***
19:26 Выходя из громадных школьных ворот, шатенка думает о своей вполне уютной квартирке и горячем чае с чабрецом. Очередной день позади, а значит, стоит передохнуть. Только вот это счастье, как и любое другое, не вечно: завтра снова на работу, снова видеть эти стервозные лица, натянуто улыбаться, ведь в их понимании ты — в самом низу пищевой цепочки, и тут даже дружелюбные детки не спасут. Дабин, в общем-то, согласилась бы работать бесплатно, лишь бы не вжиматься в неудобное потрёпанное кресло при виде долбанутого директора или, того хуже, завуча. Вынырнув из розовых мечтаний, Дабин щурит глаза, разглядывая компанию подростков на противоположной стороне улицы, что наверняка в столь позднее время только-только волокутся из школы домой. Увиденное заставляет брюнетку вспомнить свои школьные годы, что были далеко не самыми беззаботными и до жути отвратительными. Одно радовало: дети тогда были не такими развратными и изощрёнными на издевательства. Впрочем, учёба в любое время выжимает все соки, от чего дома от тебя не остаётся ровным счётом ничего, а единственное желание, которое может возникнуть после уроков — завалится на кровать и заснуть. Сейчас подростки всё больше общаются компаниями, сейчас нет, как раньше, сплочённых ребятишек, что готовы за любого из класса порвать глотку. Когда Ли об этом думает, она чувствует себя старухой, считая поведение нынешней молодёжи неприемлемым. Так и сейчас: старшеклассники идут группками по трое-шестеро, а то и больше персон, о чём-то весело болтая, заполняя своим смехом вечерние улочки Сеула. Дабин не привыкать — каждый её день наполнен детьми: их смехом, плачем, криком, ссорами и лестными словами. Можно даже сказать, что Ли всю жизнь так и проживёт в подобном окружении, преподавая в младшей школе, но это уже её выбор и её рутина. В любом случае, она вольна поменять свою жизнь по щелчку пальца, но умело этого избегает. Дети шести-десяти лет — её комфортная среда обитания, и это никак не относится к психологическому возрасту учительницы, всё-таки, она не совсем поехавшая. Вдруг Дабин замечает одиноко идущую в стороне школьницу, которая смотрит себе под ноги, совсем не обращая внимания на то, что творится вокруг. Девочка настолько заинтересована своими ботинками, что ещё спустя секунду врезается в огромный бетонный столб, который всё это время находился прямо перед ней. С громким «Ай!» школьница наконец подымает голову, потирая маленькой ладошкой лоб, на котором завтра наверняка будет красоваться немаленькая шишка. Её тёмные волосы развеваются на ветру, и Дабин с секунду думает о том, как та красива, но затем телефон учительницы издаёт жалобный писк, заставляя ту позабыть о подростке и переключить всё своё внимание на пиликающий гаджет. — Что? — грубо отвечает та, совсем не посмотрев на дисплей телефона. — Ничего, — отвечают в той же манере, а на фоне слышатся детские вопли, которые Ли не способна спутать ни с чем. — Минхёк? — не веря, произносит сухими губами Дабин. — А ты, сестрица, небось мой номер телефона уже успела удалить, раз так удивлена, — глупо хихикает парень, наполняя динамик родным смехом. — Идиот, мог хоть раз позвонить за семь лет, — шмыгает носом шатенка, сильнее кутаясь в вязанный шарф, пахнущий лавандой. — Эх, Ёну, сама знаешь, почему так вышло. Не виноват я, не виноват, — хохочет тот, но всё же в голосе парня присутствует определённая доля сожаления. Ещё и это глупое прозвище, Ёну. Девушке так его не хватало, этого непутёвого старшего братца, уехавшего как-то семь лет назад заграницу и построившего там семью. Поначалу было очень больно, ведь у девушки на тот момент (в принципе, как и сейчас) совсем не было друзей (не считая занозу в заднице Ли Хёбин). Она не возненавидела Минхёка, нет, но хорошенько заехать ему по роже всё ещё хотелось. — Давай встретимся завтра в полдень на ярмарке, я наконец познакомлю тебя со своими тремя принцессами. — Но ты ведь знаешь, что у меня работа, да? — ухмыляется Дабин, загребая снег носками сапог. — Ага, — вторит ей парень, прощаясь ещё через пару минут.***
На следующее утро Ли встаёт никакой — недосып и гора школьных тетрадей плохо сказываются на молодом лице учительницы. Заварив себе чай, шатенка вдруг обращает внимание на своё отражение, что тяжёлым взглядом из-под прикрытых век отзеркаливает каждое движение Дабин. На голове у этой девушки огромнейшее гнездо, как считает Ли, поэтому, по хорошему, стоило бы от него избавиться как можно скорее. Взяв кухонные ножницы, шатенка отправляется в ванную комнату, выходя из неё совсем иной, более… освежённой. На плечи девушки больше не спадает солома, а глупая отросшая чёлка не лезет в глаза — только каре, только классика. Рабочий день проходит довольно оживлённо, на что Хёбин говорит, что в её волосах находилась вся плохая энергетика. Дабин, конечно же, в это не верит. В полдень, отпустив учеников и пожелав им удачи, девушка старается как можно незаметнее пробраться на выход, дабы ни одна шавка директора не донесла на неё за невыполнение обязанностей. Эта небольшая шалость почти удаётся, пока в самой раздевалке она не встречает Хёбин, которая, прознав про план подруги, верещит чуть ли не на всю школу: — Удачки, Ли Дабин! Я верю в тебя! — кричит та, а шатенка всё больше уходит в панику. Через полчаса девушка всё же добирается до ярмарки, на которой её любезно ждёт старший братец и его семейка. — Ёну! — окликает девушку тот. А Ли уже в слезах, потому что скучала. Очень. Влетая в объятия брата, Дабин на мгновение забывается. Минхёк всё такой же тощий и высокий, от него до сих пор пахнет корицей и каким-то мужским одеколоном, и Дабин вдруг кажется, что она вернулась во времени на семь лет назад, и перед ней стоит старый добрый Ли Минхёк — заботливый брат и самый лучший друг во всей Вселенной. В голове тут же всплывают все важные моменты из детства: смех, радость, слёзы, обиды — они настолько ценны, ценны по-настоящему, что хочется вернуться в те далёкие годы и заново прожить то детство, которое она разделила с Ли Минхёком. Отрываясь от брата, Дабин старается заглянуть в его глаза, где всё также сверкают любовь и обожание. «Он совсем не изменился», — думается шатенке. Дабин до сих пор может узнать в Минхёке того двадцатипятилетнего паренька, который любил развлекаться со своей компанией, но всё-таки предпочитал им времяпровождение с младшей сестрёнкой. Теперь это тридцатидвухлетний мужчина, содержащий семью, но почему-то Дабин кажется, что в глубине души он всё такой же, как и был, когда бросил свою младшую сестрёнку и мать в погоне за светлым будущим. Только сейчас Дабин замечает, что позади блондина стоят две очаровательные малышки, девочки лет пяти, которые своими маленькими замёрзшими ручками дёргают папу за пальто, стараясь привлечь к себе внимание. Они похожи, как две капли воды — близняшки, а позади них стоит женщина, выглядящая, как дом и уют, как то место, куда постоянно хочется возвращаться. Дабин думает, что вот, наверное, это и зовётся счастьем. По крайней мере, Минхёк уж точно счастлив, вон как лыбиться. — Папа, кто это? — хмурит бровки одна из малышек, указывая маленьким пальчиком на Дабин. — Моя маленькая сестрёнка, Оливия, — улыбается он, трепля дочь по волосам, что скрыты под персиковой шапкой. — Оу, — выдаёт та, а затем протягивает свою ладошку. — Привет, я Лив, а тебя как зовут? — Ёну, — улыбается шатенка, ловя на себе тёплый взгляд брата.***
Пока они идут до ближайшей кофейни, Дабин старается впитать в себя как можно больше информации, ведь жить, не имея никакой весточки от самого близкого человека, сравни мучениям в самой сердцевине ада. Ли узнаёт, что ту прекрасную женщину, которая подарила Минхёку двух замечательных дочурок, Оливию и Кэролайн, зовут Нэнси. Они не успевают поговорить, но Дабин это и не надо: она и так знает, что брат в надёжных руках. Девушка считает, что этот день определённо лучший за последние семь лет, поэтому, распрощавшись к вечеру с Минхёком и его замечательной семьёй, в приподнятом настроении спешит в метро. Часы показывают всего полседьмого, и Ли думается, что хоть сегодня она сумеет найти время и для себя, любимой. В метро тепло и многолюдно, наверное, даже более, чем на ярмарке. Все спешат домой, чтобы быстрее позабыть о своих проблемах до следующего утра. Это заставляет Ли задуматься о доме, о семье… — Ай! — вскрикивает девушка, когда нечто большое, как танк, врезается прямо ей в спину. — А? — поднимает глаза незнакомка, откидывая свои чёрные длинные волосы. … И Дабин кажется, что где-то она её уже видела. Школьница, как можно заметить по форме, выглядывающей из-под пуховика, больше ничего не говорит, уставившись на Ли, как на самое глупое существо в этом мире. Она с минуту смеряет взглядом профиль учительницы, покусывая пухлые губы, а затем тихо выдаёт: — Зачем? Дабин не понимает, что она имеет в виду, но затем прослеживает за рукой школьницы, указывающей на короткие волосы шатенки. — Захотелось? — скорее, саму себя спрашивает Дабин, совсем не понимая, зачем отчитывается перед незнакомой девочкой. В тот же момент приезжает нужный ей поезд, а посему, оставив подростка на платформе, Ли запрыгивает в переполненный людьми вагон.***
Утро следующего дня уже не кажется таким угрюмым, но и весёлым его тоже не назовёшь. Всё-таки, когда просыпаешься один в пустой квартире — на грусть есть причины. На работу девушка добирается довольно быстро, заходя в свой класс, где ещё протирает парты техничка. Через пять минут спокойного утра в кабинет забегает тучная женщина сорока лет, которая приходится секретарём сего учебного заведения. Она мямлит что-то про «вы попали», «ушла, никому не сказав» и «директор ждёт в своём кабинете». На последних словах шатенке становится не до шуток: её миссия не попасться с треском провалилась. В любом случае, у неё найдутся оправдания, но страх сильнее, особенно если речь идёт о возможном увольнении. И вот Дабин уже тут: стоит перед громадными деревянными дверями, на которых золотыми буквами выведено «Кабинет директора». Она даже не пытается постучать, бесцельно втыкая в одну точку, но невезение — лучший друг Ли Дабин, который по щелчку пальца открывает дверь с той стороны, глядя на неё злыми глазами директора Мина. Мужчина не предлагает ни чай, ни кофе, оно и понятно, почему. Он всего лишь сидит и роется в своих бумагах, заставив и без того нервную шатенку сидеть напротив, перебирая от волнения тощие пальцы. — Ли Дабин, — в своей манере произносит он, переведя всё своё внимание на бедную учительницу. — Вчера вы крупно облажались, и, знаете, это довольно иронично, ведь за последние два года вашей работы в нашем коллективе такое случается впервые, поэтому я буду снисходителен. Мужчина роется в папке, лежавшей всё это время на его столе, а затем снова встречается глазами с Дабин, напоминая ей хищника, запугивающего жертву. — Я знаю, что ваша специализация младшеклассники, но я видел ваш диплом и полностью уверен, что вы не горите желанием покинуть стены этой школы. Конечно же, я могу сделать вам выговор, но, знаете, так не интересно, — хмыкает тот, протягивая Ли папку. — Это — Сон Джиён, ученица старшей школы Чунан, которая находится в паре кварталов отсюда. Ей нужен репетитор. Она — особенный ребёнок, — произносит директор, а Дабин не хочет в это верить. С какого перепуга она должна отрабатывать свой прогул репетиторством? Это ведь несправедливо и глупо, помимо того, что бесплатно. Мужчина даёт ей на раздумья целый день, но все мы прекрасно знаем, что выбора у Дабин, как такого, нет. Вечером того же дня она прибирает в доме: застилает кровать, протирает пыльный стол и наконец моет грязную посуду, веками копившуюся в раковине. Джиён должна прийти в шесть вечера и провести в квартире учительницы целых два часа: как поняла Дабин, родители школьницы находятся в близких отношениях с директором Мином. Доселе девушке не приходилось делать что-то безвозмездно. Ровно в шесть часов раздаётся звонок, заставляя запуганную Дабин застыть на месте, а затем с колотящимся сердцем пойти открывать дверь. Какого же удивление Ли, когда перед собой она видит ту самую девушку из метро, да и, похоже, ту же, что врезалась в столб на её глазах. — Привет? — неуверенно произносит шатенка, заглядывая в большие глаза школьницы. На это Сон лишь кивает, заходя в обитель преподавателя. Они входят в маленькую комнатку Дабин, где в дальнем углу ютится такой же маленький стол. Ли приносит ещё один стул с кухни, и они начинают заниматься. — Как у тебя дела с геометрией? — как можно дружелюбнее спрашивает Дабин, ведь помощь девочке, как говорил господин Мин, нужна именно с математикой. — Я не люблю цифры, — хмурится Джиён, произнося первое слово за всё время, которое она проводит у учительницы. — Ты путаешь с алгеброй. Геометрия — это построение различных фигур, — поправляет её Ли. — Не люблю цифры, — вторит брюнетка, а затем берёт в руки карандаш, усердно стараясь что-то вывести в чистой тетради. Дабин на мгновение приходит в замешательство, совсем не зная, как ей поступить в данном случае, пока не замечает на себе выжидающий взгляд ореховых глаз. На чистом до этого момента листе красуется силуэт птицы, пытающейся взлететь, но не способной это сделать из-за раненого крыла. — Красиво. Что это значит? — Это птичка, — пожимает плечами Джиён, — и всё. Шатенка хочет что-то сказать, но в тот же час меняет своё решение. Она придвигается ближе к девушке и достаёт учебник за седьмой класс, дабы начать с малого, постепенно переходя к более сложным задачам. Но урок проходит хуже некуда, ведь все эти два часа Джиён то и дело, что отвлекается, задавая шатенке совсем глупые вопросы. От этого у Дабин складывается впечатление, что ей не восемнадцать, а восемь, ведь своим поведением она смахивает на второклассников, которых обучает Ли. Когда дверь за школьницей захлопывается, она устало оседает на пол, уходя с головой в раздумья. Ли думает, что всё это не зря, и что этой девчонке нужен особый подход. Может, даже стоит провести урок в игровой тематике, как это бывает в школе. На самом деле, Дабин впервые встречает человека, чей реальный возраст не соответствует психологическому. Она хочет расспросить детальнее об этом ребёнке директора Мина, ведь даже страх перед начальством не отменяет человеческого любопытства.***
На следующий вечер Джиён приходит снова, переступая порог вприпрыжку. Информации с директора, как с гуся вода, поэтому Дабин не особо посвящена в детали. Разве что Хёбин сказала, что такое поведение обозначается термином «возрастная регрессия», когда человек умственно уходит в прошлое, перенося не только свой мозг в события двух-пяти (и больше) годовой давности, но и свой психологический возраст. Чаще всего, такое случается после сильной физической или эмоциональной травмы. — В чём причина столь явной улыбки на твоём лице? — помогая подростку снять куртку, спрашивает Дабин. — Кихён, мой одноклассник, подарил мне леденец. Мой любимый, — сияет школьница. — Оу, он за тобой ухаживает? — хихикает Дабин. — Не знаю, — пожимает плечами брюнетка. — Но он хороший, он знает, какие леденцы я люблю. — Тогда он определённо лучший, — поддерживает её Ли, совсем забывая, что общается с восемнадцатилетней девушкой. Сегодня процесс идёт куда легче, Дабин старается заинтересовать Сон, сравнивая геометрические фигуры с чем-то житейским и понятным даже ребёнку. Под конец урока школьница просит, чтобы та называла её «Джейн». Так проходят две недели, всё больше приближая Дабин к этому «чудесному» дню, именуемому Рождеством. Не то чтобы учительница не любила этот праздник, просто Ли не была верующей, да и одиночество сгущало краски. В детстве она, напротив, относилась к этой поре максимально хорошо, веселясь в морозные дни на улице, и, по-традиции, выпивая перед сном чашечку горячего молока, заедая его имбирным печеньем. Но с возрастом былой азарт ушёл, заставив Дабин воспринимать этот день как, собственно, и все остальные в году. Конечно же, Ли может поехать к маме, свернуться у той под боком и жаловаться на взрослую жизнь, или к Минхёку, который, скорее всего, остановился со своими девочками в мотеле, что не есть лучшая идея, ведь тогда Дабин лишь помешает их небольшой идиллии. Поэтому это Рождество, которое наступит ровно через два дня, пройдёт для неё в полном одиночестве, разве что с бутылочкой бордо, которая хоть как-то скрасит серое бытие. Перед сочельником Джейн не приходит, что подталкивает Дабин на мысли, что та просто готовится к Рождеству в кругу своей, наверняка, большой семьи. От этого Ли даже немного грустно, ведь с появлением в её жизни этой особенной девчушки одиночество по вечерам не ощущалось так явно, как это было прежде. И, наверное, именно поэтому с каждым приходом Сон в её дом — она радовалась, радовалась, словно маленькая.***
Двадцать четвёртого числа все вокруг то и дело, что поздравляют друг друга с предстоящим праздником. Даже на лестничной клетке можно учуять запах различных блюд, что с большой любовью приготавливаются к сегодняшней ночи. Дабин решает тоже не отставать от традиции, покупая в супермаркете уже готовую индейку. Выглядит она, конечно, не очень презентабельно, но какой хозяин — такая и индейка. Выбирать не приходится. 22:19 Ближе к ночи Дабин садится у телевизора, скучающе посматривая на настенные часы. Складывается впечатление, что она кого-то ждёт, и это придаёт хоть какой-то уверенности, что именно это Рождество пройдёт не так убого, как предыдущие. Но давайте посмотрим правде в глаза: никто ведь не придёт, Рождество наступит, а Ли так и останется сидеть с бутылкой красного, втыкая в одну точку. Кстати говоря, индейка и правда оказалась резиновой, такое съесть не пожелаешь и врагу. Праздник слился в канаву. Спустя ещё полчаса шатенка вдруг думает лечь спать. Какой смысл сидеть и заниматься самобичеванием, если можно просто уснуть, позабыв про собственных тараканов на ближайших часиков так восемь? Подняв пятую точку с дивана, Дабин сонно зевает, выключая дотошный телевизор. Помыв бокал из-под вина, девушка отправляется в свою комнату, как тут же стены маленькой квартирки пробивает протяжная трель звонка. Дабин аж подпрыгивает на месте, совсем не ожидая в такой день столь поздних гостей. Посмотрев в глазок, она видит лишь еловые ветки от рождественского венка, которые так некстати перекрывают весь обзор на лестничную площадку. Прокрутив три раза ключ, Ли глупо открывает рот, завидев с той стороны двери Джейн, да не просто Джейн — заплаканную и как никогда нарядную. — Что случилось? — растерянно смотрит на неё Дабин, пытаясь, как всегда, найти в её глазах ответы на тревожащие вопросы. Ведь если сама Сон этого сделать не может, то глаза — зеркало души, как-никак. — Я… Я… — задыхается от удушающих слёз Джейн, а затем поддаётся напору учительницы, утопая в её объятиях. Она тяжело дышит, жадно глотая воздух, больно впиваясь ногтями в плечи шатенки, тем самым ища в ней поддержки. Дабин может чувствовать, как сердце девушки пробивает грудную клетку, силясь пробить и её собственную. Вдохнув запах чёрных волос, Ли чувствует запах дома, а ещё, что нужна этому чудаковатому подростку как никогда прежде. — Давай, пошли, я заварю тебе чай, — сжимая плечи школьницы, шепчет ей в макушку Дабин. На кухне они сидят в тишине. Джейн больше не плачет, строя гримасу боли от каждого глотка горячего чая. Кажется, она обожгла себе язык. — Не торопись, — останавливает её Ли, нечаянно кладя свою руку поверх руки школьницы. Заметив это, Джейн краснеет, отворачиваясь в сторону, не давая Дабин возможности прочитать то, что написано сейчас в безумно блестящих ореховых глазах. — Что случилось? — стеля той в гостиной, осторожно спрашивает Ли. — Папа меня не любит, — грустно произносит та. — Он сказал, что я его главная проблема, — снова шмыгает носом брюнетка. — Глупости, — хмыкает Ли, протягивая Джейн чистую одежду. — Глупости, — повторяет за ней Сон, задерживая руку поверх руки шатенки. Когда Джейн возвращается из ванной, Дабин вдруг думает, что она чертовски красива. Ей становится даже немного завидно, ведь в свои школьные годы она походила на копчёную камбалу, но никак не на морскую диву. — Сегодня Рождество, ты знаешь? — неформально обращается Джейн, от чего тело Дабин пробивает дрожью. — Да, нудный праздник, — кивает Ли, наблюдая за тем, как брюнетка забирается под одеяло. — Ляжешь со мной? Ты очень тёплая, — смущается Сон. Дабин в растерянности смотрит на школьницу, но затем решает, что той как никогда нужна поддержка, и что лучше нарушить чужое личное пространство, чем потом всю жизнь корить себя за то, что не смогла помочь ребёнку. — Папа зол с тех пор, как умерла мама, — начинает Джейн, переплетая свои пальцы с Ли. — Она умерла в Рождество и теперь он каждый год вымещает злость на мне. Он говорит, что это из-за меня. Мне от этого больно, вот тут, — указывает она на сердце, поворачивая лицо к Дабин. — Ещё он говорит, что лучше бы я умерла, чем стала такой. Ли в смятении кусает обветренные губы, задерживая дыхание, пока её взгляд скользит по аккуратным чертам лица школьницы. Джейн подаётся вперёд первая, по-детски чмокая учительницу в сомкнутые губы. Дабин от этого тает и, не скрывая улыбки, берёт инициативу на себя, сминая пухлые губы в нежном поцелуе. Она боится заходить слишком далеко, ведь не знает, как это подействует на внутреннее состояние Джейн, поэтому, оттянув нижнюю губу брюнетки, она снова заглядывает ей в глаза. «Делай, что хочешь», — читает она, утопая в ореховых омутах. И она делает, врываясь языком в горячий рот, пробуя на вкус не только эти розовые губы. Руки Джейн тут же обхватывают её за шею, притягивая как можно ближе. Она растворяется под напором учительницы, сжимая короткие волосы в руках. Когда воздуха катастрофически не хватает, девушки отстраняются, пугливо вглядываясь в лица друг друга. — Я… Ты мне нравишься, — выпаливает Джейн, пряча лицо в ладошках, и Дабин думает, что вот, это то, чего ей не хватало последние семь лет. Ведь одиночество не скрасится внезапно появившимся братом или навязчивой подругой, крепким вином, да даже невкусной индейкой. Мы все одиноки до какого-то определённого момента, до того, когда встречаем нужного человека. Возможно, не все это чувствуют и понимают, боятся, но тогда они совершают огромнейшую ошибку. Ведь если не сейчас, то когда? «Моя дорогая Джейн, я подарю тебе весь мир, только больше никогда не плачь. Я не хочу видеть эти солёные дорожки боли на твоём прекрасном личике», — думает Ли, а затем произносит: — Называй меня Ёну.