Печать контракта

…Сиэля почему-то всегда завораживало зрелище Себастьяна, стягивающего с рук перчатки. Причину он и сам не мог бы объяснить. Нравились ему эти неспешные тягучие движения, когда его дворецкий, подцепив перчатку одной рукой, либо зажав её зубами, медленно высвобождал кисть. Узкую кисть, увенчанную длинными пальцами безупречной формы с чёрными ногтями. И сердце его подскакивало каждый раз, когда Сиэль видел на левой руке Себастьяна с тыльной стороны светящееся изображение большого круглого пентакля — печать заключённого контракта, точную копию которой он сам отныне носил на своём правом глазу под повязкой. Может быть, зрелище печати на руке дворецкого так встряхивало каждый раз юного графа, потому что служило неоспоримым доказательством преданности ему Себастьяна? Хотя едва ли можно было забыть об этом, и когда на дворецком были перчатки — всегда безупречно-белые. «Ах, граф, как повезло вам с Себастьяном! — восклицали порой его знакомые в Лондоне. — Где вы только нашли такого замечательного слугу? Какие манеры, какой аристократичный вид, какая вежливость и галантность! А как он содержит ваше поместье — ведь ни пылинки, ни соринки не увидишь! Наверное, все слуги по струночке ходят под присмотром вашего дворецкого? Вы можете чувствовать себя рядом с ним, как за каменной стеной — он никогда не даст повода посрамить славную фамилию Фантомхайв!» Стиснув зубы, Сиэль вежливо соглашался. Да, ему повезло с дворецким. Где он его нашёл? По рекомендации одного дальнего родственника, когда проживал за границей. Да, за два года Себастьян уже освоился в Лондоне. Ему не впервой вести дела в большом поместье, и для него, Сиэля, он действительно незаменим… Что? Не согласится ли он уступить своего дворецкого? Ну, если тот сам пожелает… «Нет, — с поклоном и вежливой улыбкой отвечал Себастьян просителям, — благодарю за предложение, но меня целиком и полностью устраивает служба у Его Светлости. Я не намереваюсь уходить из поместья Фантомхайв». И все восхищались: вот это верность слуги господину, столь редкая в наше время! И завидовали Сиэлю. Уступить Себастьяна? — с горькой и злой усмешкой думал он. Заплатите вы сами ту цену, которую заплатил он! Заплатите — если вам хватит мужества, и тогда вы, может быть, тоже получите в своё распоряжение столь расторопного и безупречного слугу. Слишком дорого ему достался этот дворецкий… Со стороны всё, наверное, казалось предельно ясным. Он, Сиэль — хозяин. Себастьян — идеальный слуга, без лишних слов исполняющий все распоряжения господина. То же самое подразумевал и их контракт — но насколько сложнее всё было в реальности! Да, дворецкий ему подчинялся, чаще всего безоговорочно — но порой Сиэлю казалось, что это не более чем роль, которую Себастьян снисходительно согласился играть и которая его забавляет. В распоряжении того была вечность — почему бы ему не потратить из неё несколько лет на то, чтобы поизображать из себя покорного слугу? Сиэль заскрипел зубами. Он не знал — верны ли его подозрения, но порой ему мерещился ироничный блеск в искоса бросаемых на него взглядах Себастьяна, даже когда губы его смиренно произносили: «Да, мой лорд», и голова низко склонялась. Да, всё было не так просто, как выглядело на первый взгляд. Однако о чём бы там в действительности не думал его дворецкий, он чётко выполнял все отдаваемые ему приказы. Он защищал юного графа от недругов. Всегда был рядом. Предвосхищал каждое желание. И, кажется, не было на свете такого дела, с которым он бы не справился. Так на что было жаловаться Сиэлю? На глубокий сарказм, который порой звучал в голосе Себастьяна? На то, что тот, выполнив задание, не упускал случая ткнуть господина в его ошибки? И ведь чаще всего он оказывался прав, сколько не отказывайся признавать это из самолюбия… Нынешний глава поместья Фантомхайв снова вспомнил ту страшную ночь их знакомства. Когда, похищенный, истерзанный, распростёртый на жертвенном ложе, заклеймённый и уже потерявший всё — родителей, дом, он готовился расстаться и с последним — со своей жизнью… Когда на пике горя и отчаяния, погружённый в пучину боли и ужаса, он отрёкся от Бога — потому что, если бы тот существовал, Он не позволил бы свершиться столь чудовищному деянию. Сиэль не понимал, к кому взывает, кого молит о помощи? Если Бога нет — то кто мог ему помочь? Спустись в этот момент к нему Ангел, унеси его в небесную лазурь — он навеки бы уверовал в Свет. Но Бог и Ангелы оказались глухи к его призывам. И его отчаянную мольбу услышал посланник тьмы. Печать контракта… Сиэль до сих пор помнил всё. Разговор с демоном. Их договор. Свою последнюю отчаянную надежду. Яростную, затопившую его с головой жажду мести. И леденящий холод от появившегося на глазу пентакля. Холод, столь разительно контрастирующий со жгучим жаром от клейма на пояснице. Чаша страданий была осушена им до капли в эту ночь. Он помнил свой вопль — первый приказ Себастьяну: «Убей их!!!» — в адрес похитивших его подонков. До сих пор видел, как воочию, их мгновенную страшную смерть и алые глаза демона, сверкающие посреди мрака… Сиэль вернулся другим из этой ночи. Он больше не мог быть прежним — словно бы какая-то часть его умерла там, на жертвенном столе. Он навеки забыл про смех, так близко заглянув в глаза смерти и отправив на смерть других. Чересчур многое ему довелось увидеть с тех пор. То, чего не выдержали бы нежные детские глаза, но на что он сам мог теперь смотреть без содрогания. Нутро его ожесточилось. Слишком мало в нём осталось от ребёнка. Пустая оболочка, в которой жила душа, жаждущая мести. Душа, которая после выполнения всех условий контракта будет поглощена демоном… Страшило ли его это? Порой очень сильно, но нынешний глава семейства Фантомхайв понимал, что, повернись время вспять, он поступил бы точно так же. Иногда он терзался мучительной мыслью — как это будет выглядеть, когда демон поглотит его душу? Что произойдёт? Он, Сиэль, исчезнет без следа, провалится в небытиё? Или же душа его навеки соединится после этого с Себастьяном, как сейчас соединяет их печать контракта? Задать бы этот вопрос своему дворецкому… Но слова примерзали к зубам. Что видел демон, когда смотрел на него? Может быть, только некое подобие пирога с фруктовой начинкой, который с таким искусством готовил сам, когда кулинарил на кухне поместья? И граф Фантомхайв для него лишь румяная корочка с душой посередине? Не голод ли на самом деле сверкал в глазах Себастьяна, обращаемых на него? Чаще всего, конечно, Сиэль не думал об этом. Ему хватало других забот, которые налагало на него звание тайного агента и цепного пса королевы Виктории. Слишком много проблем нужно было устранить в Лондоне, и в своей прежней слабой и впечатлительной оболочке это было бы для него невозможно. Как невозможно сейчас обойтись без каждодневной помощи Себастьяна. Несмотря ни на что, рядом с ним Сиэлю было легче, чем с кем бы то ни было. Демон-дворецкий знал его, как никто другой. Знал всю его подноготную, и рядом с ним можно было не притворяться тем, кем он себя уже не чувствовал. Себастьяну не были свойственны недостатки, присущие людям. Он не нуждался в пище и отдыхе, его не терзали моральные принципы и проблемы выбора решения. Он умел делать почти всё. А самое главное — его сверхъестественная природа не внушала опасений, что с ним может что-то случиться и Сиэль в самый ответственный момент останется без защиты. Рядом с Себастьяном он и впрямь мог чувствовать себя, как за надёжным прикрытием. Дворецкий был совершенным и опасным орудием. И, хотя он и был воплощённым злом — не оборачивалось ли это творимое им зло в конечном счёте добром? Вместе с Сиэлем, как волки-санитары леса — разве не вычищали они Лондон от преступной нечисти и разве не становилось после этого легче дышать? Иногда хирургу приходится отсекать гниющий сустав, чтобы сохранить жизнь всему организму в целом. И быть добреньким тут не получится… Когда очередная задача оказывалась решенной, Сиэль ненадолго ощущал удовлетворение. Но потом проходило какое-то время, и его снова помимо воли охватывал животный страх, в котором он никому не мог признаться. Необъяснимый этот страх состоял в том, что ему начинало казаться, будто однажды Себастьян нарушит условие контракта и покинет его, оставив совсем одного. Одного, без помощи и защиты. Сама мысль об этом была ему невыносима. Но ведь этого не может случиться! Себастьян — не человек. Он не подвержен болезни и смерти, и он следует только закреплённым в контракте правилам. А одним из этих правил Сиэль постановил: быть всегда рядом с ним! Он слишком многих уже потерял. Хотелось, чтобы рядом был кто-то, кто никогда не покинет его и не предаст ни при каких условиях. Но ведь эта преданность… Она же не была искренней. «Слишком многого ты хочешь, — обрывал себя юный граф. — За этим следовало обращаться к человеку, но не к служителю мрака. Преданность, как и дружба, как и любовь — дарится добровольно, а не покупается за душу. Тупиковый путь, друг Сиэль. Сначала ты попираешь человеческие законы, а потом начинаешь жадно искать это человеческое в демоне…» Не навёл ли Себастьян на него мо́рок, не обманул своей внешней оболочкой, внушив, что к нему можно относиться, как к человеку, а не как к бездушному оружию, послушному руке, его направляющей? Он всегда рядом, всегда заботится о нём, но делает это не из человеческих чувств, а по холодному железному расчету. По требованию контракта. И по этому же требованию он не может оставить Сиэля. Так почему же ему вдруг стало казаться, что когда-нибудь — сможет?! …И почему его так завораживает, когда Себастьян стягивает с себя перчатки? Он делает это лишь на глазах у него, Сиэля. Или на глазах тех, кто потом уже не сможет рассказать о том, что увидел. Потому что светящийся пентакль на тыльной стороне кисти дворецкого будет последним, что они видели в жизни…  — Уже поздно, господин, — Сиэль так крепко задумался, что не услышал, как Себастьян вошёл к нему в комнату. — Я приготовил для вас ванну, идёмте, а то остынет. И он медленно потянул перчатку с левой руки…