А ты помнишь?

.....А ты помнишь то время, когда мы каждое лето уезжали в деревню? Мы так дружили, мама ещё говорила: «Как два сапога — пара»… Лето выдалось тогда жарким, но в дождливые дни было очень холодно. Помню, как в июле мама забрала меня в деревню и предложила тебе поехать с нами. Ты заулыбался во все 29 зубов и быстро закивал. Твои кудряшки так смешно запрыгали, что я не удержался и рассмеялся. Потом ты всю дорогу стеснялся меня… Помнишь? Я был очень невысокий. Мама сказала залезать в машину, а мне росту не хватало. Ты тогда подхватил меня и усадил на заднее сиденье, а пока залезал сам — ударился головой. Я посмеялся, а ты обиженно отвернулся. Ты сидел смирно и тихо первые пять минут поездки, пока не заметил, что пошел дождь. Капли с громким стуком приземлялись на металлическую крышу машины и ты, кажется, дёргался от любого звука. Ты взглянул на меня — я жутко замёрз. Посмотрев на тебя, я увидел, как ты снимаешь свою джинсовку. Ты молча накинул её мне на плечи, чтобы не тревожить маму. Для меня твоя джинсовка была просто гигантских размеров, да и к тому же толстая, словно осенняя куртка. В ней было тяжело двигаться, но я и не двигался. Я просто смотрел на провода за окном, которые плавно опускались и поднимались… Я тогда думал что они специально так двигаются, чтобы мама знала как ехать: ниже, или выше. В какой-то момент мама приоткрыла переднее окно. Холодные капли залетели в салон и попали прямо мне в лицо. Я поморщился от неприятного холода и шмыгнул носом. Мама сразу закрыла его. Ты медленно поднес руку с моей щеке и вытер грязный след от капли. Потом ты разул меня и уложил головой к себе на колени — спать на них было совсем неудобно, ведь ты был ну очень худым. Несмотря на это, я медленно заснул. Потом, как оказалось, ты очень долго меня будил, потому что я спал как сурок. Деревня встретила нас запахом грязи, еловой хвои, полевой травы и свежестью, которая обычно бывала после дождя. Небо было все ещё серым, и, казалось, дождь должен был вот-вот хлынуть снова, но стало заметно теплее. Я, с трудом справившись с твоей большой джинсовкой, вернул её тебе и забежал на крыльцо дома. А помнишь, как мы пили холодное молоко, сидя на том самом крыльце и соревновались, у кого молочные усы будут больше? Я тогда выпил столько холодного молока, что заболел ангиной по приезде домой, а ты снова был со мной. Еще на том крыльце всегда стояла красивая бабушкина ваза с цветами, которые дед срывал на соседском дворе и убегал оттуда, гоняемый злыми соседями. За то лето мы сделали много венков из ромашек и одуванчиков, построили целый шалаш во дворе, собрали флотилию корабликов из дедовских газет и создали прочную дружбу. Помнишь, однажды ночью мы сбежали на большой луг? Я взял две маленькие подушки, а ты взял плед и две баночки из-под варенья. Мы долго, сдирая кожу везде где можно, спускались вниз по вишне, что росла под окном комнаты, в которую нас с тобой поселили. Ты уронил одну банку, и на ней появилась трещина. Потом мы долго уверяли маму и бабушку что ночью спали и это все дед… Мы бежали очень тихо, стараясь успеть до рассвета. Выбежав на самую высокую точку ты раскинул тонкий плед в серую клетку, а я бросил на него подушки и удобно устроился на них. Спину приятно заколола из-под пледа высохшая трава. Ты прилёг рядом и стал рассказывать про космос. Я с удивлением смотрел на небо и пытался найти ту самую полярную звезду, что, как ты сказал, светила ярче всех остальных. Ты показал мне созвездия малой и большой медведиц, показал созвездие Ориона, а потом я заметил что прямо над моей головой пролетело что-то светящееся. Ты резко вскочил и открыл банку. Я недоумевал — ты что, собирался звезду в банку ловить? Но, как ты заверил, то была далеко не звезда. Ты бегал вокруг меня, размахивая банкой у себя над головой, и спустя пару секунд уже поймал маленькую «звёздочку» в сосуд. Вручив эту банку мне, ты стал рассказывать про каких-то тогда ещё неизвестных мне светлячков, о том, почему они светятся и почему они светятся только ночью. Потом достал вторую банку и дал мне, предложив попробовать поймать светлячка самому. Я с сомнением отнёсся к этой идее, хотя бегать десять минут по лугу босиком, пытаясь поймать маленькое насекомое оказалось весело. Я долго упрашивал тебя оставить Тома и Джо у нас (а хорошие имена мы им придумали тогда…), но ты на все мои просьбы говорил нет и рассказывал, что это нанесет им вред и уверял, что им будет лучше в дикой природе. Ты обещал водить меня навещать их каждую ночь и рассказывать что-нибудь про звёзды. Так и было. Помнишь, мы сидели на крыльце и смотрели на фотографию бабушки? На её уголке была какая-то черная лента. Я все время говорил, что этой фотографии нужна более яркая лента и постоянно спрашивал куда уехала бабушка. Ты просто молча сидел, и говорил что мне этого пока не понять и я ещё слишком маленький. Мы весь день сидели на крыльце и слушали какие-то крики и плач из-за забора. После того дня дед стал ворчливый и перестал воровать цветы у соседей. Тогда я взял эту инициативу на себя. Мама каждый раз улыбалась и отворачивалась, чтобы «незаметно» смахнуть слезы. Ты гладил меня по голове. Мы все так же ходили навещать Тома и Джо, рассказывая обо всем, что придумывали. Через несколько недель фотография бабушки снова вернулась на крыльцо и нас долго не пускали домой, говоря, чтобы мы «погуляли подольше». Мы гуляли, ты обнимал меня, мы прятались от дождя в нашем бессмертном шалаше. Кажется, после этого мы стали ещё ближе. Стали настоящими братьями. Хоть и не кровными, но очень дружными. Мы не дружили с соседскими детьми. Мы существовали в своём маленьком мирке. Помнишь, ты разрушил нашу дружбу? Я тогда долго плакал, когда летом 1959 года ты не поехал со мной в деревню. Я очень обиделся на тебя. Не отвечал на письма, не рвал цветы в вазу на крыльце, не проверял Тома и Джо, потому что без тебя все было другим.Все стало каким-то серым, отстранённым. Сама природа говорила о том, что все изменилось. Лето было дождливым и холодным. Я не видел смысла долго находиться на улице, потому что на улице я играл только с тобой. Мама много успокаивала меня, уверяя, что ты уехал учиться в Лондон. Я не верил. Я думал, что я тебе надоел. Я ненавидел тебя практически все лето. Я всё думал — почему все меня оставляют? Сначала бабушка, потом дед, теперь ты… Все вы куда-то уехали от меня. Я искал причины во всем, но находил их только в себе. Я замкнулся, почти не выходил на улицу. Я думал только о тебе, и однажды, в предпоследний день лета ты приснился мне. Я очень хотел, чтобы этот сон стал вещим: ты держал меня за руку и вел на тот самый луг навестить наших светлячков. На твоей голове был ромашково-одуванчиковый венок, из-под которого торчали слегка взлохмаченные кудряшки. Твоя улыбка была спасательным кругом в этом сне. Потом ты обнял меня и растворился в предрассветном тумане. Проснувшись утром в своей кровати я расплакался и понял, что все это время я не ненавидел тебя. Я скучал по тебе. После возвращения домой, уже осенью, я записался в художественную школу, чтобы хотя бы на рисунках отображать твою «спасительную улыбку». Чтобы мне не было так одиноко. Мама подарила мне мою первую гитару, а потом и бас. Какая-то местная группа искала басиста, и я прошел прослушивание. Вообще, я сменил несколько групп, но все-таки в одной играю и по сей день. В ней я познакомился со своим близким другом Фредди. Музыка начала влиять на меня, я стал проявлять активность в написании хитов, и в конце-концов, выдвинул свою песню. Песню о тебе. Я так долго ее сочинял, подбирал аккорды и партии ударных… Теперь это одна из известнейших песен среди наших записей. Все-таки, я не смог тебя забыть и справиться с болью и тоской за всё эти годы. Я безумно рад, что ты сегодня пришел к нам на прослушивание. Ты не забыл меня, значит я все так же дорог тебе… Я очень хочу рисовать твой портрет с натуры, а не из памяти. Очень хочу снова прикоснуться к твоим мягким кудряшкам, большим ладоням, посмотреть в твои глаза и увидеть там все звёзды вселенной. Как раньше. А ты все так же смущённо отводишь взгляд, прямо как во время нашей первой поездки в деревню. Я хочу создать новые воспоминания, новые эмоции и… Новые чувства. Надеюсь, ты поймёшь меня правильно и, если ничего не получится, то мы снова станем лучшими друзьями…» Джон аккуратно свернул лист бумаги и незаметно бросил его в рюкзак их нового гитариста. -Джон! Ты идёшь? -Да, бегу! Дикон вышел из студии и направился за светловолосым парнем. «Надеюсь, все получится…»