Светлячок Под Горой

Рассказать вам легенду о Светляке Под Горой? Жил один парень эльфийских кровей. Не то наполовину, не то на три четверти, а остальное — не поймешь. После Великой Оттепели каких только полукровок не встречалось — и бородатые эльфы, и белокурые орки, но этот всех заткнул за пояс: сиял как летний светлячок. Где другие краснеют — от стыда ли, от злости — он вспыхивал, будто солнце светило ему одному, золотило кожу. Да не снаружи — изнутри, точно у него огонь в костях, лава в крови. Имирин его звали. Светляком его, ясное дело, дразнили с детства, а только привыкнуть он не привык. Тонкая душа, ранимая, дурные люди тем и пользовались: идут, скажем, по темноте домой всей толпой, как начнут его дразнить! Он вспыхивает, а те и рады: не в потемках идти. Как война пришла, трудно ему было: как тут служить, когда чуть что — солдат сияет на всю округу? В разведку посылать такого — гиблое дело, да только мудрый генерал всякому таланту найдет применение. О Имирине сразу вспомнили, когда понадобилось искать проход через пещеры. Вел он отряд из полдюжины лазутчиков: за горами лежал вражеский лагерь, охраняя подступы к богатому городу. Лагерь небольшой, беспечный, — с гор-то не ждали беды. Пещеры — лабиринт, когда-то, говорят, местные ходили сквозь гору, да давно позабыли дорогу. Товарищи Имирину достались такие, что детские обиды он враз позабыл: зажигали его то затрещинами, то тычками, издевались по-всякому. А потом стали пропадать. Местные, старики, поговаривали, что у гор есть хозяин. Что живет под горой и не любит чужих. Генерал им, понятное дело, не поверил — что, мол, за сказки, — а только из того отряда вернулся один Имирин. И когда он вышел из пещер, за спиной у него стояло нечто древнее настолько, что даже название этого было давно позабыто. Имирин называл его Сайва, а было ли то именем или расой — никто не спрашивал. Сайва был лавой и огнем. Там, где он ступал, загоралась трава. Сайва убил тех шестерых в пещерах, его хотели схватить, наказать, но веревки горели, а цепи плавились. Генерал не хотел терять лицо, но генерал был мудр и умел увидеть возможность там, где можно извлечь пользу. Он позвал Имирина, усадил, расспросил аккуратно. Сайва хочет, чтобы я остался с ним под горой, — вот что сказал ему Имирин. Я не хотел, мол, быть рядом с этим чудовищем, я ему объяснил, что давал присягу, что пока не выполню задание, не принадлежу себе, вот он и пришел провести нас через пещеры. Что там случилось, в подземных тоннелях, генерал выяснять не стал: быстро, тихо, за одну ночь перекинул на ту сторону целый полк. Лагерь неприятеля был взят, город осажден. Сайва тогда пришел к Имирину и снова позвал уйти с ним. Имирин колебался, генерал не хотел отпускать такое чудо — да не эльфа-полукровку, само собой, а огненного монстра, который прикосновением плавит цепи. Все думал, как бы такой талант приспособить: ворота ли города сжечь, или, может, вражеские пушки запаять... Подучил Имирина, чтобы тот сказал, мол, давал присягу, и пока живы враги, пока стоит город, не принадлежу себе. Помоги, мол, еще разок. «Которые те враги и где тот город», — спросил Сайва. Ему показали, он кивнул и ушел в пещеры. Наутро генерала разбудил запах дыма. Выйдя из своей палатки, он долго оглядывал долину, ища в дыму очертания стен и башен, но города не было. На его месте чернело, переливаясь красными всполохами, озеро жидкого огня. Город был сожжен дотла вместе с его защитниками и их золотом. Генерал постарел на полжизни, выпил и на пять часов закрылся в штабе с ближайшими советниками. Там они порешили, что подобное оружие слишком опасно, чтобы существовать. Вызвали Имирина, стали спрашивать, как убить Сайву. Пытали; он светился так, что больно было глазам. Сайва, он им сказал, никогда не поднимается на вершину горы, на ледник, и сторонится горных рек; как лава застывает от холода и воды, так и он теряет подвижность, каменеет. Генерал был доволен. Когда Сайва вернулся, его ждала ловушка. Сделали они вот что: привязали Имирина к большим камням посреди реки, которая текла с самой вершины. Видно его было издалека, как маяк. Сайва сунулся в ледяную воду — пар повалил, зашипело, забурлило. Что там делалось — никто не видел, а только когда пар рассеялся, стояла на берегу каменная статуя с Имирином на руках, будто диковинный фонарь. Когда подходили с топорами, чтобы разбить ее на куски и отвезти наверх, на самый ледник, Имирин сполз на землю. «Кончилась моя служба, — сказал он, — Сайва как ребенок, не отличает добра от зла, вы же чудовища, вы прекрасно знаете, что делаете». Он защищал каменную статую, не подпуская к ней никого, пока Сайва не отогрелся. Как только заалели всполохи на его каменной коже, солдаты попятились и бросились врассыпную, боясь, что их постигнет та же судьба, что и вражеский город, но Сайва только спросил: «Теперь ты пойдешь со мной?» Имирин кивнул, и они ушли в пещеры. Больше никто их не видел, но иногда по ночам можно заметить огонек на склоне горы. Он не отчаянный, не болезненный — теплый... Как окна родного дома.