The Tempest

В доме Сайкса царило Рождество: большая елка в гостиной, украшенная гирляндами и игрушками; все окна были обвешаны гирляндами, как и шкафы, а еще много красных вещей. Оливер готовился к этому Рождеству как сумасшедший: Даллон обещал приехать, а это — вполне себе повод, чтобы стараться. Приезд Даллона — повод разобрать, наконец-то, книжный шкаф и поместить книги по-другому, потому что схема дележки по авторам не особо работала. Полка, где Оливер хранил произведения Шекспира, буквально ломилась от книг, сложенных в несколько рядов: тут и любимые им «Буря», «Король Лир», «Гамлет» (их он знал наизусть), чуть менее любимые, но такие же важные «Сон в летнюю ночь», «Ричард III», «Ромео и Джульетта». Шекспир неоднозначен, он позволяет смотреть под множеством углов — вот за что Сайкс так ценит его. *** Англичанин, явно нервничая, перекатывался с пятки на носок и обратно, перелистывая очередную страницу «Бури». Просперо, как и предыдущие разы, играл яркими красками для Оливера: маг из бочки, выкинутый с родных земель, вновь отказался от магии, чтобы история имела счастливый конец. Happy and all after all. — Ты долго ждал? — Старший положил свои руки, обернутые в черные перчатки, на корки обложки «Бури» и довольно демонстративно захлопнул книгу. — О, быть бы на ее руке перчаткой, перчаткой на ее руке! — Довольно улыбнувшись, ответил Сайкс и выдернул свое сокровище, затертое от многочисленных перечитываний, из рук Уикса. — Ты же не любишь «Ромео и Джульетту». — Американец иронично изогнул бровь и ухмыльнулся. Младший только фыркнул и, сообщив планы на день, спокойно двинулся из здания аэропорта на улицу. *** День обещал пройти лениво: они оба не спали ночью (один был в дороге, а второй просто не мог уснуть), да и идти особо никуда не хотелось. Стоило двери захлопнуться, как Сайкс обнял гостя со спины, сжав ткань его пальто в тонких пальцах. Уикс мягко улыбнулся и положил свои ладони поверх рук шатена: — Как же, черт возьми, мне не хватало этого… — Даллон сказал это себе под нос, но, он кожей через все слои одежды ощущал, что Оливер улыбнулся от этих слов. Старший повернулся на пятках и начал аккуратно поправлять волосы младшего, целовать его в лоб, виски, щеки, скулы, спинку носа и, наконец, губы. Поцелуй вышел долгим, жадным: ощущалось, что ни один, ни второй не хотели останавливать его, а вот их легкие не были к такому подготовлены, поэтому поцелуй пришлось разорвать. Даллон обнял младшего и уткнулся носом в изгиб шеи Оли. — Может, хотя бы пальто снимем? — Англичанин потерся носом об щеку старшего, а с тонких губ не сходила улыбка, но не такая как обычно. Такую улыбку видят только самые близкие. Улыбку, похожую на гирлянду или вычищенный серебряный чайник в июльском солнце. Американец нехотя отлипает от младшего и, совершенно не стесняясь, начинал стягивать с него пальто, а Оливер повторил за ним. Повесив одежду на вешалку, а обувь скинув в ванную, они пошли в гостиную, где ощущался настоящий рождественский дух. — Смотрю, ты приготовился, — Даллон вытянул губы в привычной для него ухмылке и стал рассматривать елочные игрушки, видя в них свое отражение. Тонкие пальцы крутили некоторые шарики, пока Сайкс над чем-то хлопотал на кухне. Гость прекратил лапать елочные игрушки и прошагал до кухни, где почувствовал запах кофе и тостов. Басист почувствовал какой-то домашний уют, как будто его вернули в детство, отчего его губы растянулись в улыбке, а затем молодой человек прислонился плечом к дверному косяку, наблюдая за действиями вокалиста. Шатен прикрыл глаза, отдаваясь миру, сплетенному из тонких нот запахов. Пахло горячим хлебом, только сваренным кофе и цитрусами. — Если пришел, то достань чашки, пожалуйста. Шкафчик справа от тебя. Даллон отошел от полюбившегося косяка и, вытащив чашки, прихватил с собой тарелочку для горячего хлеба, а затем начал расставлять все это добро по столу. Оливер тем временем закончил варить кофе, взял сито и разлил жидкость по белым кружкам, от которых теперь шел пар, совсем отправляя Даллона в чувство домашнего уюта. Англичанин отправил турку в раковину, а затем достал сахарницу. Старший положил руку на острые плечи младшего и прижался губами к его виску. — Прости, но мне очень лень готовить сегодня, — Оливер повернул голову и мазнул губами куда-то в угол нижней челюсти. Даллон ухмыльнулся, и попытался передразнить манеру разговора Оли: — Ты сварил кофе — мне этого достаточно. — Сайкс тихо посмеялся и, отстранившись от Уикса, сел за стол. — В моих глазах ты совершенство — мне этого достаточно, — выкрутился Оливер, и вовлек старшего в мягкий поцелуй. Даллон положив свои локти на чужие плечи, ответил на поцелуй, углубляя его. Какое-то странное ощущение (тяготение, которое бывает при разлуке?) начало колоть вены обоих, заставляя младшего поддаваться на встречу, почти роняя старшего на пол, а старшего хозяйничать языком во рту партнера. Когда воздух в легких закончился, они нехотя разорвали поцелуй, и Даллон уперся своим лбом в лоб Оливера, тяжело дыша. Сайкс нашел руку Уикса и потащил его куда-то. Под вопросительным взглядом старшего, они зашли в ванную, где Оливер, подведя его к зеркалу, зашел Даллону за спину. Мышцы на спине (да и не только на спине) американца напряглись, когда шатен начал выводить тонкими пальцами линии мышц груди и живота своего объекта воздыханий. Оли очень легко расстегнул пуговицы на рубашке Далла, отодвинул ткань и провел своими пальцами по его ключицам: — Просто посмотри, насколько ты прекрасен, чтоб тебя… — По коже старшего прошла толпа мурашек от его слов. На самом деле, сколько Даллон не пытался, у него не получалось видеть себя красивым: то он слишком худой, то слишком длинный (даже не высокий), то лоб у него слишком высокий. Но, только ради Оливера, он был готов научиться танцевать и хотя бы попытаться принять себя. И только у Оливера получалось убеждать его в том, что он красив. Старший резко развернулся и вовлек младшего в поцелуй, в такой нежный, тягучий, но одновременно требовательный и жадный. По спине Оливера пробежал очень характерный жар, а внизу живота начало приятно тянуть. Басист довольно усмехнулся в поцелуй, и начал стягивать с вокалиста рубашку, а когда с ненужной тряпкой было покончено, актив принялся выкладывать дорожку из поцелуев от угла челюсти до сосков младшего. Младший запрокинул голову и шумно, поверхностно задышал, ведомый возбуждением и, попытавшись взять себя в руки, стянул с Даллона брюки. Молодые люди поменялись местами, и Оливер уперся руками в раковину, которая, кажется, такого еще не видела. Потягивание внизу живота для Сайкса было почти болезненным, а старший, расправившись с одеждой партнера, пробежался глазами по его спине, обвел языком острые лопатки, чем заставил последнего выгнуться в спине и как-то совсем мелодично простонать, посчитал позвонки поцелуями и, наконец, ввел первый палец в младшего. У шатена все мышцы зажало, а Даллон, прося прощения, постоянно целовал его в лопатки. В определенный момент Оливер поддался бедрами навстречу, что ясно дало понять о его готовности. Уикс вошел мучительно-медленно, как бы желая растянуть удовольствие. Даллон положил свои руки поверх ладоней Сайкса, прижимаясь грудью к спине, и от ощущения кожа-к-коже все это действо приобретало какой-то свой шарм. Сначала стены ванной начали терять контуры, затем вовсе отступили и мир сузился до одного единственного человека. И казалось, что не существует ничего, кроме него; пока младший ощущал горячее дыхание и не менее разгоряченную кожу старшего, вся вселенная прекращала свое существование. Примерно к двадцатой фрикции, Оливер уже не мог сдержать стоны, а Даллон растерял последние крупицы рассудка. Когда Уикс задел простату, по телу пассива будто пропустили разряд электрического тока и он кончил, упав на раковину; актив последовал за ним, навалившись сверху. — Совершенство, — прошептал Даллон, обхватив талию младшего руками, и сполз вниз. Приятный холод кафельной плитки расходился по все еще горячей коже гостя, а хозяин дома пытался продышаться. Шатен, устроившись удобнее, со всей нежностью в карих глазах посмотрел на партнера и погладил его по щеке. Кто бы знал, как им тяжело было заставить свои телеса двигаться и дойти до кровати, куда оба завалились совершенно без сил. *** Утром англичанин первым раскрыл глаза и улыбнулся, увидев спящего Уикса. Во сне старший казался таким… Безмятежным, что ли. Младший внимательно изучал каждый миллиметр кожи спящего и поправил непослушную прядку темных волос. — Доброе утро, — тихо произнес шатен, поцеловав Уикса сначала в плечо, а затем в уголок губ. Даллон открыл один глаз и лени ответил на утренний поцелуй. — Доброе, — услышав одобрительное урчание кареглазого, шатен начал перебирать прядки партнера и ненавязчиво целовать то в висок, то в щеку. — Можем вечером выбраться куда-нибудь. Ты ведь давно не был в Англии? — Бархатный голос Оливера гладил слух Даллона, а глаза обоих были полны невероятной нежностью. Младший выводил пальцем ему одному известные узоры на груди старшего. — Я не против, но полагаюсь в этот раз на тебя. — Уикс не мог стереть со своего лица улыбки, которая играла всеми оттенками влюбленности, а Сайкс, словно кожей почувствовав это, решил почитать Шекспира. Хотя он и не любил «Ромео и Джульетту», ради Даллона был готов читать ее сутками наизусть и носить с собой в рюкзаке. — Увы, любовь, хотя она слепа, Без глаз найдет, какими ей путями Дойти до нас и властвовать над нами. Старший, подобно большому коту, немного поелозил на простынях и, окончательно открыв глаза, завалился на спину, что позволило Оливеру лечь рядом, положив голову на грудь старшего. Он слышал, как равномерно бьется сердце старшего и ему нравился этот звук. Интересно, подумал Сайкс, что чувствуют студенты-медики, когда впервые слышат чужое сердце в своем фонендоскопе? — Где будем мы обедать? — Горе мне! Что тут была за драка? Впрочем, нет, Не говори: я слышал все; с враждою Сопряжено так много здесь тревог, Но больше их с любовью… О, любовь Жестокая! о любящая злоба! — Продолжил за младшим американец и снова запустил пальцы в вьющиеся пряди. Это утро определенно одно из лучших в жизни Оливера, потому что он, как и Даллон, не мог стереть улыбку с лица, а еще ему читали Шекспира. Сайкс не отставал и продолжал реплику Ромео, воскрешая слова в своей памяти одно за одним. — Хочешь, потом почитаю «Бурю»? — Даллон прикрыл один и начал гладить Оливера то плечу. — Хочу. А еще, все, что я хочу на Рождество — это ты. — Сайкс усмехнулся и потерся носом об грудину старшего. До Даллона не сразу дошел смысл, который Оливер вложил в произнесенные им слова, но, когда он все же понял, что на его бледных скулах выступили розовые пятна смущения и он заурчал, подобно коту, которому дали рыбку. — Взаимно. — Пробурчал в макушку шатена Уикс.