Живём сегодня...

Билл очнулся ночью, будто нечто вырвало его из небытия. Хотя состояние было больше похоже на сонный бред. Но страшный сон всё никак не кончался. Первая мысль, пришедшая в голову, — лучше бы он и вправду не пережил то, что с ним случилось. Кожа горела, внутренности ныли. Крутило живот. Про зад страшно было подумать — по ощущению туда затолкали точёное стекло. Как же хотелось смыть с себя это. Содрать вместе с кожей. Но, к сожалению, никто из них больше не имел благ цивилизации. Кое-как открыв слипшиеся от слёз глаза, мальчик уставился в стену. Взгляд в никуда. Когда он более-менее пришёл в себя, память услужливо подкинула в сознание подробности произошедшего. И слёзы вновь навернулись, медленно катясь по переносице, после капая на смятую простынь. Билл не помнил, сколько он так пролежал, — вряд ли долго, поскольку вскоре разум зацепился за какие-то звуки и голоса, доносившиеся снизу. И тогда Билл понял: в комнате он один. Роб ушёл. Мальчик удивился, что не заметил этого сразу. Вероятно, из-за жара и впитавшегося пота в простыни казалось, что мужчина лежал рядом. Билл чувствовал. Чувствовал запах, даже не поворачивая головы. Он был везде: рядом, на коже… и внутри. Всё это давало фантомный эффект присутствия. Словно Грей лежал и ухмылялся, глядя на его страдания, и ко всему прочему сдавливал пальцами его горло, снова, снова и снова, не позволяя шевелиться. Пространство вокруг словно давило. Он мог бы вновь заснуть, забыться на время. Но понимал, что этот момент тишины и одиночества вскоре у него отнимут. Билл сделал глубокий вдох. Попробовал подняться на руках — ничего не вышло: голова закружилась. Любое движение вспыхивало в глазах искрами, отдаваясь пламенем в теле. Каждый мускул от талии до лодыжек сжимался и кричал в агонии, когда Билл вновь попытался приподняться, чтоб встать с кровати. Но он так и не мог ни сесть, ни лечь хотя бы на спину. Сумев раз повернуть голову, заметил фиолетовые синяки на бёдрах и боках и тут же отвернулся. Смотреть на себя такого не хотелось. В итоге так и остался лежать животом вниз — единственное положение, которое не столь истязало израненное тело. Но тут он повернул голову на другой бок и заметил, что… Дверь открыта! Роберта нет и дверь открыта! Мальчишка не сдержал радостный всхлип. Он обязан встать! Бежать отсюда! Ползти! Он найдет мистера Бауэрса, и они вместе потом спасут Беверли! Нужно лишь подняться! Он сможет! Собрав остаток сил в кулак, вцепившись руками в край матраца и не отводя взгляд от открытой двери, Билл подтянулся к самому краю. План был прост: аккуратно подтянуться и сползти на пол, а потом бежать вон. Туда, куда глаза глядят. Добраться до первого этажа, а там в окно… Но всё пошло не так: подкатила тошнота, голову повело, что в глазах потемнело, и Билл просто шмякнулся на пол, болезненно вскрикнув. Вдруг раскатистые голоса внизу стихли. А затем послышался смех и один из них, что-то продолжая говорить, начал стремительно приближаться. Билл хотел пошевелиться, под кровать заползти, спрятаться там, но на полу силы просто иссякли. Ко всему прочему, несмотря на то, что кожа горела, тело вдруг начало трясти. Мелко. Неприятно. Стало холодно. И мальчик сжался в комок. — Ну пиздец. Сломать себе что-нибудь надумал, идиот? Учти, на горбу я тебя не потащу. Останешься умирать обездвиженным здесь. Билл ощутил, как его тело неровным рывком взлетело вверх, а затем плавно опустилось на что-то мягкое. — В следующий раз наручниками пристегну, — между прочим сказал Роб, укладывая его. Ответить мальчишка не смог. По вискам потекли слёзы. — Не реви. Лучше усади нормально свою маленькую тугую задницу и пожри, раз проснулся. Роб вдруг куда-то отошёл. А Билл от обиды на себя опять заплакал. У него был шанс. Шанс сбежать. И он не смог его использовать. Грёбаный неудачник! — Кончай рыдать, — раздалось над ухом. Билл даже не сразу заметил возвращение Роберта. Тот сел рядом на кровать, взял мальчика под мышки и резко подтянул к изголовью, поясницей на подушку, чтоб полусидел. Не ожидавший и не подготовленный к таким телодвижениям, Билл закричал, вцепившись Роберту в запястья. Как бы тупо ни звучало, в заднице словно кусалось нечто, заставляя каждый мускул в теле дрожать. Голова вновь пошла кругом. А обжигающий жар всё глубже и глубже проникал во внутренности. Мучительно. Хотелось поскорее снова лечь на живот. Роб молча наблюдал за ним. Билл знал. Чувствовал. Волна холодного пота пронеслась по обнажённой коже, когда мальчишка, стиснув зубы, осторожно отпустил запястья Роба. Глаза наполнились слезами, но Билл не смел поднимать взгляд, избегая злой усмешки напротив. Опустив руки, он сжал в кулак стащенное рядом одеяло, как мог натянул на себя, прикрыв наготу. Роб лишь усмехнулся. Мальчик сидел, кусал губы, отвлекаясь от боли, как внезапно Роберт провёл костяшками пальцев по его влажным волосам, а затем по щеке, погладив. Мягко и очень-очень нежно, только вот действие было не без угрозы, отчего мальчишка закрыл глаза. От унизительного прикосновения тело напряглось, во рту окончательно пересохло. — Да, вскрыл я тебя весьма грубо, — никаких угрызений совести в голосе. — Но в этом можешь винить только себя. Последнее Грей прошептал, приблизившись, а после опустил взгляд на неприкрытую часть бёдер, усыпанных синяками. Билл сжался, не зная, куда себя деть. Он прекрасно понимал, что если Грей вновь захочет… от одной мысли сделалось ещё дурнее. — Тебе нужно поесть, — прозвучало неожиданно, и Роб отстранился. А Билл смог выдохнуть. Тогда периферическим зрением он заметил, что на кровати стояла небольшая банка с пластиковой ложкой внутри, за которой как раз потянулся Роб. Билл хотел отказаться. Не то чтобы не хотел — он боялся, что измученный организм просто не сможет принять пищу и его самого вывернет. Рвотные позывы и без того ощущались. Но Роб его не спрашивал. Буквально впихнул несколько ложек. Как оказалось, это была каша. И, удостоверившись, что Билл может есть сам, вложил банку и ложку ему в руки. В горле стоял ком. Каша так и норовила вырваться наружу. Но Билл боялся отказаться от неё. Боялся человека напротив. Боялся элементарно попросить воды, фактически уже давясь чёртовой кашей. В итоге низко опустив голову, Билл всхлипнул. Он так и продолжал сидеть не шевелясь, пока Роберт не положил ладонь на его колено. Но стоило почувствовать, как чужая рука поползла вверх по коже, проникая под одеяло, внутренности скрутило пуще прежнего. Мальчик продолжал молчать, с трудом проглатывая вязкую слюну. — Я должен тебе сказать, — Роберт приблизился к нему так близко. Прильнул губами к самому ушку. Знал: мальчишка слишком напуган и не посмел бы и слова вымолвить. Поэтому Роб, не стесняясь, сжимал ладонь уже на внутренней стороне нежных, ушибленных бёдер, наплевав, что мальчишке неприятно и страшно. — Ты так сильно дрожишь… меня это ещё больше возбуждает. Реакция не заставила себя ждать. Билл запаниковал. Жалобный писк ненароком вырвался из горла, и мальчик дёрнулся в сторону. Острая боль, будто нож, моментально пронзила бёдра и позвоночник. Но уйти ему не позволили. Крепкая рука сцапала его за волосы на затылке, вернув назад, продолжив удерживать неподвижно. Дыхание окончательно сбилось. Мальчишка делал частые рваные вдохи, отгоняя мысли о том, что, скорее всего, сейчас произойдёт. — Тшш… спокойно, малыш. Спокойно. Сделай себе одолжение — вдохни поглубже. Расслабься. Я не собираюсь тебе вредить. В глазах потемнело. Тошнота подступила к горлу, когда свободной рукой Роберт заскользил пальцами по его спине, касаясь её с жуткой нежностью, от которой мурашки бежали по коже. Попытки хоть немного дёрнуться Роберт пресекал мгновенно. Сжимал ещё сильнее, делая намеренно больно, пока Билл не прекращал трепыхаться. Рассеянно смотря куда-то в сторону, мальчишка всеми силами старался абстрагироваться, не думать. Но горячая рука, скользящая по его спине, медленно пересчитывала каждый позвонок и не давала возможности уйти в себя. Билл пребывал в ужасе не только от ситуации, но и от того, как быстро страх подчинил его чужой воле. Слова, сказанные Греем, что не собирается вредить, для Билла были лишь пустым звуком. Роберт вовсе не был добрым. Для него это смешная игра. И Билл не идиот — прекрасно понимал: проявленные нежность и утешение были только для того, чтоб посмотреть на реакцию. Поэтому мальчишка просто сидел, не смея больше дёргаться и даже шевелиться, всеми силами стараясь сдержать отвращение. Через мгновение Грей наконец отстранился, тяжело вздохнув. — Сколько же возни и мороки с тобой, зверёныш. Билл очень надеялся, что Роб сейчас уйдёт вниз к друзьям, ненадолго оставив его в покое, но этого не произошло. Мужчина продолжил: — Ладно. До рассвета ещё четыре часа. Доедай и ложись спи. Утром мы покинем это место. От последней фразы Билл вздрогнул. Он весь съёжился, согнув плечи и немного подтянув к себе колени, пытаясь подавить растущую панику. Куда они направятся? Вдруг мистер Бауэрс не сможет их найти? Или как им самим тогда сбежать с Беверли, если они будут находиться в незнакомом месте без современных средств навигации? Ужас нарастал не только из-за этого. Роберт потащит его с собой лишь для того, чтобы сделать то, что сделал, вновь. И скорее всего, это будет делать не только Роберт. А потом они жестоко расправятся с ним, когда больше не захотят. Хотелось завопить, что никуда он не пойдёт. Будет сопротивляться изо всех сил. Билл даже замотал головой, отвечая на свои мысли, и что-то прохрипел, сам не помня что, пока не поднял голову и не встретился с пугающе напряжённым взглядом Роберта. — В чём дело? В голове мелькали картинки: Билл представил себе, как его будут раз за разом прижимать к земле, сдавливать железными пальцами горло, перекрывая доступ воздуха. А он будет волен лишь терпеть этот ужас. Лицо стало гореть. Сморщившись, мальчишка закрыл глаза, и по его щекам покатились слёзы. — Н-не-е х-хоч-чу! — гнусаво пропищал Билл. — Не п-п-пойду! Сдерживаться Билл больше не смог. Расплакался в голос. Нахмурившись, Роб промолчал. Порядком раздражённый, он сел поближе к мальчишке и закурил, ожидая окончания истерики. Правда, долго ждать Грей не любил. Внезапно Билл остановился — больше из-за негодования, когда почувствовал, как на него стряхнули пепел с тлеющей сигареты. Мальчик облизнул пересохшие губы и поднял неверящий взгляд. — Вот ведь странное дело, — спокойно, будто рассуждая о погоде, начал Грей, поняв, что на него наконец обращено всё внимание. — С тобой по-хорошему — ты не понимаешь, по-плохому — ты опять же не понимаешь, а потом ещё и мне тут рыдаешь, — намеренно сделав долгую паузу, Роб затянулся и выдохнул весь дым прямо на дезориентированного Билла. — Я ведь не нянька для тебя, мальчик. И жалеть каждый раз, как ты обливаешься слезами, не собираюсь. Я приверженец более жёстких мер воспитания. Билл открывал и закрывал рот; взгляд метался, не зная, на чём остановиться. — Мне стоит напомнить тебе твоё место? Ещё раз? Или действительно перестать церемониться и оставить тебя разок на ночь с парнями? По-любому как шёлковый потом будешь. Грей говорил это с игривым оттенком в голосе, но напряжённый взгляд пугающе противоречил. Мальчишка замотал головой, продолжая беззвучно плакать. На мгновение Биллу показалось, что Роб сейчас его ударит. Он вздрогнул, когда мужчина слишком резко протянул руку, в которой держал сигарету, и сжал его подбородок, заставив поднять лицо. — Не молчи, котёночек. Мы же сейчас освежаем твою память. Всё, что я спросил, — это понимаешь ли ты, где твоё место? Или, я повторюсь, тебе нужно напоминание? Билл весь оцепенел, ощущая жар от окурка в нескольких миллиметрах от кожи. Попытался отвернуться, но Роб болезненно сжал подбородок, не позволив. — Д-да, — шёпотом выдавил мальчишка из себя. — Я… я п-пон-ним-маю. — И-и-и? Что именно ты понимаешь? — Я т-т-твой. И Роберт наконец отпустил, затушив окурок о прикроватную панель позади Билла. — Молодец. Умный мальчик. Мой мальчик, — слова стали похожи на патоку. Роберт не отстранился: наоборот, скользнул рукой под одеяло, сжав Билла за бедро. А сам близко-близко наклонился, жарко дыша, к самой шее мальчишки. — Помнишь, как ты вчера звал меня, когда я тебя трахал. Сердце бешено заколотилось, и закружилась голова. Билл услышал собственный голос в голове. Вновь ощутил, как его уткнули лицом в простыни, больно впившись в шею пальцами. Как тяжесть чужого тела давила. А он задыхался от ненависти к себе, когда решил позвать по имени человека, что был на нём сверху, лишь бы тот перестал быть настолько жестоким. Билл резко отпрянул в сторону, и его вывернуло на лежавшую рядом подушку. — Вот дерьмо! Схватившись за живот, Билл никак не мог успокоить взбунтовавшийся организм. Всё то небольшое количество съеденной каши вместе с желчью вырвалось наружу. — Чёртов молокосос! Вообще больше ничего не получишь! Роберт что-то ещё ему орал, но мальчишка не слышал. В ушах была словно вата, а в голове противный писк. Делая короткие, прерывистые вдохи, Билл уже ожидал, что Роб начнёт его бить. Но тот дождался, когда мальчишка успокоится, схватил его и перетянул на чистую половину кровати. Дёргаными движениями Грей взял пластиковую бутылку с водой, отвинтив колпачок, схватил чистый край простыни и, смочив, принялся вытирать лицо Билла. Мальчик не вырывался. Тело онемело, а по лицу продолжали течь слёзы. Он плакал, пока Роб вытирал его. Плакал, когда Роб наконец уложил его. Плакал, пока Роб, чертыхаясь, выдернул из-под него простынь, а потом, видимо замотав в неё же подушку, выкинул всё за дверь. Грей вернулся сразу же и приподнял Билла за голову. — Пей. Билл не сопротивлялся. Вода скользнула в горло, прочищая его, утоляя жажду. Роб, как ни странно, больше не кричал и не торопил. А после лёг рядом, завернув Билла в оставшееся чистым одеяло, и прижал к себе, обхватив поперёк груди. — Ладно. Всё. Успокойся, — сказал Роб куда-то ему в макушку. И, не помня как, Билл всё-таки смог заснуть. *** Оскар с мальчишками смогли добраться до убежища лишь глубокой ночью. После обрушения на шум сбежалась толпа мертвецов. А Бауэрс на тот момент не мог передвигаться в обычном своём ритме. Поэтому пришлось импровизировать — спрятаться. Не мудрствуя, они перебрались в соседнее здание, заперевшись там на крыше, и ждали, пока мёртвые вновь разбредутся кто куда. И когда Оскар более-менее оклемался, Ричи смог наконец задать интересующий его вопрос: — Так что там произошло? Какой кретин палить начал? Решив, что лучше стоит опустить подробности сцены, которую он застал, чтоб не пугать пацанов, Бауэрс ответил: — Я Уильяма видел. — Что?! Билла?! Он жив?! Я не понимаю… как тогда… куда… ?! У Тозиера, видимо, произошёл эмоциональный взрыв, так как за какие-то доли секунд вопросы посыпались из него, будто из пулемёта, а на лице отразилась целая гамма эмоций: от радости, шока и недоумения до принятия и ужаса. — Он был не один, — чуть резче, чем следовало бы, прервал его Бутч. Но это вышло спонтанно, поскольку перед глазами вновь стоял перепуганный мальчишка и душащий его амбал. И этот факт Оскар скрывать не стал. — Стрелял уёбок, державший его. Генри и Ричи как-то напряглись. Наверняка выстраивая в голове собственные теории. — А Бевви? — Нет. Они были вдвоём. Наверно, отправились за припасами, — Бауэрс не исключал вероятности того, что был кто-то ещё, просто по счастливой случайности они не нарвались на остальных. — И что теперь делать? — спросил Генри. — План тот же: сначала доберёмся до наших и отнесём им лекарства… остальное потом… Бутч больше ничего не говорил. Миллион раз прокручивая в голове, что было бы, если б он не облажался и спас Уильяма. Хотелось побиться головой о бетон. Но чтоб хоть немного остыть, до самой ночи Оскар курил сигареты одну за другой, пока пачка не закончилась. Как только стемнело, с крыши они спустились по пожарной лестнице. Учитывая ситуацию в мире, где теперь балом правили живые трупы, только самоубийцы выходили на улицу ночью. Даже экипированные, подготовленные бойцы ждали дневного света. Но у Бауэса и мальчишек было преимущество: свой маленький городишко они знали как пять пальцев, а так же лазейки и укрытия. Именно поэтому, чтобы не столкнуться с опасными живыми, было безопаснее выходить ночью к мёртвым. Удача улыбнулась, и троица до дома добралась без происшествий. Уже на подходе Оскар, резко затормозив, остановил при этом Ричи и Генри. — Тихо-тихо, — поднял руки Бутч, стараясь говорить спокойно, чтоб не привлечь нежелательного внимания. — Мы свои. И, как он подозревал, пасли их действительно свои же доходяги. Из-за деревьев и кустов навстречу выбежали Толстяк, державший за руку Мелкого, и Хлюпик. — Вы почему не внутри? — спросил на ходу Бауэрс, двигаясь в сторону убежища. По одному только страшно испуганному взгляду Эдди они поняли, что дела критичны. — Мы собирались отправиться вас искать на рассвете, — ответил Бен. — Но… — Где вы так долго были?! — внезапный крик неизвестно как подкравшегося Стэна заставил всех подпрыгнуть, схватившись за пушки. Благо у Оскара были хорошие рефлексы: схватил истеричного пацана, резко заткнул рот ладонью и прошипел в самое лицо: — В жопе полной мы были, придурок! Прекращай орать! Убить нас вздумал?! Бауэрс, конечно, понимал, что ругать напуганного ребёнка, у которого фактически на руках умирает родитель, было глупо. Но сейчас они все находились в тяжелейшей ситуации и нервы, естественно, были ни к чёрту. — Отцу нужны лекарства, — уже прошептал Стэнли, опустив глаза. — Рана совсем плохая у него. По глазам Эдди и Бена стало ясно: всё куда хуже. — Останетесь здесь, — не поворачиваясь, сказал Бутч сразу всем. — И глядите в оба. Стэнли хотел возразить. Даже двинулся за Оскаром, но подоспевшие друзья остановили его. Джорджи был самым тихим. Теперь стоял около Генри, не поднимая головы, и пинал камушек. Спустившись в убежище, Бауэрс понял, почему дети поднялись наверх. Запах. Пока не сильный, но отчётливый запах гниения улавливался в воздухе. Встав на колени рядом с лихорадочно трясущимся Урисом, Оскар открыл рюкзак с лекарствами. И замер. Он понятия не имел, что ему делать. Но, бросив взгляд на перемотанную рану, сквозь бинты которой просочилась кровь, он решил начать с простого: промыть. К последовавшему Оскар точно готов не был. Стоило размотать повязку, его едва не стошнило. Невыносимый запах стал в разы острее. Слёзы брызнули из глаз. Прикрыв нос футболкой, Оскар наконец снял старую повязку. Его передёрнуло. Словно кошмар наяву. Бауэрс — коп, а не врач или хотя бы медбрат. Но, не имея медицинского образования, он точно по одному виду и запаху понял: в рану попала инфекция. Из-за чего плоть начала гнить и разлагаться. Блядь, а Бутч понятия не имел, как очищать мёртвую ткань! И сомневался, что Хлюпик сможет. Вообще сможет посмотреть на это и не вырубиться! Получалось, Уриса надо лечить от септической инфекции, которая попала в кровь и распространилась по всему телу. Сейчас самым верным решением было бы вообще отрубить нахер его ногу, чтобы спасти жизнь. Но… как, чёрт возьми, в таких условиях… Урис откинется скорее от болевого шока, ну или от потери крови. Бауэрс действительно старался изо всех сил держать себя в руках. Но вдруг Урис открыл покрасневшие, очень уставшие глаза и посмотрел на Оскара. Взгляд говорил обо всём: мужчина понимал — он не жилец. — Это бесполезно, — прошептал он, с трудом открывая рот. — И ты, и я это знаем… да и пацаны не дураки… Бутч почувствовал усиленное слюноотделение — его вновь чуть не вырвало. Он терпел. — Но твой сын… Слеза скатилась по испачканной пылью щеке, скрывшись где-то в вороте грязной футболки. — Я… я поговорю с ним, — прошептал Урис. — Пока ещё в сознании, а не в бреду… — Ты же знаешь, мы можем попытаться… — Знаю… вы просто потратите лекарства, ненадолго отсрочив неизбежное. Они замолчали. Просидели в гнетущей тишине достаточно долгое время, пока Урис не нарушил её: — Оскар… ты ведь… ты ведь поможешь мне? Именно это как раз Бауэрс и боялся больше всего услышать. Знал, что это ляжет на его плечи, но до последнего отгонял мысли. — Я… — Стэнли не должен этого видеть… Оскар просто кивнул. Он был реалистом. Уговаривать было бы глупо. Пытаться спасти — тем более. Но, глядя на Уриса теперь, Оскар больше не смел смотреть на него свысока. Он похлопал мужчину по плечу, прежде чем встал, чтобы выйти из убежища. *** Стэнли был в истерике. Доводы, аргументы — он всё пропускал мимо ушей. — Не уходи, — мальчик вцепился в руку отца, положив к своему мокрому от слёз лицу. — Не у-уходи. Не бросай меня. Пож-жалуйста. Остальные неудачники вместе с Джорджи и Генри тоже теперь сидели в убежище, не зная, куда себя деть, и едва удерживали собственные эмоции. Лицо Оскара было непроницаемо, чего не скажешь о буре творившейся в душе. Старший Урис не смог дождаться рассвета. Лишь перед этим, собрав оставшиеся силы в кулак, он обнял безутешного сына, сказав то, что говорят любящие родители. Тело его помог вытащить Генри, пока неудачники держали плачущего Стэна. Идти дальше вместе с собой Оскар сыну не позволил. Заставил остаться с остальными ребятами. А сам, превозмогая усталость и боль, понёс тело старшего Уриса как можно дальше. Настолько, насколько позволяли силы. Настолько, чтобы его выстрел потом не был слышен. И когда Бутч физически больше не смог продвигаться со своей ношей, он остановился. Облокотил мужчину о ближайшее дерево и сам сел рядом с ним. Уже светало. Сигареты кончились. И чего говорить, если они даже не имели возможности должным образом кого-то захоронить. Голова гудела. Оскар боялся. Боялся, что всех их ждёт такой ужасный конец — стать кормом для мёртвых. А потом на обглоданных, подкашивающихся ногах слоняться по зловонному миру в поисках новых жертв. Оскара передёрнуло. — Нихуя, — прохрипел он вслух, отвечая на свои мысли. — Я буду в состоянии сам вышибить себе мозги. Он поднялся, начав быстро снимать с Уриса рубашку. — Прости, — руки дрожали. — Я быстро… сейчас… Бутч не был уверен, может ли обратиться мёртвое тело после укусов. Но и рисковать не мог. Особенно если, когда это вдруг произойдёт, они встретятся. Стараясь не смотреть, Бауэрс замотал голову Уриса его же рубашкой. Взвёл курок. Прицелился в голову. — Прости… прости… прости… Шёпот потонул в быстром хлопке, что расшугал мелкое зверьё. Рубашка окрасилась в красный. В груди давило. В носу щипало. В горле стоял ком. А оплакивать и грызть себя не было времени. Убрав пистолет, Бауэрс быстро стал удалялся от места «убийства». Вдали же уже слышалось зловещее шипение мёртвых.