. Анхель был несколько поражён тем, что он ещё может вызвать подобные эмоции у представительниц прекрасного пола. Прожитые века, одиночество и нескончаемая тоска не способствуют омолаживанию. Мучительные следы его существования тонкими нитями морщин были запечатлены на его лице. Он сблизился с ней, узнал о ней многое. Порой не от неё лично, однако цель оправдала средства: он подобрался ближе к этой молодой женщине, за чьими плечами были годы преподавания в школе, бесчисленные экскурсии, путешествия, старание построить жизнь, семью и вереница неудач в достижении этой цели. И желание, желание быть понятной, выслушанной. И он слушал, находил нужные слова, по кусочкам собирая некогда разбросанный пазл. Против своей воли он привязал её к себе, привязался сам. «Эта женщина… Агата… Она могла бы стать хорошим компаньоном, другом», — он медленно подошёл к окну, держа в руках блестящий в лунном свете бокал с искрящейся алой жидкостью, — «в её верности я могу быть более, чем уверен… В конце концов нет ничего дурного в том, чтобы побеседовать с умной женщиной, сидя подле камина. Однако я боюсь, чтобы её привязанность к тому, кто выслушал её, понял не переросла в нечто…» — Вампир нервно сглотнул, устремив взор на белоснежный шар, что словно любопытное око, взирал на простирающийся никогда не спящий мир, -» нечто… Нет, нельзя… Я не желаю причинять ей боль… Возможно в иных обстоятельствах… Но…» — Он устало прикрыл веки, невольно сильнее сжав бокал. Волна тоски, боли, бесконечной нежности и… любви поглотила его. Из вязкой тьмы проступил милый, отшлифованный воспоминаниями, незабвенный образ. — Мариэнелла, как же мне не хватает тебя… Ему действительно недоставало её вот уже более трех сотен лет. Гранд де Мора и подумать не мог, что та аудиенция с вице-королем, после которой он так гнал лошадей, дабы успеть на обед к кузине, станет катализатором к последующим событиями, которые изменят его жизнь на века…***
«Агата, это серьёзный шаг. Здесь нельзя отказаться. Есть только до и после. И назад пути уже не будет», — его низкий голос таял во тьме одного из многочисленных залов галереи Прадо; алые глаза неотрывно смотрели на бледное от страха и волнения, но в то же время прекрасное, лицо женщины, которая решилась, сама попросила обратить её, -» я не хочу лишать тебя священной возможности умереть естественной смертью от старости. К тому же», — его голос стал особенно твёрдым, — «тебе придётся пить кровь людей, чтобы стать сильнее и не погибнуть в случае опасности». «Я… я…» — Её голос дрожал, походил на карусель: то резко взимался вверх, то неожиданно опускался вниз, не позволяя собеседнику угадать, когда произойдёт следующий подъем, — «я обдумала все… я смогу… я… " " Агата, милая, тебе придётся стать… убийцей, в некоторой степени. Многие, многие пропавшие без вести пали от клыков вампиров», — он видел, как последние краски исчезают с её лица; ощущал, как бушующие в груди эмоции стягиваются в тугой ком, могущий разорваться в любой момент; он не желал пугать её, однако лгать тоже не намеревался. То был слишком серьёзный шаг, и нет здесь места для сантиментов, — «прости, я не желал напугать тебя. Просто хотел предупредить, что мир вампиров… Не только аристократичен и прекрасен, как может показаться… У всего в этом мире есть цена, и кровь невинных — это цена за нашу жизнь, наше бессмертие. Нет среди вампиров невинных, Агата… Все мы виновны, просто в различной степени… Сейчас не те века, когда единственным источником пропитания было убийство. У нас есть вполне гуманные методы для нахождения крови, так сказать «, — он говорил медленным, низким, хорошо поставленным голосом, не сводя взора со смелой женщины, которая в свою очередь смотрела в его кроваво — красные глаза, отражающие бледные блики лунного света, -» донорство — неплохой источник, по крайней мере умереть не позволит… Однако, Агата, попробовав ты поймёшь, что нет ничего лучше свежей, горячей крови, которая так быстро течёт по венам ещё живого человека». Он видел её испуг, тень отвращения, мелькнувшую на её лице. В тот момент он понимал, что мог потерять её расположение к своей персоне, однако Анхель всегда был жестоко прямолинеен, когда дело касалось важных, порой, переломных моментов в жизнях тех, кого он взял под свое крыло. А таких было немного. Точнее одна. Теперь уже две… Князь не пытался создать для себя романтичный образ никем не понятного страдальца. Он не отрицал вины, которая кровавыми следами опятнала его вместе с морщинами прожитых лет. Он убивал ещё будучи человеком, генерал — капитаном провинции N. То были такие времена, когда смерть человека привлекала ровно столько же внимания, сколько бегущая мимо курица. Жизнь не стоила и ломанного гроша. Анхель хорошо помнит сожжение «ведьм» Святой Инквизицией, публичные казни, когда после тронутые дланью смерти тела могли целый день, а то и более, висеть под палящим, знойным солнцем на площади в назидание другим. Вот вам и романтика средневековой Европы, господа. Поэтому принятие своих новых «потребностей» не вызвало смущения в душе гранда де Моры, сраженного в одной из многочисленных битв. Однако закаленный веками воин, живший в столь дикие, тяжёлые, мрачные времена не был уверен насколько легко будет перенести подобное для молодой женщины, воспитанной на идеалистических романах о любви и всеобъемлющий справедливости, выросшей в цивилизации, демократии, в обществе, где женщины равны мужчинам. Он чувствовал, что эта пусть и не невинная в идеальном значении слова, но, по сравнению с ним, чистейшая в душе женщина может не выдержать, «сломаться» под гнетом совести которая есть самый страшный судья для человека здесь, на Земле. Ведь от неё не сбежать и не скрыться. Однако внезапная смелая решительность в её глазах сказала ему лучше любых слов. «Будет больно», — промолвил он, делая решительный шаг вперёд, предварительно оставив трость на одной из седушек, — «процесс обращения… Весьма неприятен и мучителен. Но я буду рядом». Он помнит, как тьма смешалась с светом, закружилась с ним в мистическом танце, мечась с одного полотна на другое. И в этой игре противоположностей прекрасными агатами сверкали её полные решимости и страха очи. «Ей действительно подходит это имя «, — пронеслось в голове у Князя прежде, чем он оказался вплотную к ней. Агата едва ли доставала Анхелю до плеча, поэтому ему пришлось склонится. Тогда он впервые столь близко увидел её лицо. Немного смягченные острые его черты идеально описывали молодую женщину, главное — уметь прочитать. Неожиданно его внимание привлекла шаловливая прядка, выбившаяся из общей, всегда неизменной аккуратной причёски с алой розой в волосах. Анхель осторожно заправил шёлковый локон за ушко, стараясь скрыть мимолетную дрожь, пронзившую его тело. Последний раз он проявлял подобную нежность лишь к той, которая уже более трех столетий заточена в каменном склепе в некогда ему принадлежащем городе… «Ничто не должно мешать», — оправдав такой фразой свой весьма двусмысленное деяние, он неожиданно для Агаты мягко промолвил, — «закрой глаза, так будет менее страшно». Она дрожала в его руках, словно пойманный зверёк. До сих пор, порой, предавшись непозволительным мечтам, навеянным внезапным душевным прорывом, он чувствует эту приятную, колющую подушечки пальцев дрожь, исходящую от хрупкого женского тела. «Ты можешь отказаться, пока не поздно, Агата», — низким, сдавленным голосом прошептал он, смотря на неистово пульсирующую голубую жилку на тонкой бледной шее. Настоящее искушение для вампира, которое она поймёт после. «Прошу… Вас… Кусайте», — и он вял мольбе. Однако перед тем, как пронзить тонкую кожу острыми клыками, Анхель едва ощутимо коснулся её губами, словно отдавая дань уходящей жизни. После раздался её резкий, сдавленный вскрик, который постепенно таял, превращаясь в глухое постанывание, в котором трудно было разгадать слова. Он чувствовал, как ручки, обнявшие его плечи, постепенно начали терять силу. И хоть она все отчаянней и отчаянней пыталась схватиться за него, удержаться, в конечном итоге Агата проиграла эту неравную борьбу смерти. Женщина обмякла в его руках, и Князь понял, что пора…***
Сначала он не представлял её вампирскому обществу и старался всячески скрывать существование Агаты от остальных вампиров. Всё же простая, ничем не примечательная смертная, да ещё обращенная самим Князем, сразу привлечёт излишне много внимания, которое он не любил ещё будучи человеком и более возненавидел в новом обличье. Её предстояло обучить манерам, вампирскому этикетку и ещё многим порой нудным, однако невероятно полезным для представителя высшего вампирского общества навыкам и тонкостям. И хотя Агата не была крестьянкой, которая в жизни не видела, чтобы нож, вилку и ложку клали подле тарелки сразу, однако различать их многочисленные разновидности могла с трудом. И Анхель Мора принялся учить новообращенную вампиршу, которая проявляла невероятное рвение и желание узнать все и сразу. И эта бесконечная вереница занятий, уроков рассеяла пыль сожаления и скуки, принеся с собой тонкий аромат розовой воды и нескончаемый поток вопросов, на которые он был готов терпеливо отвечать. Это радовало и пугало Анхеля одновременно. На протяжении долгих лет он едва ли испытывал что-то подобное привязанности к смертному или бессмертному существу. Страх обрести и после не успеть защитить, потерять, плотно укоренился в его сердце занозой, которую не в силах извлечь даже самый опытный психотерапевт. Однако эта женщина ворвалась в его жизнь вместе с неизменной розой в роскошных чёрных волосах, которых ему довелось коснуться лишь раз. Они любили вести беседы подле заженного камина. Когда за окном разливается ночь, а здесь, окружённые стенами и полотнами в тяжёлых, украшенных вензелями рамах, древний вампир и его ученица сидели в мягких, кожаных креслах, слушая тихие предсмертные мольбы поленьев, сжираемых вечно голодным пламенем. «Скажите», — она всегда обращалась к нему исключительно на «Вы», что, с недавнего времени, неожиданно для самого Анхеля нагоняло на него тоску, — «почему с возрастом вампиры могут лучше контролировать голод? Как года влияют на желание насыщения?» «Хм, любопытный вопрос, Агата… Скорее всего в данном случае имеет место быть не только сила, которую приобретаем мы с годами, но и осознание самой ценности крови и последствий, к которым ведёт «разгульный образ». Тут можно привести пример ребёнка. В детстве все люди любят есть много конфет, не так ли? При этом они не задумываются о последствиях, а просто наслаждаются и делают это в свое удовольствие. Так и новообращенные вампиры. Им приятно осознание силы, власти над слабым человеком, который едва ли что-то может противопоставить даже слабому гипнозу. Они наслаждаются и процессом «подготовки» и употребления пищи. Им приятно, им хочется ещё, и они пьют много, не думая о последствиях, которые ждут их после насыщения… Да, конечно, вампир не располнеет от «передоза» крови. Разве что плохо будет, однако наказания от Князей ждать не приходится… С течением времени ребёнок растёт и понимает, что если он съесть, к примеру, пять, хм… Плиток шоколада, то ему будет плохо, заболит живот, ну и что там ещё происходит после переедания. Так и вампир, зная, что может подвергаться жестокому наказанию, пьет крови ровно столько, сколько ему нужно для насыщения не более. И в том, и в том случае с возрастом приходит выдержка, сила воли и осознание, которые позволяют держать свои желаниях в узде…надеюсь, что я смог понятно истолковать тебе». «Более чем», — едва скрывая восхищение промолвила она, а после замолчала, обдумывая сказанное. Он не торопил. Тишина плотной паутиной обвила комнату. Казалось, что даже поленья стали тише кричать, дабы не нарушить этот хрустальный, тончайший покой. Князь взял сверкающий графин и медленно, вслушиваясь в журчащую мелодию, разлил по бокалам алой, вязкой жидкости. После галантно подал бокал Агате и взял свой, вновь откинувшись на мягкую спинку кресла и уперев взор на пляшущие языки пламени. И вновь странное, давно забытое чувство кольнуло где-то в области груди: чувство неотягощённого грузом вины, бессилия и тоски покоя. Нет сожалений о прошлом, лишь пляшущие в диком танце огненные девы, вой ветра за окном и она, сидящая так близко и одновременно далеко. «Я слишком стар для неё и возрастом, и душой… Не хочу, чтобы она коснулась моего прошлого, начала жалеть меня или, ещё хуже… Отдалилась от меня. Я же вижу, что в ней ещё остались романтичные идеалы, она чувствует грань, которую я давно переступил… Её дары слабы, потому что она не желает убивать столько, сколько нужно для обретения могущества… Если она узнает, сколько крови на моих руках, сколько пало от моего меча, я не уверен, сможет ли она воспринимать меня таким, каким видит сейчас: благородным рыцарем с трагическим прошлым. Жаль, что правдива здесь лишь вторая часть. Неожиданно её тихий голос вывел его из состояния печальной задумчивости. «Простите, это верно не культурно для вампиров, да и вообще… Задавать подобный вопрос, но я все же…» «Если ты пробудила в собеседнике голод любопытства, то изволь его утолить. Я слушаю тебя, Агата». «Вы правы… Дело в том, что многие вампиры величают Вас «древним» Князем. Но что по меркам вампиров значит «древний»? " «Древний это весьма абстрактное значение. Для кого-то двести лет — уже возраст, а кому-то и триста покажется мало. Но ближе к сути… Ты хочешь узнать, сколько мне лет? Я правильно тебя понял?» И по её резко опущенным глазам и едва порозовевшим щекам он понял, что попал в цель. «Да, да…» «А как ты полагаешь, сколько мне лет? " « Я даже представить не могу… Вампиры… Их возраст в принципе сложно разгадать «. «Ты права, я неправильно поставил вопрос… Лучше приравняй мой возраст к историческим событиям или годам жизни каких-либо значимых личностей в истории. Так будет честнее, и у тебя появится больший шанс на успех «. Он наблюдал за тем, как медленно меняется выражение её лица, из рассеянного становясь задумчиво — серьёзным: плотно сжатые, накрашенные алой помадой губы, сосредоточенный взор, лёгкие морщинки на лбу — он готов был хоть сотню лет сидеть вот так, протягивая донорскую кровь из бокала, наблюдать за Агатой. Его Агатой… Ее голос резко разорвал паутину тишины и мысли вампира. «Может… Во времена Жанны Д’арк?» И в этот момент впервые за долгое время он улыбнулся, искренне улыбнулся, и даже издал тихий смешок, однако в следующее мгновение поспешил объясниться перед ней. «Я, конечно, стар, однако не на столько… Ты ошиблась примерно на двести лет. Я родился ещё в те времена, когда Испанская Корона была сильна, а наши колонии ещё приносили стабильные доходы в казну. По крайней мере их более, чем хватало… А если по датам и событиям, то я родился в год начала Тридцатилетней войны, как историки назвали её после, которая длилась с 1618–1638 года «. После она с удивлением и ещё большим восхищением взирала на него. И по округлившимся глазам, и мелькнувшим в них озорным искоркам, он понял, что вопросов ему не избежать. Однако Анхель был готов отвечать столько, сколько потребуется, лишь бы продлить это сладостное время, когда бурное душевное море, озаряемое светом мириадов жемчужных звёзд, успокаивается, позволяя уставшему судну отдохнуть, собраться с силами для продолжения длинного, неизведанного жизненного пути…***
Он стал все чаще ревновать Агату. Красивая, хрупкая, элегантная, разбирающаяся в искусстве — она сразу привлекла внимание вампиров, которые с любопытством и скрываемым за сдержанными улыбками коварством оценивали её как главный экспонат. «Такие же, как и раньше, ничего не изменилось», — думал он, с холодным отвращением смотря на прелюдии, что те устраивали перед ней. Он видел, что втайне многие презирают её; кому-то она кажется слишком простой и, так сказать, безвкусной новой безделушкой старого Князя. За такое он был готов убить. Однако никто не смел произносить подобное вслух. По крайней мере в присутствии Анхеля Моры. Всё же его боялись и его уважали, не смотря на некоторые архаичные взгляды на вещи, в особенности на наказания. Чего стоил один неосторожный вампир, решивший терроризировать маленькую испанскую деревушку, расположенную неподалёку от Мадрида. Избиение плетью по пяткам, а после повешение, благо то были жаркие солнечные летние дни, послужили вполне наглядным примером неугодным. О его жестокости ходило множество слухов, которые перерастали в легенды, однако своего Испанский Князь добился — редко кто в Испании смел вот так открыто нарушать законы. И все же слухи множились, словно мошкара, и разлетелись по всей Европе, ибо нет оружия против сплетен. Но были и те, кто искренне восхищался Агатой и интересовался ею не только как занимательным собеседником. Мужчины — бессмертные и в особенности смертные окружали её вниманием, стоило молодой женщине появится в опере или театре. И это приводило его в состояние бессильной злости на себя и лощенного щегла, который, о боги, смеет так нагло и неприкрыто изучать её взглядом, видя, что она смущается. Осознание последствий и многовековая выдержка удерживали его от порывов проткнуть наглеца шпагой, которую он всегда берет с собой, маскируя под трость. Ещё в те далёкие времена он был ужасно ревнив к поклонникам его милой супруги. Хоть те и не смели давать даже тень намёка жене гранда Испании, однако Анхелю де Мора ничего не стоило опередить намерения нечестивцев по одним лишь взорам, которыми те так щедро одаривали его Мариэнеллу. Но за покровами этой ревности скрывалось тайное сомнение в себе. В современном мире это назвали бы «комплексами». Его милая Мариэнелла была младше его на на четырнадцать лет. Агата на на двенадцать. И хоть он не сомневался в искренности их чувств, однако все же боялся, что какой — нибудь пустоголовый, но красивый молодой франтик сможет смутить душевный покой его возлюбленной. И до сих пор он хранит в себе этой тайное сомнение, которое пробуждается всякий раз, когда он видит подле своей Агаты очередного молодого на вид вампира. И в особенности среди них он выделял одного — Данте Гуэрра. Про него ходили различные слухи, однако Князь был наслышан о нем как о галантном, однако довольно ветреном мужчине, который явно пренебрегал понятием «серьёзные отношения». Анхель бы не выделил его среди вереницы ее поклонников, если бы не одно «но»: слишком часто он стал замечать хорошо сложенную фигуру Гуэрра подле Агаты. То бокал шампанского подаст, приправив свой жест парочкой приятных даме комплиментов, то похвалит платье или заведёт с ней непринужденную беседу, в которой галантность тонко граничит с флиртом. И последнее зачастую превалирует над первым. Однажды даже на ужин позвал в какой-то дорогой ресторан. И хоть Агата мягко отказалась, сославшись на дела, однако для Анхеля это была последняя капля в переполненной чаше его терпения. Когда в следующий раз Гуэрра вновь показался подле Агаты, Князь одарил его столь красноречивым взором, что более вампира-юриста никто подле молодой женщины не видел…***
Оковы воспоминаний оказались сорваны мелодией, которая постепенно начинала набирать силу, вновь из спокойного потока, превращаясь в разрушительную волну. С каждым мгновением она постепенно набирала обороты, готовясь в любое мгновение вступить в неравный бой с сушей, желая проглотить её, сделать частью себя. Он очнулся, помотал головой и вновь бросил взор на молодую женщину. Ровная, натянутая, словно струна, спина, острые крылья лопаток, выбивающиеся из общей причёски пряди, и алое око розы в черноте волос — она была прекрасна, как никогда ранее. «Боги, дайте мне сил и выдержки», — он с силой сдавил набалдашник трости, которую тут же прислонил к стене. Вампир, словно тень, незаметно и бесшумно пересёк комнату: лёгкие занавески даже не дрогнули, а половицы продолжали хранить свое скорбное молчание. Агата полностью отдалась энергии мелодии, погрузившись в её обманчиво спокойные воды с головой. Мир будто перестал существовать, превратившись в изначальное Ничто. Лишь волнительная мелодия сонаты и чувства спасительным светом вели сквозь плотную, словно стена сдержанного уважения, воздвигнутая между ей и ним, тьму. Вперёд, к неизвестному счастью или горю, ожидавшему её в конце пути. Если бы её сердце ещё было способно биться, то, верно, оно бы отбивало свой жизненный ритм с невероятной скоростью и страстью, с какой музыкант играет свой последний концерт. Поэтому она не сразу почувствовала, как к ней присоединилась вторая пара рук, и мелодия потекла, заискрилась, доходя до своего апогея, а после медленно пошла на спад. И только холодное прикосновение чужих, но таких знакомых ладоней вывели её из мечтательного коматоза. Свет, ведущий в неизведанное. Агата испуганно вздрогнула, слегка отшатнулась назад, и если бы не чья-то широкая грудь, послужившая ей опорой, то верно она упала бы с мягкой сидушки. Напуганными бабочками мысли порхали в её голове, не позволяя сосредоточиться на одной из них. Молодая женщина понимала, кто сидит рядом с ней и в чью грудь сейчас вперается её нагая спина. Кроме его и её никого в поместье больше не было. Страх и приятное, сдавливающее грудную клетку наслаждение разлились по её телу. Он касается её, она… О, не сон ли это? «Если да, то пусть он не кончится никогда». — Я… Ох, Князь, простите… — Чудесная мелодия, Агата. Мне очень понравилось… Жаль, что ты раньше никогда не играла для меня… — Его сдавленный шепот горячим дыханием коснулся её ушка, когда тем временем сухие, грубые с нестирающимися мазолями пальцы нежно, едва ощутимо, поглаживали её мягкие, тонкие пальчики. «Мне едва хватает сил, чтобы сдержаться… Агата, что ты делаешь со мной?» — Вы… не просили, — на выходе произнесла женщина, стараясь унять мелкую дрожь, что приятным покалыванием пронзила её тело. «Слишком хорошо, чтобы быть реальностью». Он едва сдерживал себя от того, чтобы не коснуться губами тонкой мочки её милого ушка. Как же он вновь желал ощутить податливую мягкость её кожи, вдохнуть тонкий, сливающийся с воздухом, аромат розовой воды. Однако нельзя действовать так резко, она может испугаться, потерять к нему всякое доверие и уважение, тем самым ввергнув его в пустоту. Но есть ли силы более сдерживать то острое, томительное желание, что рвётся наружу вот уже пять лет? «Прости, Мариэнелла… Прости, если сможешь». — Это моё самое… Худшее упущение, — его голос стал похож на хрип, который буквально пламенем обжигал её кожу, проникая глубоко под, в самую душу. «Пожалуйста, пусть этот сон никогда не кончится». Она позволила себе прикрыть глаза, однако через мгновение, вырвавшись из объятий пустоты она встретилась взглядом с его алыми, словно вся пролитая им кровь, глазами. Анхель осторожно держал её личико за подбородок, мягко поглаживая его большим пальцем. Её нежная кожа податливо поддавалась его несмелой ласке, что вводило Анхеля в исступление. Агата в тот же миг зарделась, скромно опустила глаза, не смея задерживать взор столь долго. Хотя она желала смотреть на него вечно. «Что ты делаешь со мной, Агата? Прелестная, моя милая, утонченная, скромная…» -… моя Агата, — это был низкий, будоражащий плоть и дух, рычащий шёпот дикого зверя, предвкушающего скорый пир. И она не смогла больше сдерживать дрожь, буквально вырывающуюся изнутри её измученного тоской и любовью существа. Тихо вздохнула, после прошептала: — Князь… — И в тот же миг её губы оказались пленены его сухими, обветренными губами. Рука, недавно покоящаяся на её аккуратном подбородке, медленно скользнула вниз, осторожно очертив чувствительные изгибы тонкой шеи, после погладила округлое, соблазнительное плечико и наконец нырнула вниз, найдя пристанище на ровной, словно струна, спине с острыми выступающими косточками лопаток. «Прости, Мариэнелла, прости, мой ангел…» Она не верила себе, ощущениям, губам, что так нежно и жадно целовали, подчиняли её. Долгими одинокими днями она, поудобнее устраивалась на огромной, роскошной кровати с тяжёлым балдахином её любимого, красного цвета, и мечтала о нем. В самых смелых грезах она представляла, как произойдёт их первый поцелуй, какие ощущения будут одолевать её в тот миг. Однако ни одна фантазия не способна сравнится с реальностью, её чувственностью и остротой момента. Агата ощущала, как его сухая, грубая рука мягко поглаживает её спину. Каждое прикосновение было разве что сравнимо с разрядом молнии: такое же яркое на эмоции и смертельное в конце. И она отвечала на его поцелуй со смесью всепоглощающей нежности и разрушительной страсти. Они упивались друг другом, томимые мучительной жаждой близости столько лет. И сейчас эта плотина оказалась снесена бурным потоком их чувств, эмоций и желаний. Анхель Мора долго истязал её губы, то покусывя, то проявляя нежность. Его ласковые, требовательные прикосновения буквально сводили Агату с ума, заставляя следовать за ними, то выгибаясь, подобно кошечке, то ближе прижимаясь к нему. И хоть вампирам дышать не надо, однако ничто не может длится вечно. Нехотя он разрывает поцелуй, помутневшим взором смотря на прекрасное бледное лицо и яркой бабочкой выделяющиеся на нем покусанные, алые губы. Однако цепи объятия не разомкнул, продолжая медленно поглаживать нагую спину. «Моя милая Агата, теперь я более не смогу скрываться за маской непроницаемости с тобой». Она тихо вздохнула, пытаясь привести в порядок спутавшиеся нити мыслей, что сплелись в одно имя «Анхель». Невозможно описать счастье, которое испытала Агата, поняв, что её робкие, постыдные, запретные чувства к своему наставнику оказались взаимны. Её мир обратился лишь к нему, и сейчас она просто наслаждалась даримой лаской и теплом его давно холодных рук. «Я боюсь касаться тебя… Ты слишком прекрасен, недоступен, словно идол, словно тот роковой плод, который вкусила Ева… Ты скрываешь в себе боль прожитых веков, тяготящий груз вины за отнятые жизни… Твою душу окутывает тьма тайны, которую ты оберегаешь, как дракон свои сокровища… я не смею надеяться…Однако я всегда готова выслушать тебя, принять таким, какой ты есть, со грузом прошлого, тяготами настоящего… Навряд ли я смогу, но сделаю все возможное, чтобы исцелить твою боль… Лишь позволь мне это сделать», — она не смела произнести подобное вслух, однако карие глаза молвили лучше прекраснейших из слов. И Анхель внимал её безмолвной просьбе. Осторожно положил грубую руку на нежную, мягкую щеку. Его Агата улыбнулась искренне, лучисто и робко припала губами к его ладони, положив свою поверх. И он сидел, держа её в объятиях, наслаждаясь милой картиной. «В один день я обязательно расскажу тебе всё обо мне, о ней… Однако не сейчас. Я не могу позволить, чтобы грубые, острые чёрные скалы многовекового одиночества ранили тебя, разбили корабль твоей светлой, яркой, словно рассвет, души… Ты не похожа на неё, в тебе я не вижу замену, ту самую доску, которая сможет залатать и позволить остаться на плаву целому галеону. И все же есть у вас одно общее — извечное упрямство, которое… Может погубить…я боюсь, что в один день вновь не успею, не смогу… Нет, этому больше не бывать. Ты останешься под моей защитой, будешь рядом, чтобы я знал, что все в порядке… Это не твоя война… Хотя, кому я лгу — ты не станешь сидеть в стороне, сложив руки, пока я и другие борются за сохранение баланса. Хорошо, пусть так, только обещай быть осторожной, обещай вернуться… А большего мне и не надо «. И она кивнула, смотря прямо в любимые алые глаза. « Я обещаю остаться целой и невидимой, ибо я не хочу принести тебе ещё больше горя… Однако знай, что если понадобится, то я буду защищать тебя до последней капли крови, потому что люблю тебя». Заметив протест в его глазах, Агата нежно улыбнулась и робко коснулась его обветренных губ своими мягкими губами, провела рукой по черным с блестящим серебром волосам. И он поддался её ласке, и с лёгкостью подхватив её хрупкое тело на руки, исчез с ней в шелковой тьме коридоров. Их ждёт множество волнений, испытаний, долгих разлук, однако это все в грядущем. Сейчас же, укрытые пеленой тьмы, они смогут насладиться возможностью коснуться друг друга.