Постмортем

- Так кому ты служишь? - Натанос Гнилостень испытующе вгляделся в мертвое осунувшееся лицо, украшенное побледневшей лиловой татуировкой. - Я служу Темной Королеве, сэр, - еле слышно ответила воскресшая кал'дорай, не поднимая на него глаз. - Где твое место отныне? - В рядах солдат Ее Величества, сэр. - Кто ты? - Рядовой Эв... - Кто ты? - с легким раздражением повторил Гнилостень. - Я - Отрекшаяся. - В строй, солдат. - Есть, сэр. *** Эвисса шла к палатке, которую делила с двумя другими кал'дорай, поднятыми из мертвых для несения службы в Орде на Темных Берегах. Гнилостень, глядя вслед воскрешенной дорай, не был уверен, что та дотянет хотя бы до прибытия Сильваны. Он еще не был уверен, что именно делать с ошибками валь'кир. Одного успешного воскрешения на пять дюжин было слишком, ничтожно мало. С последней луны Альянс перестал пытаться хоронить своих восставших бывших братьев и сестер. Натанос лично видел трупы воскрешенных валь'кирами эльфов - изуродованные, с размозженными головами и выпущенными внутренностями. И это не было работой его людей, это не было приказом его Госпожи, которая... Которая, должно быть, знала, что делает, заваривая всю эту кашу. Наверно, я поступал бы так же, попадись мне, живому, обращенный в нечисть брат. Эвисса опустилась на переносную койку. Мысок ее кожаного, залитого собственной кровью сапога освещал слабый свет Темной Элуны - предвестницы погибели и несчастий. Остальные кал'дорай молча сидели на своих местах, вглядываясь в землю под ногами. Где-то вдалеке раздавался скрипучий смех и лязг: кто-то точил оружие. Эвисса, при жизни - капитан Звездное Око, подняла ноги и вытянулась на койке. Не от усталости - она хотела прочувствовать, каково это: провести два с половиной дня на ногах, затем - полночи в мертвых, после чего лечь и совершенно не желать спать. Ей не хотелось пить, не хотелось есть, плакать или смеяться. Не было совершенно никаких желаний. Первым, что она увидела в своем новом обличье, когда открыла глаза, стала огромная валь'кира, склонившаяся над ней и что-то беззвучно шептавшая на непонятном языке. Валь'кира выпрямилась и поплыла прочь по ночному воздуху, а Эвисса села на земле и огляделась. Вдалеке лежал труп ночного эльфа. Звездное Око встала и приблизилась к телу мертвого товарища. Никаких чувств, никаких слез - плакать, верно, и нечем. Она не знала, кто лежит перед ней: кто-то из ее собственного отряда, или кто-то чужой. Теперь - чужой во всех смыслах. Эвисса огляделась - валь'кира замерла у еще одного бездыханного тела. Спустя минуту она поплыла на своих призрачных крыльях дальше, а тело осталось на земле. Какие-то критерии отбора? Будто вспомнив о чем-то, эльфийка провела пальцами по ключицам - ткань на груди была разорвана и висела лохмотьями. На шее не оказалось медальона, который она носила с раннего детства на протяжении двух веков. Потеряла? Или сняли с ее поверженного тела? Это она тоже не могла вспомнить. Эвисса осмотрела свои ноги: не только рубашка, но и кожаные поножи - все было разодрано в клочья. Однако ночной холод не беспокоил ее, кожа не покрылась мурашками, когда она сосредоточила свое внимание на одежде. Пора начинать привыкать к новому телу. Казалось, невозможно заново привыкнуть к тому, что и так было всегда твоим. Эвисса повернулась на бок и прикрыла глаза. Возможно, вместо сна ей теперь положен лишь какой-нибудь легкий стазис, едва ли влияющий на биологические функции тела. Эвисса попыталась представить, как она будет выглядеть через пару лет. Никаких особенных ощущений это не вызвало - лишь легкий привкус горечи во рту. Слизистая и язык уже подсохли. Язык, очевидно, сохранит некоторую подвижность, но управлять им, судя по всему, будет сложнее: капитан Эвисса при жизни повидала немало живых мертвецов, но никогда и мысли не было о том, что ей самой придется испытать подобное на собственной шкуре. Еще до сбора у Натаноса, бесцельно блуждавшая по территории лагеря Эвисса добрела до пригорка. Поднявшись, она уперлась взглядом в останки Древа на горизонте. Гигантский безжизненный пень, окруженный облаками дыма - вот что это теперь такое. К ней все это больше не имеет отношения. Была ли у нее семья? Кажется, кто-то был. Кажется, была мать, был отец. Она ощутила легкую зависть к этим туманным, оставшимся в прошлом теням: ни матери, ни отцу, ни сестрам, оставшимся в Тельдрассиле не придется вставать из мертвых. И эта странное, новое обличье луны... Богиня, подумалось ей. Как Богиня помогла тем, кто остался на том берегу, откуда до сих пор доносится дым и хлопья сажи? Долгие два месяца Эвисса каждую ночь плавала в подобных мыслях до самого рассвета. Однажды утром, едва выйдя из палатки, она наткнулась на новоприбывшую торговку-Отрекшуюся. Та едва не просияла при виде Эвиссы - глаза загорелись, на покрытом струпьями мертвом лице заиграло подобие улыбки. - О. Вот и древесные жучки - мертвенькие слегонца - пожаловали, - Ламия Фроуз подковыляла к Эвиссе, жадно оглядела ее со всех сторон, разве что не полезла щупать и пробовать на вкус, - значит, верно говорят, что Госпожа решила разнообразить ряды. Знаешь, а я знавала вашего брата! Очень уж заносчивые. Такие красотки, девочки-лапочки, так от вас всегда цветами пахло... Помню, еще в Лордероне был у нас знакомый ночной эльф, - сбавила тон Ламия, - ох и заноза в заднице! Ни притронуться к мертвечине, ни зверушку пришибить - а тут вон оно как. Ламия восторженно оглядела потрепанные окровавленные сапоги и дыру на бедре, сквозь которую виднелось мясо, обещавшее совсем скоро обнажить кость. - Что, подбили ласточку? - Ламия покачала головой, - ну ничего, подлатают. Штаны переоденешь - невелика беда! Эвисса промолчала, перевела взгляд на фигуру в темном плаще неподалеку, перестав вслушиваться в трескотню товарки по посмертию. Гнилостень словно почувствовал ее взгляд и обернулся. Красные глаза впились в бывшего капитана эльфийского отряда. В тот же день он подозвал ее - в первый раз после воскрешения. - Есть для тебя работа. Видишь телегу у забора? Грузи ящики с оружием и отвези на заставу рубакам Брогга. У Джеральда спросишь дорогу. Эвисса молча последовала к запряженной пегой мертвой лошадью телеге. С оружием. Усевшись поудобнее, она легонько стегнула лошадь, однако та не сдвинулась с места. - Давай, - хрипло выдавила из себя эльфийка, - ступай... тварь. Лошадь, к удивлению Эвиссы, пошла. Подъехав к выезду из лагеря, она притормозила, увидев, что к ним направляется Джеральд - высокий Отрекшийся в инженерных очках. Он кивнул, Эвисса натянула поводья крепче. - Маг'харская застава в паре десятков миль отсюда, - проговорил он, - Езжай по прямой до старого фонаря на развилке. Там свернешь налево. Проедешь чутка, часовые встретят. Езжай, что застыла?! Эвисса стегнула лошадь и продолжила путь. - Эльфийская идиотка, - успела услышать она, когда Джеральд возвращался к солдату Отрекшемуся на посту. Не раз она замечала нехорошие взгляды в свою сторону, не раз намеренно не вслушивалась в подозрительную болтовню за спиной. Теперь это не имеет значения. Сначала нужно отъехать подальше от лагеря. Эвисса выбралась на пустой участок дороги, окруженный с обеих сторон покореженными пнями и выгоревшей травой, остановила лошадь, спрыгнула с телеги и обошла ее. Ящики в телеге на вид были накрепко заколочены. Оружие - маг'харам? Странно. До ее смерти все было наоборот. Все равно открыть нечем. Эвисса замешкалась на мгновение, но все же вернулась на свое место - наспех приколоченную к бортам телеги перекладину с подставкой для ног. Позже. Раздался выстрел - бывшая кал'дорай завалилась набок и рухнула с телеги. Из зарослей перед телегой вышли двое Отрекшихся. Выстрел пришелся точно в бровь. - Все-таки полезла проверять, проверялка. На черта они нужны, пустоголовые... - Может, просто любопытная? - Плевать. Сказали - если будет напрашиваться. Сбрасываем это дерьмо, да возвращаемся. Не эдак, так свои бы пришибли, к концу месяца - не поздней, - Отрекшийся неуверенно взглянул на товарища, - Она еще нескоро явится... Командор прикроет. - Скорее бы Она прикрыла эту лавочку. Ничего хорошего с этих остроухов. Видал, как Люси Кравец с неделю назад проняло? А думали, память напрочь бывшей жреческой дочке отшибло... Всех своих повспоминала, на восставших насмотревшись, - пробормотал второй, - что-то эти летающие бабы химичат, когда в эльфячьей памяти роются. - Люси, говорят, всегда была умалишенная, - процедил первый, - Но да и новых пачками приваживать - чай, не бродячих огрызков по одному в три луны воскрешать. Хватит трындеть, - и забрался в телегу, чтобы передать соратнику ящики, а тот позабрасывал их в заросли у дороги. Несколько ящиков раскололось, наружу выкатились гладкие речные булыжники. Закончив, один из них втащил в телегу тело Эвиссы и уселся рядом. Второй солдат бросил что-то в сторону зарослей, оттуда вынырнула пара взнузданных коней-нежити, почти беззвучно пересекла дорогу и исчезла в кустах на противоположной стороне. Он забрался на облучку и щелкнул поводьями. Лошадь взрыкнула и двинулась вперед, а в голове сжимавшего поводья Родерика Портера вновь толкнулась мысль о том, как неправы были те, что сложно и затейливо рассуждали о трансформации сострадания и сочувствия в разуме Отрекшихся и качественно новой мотивации, подменяющей эти понятия, как бы человечно некоторые воскрешенные себя не вели. Он не размышлял о том сосредоточенно, не вел диалог с собой, но если бы сторонний наблюдатель вторгся в такую минуту в его разум, то обрывочные мысли сложились бы для такового в довольно ясную картину. Родди Портеру, бывшему тирисфальскому коневоду, пришлось стать аккуратнее, ловчее, хитрее, но оставалось все же что-то, что порой подталкивало его выводить призыв и постулаты Темной госпожи за рамки аксиом. Что-то, что возможно вело его к гибели, но чего он никак не мог изменить ни до, ни после собственной жуткой трансформации. Что-то, что теперь заставило его избавить эльфийского капитана от того, к чему даже сам Портер, воскрешенный в первую волну после Ее становления, привыкнуть целиком так и не успел.