Нахмуренная девушка лежала на левом боку, положив руку поверх одеяла. Вроде бы настроение ей испортили утром, и поругались они с Огроном тоже утром, но осадок напоминал о себе до сих пор. Причём осадок такой, что весь день шёл наперекосяк из-за её злобы.
Флора и злоба? Гантлос, Анаган и Думан сказали бы, что это две несовместимые вещи. К их числу отнёсся бы Огрон и Арон, зная свою мамочку как самую добрую на свете. Просто одна и та же реакция мужа ей так сильно надоела, что Флора никак не могла успокоиться.
Ей не хватало злости одновременно со слезами и отчаянием. Неужели за эти годы она не заслужила доверия? Неужели хоть раз давала повод для ревности? Однажды такое уже бывало с Роем – новым работником в оранжерее. Огрон закатил целый скандал, узнав, что его жена работает с незнакомым парнем, не сказав об этом ему! Сегодня случилось тоже самое, однако теперь, в отличие от мужчины, Флора училась на своих ошибках и сразу рассказала мужу. Не потому, что боялась, а потому, что привыкла делиться.
Она надеялась, что он поддержит разговор вопросами вроде «А что случилось с Роем?» или «Теперь у тебя будет меньше работы?», что значило больше проведённого с семьёй досуга. Но нет же! Он снова начал ревнивую тираду, которая заставила окончательно разочароваться в своём человеке.
Она слышала, что следует избегать собственников и больших ревнивцев. Любовь любовью, но жить в таком контроле бывает невыносимо. Не то, чтобы Огрон контролировал каждый её шаг, но её добивало то, что он ей не доверяет. Или не доверяет мужчинам вокруг неё? Какая разница? Они женаты уже пять лет, их сыну недавно исполнилось два, а история постоянно повторяется.
Матрас сзади прогнулся под чьим-то весом. Это могли быть только два человека, но Арон вряд ли бы заставил почувствовать это так сильно. Тем более он уже давно спит.
— Милая, — Огрон придвинулся ближе к ней и положил руку на её талию. А потом изогнул бровь, когда Флора её скинула.
Ей вспомнился момент пятилетней давности, когда после тех ужасных дней похищения Огрон запрещал ей выходить из дома и даже сказал Розе поговорить с хозяином оранжереи. Ей всё же удалось уговорить его, но Флора до сих пор помнит условия. Возвращаться домой после обеда, не разговаривать с посторонними и что бы ни было, всегда рассказывать ему. Только сейчас, будучи уже взрослой девушкой, она начала понимать, что к чему. Была бы тут её мама, то сказала бы, что это не человек для её дочери.
Но, несмотря на всё это, Флора любила. Так, как никогда и никого раньше. Она дышала Огроном, видела в нём смысл жизни. Любой серый день окрашивался яркими красками, стоило ему появляться в поле зрения. Это словно зависимость человеком. Одна та редкая, которая не наносит урона. Наверное.
— Флора, поговори со мной, — тихо сказал он, поцеловав её макушку.
Терпение Огрона вообще штука страшная. Оно сродни бомбе замедленного действия – не знаешь, когда рванёт. Но когда его Флора обижалась, терпение превращалось в безобидного щеночка.
Его не устраивало то, что его жена не отвечала, поэтому лёгкостью одной руки он перевернул её на другой бок. Флора начала брыкаться, но мужчина крепко обнимал её. Это стало последней каплей.
— Да хватит уже! — от такой неожиданности он ослабил руки, позволив ей сесть в кровати. Флора утёрла слёзы тыльной стороной ладони. — Мне надоело, Огрон! Пойми, наконец, что я не на твоём поводу!
— Флора…
— Я не хочу разговаривать, — девушка покачала головой и вернулась на своё место. Она снова отвернулась и укрылась едва ли не с головой.
Ни один из них не смог заснуть практически до рассвета. Опухшие от слёз глаза начали закрываться лишь к утру, и Флоре удалось поспать пару часов. Что касается Огрона, то он радовался. Радовался тому, что она уснула и, наконец, перевернулась на другой бок, устроившись на его груди.
Однако радость была какой-то кривой, потому что он понимал: Флора спит. А значит не контролирует себя. Мозг напомнит об обиде лишь когда она проснётся, и тогда девушка снова отпустит его, лишив возможности коснуться или почувствовать его любимый аромат.
Сам виноват, конечно. Но что он мог поделать? Собственнические чувства либо есть, либо их нет. Невозможно усыпить их или вовсе заставить исчезнуть.
Он доверял Флоре. Безмерно и бесконечно. Он знал свою жену как свои пять пальцев и был уверен, что она никогда не способна предать. Но он не доверял всем тем, кто был вокруг. Откуда он знает намерения этого нового работника оранжереи? Однажды у них уже был такой опыт, во второй раз Огрон точно поседеет. Уничтожит этого ублюдка. Уничтожит всё, что ему дорого. Уничтожит всю планету. И никогда не сможет выдержать факта того, что с его Флорой что-то случилось.
Он не смог заснуть, но позволил себе насладиться моментом. Лишь к семи утра, когда Флора обычно просыпалась, он покинул спальню, чтобы не расстраивать её ещё больше. Сейчас одно его присутствие портило ей настроение.
Мужчина вошёл в комнату к сыну и улыбнулся тому, как он спит. Точь-в-точь как Флора! Одна и та же поза, только в детской демонстрации. Он запахнул занавески, которые всё равно пропускали солнечные лучи, и сел рядом. Укрыл его и откинул алые пряди, которые полностью закрыли его лицо, назад. Если характер и темперамент, глаза и улыбку он унаследовал от мамы, то волосы точно были папины. Такие же ярко-алые и кудрявые.
Наспех умывшись, Огрон вышел из дома. Он продолжал работать в библиотеке, но, как ни странно, ему нравилось. Как опытному магу, его правда интересовала литература, касающаяся всего измерения. Сегодня, правда, работа не приносила никакого удовольствия. Огрон думал. И придумал.
***
Сварив кашу и насмотревшись на хмурые брови сына, Флора усмехнулась и начала кормить дитя. В этом плане он тоже был похож на маму: за сладости мог продать душу. А вот за густую и вязкую кашу вряд ли.
Обычно такое их утро проходило втроём, и Огрон часто отвлекал ребёнка чем-нибудь другим. Тогда Арончик не замечал, как во рту оказываются ложки манной субстанции. А сегодня она проснулась на пустой постели и в тихом доме. Она одна готовила завтрак, не слыша ворчаний за спиной. Огрон постоянно причитал о том, как сильно голоден. И сына разбудила тоже она, хотя обычно Огрон спускался с ним на плечах. Однажды, не рассчитав силу и высоту потолка, он ударил малыша о косяк кухонной арки. Арон долго плакал, Флора долго злилась. Но он учился на своих ошибках, поэтому у арки на кухню всегда его опускал.
Потом, когда с завтраком было покончено, Флора ушла в оранжерею, не забыв взять с собой Арона. Он был слишком маленьким, чтобы оставаться дома одному. Да и сама Флора не могла расстаться с сыночком, боясь оставлять его с нянями. Вдруг они будут плохо к нему относиться? Вдруг ругать или, вообще, поднимут руку? Обоим родителям было спокойнее, когда он проводил время либо с Флорой, либо с Огроном. Но чаще именно с мамой, потому что в оранжерее куда интереснее, чем в пыльной библиотеке.
Настроение девушки опустилось ниже плинтуса, когда в обеденный перерыв в оранжерею так никто и не зашёл. В любые другие дни в это время приходил папа Арона, забирал двух своих детей и шёл их кормить. Иногда у Розы, иногда у Думана, который развивал свои кулинарные способности, иногда в каком-нибудь кафе. Порой их перерыв проходил и дома, но очень редко. Потому что тогда идти на работу снова хотелось меньше всего.
Сегодняшний день отличился от других. Флора накормила лишь Арона, потому что у самой не было никакого аппетита.
Впервые за день она увидела мужа, когда вернулась с работы. Малыш сразу оказался в его руках, пока девушка чуть неловко топталась в проёме гостиной. Она просто наблюдала, как сын снова начал играть с яркой шевелюрой отца и не обращать на неё никакого внимания. Будто у него таких же волос не было, честное слово!
Как только Арон был опущен на ноги и отвлечён своими игрушками, Огрон устремил внимание на жену. То, что он давно обдумал, должно было слететь с языка, но у него почему-то не получалось. Вероятно потому, что это просто убьёт их обоих.
— Флора, я думаю, нам нужно расстаться.
Девушка никак не отреагировала поначалу. Она лишь, не меняя выражения лица, подошла к Арону и взяла его на руки. Так же сохраняя молчание, Флора поднялась на второй этаж и уложила сына в кровать. Он как раз должен был спать в это время, просто сегодня попытается уснуть без мамы. Потому что она станет убийцей его папы.
Тихими шагами Флора спустилась обратно, оказавшись прямо посреди гостиной. Она начала странно себя вести, оглядываясь по сторонам. Огрон даже забеспокоился за супругу, но только до того момента, когда она взяла одну из ваз и просто запустила ею в мужчину. Это было настолько неожиданно от неё, что Огрон не успел применить магию. Он банально пригнулся.
— Расстаться? — переспросила она. — Огрон, мы женаты!
В её голове голове не укладывалось недавно сказанное предложение. Всё это время, пока она поднималась и спускалась, в голове собиралось всё то, что заставляло едва ли не плакать. Свои мысли она и озвучила.
— Расстаться, значит? — она усмехнулась. — Почему вместо того, чтобы меняться, ты делаешь так? Это твоя любовь? То, в чём ты признавался мне каждый день?
Огрон прикрыл глаза. Сказать, что это ложь, он не сможет. Потому что именно эта правда не изменится никогда.
— Тогда она, как и твои слова, ничего не стоят, Огрон! Ты бы даже не попытался, ты бы захотел поменяться! — она прикрыла лицо руками и покачала головой. — Только посмотри на меня, когда я была такой?
— Вот именно! Посмотри, как я на тебя влияю! — заметив, что он переборщил с эмоциями и напугал любимую, Огрон тихо ругнулся и сразу поубавил пыл. — Я хочу, чтобы в твоей жизни было всё самое лучшее, Флора. Со мной такого не будет.
— Неужели ты до сих пор не понял? — она снова не удержала слёзы. Две капли покатились по щекам, но они были единственными. Видимо, она всё выплакала ночью. — Я довольна всем тем, что имею сейчас. Я люблю тебя, Огрон, но никогда не смирюсь с этим решением. Опять же твоим. Ты никогда не поменяешься.
— Так будет лучше.
— Для кого?!
За ссорой они не заметили, как Арон сам спустился вниз. Держась за перила и передвигая маленькими ножками, но ему всё-таки удалось увидеть ссору родителей. Это было таким редким явлением, что от страха малыш просто заплакал.
— Арон, — Флора сразу подняла его на руки. Он обнял маму, чувствуя успокаивающие поглаживания по спине. Ей на минуту стало страшно, так же, как и ему. — Я бы злилась, но всё равно простила бы тебе твою нескончаемую ревность, Огрон. Но я никогда не прощу тебе этого. Уходи.
Она не стала дожидаться, пока мужчина выполнит её просьбу. Флора снова поднялась наверх, но уложила сына уже в их с Огроном… точнее, уже в её кровать. На кровати Арона было слишком тесно вдвоём, а тут она могла спокойно обнять его и прижать к себе. Иначе, если сейчас девушка останется одна, то просто не выдержит. Её хрупкая нервная организация просто треснет по швам.
Она трещала последующие четыре дня, но с каждым днём боль щипала всё сильнее и сильнее. Даже не щипала, а заглатывала изнутри. Флора напоминала себе мазохистку, ведь никак не могла контролировать собственные мысли. Во время готовки еды, душа, сна, чтения, игр с Ароном: абсолютно всегда в голове был образ лишь одного мужчины. Здравый ум всё время отвергал, а сердце и душа скулили. Она противоречила сама себе, не зная, что делать.
Но человек, из-за кого её эмоции вели целую дискуссию, просто не появлялся. Он выполнил её последнюю просьбу. И если она
была готова смириться с равнодушием в свою сторону, то не понимала этого по отношению к их сыну. Огрон любил Арона, не чаял в нём души. Строил планы, представлял, каким он вырастет и на кого, в конце концов, будет похож. А как светился от радости, когда первым словом малыша было именно «Папа». И неважно, что Флора постоянно повторяла его, лишь бы порадовать любимого мужчину.
Её сжирала тоска. Порой слёзы рвались наружу даже посреди дня, рядом с Арончиком. Её душа так требовала нахождения второй половинки, что девушка буквально выла от бессилия. Она никогда не думала, что будет зависеть от человека так сильно. Но рано или поздно боль проходит, а раны затягиваются. Остаются шрамы, но они не болят, лишь изредка дают о себе знать, когда попадаются в глаза. Её шрам будет глубоко в сердце, а значит, не будет попадаться вовсе. Нужно лишь дождаться, пока рубцы сойдут, наконец, уступив место этому шраму.
На секунду её боль прервалась стуком в дверь. Вместе с этим заблестел огонёк надежды, который сразу же и потух, стоило ей открыть её. Перед ней стоял один из самых близких друзей семьи, не изменяющий себе в длинных светлых волосах и тёмной шляпе.
— Привет, можно?
— Конечно, — чуть приподняв уголок губ, Флора пропустила его внутрь и быстро вернулась к Арону, чтобы тот не успел воткнуть кисточку или карандаш себе в глаз. Они сидели и рисовали. — Будешь что-нибудь?
— Нет, — он поморщился, по инерции положив руку к животу. — Думан всё тренирует свои способности. Вкусно, конечно, но венские вафли, кажется, не должны быть такими сладкими.
Увидев, что попытка развеселить девушку потерпела крах, Гантлос вздохнул и сел на пол, прямо напротив Флоры и Рона. Малыш продолжал выводить лучи солнца, а Флора контролировала и иногда поправляла его маленькую ручку. Весь журнальный столик уже был в творческом беспорядке, заляпанный акварелью.
— Как дела?
— Нормально.
— А если я пообещаю не рассказывать Огрону? — услышав такое родное имя, Флора подняла на него взгляд. Она доверяла Гантлосу.
— Ужасно, — девушка вернула взгляд на рисунок сына, а потом снова на друга. — Мне плохо без него, Гант. Но я ужасно злюсь на него! Ладно я, но… Но как он может поступать так с Ароном? Он его сын. Неужели отец не будет скучать по своему ребёнку?
— Я уверен, он скучает.
— А я уже нет. Я думала, что он правда любил меня и Арона, — она сжала кулак, чтобы сдержать слёзы. Опять. Ну почему она такая слабохарактерная? — Видимо, не так сильно.
— Не говори ерунды, — блондин нахмурился. — Огрон никогда и никого так не любил, как вас.
— Тогда где он? Я выгнала его, да. Но я не запрещала общаться с сыном. Арон тоже скучает и постоянно капризничает.
— Всё наладится, дорогая. В этом я тоже уверен.
Он дал Флоре выговориться, поддержал её разговором и немного помог с малышом. Ушёл мужчина ближе к вечеру, но не собирался заканчивать свой день на такой ноте. Кулаки чесались найти друга, и он не поленился воспользоваться поисковым заклинанием. Пришлось повозиться с защитой Огрона, но Гант знал его слишком давно и слишком хорошо.
— Можно было догадаться, что ты тут, — хмыкнул блондин.
— Всё равно бы не увидел, — Огрон пояснил под непонимающий взгляд друга. — Заклинание.
Сидя на их с Флорой излюбленном месте, он сидел у самого пруда, подогнув одно колено и положив на него руку. Придя сюда его супруга вместе с сыном, то не увидели бы дорогого папашу. Флора бы не смогла почувствовать магию рядом, а Арон был ещё слишком маленьким для подобного.
— Встань-ка, — теперь непонятливо хмуриться была очередь Огрона. — Ну, встань.
— Чего теб…
Кулак блондина прошёлся прямо по скуле, оставив под глазом краснеющую гематому. Ледяные глаза лидера начали метать молнии, и хвалённая реакция позволила увернуться от последующего удара.
— Сбрендил?!
— Зачем я, по-твоему, оставил её в покое? Почему не настоял на том, чтобы она вернулась к нам в дом? Почему открыл тебе, идиоту, глаза?! — Гантлос толкнул его в грудь.
Она нравилась Гантлосу. Очень сильно. Своей человечностью и характером Флора создавала впечатление идеальной девушки, которая сразу запала ему в голову. Но блондин был не глуп и видел, что она не чувствовала тоже самое. По крайней мере, к нему. Все пряники достались лидеру, и он не мог препятствовать. По двум причинам: он уважал выбор Флоры и ценил лучшего друга, не собираясь терять его снова.
— Чтобы она была счастлива! И ты тоже!
— Что ты несёшь?! — рыкнул маг ненависти, стряхивая с себя его руки.
— Ты же ревновал, как будто она уже была твоей женой, — блондин усмехнулся. — Ты не мог не видеть, как сильно она мне нравилась. Но она любила и любит только тебя, и я ничего не имею против. Только какого чёрта ты снова всё портишь?! Однажды из-за своего эгоизма ты уже остался один, хочешь повторить это снова?
— Я думаю о ней, а не о себе! Со мной ей хуже!
— Ты идиот! Это без тебя ей хреново. И если ты правда дорожишь ею и сыном, то пойдёшь и поговоришь. А потом, наконец, изменишься и поймёшь, что не имеешь права упрекать её в чём-либо! — прорычал Гантлос. Но потом, вспомнив одну вещь, чуть успокоился и задал вопрос: — У каждого человека и предмета есть аура, верно?
— Ну, и? — Огрон чуть растерялся от такого вопроса.
— Ты, как маг, был обязан увидеть. Какая аура у твоей семьи? Какой цвет?
— У Флоры синяя.
— Символ спокойствия, верности и бесконечности, — дополнил Гнатлос и кивнул.
— У Арона белая, — блондин снова кивнул.
— Символ чистоты и невинности. Сможешь почувствовать их ауру сейчас? Они ведь недалеко. А хотя не надо, я и так скажу, — он выдержал паузу. — Чёрный, Огрон. Символ печали и траура. Делай выводы, придурок.
Он, наконец, сделал вывод, поняв, что Флора не врала. Без него будет намного хуже, нежели с ним. За пять лет совместной жизни он научился чувствовать все её чувства и эмоции, но все эти дни не мог понять, в чём дело. Как будто кто-то специально обрубил их связанные нити. А на самом деле, оказывается, чтобы почувствовать ему, в первую очередь должна почувствовать Флора. И это если не считать, что он игнорировал тянущее чувство внутри.
Не то, чтобы разговор с другом предал ему сил или уверенности. Скорее вправил мозги. Именно поэтому он стоит перед дверью их семейного гнёздышка. Уверенность всё же не помешает, потому что Огрон не мог постучаться уже минут шесть.
— Арон, ну не капризничай, малыш, — услышал мужчина, когда всё-таки постучался. Флора открыла не сразу, видимо, возившись с хныкающим мальчиком.
Девушка замерла на пороге, увидев его. Представляя эту сцену миллионы раз в своей голове, сейчас она не знала, как реагировать и что делать. Она лишь инертно покачивала сына, пока её мужчина не взял его на руки сам. Тогда Арон сразу успокоился и уткнулся папе в плечо.
— Я уложу его? — Огрон ощущал непривычную ему неловкость, поэтому прошёл в дом только тогда, когда девушка молча кивнула и отошла.
Он насладился запахом сына и его тихим бормотанием. Малыш уже клевал носом, поэтому уснул быстро, даже несмотря на то, что так долго ждал папу. Огрона невероятно тронул факт, что, будучи ещё совсем ребёнком, Арон так сильно к нему тянулся.
Он спустился спустя несколько минут, застав Флору собирающей цветные карандаши. Арон, видимо, разбросал их по полу. Но, как говорится, чем бы дитя ни тешилось, только бы не плакало.
— Флора, — девушка вздохнула, когда Огрон не дал ей его обойти. Он взял её за руки и отбросил карандаши на диван.
— Так и знала, что не надо было разговаривать с Гантлосом, — она недовольно нахмурилась и вытащила свои руки.
— Я здесь не из-за него. Ну… Если только частично. Даже четвертично.
— Огрон, я не хочу ничего…
— Хочешь, Флора, — он прикрыл глаза и горестно выдохнул. Опять на одни и те же грабли. — Прости. Просто выслушай меня.
— Зачем? Чтобы потом было всё тоже самое? Не давай ложных обещаний, пожалуйста.
— Не дам. То есть дам, но они не будут ложными. За эти дни я правда понял, что без тебя и Арона моя жизнь ничего не представляет. И я лучше сам утоплюсь в том пруде, чем снова попытаюсь вас потерять, — он приблизился к жене и взял её лицо в руки. Как же он скучал. — Я попытаюсь измениться. Честно, буду делать всё, чтобы больше не обижать тебя своими словами. Доверься мне, Флора.
— Снова? — девушка горько усмехнулась.
— В последний раз. Я больше не дам повода для ссор, обещаю. Обещаю постараться так сделать.
— Я устала. С тобой бывает так плохо, но без тебя ещё хуже. Почему?! Почему, даже так сильно обижаясь, я всё равно думаю о тебе?! Почему ты постоянно в моей голове?! Я больше не хочу…
Она была нагло перебита. Нет, ей просто закрыли рот. По собственнически. Так, будто он самый главный. В большей мере, это, конечно, являлось правдой, но поцеловал её Огрон не из этих побуждений. Держаться больше было невыносимо, будто на открытую рану надавливали огромным булыжником. Будто он держался, чтобы не закричать, но закричал. Или поцеловал.
Гнев, резко перешедший в страсть, охватил их с головой, заставив забыть о недавней их самой крупной ссоре. Как можно думать об этом, когда её мужчина так любяще стискивает в объятиях и заставляет наслаждаться поцелуем?
Страсть была нечастым гостем в их отношениях. Флора было до жути спокойным человеком, всегда застенчивым и сдержанным. Огрон — полной противоположностью, но в их маленьком мирке между друг другом существовала идиллия. Не было бешеного тайфуна, скорее лёгкий весенний бриз. Поэтому ссоры были очень редкими. Они дополняли друг друга, как два кусочка пазла, оправдывая гипотезу о том, что противоположности притягиваются.
А сейчас это было похоже на безумство. Помешательство, заставившее наложить звукоизолирующее заклинание. Сумасшествие, направившее разорвать её одежду. И безумство, приказавшее впиться в его плечи, сдерживая крики удовольствия…
***
Арону было чуть больше двух лет, совсем ещё кроха. Тот факт, что он иногда просыпался ночью и искал родителей, был вполне нормальным. Этой ночью сквозь их слишком крепкий сон снова послышался детский плач. Благодаря материнскому и отцовскому инстинктам Флора и Огрон проснулись будто по расписанию. Шепнув жене спать дальше, мужчина скрылся из виду. Вернулся уже спустя несколько минут, снова шепнув:
— Он хотел к тебе.
Девушка улыбнулась и немного отодвинулась, чтобы сыну было комфортно посередине. Арон повернулся к ней лицом, схватив русые волосы. Он начал зажимать их в своём маленьком кулачке, пока Флора, положив руку на его бок, начала периодически несильно по нему бить. Она помнит, как мама укладывала её саму точно так же. Арон тоже не засыпает без своей мамы.
Девушку снова начало клонить в сон, поэтому её рука двигалась почти автоматически. Когда было слышно тихое сопение малыша, её руку неожиданно обхватили и поднесли к губам. Она чуть приоткрыла веки, сталкиваясь с серо-голубыми глазами мужа. Для всех холодными, а для неё невероятно тёплыми.
— Я обещаю.
