лицемерие

Ложь сочится сквозь её перо аккуратным почерком, её тщательно подобранные слова, её незатейливые жесты и недвусмысленные взгляды. Люди говорят, такая ложь лишь во благо, и кто Эвелин, чтобы спорить с этим. Жозефина пахнет дорогим парфюмом, золотые рюшки поблескивают в свете камина, а голос эхом стучит по орлесианскому мрамору. Жозефина — дипломатия во плоти. Тревельян может лишь восхищаться издали, пока орлесианские маски кивают в такт словам леди Монтилье. Ложь Эвелины не рубит войны в щепки, не глушит разумы агрессоров, не тянет часы в дни, чтобы закончить всё рукопожатием. Эвелину с детства учила мать врать всегда для себя и своих целей, чтобы пробиться наверх, когда это нужно, даже если ей, как младшей, путь наверх среди знати не светил. Но воспитание клещом вцепилось в мозг, становясь с ним единым целым. Она думает, не соври, не сострой фарфоровое личико, и весь карточный домик, собиравшийся годами, рухнет. А за фарфором гремит целая буря мнений и подавленной злости. Жозефина кажется идеальной: она врёт, но так аккуратно, что её мнение выставлено напоказ, но с ним не спорят, и её саму не лелеют меньше. Она — весы, идеальный баланс, вода и огонь уживаются в Жозефине просто прекрасно. А потом срываются маски. Слышать, как сама леди Монтилье жалуется на своих же коллег, солдат, на всю Инквизицию необычно. Но у Эвелины словно гора с плеч, потому что они не такие разные, как ей казалось изначально. И от этого она не перестает восхищаться Жозефиной меньше. С ней можно быть честной, распахнуть двери и разбить несчастный фарфор. Рядом с Жозефиной — нет, Жози — буря успокаивается, превращаясь в легкий бриз. Эвелин врёт, чтобы её любили и ценили, как это было не принято в их семье. Ей хочется одного: верных друзей и семьи. Но её маска изнашивается, её броня не мерцает в свете огней, а громкий голос, созданный для поля боя, вовсе не успокаивает. Но с Жози забывается лицемерие; её руки, словно из бархата, ложатся на плечи, приобнимая, и желание врать исчезает, оставляя за собой желанную безмятежность. Они сидят у камина, размышляя об Орлее, о масках, о дипломатии, столько, сколько позволяет время на войне. Жози любит Эвелин настоящую, а вода с огнем в Тревельян наконец идеально балансируют, плавя старый глянцевый фарфор.