687

«Если можешь беги, рассекая круги, Только чувствуй себя обречённой!»*

      Звуки музыки наполняли собой бархатную тьму, и та принимала их охотно, оживая с каждым новым тактом. Мелодия просачивалась сквозь пальцы, струилась в волосах, ненавязчиво проникала сквозь кожу и вторила пульсу.       Безвыходных ситуаций не бывает. Вот и сейчас стоило бы уйти: юркой змейкой, тенью, шёпотом… спасаясь из бессильного перед настоящей магией человечьего плена. Грубый камень, отсутствие окон и тяжёлая стальная дверь — если музыка преодолела это препятствие, значит, суждено и ведьме.       И она запела, вторя нехитрому мотиву и легонько раскачиваясь в такт. Люди, находящиеся снаружи, не могли её услышать, и уж точно не заметили, как меняется мелодия, повинуясь чужому велению. Тем временем голос пленницы креп, а покачивания обратились танцем. Она призывала того, с кем люди обычно не ждут встреч. Но те, кто дерзал говорить с ним, не скупились на хороший ром и дорогие сигары.       У неё не было ни того ни другого. Взамен на свободу, пусть и кратковременную, молодая ведьма была готова отдать свою душу.       — Я говорил, мне не нужна твоя душа, ведьма.       Пение оборвалось, изменились ритмы снаружи, но отныне всё это уже не имело значения.       — Но вы пришли, Барон, — с нескрываемой радостью отозвалась девушка, заслышав знакомый голос.       — Стало любопытно, во что ты снова вляпалась.       Горящие в темноте глаза бесшумно приблизились, и на коже затрепетало тёплое дыхание.       — Понятно, — послышалось насмешливо. Широкая ладонь легла на талию ведьмы и она зажмурилась, зная, что будет дальше. Однако Барон не спешил. — Твои похитители так недальновидны. Что бы было, если бы ты позвала кого-то другого?       Она могла бы сказать, что не станет звать никого другого даже под страхом смерти, да не стала нарушать правил старинной игры. Лишь улыбнулась и предположила:       — Было бы не так весело?       Почувствовав лёгкое головокружение и запах моря, она открыла глаза. Тёмное побережье и сияющие неподалёку огни казались такими знакомыми и почти родными. Как и музыка зовущая за собой и не нуждающаяся в изменениях…       — Верно.       Что Барону расстояния? Никем не узнанный, но в душах признаваемый каждым встречным тут человеком, он увлёк свою спутницу в гущу шумной толпы. Рома и сигар здесь было предостаточно, а ночь могла длиться столько, сколько угодно богам. Стоило лишь безрассудно окунуться в веселье и танцевать… чтобы быть пойманной в крепкие объятия и ощутить на губах головокружительный терпкий поцелуй…       — Шестьсот восемьдесят семь, — выдохнул Барон, отстраняясь от девушки. Затем он вдруг взглянул на неё с какой-то затаённой печалью и тихо поинтересовался: — Не слишком ли много для одной смертной?       — Всё относительно, — в тон ему откликнулась она, незаметно сморгнув слезинку и пожав плечами.       Наверное, закономерно, что вслед за весельем приходит грусть. Однажды всё рано или поздно кончается. Она определённо не желала этого. Только знала, что противостоять неизбежному не в силах. Наверное, именно поэтому звала именно его.       — Не время унывать, — толкнул её плечом Барон и подмигнув, вручил тёмную прохладную бутыль. — У нас ещё достаточно времени.       Девушка внимательно посмотрела в мерцающие среди ночной темноты глаза, и не смогла не согласиться. Слишком много заключалось в этих словах.       У нас ещё достаточно времени.       А музыка звучала для смертных и богов. Для тех, кого однажды не станет, и тех, кто будет всегда. Для всех. Как ночь и глубокой синевы небо, распростёртое тёмными крыльями над этой частью мира.