А Стэнли даже не стыдно — ему откровенно плевать.
Он принимает презент укуренного папочки, устало задерживая дыхание — запах отвратительных сигарет без фильтра, русской водки, найденной на улице и кусок курицы гриль, — именно так преподносит себя Барбер старший.Парню глубоко плевать.
Он уходит в свою комнату, кидая пачку чипсов в шкафчик, где таких же накопилось уже двадцать шесть. Оригинальность каждого подарка на каждый праздник зашкаливает. Стэнли садится на кровать, включая чёртову пластинку. Она их ненавидит. В голове вдруг проскакивает досадная мысль, что Сидни Новак, наверняка, на очередной вечеринке Бреда стоит с пуншем в углу, ожидая Дину, которая после окончания десятой любимой песни пьяно подвалит к рыжей подруге, весело смеясь в лицо. Кажется, весело не обеим. Утром ему пришло такое краткое «С днём рождения, придурок» — дежурная фраза с изюминкой, как она и умеет. Стэнли видит её рыжие волосы, пока другие смотрят на серую мальчишескую причёску. Чёртов соулмейтинг. Он видит её рыжие волосы при каждой встрече, но никогда не упоминает про это, глупо поджигая зажигалку, чьё пламя поджигает траву, закрученную папиросу. Возможно — нет — точно, парень отдал бы всё, лишь бы узнать «какой цвет видит Сидни?», но он лишь в который раз проклинает себя, проглатывая язык перед тоненькой подругой, безразлично глядящей в сторону шкафчика неизвестного ученика. Барбер давно понял, что обувь и впрямь нужна, и был бы рад обуть любимые кеды семидесятых, но она смеётся, когда он ступает голыми ступнями по шершавому покрытию дороги, растирающими пятки в кровь, а значит — Барбер потерпит ещё пару деньков без обувки, чтобы посмотреть на юное личико, на котором растягивается невинная, вымученная улыбочка.Терпит.
.Ради неё.
. — Хочу перекрасить волосы в другой цвет, — бездумно вздыхает девушка, громко чавкая медной жвачкой. Апельсиновый вкус её любимый. Он помнит про закон двух попыток. Соулмейтинг явно не для перфекционистов, но каждому поголовно неподвластен чёртов цвет, коих на планете миллионы. Две попытки на признание, если ошибся дважды — смерть. На самом деле в планах Стэнли было подвалить к любой девчонке, а после — к парню. Проиграть обе партии и умиротворённо закрыть глаза, не смея открывать их больше никогда, ведь смертная казнь приходит через час. Такой мучительный, долговязый час, за который можно успеть походить босяком по тротуару, чтобы увидеть улыбку Сидни, надеть очередной глупый костюм, чтобы ещё раз услышать её упрёк с таким невесомым смешком в мелодичном голосе, коим Новак его не считала. Вечные сравнения со стаей ежей и скрипящей дверью — вот её описание собственного голоса. — Что ты сказала? — дыхание замедляется, руки не выдерживают лёгкой банки Маунти Дью. — Я сказала, что мои рыжие медные идиотские волосы мне не нравятся, — пожимает плечами Сидни, прилепляя жевательную резинку к серой лавочке. Такой же серой, как и всё остальное вокруг. — Может, чёрный? Я знаю чувака, который видит чёрный. Было бы круто. Чёртов пофигист, который плевал на весь мир, включая развалившуюся семейку. Укуривающийся до потери сознания, отмирания клеток мозга — Стэнли. Чёртова психичка, волнующаяся лишь за собственные прыщи на ногах и брате-додике, которого, кажется, подсадила на блины с сиропом — Сидни. — Сид, — такое сухое, почти невесомое. — Ты уверена, что ты, ну, — Стэнли неловко массирует затекшую шею левой рукой, и выдавливает стеснительную улыбку. — Ну, лесбиянка? Она поворачивает в его сторону голову, чуть поднимая густую бровку вверх и усмехается, чуть качнув головой. Новак делает так каждый раз, когда считает слова друга глупыми. Чуть ли не каждый день. Её вообще никогда особо не интересовал внешний вид. Рыжеволосая часто надевала поношенные свитера и широкие джинсы, выглядящие нелепо на худеньком, миниатюрном тельце. Стэнли Барбер жалеет, что дал ей косяк несмотря на их первый раз вместе, что позже Сидни обесценила, тихо поедая очередной хот-дог с братом на бардюре, при свете тех самых фонарей, некогда слепящих так сильно, что желания приходить больше не было. — Ты бываешь таким глупым, Стэн, — улыбается, закидывая в рот шестую жвачку за день. Насколько медного оттенка, что парню хочется переплавить её и вылить в чёртово серое озеро, чтобы хоть как-то скрасить однотонный мир. — Я целовалась с Диной. И мне понравилось. Он знает, что это может разбить ей сердце. Знает, что она будет задыхаться от слёз в ванной. Знает, что её взгляд не будет более приковал к его кудряшкам, которые она так часто называет свалкой старых диванов — и чёрт знает почему — ведь он всё равно смеется с ней, но тише, чтобы слышать её хихиканье. Знает, что она откажется от хот-догов в ближайшие несколько дней и от блинов, даже если поссорится со своим братом-додиком, как зовёт его. — Почему ты берёшь жвачки медно-рыжего цвета? — спрашивает тихо, осторожно, боясь чёртовых последствий. — Барбер, я не дура, — так легко, почти невесомо отвечает, смотря куда-то вдаль. — Потому что знаю, что ты их увидишь.Чёрт...