***
Солнечный день. Слишком яркий. Слишком светлый. Я бы заткнул уши, чтобы не слышать всей этой суеты, происходящей на улице. Бедные птицы. Им ещё не надоело надрываться, услаждая своими трелями пустые головы людей? Бессмысленное занятие. А листья? Зачем, скажите мне, зачем они радуют глаза зелёным сиянием? Им это разве нужно? А ветер? Не стоит понапрасну тратить силы – никто всё равно не оценит. Рука к руке и пальцы переплетены меж собой. Глупо? Наверное, это к чему-то обязывает. Но не меня, нет. Мирские утехи не для меня. Тем более в столь юном возрасте. А он радуется. Бегает из стороны в сторону, тянет меня за собой, указывает то в одну, то в другую сторону. Уверен, что там происходит что-то интересное. Наверное, так и есть. Жаль, что не могу этого оценить. Перерос уже. Духовно. Приятное дуновение ветерка и шелест зелёной листвы. Не зря, ведь он оценит. Он сидит на скамеечке, болтая ногами из стороны в сторону, задрав голову к небу, подставив пухлое личико под беспощадные лучи летнего солнца. Нежится, наслаждается жизнью. И не отпускает меня. От себя. Всё так же держит мою руку. Я не пытаюсь вырваться. Хочу почувствовать умиротворение. Хотя бы раз. Хотя бы сейчас. А он беззаботен. По-видимому, счастлив. Поменяемся? Нет, пожалуй, не стоит. Сломается ведь. Он – дитя. Зачем омрачать его детство заботами? Это мне уже никогда не быть ребёнком. Столь серьёзные мысли в столь крохотном теле? Привычно. Обычно. Трагично. - А ты кого больше любишь? – по-детски весело спрашивает он, обращаясь как будто не ко мне. Смотрит по-прежнему в небо, синее-синее. А я смотрю на него. Нет, не в небо, на брата. Что за глупости? В столь раннем возрасте задаваться такими вопросами. По-взрослому сложными, но по-детски наивными. - А ты кого? – задаю встречный вопрос, отталкивая от себя ненужные мысли. - Я? – наигранно удивлённо спрашивает он. Ведь только и ждал этого вопроса. Я молчу. Пусть подумает. Интерес? Возможно. Просто возьму на заметку. Люблю копаться в чужих чувствах, закрываясь ими от собственных неотёсанных эмоций. По-дикарски? Естественно. Я не привык жить среди людей. Особенно тогда, когда меня кто-то держит за руку. И совсем не собирается отпускать. - Маму, папу, бабушку, дедушку, - сбивчиво говорит он, загибая розовые пальчики и смотря на меня радостными глазами. – Тебя, - он мило улыбается, как будто ждёт от меня чего-то. Бесполезно. - А ещё, ещё… - он глотает воздух так, будто торопливо ест украденный кусок пирога. – Ещё Анну… Нелепая ухмылка появилась на моём лице. А он опустил взгляд. Скромный. Доверил мне такую тайну, а я не смог удержаться, чтобы не улыбнуться. Неправильно это. У него это ведь первое чувство в жизни. Ещё не такое красное, неокрепшее и не расправившее крылья, но всё-таки какое-никакое, но чувство, именуемое любовью. Жаль, что предметом его обожания оказался не лучший экземпляр. Ну, братец, надо же было тебе так вляпаться. Уверен, что эта девчонка ещё та штучка. - Понятно… - задумчиво протянул я. - А ты? – вновь спросил он. - Я? – улыбаясь, зачем-то переспросил я, почесав голову. - Да, Хао, кого ты любишь? – сощурив глаза от яркого солнца, опять повторил он, готовясь услышать увлекательную историю. - Я люблю солнце, ветер, небо, птичек, - я вскочил со скамейки и закружился, смотря в голубой небосвод. – Воздух, рыбок в речке, букашек, ползающих в траве, цветочки… - Понятно, - как-то обиженно произнёс он, слезая со скамейки и быстро удаляясь прочь, гордо подняв голову. Обиделся. А я остался стоять на том же самом месте. Смотрел ему вслед, не отрываясь. Просто так. Что чувствовал? Грусть. Ком подступал к горлу. Ком, слепленный из детской обиды, солёных слёз и горечи. Я глотал его, пытался запихнуть обратно внутрь, но бесполезно. Несколько солёных детских слёз упали на разгорячённый асфальт и тут же испарились. Так, как будто их там и не было. Вот только на щеках они до сих пор остались. А он ушёл. Убежал домой и заперся в своей комнате. Плакал долго, протяжно. Ему тоже было обидно. Так же, как и мне. Мы дураки оба. Поэтому и плакали поодиночке, но вместе.***
Я помню, он как-то спросил меня об этом. О чём? О главном. Я закрыл глаза. И душу. Тоже. Маленький - не значит глупый. Просто нужно быть храбрым. А я, как оказалось, вырос трусом. Почему? Поджал хвост и выпустил слёзы. Уверен, он был бы счастлив, услышав это. И я готов был договорить до конца, он просто стоял в конце цепочки. А терпения-то и не хватило. Нам обоим. Он убежал и так и не узнал, что его я люблю намного сильнее, чем сухой шелест листьев и бездарное щебетание птиц. Мы были слишком малы. Не умели слушать, хотели спрашивать. Хотели знать, но не хотели отвечать. Он был нетерпелив, а я трусоват. Поэтому нам приходиться лишь жалеть о том, что солнечные дни в парке бывают так редко.