Настоящий джентльмен

Когда Рей произносил, выходя за порог своего дома: «Мне нужно уехать на неопределённое время. Ничего здесь не трогай», — он имел в виду, что уедет на час, а может на целый день, а она как сидела на диване, так и останется на нём сидеть по его приходу. Чего Рей точно не мог представить, так это того, что вернувшись, обнаружит Морган завёрнутую в его кашемировый кардиган, но отнюдь не это являлось самым худшим впечатлением. Совсем патовым же стало то, что девчонка не просто взяла его вещь (о, как же он этого не любил, даже больше, чем посторонних людей в доме), она курила в его столовой, за его столом, вульгарно закинув ногу на ногу и выпуская ровные колечки дыма под его, черт возьми, потолок! Когда Пирсон говорил: «Я еду в Америку. За пару дней справлюсь. Надеюсь, ты с этой бедовой продержишься сорок восемь часов», — Пирсон наверняка не предполагал, что девчонка выведет из себя зубодробительно спокойного и обходительного Реймонда всего за пару минут. «И да: головой за неё отвечаешь», — напоследок, резюмировал Микки, и вот тогда-то у Рея в нервном тике задёргался глаз (привычка держать эмоции под строжайшим контролем вылезала боком). Это был плохой знак, всегда означавший, что он где-нибудь, да налажает. С какой стати он, Реймонд, должен терпеть эту избалованную, наглую и совершенно развязную особу, Пирсон уточнить, наверное, забыл. — В моём доме нельзя курить, — сказал Рей таким, как ему показалось, тоном, против которого нельзя было ничего возразить. Никто до этого не возражал. — Какая теперь разница, я ведь уже закурила. Невоспитанная особа издала скучающий вздох, стряхнула пепел в его любимую вискарницу и, болтая ногой, продолжила прованивать его чёртов прекрасно пахнущий до этого момента химчисткой кардиган. В висках гулко застучала кровь, Реймонд почувствовал себя паровозом, у которого изо всех щелей валит пар. Хотя нет, паровозом сейчас работала эта несносная. — Немедленно потуши эту сраную сигарету, — ну вот, он спрыгнул с литературного языка — быть беде. — Будь так любезна, — сквозь зубы процедил Рей, — «или я затолкаю всю пачку в твой очаровательный поганый рот» — договорил его красноречивый взгляд. Вслух он, конечно же, сказать такое даме не мог. «Дама» глянула на него свысока, смерив презрительным и очень недобрым взглядом, всё-таки потушив ненавистную ему сигарету и этим окончательно довела его до точки кипения. Сам факт того, что женщина смотрела на него с таким неуважением, уже накалял. Нахально глядя Реймонду (практически святому человеку, не просто вытащившему её из дерьма, но и благосклонно предоставившего свой прекрасный дом в качестве убежища) прямо в глаза, несносная вдавила окурок в край идеально натертого стеклянного стола, а бычок демонстративно медленно опустила в его любимую, мать её, вискарницу! Когда Рей собственноручно выдирал девку из лап конкурентов убивших её отца и тащил это тщедушное тельце несколько километров на руках, он и представить не мог, что захочет самолично сомкнуть пальцы на тонкой шее, пока не услышит характерный хруст. Рей вообще никогда бы не подумал, что может испытывать к женщине что-то подобное. Если когда и случалось недопонимание, то это в основном с такими, коих он не считал привлекательными. Морган же была ничего, очень даже ничего как назло, если бы не была американкой. — Отпусти! Говнюк! Ах ты ублюдок! Чтоб ты сдох, скотина! И прочие, и прочие нелитературные характеристики его личности так и посыпались из прекрасного девичьего рта, когда он, взвалив ношу на плечо, совсем не галантно выставил несносную девицу обтянутыми капроном ступнями на подмороженный к вечеру порог. — Подумай над своим поведением. Как надумаешь извиниться — постучи три раза. Рей, весьма довольный собой, закрыл перед её носом дверь на ключ и с большим недовольством принялся устранять последствия катастрофы по имени Морган, периодически поглядывая во двор. Девчонка насупилась, втянула голову в плечи, прячась от холода, но упрямо уселась подальше от барбекю. Ему оставалось только неодобрительно покачать головой и заняться делами: поблажек кому бы то ни было, он в своём доме давать не собирался. Пусть хоть с обморожением эту хамку забирают, Пирсону скажет потом, что так и было. Первые полчаса Реймонд был чрезвычайно горд своим поступком. Каждые последующие полчаса уверенность в эффективности данного метода по приручению строптивой, сходила на нет. Когда совсем стемнело и зажглось уличное освещение, Рея начала ковырять совесть. С одной стороны, можно было понять и простить: натерпелась за последние дни девчонка крепко, однако, выходя на крыльцо, совсем сдаваться он не собирался, приправляя тон щедрым количеством издёвки: — Изволите ужинать на свежем воздухе, мисс? — Если это приглашение, то шли бы вы нахрен со своим ужином, месье, — сыпанув Рею в морду его же острой приправой, ответила девчонка. — А вот тут ты не угадала, золотце. Я сейчас пойду в свой дом, отлично поужинаю, выпью немного односолодового виски, — заманчиво затянул он, — потом поднимусь наверх, упаду в тёплую мягкую постель и просплю до рассвета. К слову, сон у меня на редкость крепкий. А вот нахрен… — он картинно задумался, почесав бороду, — нет, туда я не собирался. Кстати, ночь будет холодной, судя по всему. Морган ничего не ответила, только сильнее нахохлилась, лишая мужчину всякого желания с ней контактировать. Голос совести поутих. Рей твёрдо убедился в правильности своих действий: если родители вовремя не воспитали эту дрянь, то он подобных закидонов терпеть точно не намерен. За ужином он ополовинил бутылку и почти забыл о замороженной девчонке. Но только почти. Забыть совсем не давал стойкий запах курева, впитавшийся, как Реймонду казалось, в каждый сантиметр кожи. Когда раздался одиночный стук, он и пальцем не пошевелил. Когда через минуту прозвучало ещё два, Рей нехотя поднялся с мягкого кресла и неторопливо открыл дверь. — Слушаю, — он подпер плечом косяк и с нетерпением ждал. — Я… — у Морган голос совершенно осип; Реймонд снова ощутил премерзки болючий укол совести. — Я прошу прощения за вопиющее неуважение к твоему гостеприимству, — прочистив горло, выдала она. Это оказалось даже лучше, чем он предполагал; воспитание, на первый взгляд, дало плоды. Рей подвинулся, пропуская несносную внутрь. Потоптавшись на пороге, Морган прошмыгнула мимо и уже собиралась запрыгнуть с ногами в нагретое кресло, как Реймонд скомандовал: — Стоять! Сперва, во избежание дальнейших конфликтов, давай договоримся, — приблизившись к послушно застывшей оловянным солдатиком девчонке, Рей как можно аккуратнее (чтобы это не выглядело уж слишком интимно) стянул с узких плеч смердящий кардиган: — это уже никуда не годится, — пояснил он и, закутав её в заранее заготовленный плед, продолжил: — итак, давай договоримся, это мой дом, моя территория и здесь я устанавливаю правила, независимо от того нравятся они тебе или нет. Сложно было понять, что творится у несносной в голове, и то ли от тёмного ведьминского взгляда, то ли от виски, его рёбра закрутило в воронку; стало неожиданно душно. — Договорились, — ответила Морган и вот тут-то Реймонд и понял: метод не сработал, потому что глядела девчонка как кошка нагадившая на ковер, а он, жалкий раб, не удосужившись вовремя убрать, глубоко оскорбил её нежное обоняние. — Может, накормишь меня или так и будем стоять? Рей с крайним недовольством отметил, что сжимает её плечи и видимо было что-то такое недвусмысленное в его взгляде, что Морган добавила: — Ты, конечно, лапуля, но давай заигрывания продолжим позже. От меня никакого толку не будет, если я в самый разгар твоих стараний грохнусь в голодный обморок. — Я ведь и припомнить потом могу, «лапуля», — Рей опасно сощурил глаза, нехотя отлепляя руки от узких плеч. — Я надеюсь, что припомнишь, — призывно облизнув посиневшие губы, не стушевалась она. Реймонд этих американок презирал искренне и от всей души. За своенравность, свободолюбие, за всё то, чего так не хватало британкам. За готовность всегда и везде. — Чай, кофе? Препираться дальше он с этой невозможной не хотел. И так от пары безобидных, казалось бы, фраз, ему стало совсем уж душно и тесно в собственной шкуре. Рей поспешил заняться делом, слишком его нутро нездорово волновалось при виде девчонки. — Ты угрожал мне виски. Он хотел было возразить, сказать, что она и трезвая-то невыносима до колик, что вообще-то он тут не официант и ещё что-нибудь острое, колкое, но кинув взгляд через плечо на отогревающую замёрзшие пальцы дыханием девчонку, растаял сам. С каким же блаженным предвкушением Рей убирал со стола, когда несносная изволила отужинать, а теперь играла растаявшими в виски льдинками. Он уже видел мягкую постель, он уже мысленно был в ней, но какой-то паскудный черт дернул его за язык: — Ответь, стоило твоё упрямство того? — О… Стоило ли моё упрямство того, — ехидным эхом отозвалась она, словно ждала, с грохотом ставя стакан и поднимаясь с места. — Какой хороший вопрос. А твоё чистоплюйство, скажи, стоило? Рей едва не захлебнулся собственной яростью, когда девчонка подошла вплотную и бесстрашно выплеснула последние слова ему в лицо. Она не растратила своего упрямства сидя во дворе в легком платьице в минус два, она его взрастила и приумножила. — Любишь подчинять? Дрессировщиком себя возомнил? Нет, Реймонд, ты не дрессировщик — ты цирковая собачка, и я искренне не рекомендую ещё хоть раз рискнуть меня нагнуть. Ты не подумай, секс я конечно, очень люблю, — она с наглой игривостью прочертила ногтем сплошную полосу вдоль пуговиц на его рубашке, — только вот раком стоять мне не по душе. Понял, англичашка недоделанный? Он-то понял. Понял, что уже вообще ничерта не соображает, одурманенный жгучей злобой к этой нестерпимой особе, не понятно только, это из-за «недоделанного англичашки» или из-за того, что руки зачесались рискнуть нагнуть проклятую стерву. Рей «правду или действие» никогда не любил, просто не понимал суть этой глупой игры. Ему действия больше были по душе. А вот Морган от угроз к их исполнению так и не перешла, когда он парой несдержанных движений заломал тонкие руки и ткнул её щекой в прохладный гранит столешницы. Несносная только засмеялась хрипло, с каким-то ликованием, чем выцарапала себе пару секунд заминки, вызванной его удивлением. Проклятая стерва оказалась ещё и вертлявой и вот уже не Рей владеет ситуацией, но и соскочить с крючка уже не представляет возможным, да и представлять не хочет: Морган крепко вцепляется тонкими пальцами в грудки и тянет к себе. У девчонки прохладные губы, но целуется она так горячо, что зубы сводит от контраста температур. Порывистая и импульсивная, против его желания получать от всего эстетическое наслаждение, она быстро и со знанием дела расправляется с мелкими пуговицами на его рубашке. Все нелепые предубеждения отметаются вместе со стянутыми с девичьих лодыжек капронками и спущенным с плеч платьем. Её напор оказывается заразителен и в нетерпении Рей рывком усаживает девчонку на столешницу. Гладит молочные бёдра, спотыкаясь пальцами о затянувшийся рубец, выцеловывает россыпи родинок на плечах. Он так привык, а вот Морган от этих телячьих нежностей нетерпеливо ёрзает, нашёптывает в полубреду просьбы и, через слово, его имя. Такая Морган определённо ему нравится куда больше. Всё происходит словно в замедленной съёмке и при этом чудовищно быстро. Рей втрахивает невозможную в столешницу, пока остаются силы.

***

Когда Морган обнимает Микки, а тот как-то совсем по-отечески целует её в висок, у Реймонда в нервном тике дёргается глаз, чего, к счастью, практически не заметно за солнцезащитными Рей Бенами. Когда Пирсон как бы в шутку (но знающие его люди научены: в его шутках лишь доля шутки) спрашивает у неё, а глядит при этом на Рея: «Надеюсь, этот дамский угодник не приставал к моей очаровательной крестнице», — Морган скромно опускает глаза, строя саму невинность и отвечает: «Ой нет, Микки, ну что ты. Рей настоящий джентльмен», — Рей невольно вспоминает как накануне он совершенно не по-джентельменски (и не один раз) поступал с этой невинной овечкой на кухне, в постели, а сегодня по утру и в ванной, и с большим недовольством осознаёт, что чёртов нервный тик и на этот раз его не подвёл. Когда Пирсон потом как бы невзначай говорит ему тет-а-тет: «Планирую выдать её замуж за сына одного лорда. Это будет очень полезно для бизнеса», - Рей, наконец, понимает, где именно налажал.