По правде говоря

      Наверное, Тсукишиме стоило бы поменьше открывать свой рот. Возможно, он смог бы избежать тысячи проблем, если бы закрывал его вовремя. Во сколько драк его пытались втянуть из-за его комментариев? Временами ему казалось, что даже Ямагучи был на грани раза два так точно. Честно, он перестал считать, сколько раз тот успел на него накричать за все время их дружбы. Может быть, ему правда, действительно нужно научиться сдерживать свои комментарии при себе, потому что все, о чем он может сейчас думать, это:       «Блять».       Но обо всем по порядку.       Тсукишима винит Хинату. На самом деле, его прямой вины в этом нет, но именно он предлагает всей их команде собраться на выходных в парке, и все соглашаются, будто у них нет больше никаких дел. Тсукишима не собирается идти и тратить время своего отдыха на времяпровождение с Хинатой, но Ямагучи улыбается и кивает, а потом оборачивается к нему и мягко пытается уговорить развеяться вместе с ними, и Тсукишима со вздохом соглашается. Скоро отборочные, вся команда вкалывает, как проклятая, первогодки еще не совсем успели привыкнуть к остальной команде, и, может, один день, проведенный вместе, сблизит их. У Тсукишимы есть планы на того высокого пугливого парня, который преображается, когда прыгает на блок, и ему стоило бы наладить с ним контакт.       Они, как обычно, идут позади, команда тихо шушукается, раздается смех и гул переговоров, солнце мягко греет и освещает землю и окружение, пахнет приближающимся летом, в наушниках играет его любимая песня, Ямагучи улыбается, и Тсукишима начинает думать, что это было не такой уж и плохой идеей. Хината о чем-то разговаривает с семпаями, Кагеяма тоже увлечен разговором, первогодки прислушиваются, и в итоге они остаются, фактически, наедине. Ямагучи не пытается начать разговор о мелочах, он просто молча идёт рядом, думая о чем-то своем, и Тсукишима чувствует… умиротворение.       На удивление, никто не спешит его испортить. Они проходят мимо шумных аттракционов — Хината, Кагеяма, Танака и Нишиноя кидают на них задумчивый взгляд, но один окрик Энношиты и взгляд Ямагучи на своих одногодок спасает ситуацию, — и находят свободный деревянный столик чуть поодаль. Где-то издалека разносятся детские крики и смех, солнце греет все теплее, в воздухе чувствуется весенняя свежесть, и Ямагучи роняет на траву булочку и очень громко и забавно вздыхает, и Хината утягивает Ямагучи в разговор о мелочах, и все хорошо. Сокомандники тихо переговариваются, Нишиноя заводит разговор о фильмах, что сейчас идёт в прокат, и постепенно в него включаются все первогодки, даже самые стеснительные. Все же, Нишиноя хороший семпай. Он надёжный и дружелюбный, а что ещё надо? Конечно, Тсукишима, скорее, удавится, чем скажет об этом вслух, но…       Он расслабляется.       И это оказывается его главной ошибкой.       Мимо проходят девушки из волейбольного клуба и радостно машут им, когда замечают. Ячи оживает, ее лицо озаряет улыбка, и она жестами приглашает присоединиться к ним. Она сдружилась с ними с начала этого года, по какой-то там причине. Волейболистки подходят ближе, но садиться рядом отказываются — все равно собирались уходить. Ячи вздыхает, а потом какая-то светловолосая девушка говорит:       — А вы были у предсказательницы? Она сказала, что скоро меня ждут неприятности, которые сделают меня только сильнее и позволят познать что-то новое.       Хината издает восхищённый вздох, Энношита поднимает брови, но быстро справляется с эмоциями, на лице Ямагучи появляется тихая улыбка, а Тсукишима…       Прыскает, не скрываясь.       И замолкает, когда натыкается на строгий взгляд Энношиты.       — Хэй! Может, звучит и туманно, но она точно рассказала о моем прошлом, так что!..       — Просто угадала, — фыркает Тсукишима, начиная терять интерес к разговору, и переключает песню в телефоне. Начинает играть одна из плейлиста Ямагучи, и тот улыбается, когда слышит знакомую мелодию.       — Думай, как хочешь, — в конце концов, вздыхает девушка. — Ячи-тян, можешь сходить, если хочешь! Она не берет денег…       — Только души, — вырывается у Тсукишимы, и ему кажется, что Энношита его точно придушит. Ямагучи тихо прыскает, и девушка вздыхает ещё раз. Волейболистки прощаются с Ячи и третьегодками и уходят, и Хината вдруг говорит:       — А давайте сходим.       Тсукишима смотрит на него разочарованным взглядом, пытаясь передать глазами все, что он думает о его мыслительных способностях, и тот эйкает.       — Может, она предскажет мне мою будущую невесту, — воодушевленно вздыхает Танака, очевидно, думая о бывшей менеджерке Карасуно. Киношита усмехается, а потом говорит:       — Вот бы мне предсказали ответы на ближайший экзамен по истории… Было бы круто.       — Или биологии, — фыркает Нарита, не отвлекаясь от попыток выловить баклажаны из своего бенто. Киношита смеётся, но помогает ему своими палочками, и Нарита благодарно выдыхает.       — А она предскажет, с кем нам предстоит сыграть в финале?       — Датеко, — моментально отзывается Кагеяма, и они с Хинатой опять ввязываются в спор, чей состав может пройти на национальные без выпустившихся третьегодок. Ямагучи, обычно начинающий разговор о Шираторизаве, молчит, и Хината пытается втянуть его в разговор, но Ямагучи устало улыбается ему, и тот отстает.       — Ты молчаливый, — спустя пару минут отмечает Тсукишима, когда так и не дожидается момента, когда Ямагучи решит вмешаться в разговор. Он вздрагивает, а после приподнимает голову к солнцу и легко улыбается, уже не так вымученно.       — Не хочу знать свое будущее. Какой тогда в нем интерес?       Тсукишима моргает. Ямагучи смотрит на него мягким взглядом, и его губы изгибаются в улыбке, и к концу весны на его лице высыпало ещё больше веснушек. Возможно, Тсукишима понимает его. Если бы у него была возможность узнать кое-что конкретное, он бы так никогда ею и не воспользовался. Страшно, да и бесполезно — ведь он вполне себе знает ответ.       Сокомандники начинают вставать, и Тсукишима моргает, а Ямагучи вздрагивает.       — Уже расходимся?       — Решили сходить к провидице, — хихикает кто-то из первогодок, который, очевидно, разделяет настрой Тсукишимы. — Скучно сидеть на одном месте, так хоть повеселимся.       Ямагучи и Тсукишима синхронно вздыхают. Хината пихает Ямагучи в бок, и тот ойкает, но на его лице появляется небольшая улыбка. Он никогда не мог злиться на Хинату, если честно. Кричать на него, одергивать, делать замечания — да, но злиться на него всерьез… Тсукишима сомневается, что кто-то в принципе способен злиться на Хинату дольше десяти секунд. К сожалению, знает по себе. Почему-то вся злость на этого коротышку всегда растворяется, когда он смотрит на эти рыжие вихры волос и беззаботную улыбку. Тсукишима встаёт и помогает Ямагучи встать с земли, и его ладонь — мозолистая, но такая теплая.       Хинату он игнорирует. Тот пинает его по лодыжке и встает сам, и Тсукишима ухмыляется ему.       К удивлению, они не натыкаются на очередь. Танака говорит, что это точно судьба, и сегодня он, наконец, узнает ответ на вопрос, волнующий его годами, Нишиноя поддерживает воинственный дух, Кагеяма и Хината ерзают где-то рядом, а Тсукишима вздыхает так сильно, что, наверное, его слышит весь парк.       Прорицательница сидит за небольшим столом с фиолетовой тканью, на котором разложены карты и игральные кости, и на мгновение Тсукишиме становится до ужаса смешно и он чуть не спрашивает про магический шар. Но женщина внезапно переводит тяжёлый взгляд прямо на него, и Тсукишима так и не решается. Ямагучи вопросительно смотрит на него, но успокаивается, удовлетворившись простым кивком головы.       Энношита кашляет и выходит вперед. Первогодки хихикают, часть третьегодок — тоже, а Танака, толкнувший его по спине, с надеждой смотрит прямо на него. Энношита устало вздыхает, вероятно, жалея обо всех жизненных решениях, которые привели его к этой минуте, и говорит:       — Здравствуйте, мы хотели бы…       — Я знаю.       Тсукишима, не сдержавшись, фыркает и быстро прикрывает рот ладонью, когда женщина снова поднимает свой взгляд на него.       — Я знаю, зачем ты пришел, — она переводит взгляд на Танаку, и Ямагучи мгновенно пихает его в бок и смотрит страшными глазами. Тсукишима ухмыляется, и его взгляд теплеет, и в итоге Ямагучи просто вздыхает и пихает его ещё раз. — …Но так ли ты хочешь услышать ответ?       Танака выглядит так, будто его сейчас стошнит, и они с Ямагучи переглядываются. Хината вздрагивает, а после неуверенно спрашивает:       — Могу ли я узнать, кто… С кем мы будем играть в финале?       Кто-то из первогодок хрюкает, и Киношита мгновенно тыкает его в плечо и отводит за чужие спины. Но провидица, кажется, даже не замечает этого, полностью сосредоточившись на Хинате, который под ее взглядом бледнеет все сильнее.       — Можешь. Вокруг вас слишком много противников, некоторые из них не обладают серьезной силой, а некоторые… Слишком сильны. Особенно…       Хината задерживает дыхание. Кагеяма задерживает дыхание. Ямагучи не задерживает дыхание, но неосознанно напрягается, и Тсукишима закатывает глаза.       — Но нужен ли тебе этот ответ? Принесет ли он вашей долгой борьбе смысл, если вы будете смотреть только в одну сторону?       Кагеяма и Хината выдыхают одновременно и так же одновременно машут головами. Женщина неожиданно мягко улыбается им, а после берет их за руки и говорит:       — Все у вас будет хорошо. Конечно, трудности не избегут ни одного из вас… Но все будет хорошо. Рано или поздно… — она смотрит на Хинату, и тот вздрагивает. — Ты засияешь. Дождись этого.       Хината выглядит слишком возбужденным и восторженным, а когда это происходит, особенно по какой-либо тупой причине, Тсукишима просто автоматически закатывает глаза и издает вздох.       И с этого момента все идёт наперекосяк, поэтому Тсукишима вполне справедливо обвиняет Хинату во всех жизненных бедах, что последовали после этого злополучного дня.       Ясновидящая снова смотрит на него, и ее губы изгибаются. Только в этот раз она не отводит свой взгляд, а всматривается в его лицо, и Тсукишима может почувствовать, как Ямагучи рядом с ним напрягается. Но если бы на Тсукишиму действовало что-то подобное, он бы не прослыл «очкариком, которому хочет вмазать половина страны, играющая в школьный волейбол», поэтому он спокойно выдерживает ее взгляд.       — Подойди.       Тсукишима остаётся на своем месте и делает шаг вперёд только тогда, когда Энношита пихает его в спину. Вот облом. Теперь все ближайшие тренировки будут наполнены разговорами о том, как он поссорился с женщиной, гадающей на картах, прямо посреди живописного и такого спокойного парка.       Блеск.       Он подходит и встаёт вместо Хинаты, который желает ему удачи, и Тсукишима кидает на него ледяной взгляд. Хината дергается, но не так сильно, как мог бы. Он встает прямо напротив ясновидящей, и она хватает его за ладонь.       — В чем причина твоего недовольства?       — Ненавижу, когда такие люди, как вы, дурят мозги, — неожиданно честно отвечает Тсукишима и моргает. Где-то совсем рядом вздыхает Ямагучи, который наверняка ждёт момента, когда он сможет вмешаться и увести его. Однако провидица смотрит на него внимательным и будто бы понимающим взглядом и спокойно спрашивает:       — Хочешь, я предскажу тебе твое будущее?       — Избавьте меня от этого.       — Извините, — Ямагучи вмешивается в разговор и улыбается женщине солнечной и извиняющейся улыбкой, — за его грубость, он просто…       — Заткнись, Ямагучи.       Она переводит взгляд на Ямагучи и всматривается в его лицо, и внезапно все меняется. Она улыбается, спокойно и медленно, и чему-то быстро кивает. И на секунду, всего на одно мгновение Тсукишиме кажется, что на ее губах появляется… ухмылка.       — Ты явно не в ладу с собой, — хватка ее пальцев становится сильнее, и Тсукишима неосознанно напрягается. — Для того, кто так ценит честность… Тебе надо разобраться в самом себе. И в своем окружении.       Она отпускает его руку резко, но смотрит так тяжело, что Тсукишима не может вынести этого. Он выдыхает, и мир вокруг сужается до одной женщины и ее губ, ее слов, ее прищуренного взгляда, и ее слова звучат так громко и одновременно — так глухо, и…       — Твое будущее зависит только от тебя. И от того, насколько честным ты готов быть. Я могу тебе помочь, но…       Ямагучи мягко сжимает его плечо, и все проходит. Они по-прежнему стоят посреди парка, а сокомандники по-прежнему напряжённо смотрят на них, готовые вмешаться. Он по-прежнему ввязался в этот глупый разговор с ясновидящей, потратив и ее, и свое время впустую.       Ямагучи по-прежнему мягко выводит его из подобных разговоров, утаскивая за собой, и в этот раз Тсукишима точно может сказать, что на лице женщины появляется усмешка. Но Энношита мгновенно хватает его за руку и уводит куда подальше, несколько первогодок остаются, остальная часть идёт за ними, и Тсукишима старается забыть и об этой женщине, и об ее странных словах, и обо всем, что этому предшествовало.       — Ты в порядке? — тихо спрашивает Ямагучи, когда они снова остаются позади.       — Нет, — так же тихо отвечает Тсукишима и вздрагивает. Он не хотел говорить этого, и теперь Ямагучи смотрит ещё обеспокоеннее, и… — Давай просто забудем об этом и останемся вечером у тебя.       Ямагучи всматривается в его лицо ещё пять секунд, а потом вздыхает и кивает.       И с этого и начинаются все его проблемы.       Тсукишима осознает, что что-то точно не так, на следующее же утро. Он с трудом продирает глаза и встаёт с кровати только после того, как мама, не дождавшись его ответа, заходит в комнату и пытается поднять его. Тсукишима мычит про пять минут, мама ворчит:       — Ему на тренировку с утра, а он «пять минуточек», чем ты занимался всю ночь, если так хочешь спать?       — Перечитывал все наши с Ямагучи переписки и думал о нем примерно половину ночи.       Кей моргает. Его мама моргает. Ее лицо приобретает странное выражение, и она тянет длинное «ла-а-а-адно», напоминая ему, от кого он перенял эту дурацкую привычку. В итоге она вздыхает и просит его поторапливаться, иначе он опоздает везде, где только может, и Тсукишима со стоном откидывает одеяло в сторону. Потрясающе. Мало того, что проспал всего три часа, так ещё и из-за дурацкого недосыпа сказал то, чего говорить вовсе не следовало. Кей проводит ладонями по лицу, морально настраивается на очередной день, который ему нужно просто пережить, и встаёт с постели.       Странности продолжают преследовать его весь день. Когда они встречаются с Ямагучи и заходят в магазин, тот спрашивает:       — Какое мороженое тебе взять?       Кей делает вид, что ему неинтересны сладости и сахар в целом (потому что ему шестнадцать, на выходных он съел около четырех плиток шоколада, и это позор какой-то), и говорит:       — Клубничное. Возьми пару.       Ямагучи приподнимает брови и кидает ему веселую улыбку, но послушно берет два стаканчика из морозильника, пока Тсукишима стоит у прилавка с напитками в бутылках. Ямагучи никак не комментирует внезапную любовь к сладкому, и Тсукишима слишком поспешно выхватывает из его рук это дурацкое мороженое, когда они идут к выходу.       Ему действительно, действительно необходимо спать больше, потому что когда учительница по литературе спрашивает его:       — Почему ты не сделал домашнее задание?       Тсукишима забывает подготовленную отмазку и говорит:       — Потому что мне было жаль тратить время на бесполезные занятия. Мне литература даже не нужна для поступления.       Одноклассники шокировано молчат, Ямагучи оборачивается с расширенными глазами, учительница просто открывает рот, а Тсукишима нервно сжимает свою ручку. Он не хотел говорить это. Это неуважительно, и это нарушает школьные правила, и…       Его выставляют в коридор, и Тсукишима успевает прослушать новый альбом группы, которую Ямагучи скинул ему накануне.       На перемене Ямагучи спрашивает, не заболел ли он, и Тсукишима говорит:       — Нет. Я абсолютно здоров.       Даже если сам в этом не уверен.       К сожалению, подобное откровение оказывается не единственным. На истории он говорит, что давно обогнал школьную программу, и ему дают тест посложнее, а председательнице их студсовета он советует найти занятие поинтереснее и нужнее, чем бегать за ним с его опозданиями. К середине дня Ямагучи хватает его за руку и уводит куда подальше, и Тсукишима облегчённо выдыхает. Он устал, он отчаянно хочет спать, и за несколько часов он успел переругаться с половиной школы.       — Неудачный день?       — Скорее, неудачная жизнь, — бурчит Тсукишима, открывая свое бенто. Ямагучи вздыхает, но не продолжает расспросов, и Тсукишима ему благодарен. Возможно, в его состоянии он бы и Ямагучи обидел — даже если иногда кажется, что ему это сделать в принципе невозможно. Или сказал бы совсем не то, чего следовало, и…       К черту.       К ним снова подходит председательница студсовета, и Ямагучи вскакивает раньше, чем Тсукишима открывает свой рот.       — Извини-извини, Тсукки просто учится до ночи и поэтому постоянно опаздывает, когда нет тренировок! Ты же знаешь, что у него хорошие оценки, а это тяжело поддерживать постоянно!       — А Тсукки что, язык проглотил? — огрызается она, однако останавливается, вздыхает, когда Ямагучи просто пожимает плечами и улыбается, и в итоге просто разворачивается и уходит из кабинета. Когда Ямагучи снова садится рядом с ним, Тсукишима пялится на него около пяти секунд, и Ямагучи оправдывается:       — Да ладно, в твоём состоянии ты бы разругался с ней так, что пришлось бы идти к завучу, а это явно лишнее. Но серьезно, ляг сегодня пораньше, хорошо?       — Спасибо, — вырывается у Тсукишимы, и он прокашливается, когда видит, как у Ямагучи расширяются глаза. — Что заступаешься за меня. Даже тогда, когда это не нужно. Я ценю это, хоть иногда это раздражает, и я рад, что у меня есть такой друг, как ты.       Ямагучи роняет палочки из рук, а Тсукишима внезапно теряет аппетит. Горло сжимает, дышать становится труднее, и…       Ямагучи улыбается ему, солнечно и радостно, и говорит:       — Для тебя — все что угодно, Тсукки.       И возвращается к своему бенто. Его улыбка становится чуть меньше, но не проходит полностью, и половину обеда Тсукишима проводит за увлекательнейшим занятием — пялится на нее и старается унять свое бешено бьющееся сердце.       …Возможно, ему стоит говорить подобное почаще. Если Ямагучи каждый раз будет улыбаться так, то… Это определенно будет того стоить.       На тренировке он говорит тренеру, что ему определенно стоит поработать над приемом подольше, Энношите — что иногда он его до жути боится, и в конце концов он устает настолько, что просто смиряется и хочет, чтобы этот день поскорее прекратился. Он последует совету Ямагучи и ляжет пораньше, а на следующий день прекратит пугать людей вокруг себя неуместными комментариями.       Когда Хината прыгает на блок и мяч отскакивает прямо от его пальцев и вбивается в пол, Тсукишима кричит:       — Хороший блок, Хината!       И застывает.       Хината спотыкается и чуть не падает и в итоге забывает его поблагодарить, сокомандники забывают про игру и оборачивается к нему, Ячи раскрывает рот, а Ямагучи смотрит с настоящим шоком и ужасом в глазах. Они возвращаются к игре после окрика Укай-сана, который тоже смотрит на него в замешательстве, и именно тогда Тсукишима понимает:       Что-то не так.       С ним что-то чертовски, невероятно сильно не так, и это уже мало похоже на обычный недосып.       Тсукишима внимательно наблюдает за собой, своим поведением и словами оставшуюся часть тренировки, но больше у него ничего не спрашивают, да и он предпочитает отмалчиваться, поэтому это не даёт существенных результатов. Может, ему показалось. Может, все хорошо, он не сошел с ума, просто он действительно очень и очень устал.       Тренировка заканчивается без происшествий, второгодкам поручают протереть полы, и когда Ямагучи оказывается слишком близко к нему, Тсукишима говорит:       — Ты никогда не был мне другом, я просто смеялся над тобой, и я считаю, что ты жалок.       Вернее, пытается. Ничего из этого не вырывается из его рта. Зато из этого самого рта доносится следующее:       — Ты — мой лучший друг, ты значишь для меня так много, и ты вдохновляешь меня.       Ямагучи моргает, Тсукишима вздыхает и проводит шваброй по одному и тому же куску пола, и от Ямагучи слышится неуверенное:       — Спасибо?..       Тсукишима не поднимает взгляда, и Ямагучи продолжает — уже более смущённо, и нервно, и очень, очень радостно:       — Т-ты мой тоже! Я тоже ценю тебя, Тсукки! Ты потрясающий, и я готов говорить об этом часами, если ты не веришь в это…       Хината кричит Ямагучи, чтобы тот прекратил орать на весь спортзал комплименты Тсукишиме, и тот замолкает и нервно хихикает. Когда Тсукишима, поборов приступ ужасной тошноты и сжимающего внутренности ужаса, поднимает на него взгляд, то видит, как тот слишком сильно цепляется пальцами в швабру и всеми силами старается не улыбаться слишком уж широко. На мгновение с сердца спадает тяжесть, которая сковала его после этих слов, и становится легче. Ямагучи рядом, он улыбается, он счастлив, и все хорошо, у них — все хорошо.       В следующий момент мимо них, со швабрами в руках, проходят Кагеяма и Хината, и ощущение проходит.       Ему надо поспать. Это все — лишь тупорылый кошмар, или сильное перенапряжение, или ужасный недосып, и сон точно все исправит. Тсукишима старается покончить с уборкой как можно скорее, не говорит ни слова в раздевалке и надевает наушники, когда они с Ямагучи идут домой. Он старается оградить себя от всего, что может вызвать нежелательные разговоры, поэтому говорит матери, что он устал, хватает тарелку с супом и идёт в свою комнату, не выходит из нее весь вечер и поскорее ложится спать.       Наутро он говорит:       — Мне не особо нравится, как ты делаешь мисо-суп, но я не хочу обижать тебя, поэтому съем его.       Мама складывает руки на груди и благодарит за радушие с сарказмом в голосе, и Тсукишиме становится тошно. К счастью, его мама никогда не воспринимала подобное всерьез, поэтому перед тем, как он уходит, она целует его в лоб, как делает всегда, и с мягкой улыбкой желает удачи. Тсукишима чувствует себя немного лучше.       Но тошнота не проходит.       — Так… Надеюсь, ты лег сегодня пораньше.       — Нет. Я лег в час ночи.       — Тсукки! Что ты делал вообще?       Тсукишима резко закрывает свой рот ладонью и уходит от Ямагучи так быстро и стремительно, что тот теряется и даже не окликает его. Когда он возвращается, то первое, что он делает — это надевает наушники и включает рандомную песню на полную мощность, и Ямагучи не лезет к нему, даже если очень и хочет это сделать.       Это катастрофа.       Если все продолжится в том же духе, то это все обернется в настоящую катастрофу.       Тсукишима пытается вспомнить, чем он так нагрешил в своей жизни, чтобы заслужить это, потому что ещё парочка экспериментов — он пытается сказать, что его зовут Энношита Чикара и он капитан волейбольного клуба Карасуно, а после пытается сказать матери, что она ужасна в воспитании, — показывают, что если он и находится в дерьмовом сне, то он явно очень и очень долгий. Это продолжается день, два, три, и в конце концов он смиряется. Не с происходящим, конечно, а с очевидной и такой простой, но от этого — не менее раздражающей мыслью:       Он не может лгать.       И с его длинным языком и своим собственным, уникальным мнением на все это превращается в огромную такую проблему.       — Что-то случилось?       К счастью, он все ещё может молчать. К счастью, люди вокруг привыкли к его отстранённости, поэтому это не вызывает вопросов. К счастью, за эти дни не произошло ровно никаких позорных моментов, ведь он их мастерски избежал умением игнорировать весь человеческий род.       К несчастью, вопрос задает Ямагучи, а его он игнорировать не привык.       Однако со рта уже рвется чистосердечное — и в своей проблеме с неспособностью солгать, и про свои депрессивные мысли, и страх будущего, и кое-что ещё, в чем ему признаваться категорически нельзя, и Тсукишима с трудом закрывает свой рот и судорожно достает свои наушники.       Плечи Ямагучи поникают, но он оставляет его в покое. Он сидит рядом ещё с минуту, а после уходит к другим одноклассникам, с которыми успел сдружиться за эти полтора года, и Тсукишиме становится просто невероятно противно от самого себя.       Все медленно и верно разрушается — между ним и Ямагучи разрушается, — потому что Тсукишима отгораживается от всего мира большими наушниками и отказывается говорить, что у него произошло. Каждое утро он пытается сказать матери, что она его раздражает, и каждое утро она улыбается, когда он говорит ей нежное «я люблю тебя». И пусть она улыбается, пусть она целует его в лоб и желает хорошего дня, настроение Тсукишимы ухудшается до невообразимости.       У него, если честно, с трудом получается молчать. Он не думал, что это вызовет у него такие трудности. Он всегда считал себя достаточно необщительным человеком, который может провести без чужого общества, ну, лет дцать так точно, но на самом деле…       На самом деле, весь его день наполнен разговорами ни о чем. Он часто подходит к учительнице по истории, чтобы обсудить с ней что-то, что он вычитал в интернете, иногда помогает их старосте с организацией списков, постоянно разговаривает с сокомандниками и тренером по поводу их стратегии, по вечерам рассказывает маме, как прошел его день, зачастую созванивается с Акитеру и каждую перемену проводит с Ямагучи.       И ему не хватает этого.       Он оказывается в вакууме из музыки, которая уже давно надоела, и ему очень, отчаянно не хватает живого общения. Если сначала он с какой-то самоиронией думал над тем, что самая сложная часть в этом всем будет невозможность вставлять свои комментарии, то сейчас он хочется просто удавиться. Возможно, несмотря на все его убеждения и шутки, он никогда не был одинок, просто особо не осознавал этого, и теперь… Что ж.       Возможно, ему нужно общение. Возможно, ему нужен кто-то (или не «кто-то», а один конкретный человек), чтобы нормально функционировать и чувствовать себя живым, и…       Может, ему стоит рассказать все Ямагучи. Тсукишима всегда доверял ему, и тот знает о нем практически все, и именно в его обществе Кей может свободно высказывать все, что приходит ему на ум, и было бы неплохо, если бы тот выразил свое сочувствие.       Идея рассказать все Ямагучи накрывается еще на этапе обдумывания, потому что, к сожалению, у Тсукишимы есть одна вещь, о которой тот ни за что не должен знать:       Тсукишима влюблен в Ямагучи где-то с двенадцати лет, и у него есть невероятная уйма вещей, о которой он ему никогда не говорил.       И если раньше эта мысль мягко согревала изнутри, то сейчас вызывает лишь тошноту.       К сожалению, текущая ситуация, когда он молчит и избегает множество дурацких моментов, не могла продолжаться вечность, и через полторы недели все усугубляется.       Энношита спрашивает:       — Ты отнес списки завучу, Тсукишима-кун?       И Тсукишима, который хотел просто фыркнуть и смолчать, говорит:       — Нет, я забыл.       Энношита смотрит на него с улыбкой около пяти секунд, и по его позвоночнику проходит крупная дрожь.       — Вы знаете, что вы просто пугаете, когда делаете так? — спрашивает Тсукишима который-сегодня-просто-не-может-заткнуться, и Энношита поднимает брови. Кей пользуется моментом его замешательства и поспешно уходит, и последующий день превращается в сущий кошмар — причем, в ещё больший, чем когда он только все осознавал.       Он говорит однокласснице, что с ее мозгами она никогда не поступит на международку, признается учительнице по английскому, что списал контрольную с интернета, информирует председательницу студсовета, что ему совершенно все равно на нее и ее списки, и когда Ямагучи затыкает его рот — в буквальном смысле, своей ладонью, — он говорит:       — Честно сказать, я не против, чтобы ты затыкал меня так постоянно.       Ямагучи одергивает руку и смотрит на него большими глазами, и Тсукишима закрывает свои. К счастью, никаких комментариев от Ямагучи не следует. К несчастью, он становится тихим на целый день, и Тсукишима надеется, что он не подумал… что там можно подумать в этой ситуации.       На тренировке все проходит спокойно, потому что, ну, все заняты тренировкой, и Тсукишима переводит дух. Пожалуйста. Пусть ему это снится. Он готов до конца своей жизни жить с тем, что ему придется говорить правду на все вопросы и стать праведником, чтобы не позориться каждую минуту своей жизни, если у него все ещё останется способность молчать. Он просто не сможет не разрушить все отношения, что у него только есть, если ему придется говорить абсолютно все, что приходит ему в голову. И как он будет с этим потом выживать? В университете, на работе? Неужели ему придется уйти в горы и провести там, в одиночестве, все оставшиеся дни своей жизни? И при этом он даже не сможет попрощаться с Ямагучи, ведь он непременно расскажет во всех мельчайших подробностях, почему он иногда не отвечает на его вечерние сообщения?       Хината находит его, когда он занимается увлекательнейшим занятием — монотонно вбивается головой в дверцу железного шкафчика, — и где-то с его стороны доносится судорожное:       — Тсукки?! Что случилось?!       Тсукишима издает очень громкий и обречённый стон:       — Только тебя мне не хватало.       — Тсукки! — Хината подскакивает к нему с дрожащими руками, очевидно, не зная, как к нему подступиться, и в его голосе слышится паника. — Что случилось?!       — Моя жизнь — это одна большая насмешка надо мной, — честно отвечает Тсукишима, сползая по этому самому шкафчику на пол, и закрывает уши ладонями, зажмуривая глаза. Технически, это должно сработать. Хината — последний человек, который должен знать обо всем, и Тсукишима так устал весь сегодняшний день всеми силами избегать скопления людей, разговоров и возможных вопросов, что напряжение выливается из него с судорожными вдохами и выдохами.       Почему он? Что это вообще за херня? У кого-нибудь было такое? Почему, черт возьми, это вообще произошло?! Как, почему, зачем, и… Как от этого избавиться?..       Кто-то трогает его за плечо, и Тсукишима замирает. Он очень осторожно открывает глаза и видит Хинату, и усталость резко накрывает его с головой.       — Я сказал всем, что мы задержимся. Ямагучи… упрямился, но тоже ушел.       Тсукишима издает вздох, и что-то странное, очень и очень теплое, разливается изнутри, и он спешит снова закрыть глаза, потому что, видимо, от одного вида Хинаты у него появляется несварение. Хината молчит пару секунд, а потом спрашивает:       — Что случилось?       Тсукишима пытается. Он правда пытается. Он стискивает зубы, сжимает пальцы и до боли впивается ногтями в кожу, зажмуривается и прикусывает губу, но в итоге говорит:       — Я не могу лгать.       Хината издает непонимающее «э?», и после этого ситуация превращается в сущий кошмар.       — Твой любимый вкус мороженого?       — Клубничный.       — Ты плакал, когда смотрел Титаник?       — Три раза.       — О-о-о-о-о-о-о!       Этот гремлин относится к ситуации слишком воодушевленно, и это. невероятно. бесит. Тсукишима пытается лавировать в ответах, что-то не договаривать, умалчивать, но Хината довольно быстро ловит его на этом и начинает задавать настолько прямые вопросы, что на них невозможно ответить ничем, кроме правды.       Неспособность Тсукишимы даже смолчать его невообразимо веселит.       Тсукишима же приходит в такой же невообразимый ужас.       В конце концов, он разворачивается и идёт прямо в противоположную сторону, но Хината просто запрыгивает на свой велосипед и подъезжает прямо к нему.       — Отвяжись от меня!       — Да ладно, Тсу-у-уки, я столько ещё хотел узнать о тебе! Это правда, что недавно ты назвал Энношиту… как это было… «пугающим до усрачки»?!       Тсукишима хмуро смотрит на него и бросает короткое «да», и Хината приходит в ещё больший восторг — если это вообще можно было бы назвать так.       Хината бесит Тсукишиму просто до невозможности, и он бы непременно уже ударил его, если бы не осознавал, что в обратной ситуации действовал бы точно так же. И, ну, может, кто-то там сверху увидит, через какие страдания ему приходится проходить, и вернет ему способность врать? Пожалуйста?       — Хэй! А что ты действительно думаешь о моих способностях в волейболе?       — У тебя есть потенциал, — Тсукишима старается заткнуться, ведь правду он, технически, сказал, но рот открывается сам по себе, — и ты очень быстро его реализируешь. Я думаю, что ты станешь профессиональным игроком в будущем.       Хината издает восторженный вопль, практически слетая с велосипеда, и последующие его слова получается очень тронутыми:       — Т-тсукишима-кун… Я… Даже не думал… Что ты так высоко ценишь меня… — Хината издает фальшивый всхлип, и Тсукишима скрипит зубами. — Ну ничего, у нас ещё два года впереди, знаешь, как мы с тобой ещё успеем сблизиться?!       — Боже, нет, — смертельно усталым голосом говорит Тсукишима, и Хината радостно смеётся. Он слазит с велосипеда, когда видит, что Тсукишима смиряется и не принимает больше попыток сбежать, и невероятно слащавым тоном говорит:       — Тсукишима-ку-у-ун, а у тебя есть мысли обо мне, о которых ты ни за что бы не рассказал? — спрашивает Хината, ухмыляясь, и Тсукишима прикрывает глаза и со вкусом говорит:       — Однажды у меня встал на тебя, — Хината резко спотыкается, с жутким грохотом роняет велосипед и практически отправляется вслед за ним. Тсукишима безразличным тоном договаривает: — На национальных, когда ты пролил на себя воду. Вся восторженность Хинаты слетает в один миг, и Хината смотрит на него побито, и его глаза расширяются до ужасных размеров, и румянец заливает его щеки, и он прикладывает ладони к лицу, и Тсукишима, несмотря на то, что эта ситуация, скажем так, откровенное дерьмо, ощущает мрачное чувство удовлетворения изнутри.       В бытие отшельника есть свои плюсы. Тихо, спокойно, ты просыпаешься под пение птиц и шум ветра, и весь день, нет, оставшуюся вечность у тебя нет необходимости контактировать с людьми. Красота же, правда?       Тсукишима начинает избегать Хинату ещё с утренней тренировки. Тот пытается его выловить, конечно, и Тсукишиме пришлось пережить пять унизительных минут на одной из перемен, когда Хината заметил его, выходящего из туалета, и Тсукишима побежал, чтобы тот не завел с ним разговор.       Он честно не знает, что от него там хочет Хината, но не то чтобы он горел желанием выяснить. Да и вообще… Он знает, что Хината хочет от него. Поэтому и избегает его всеми возможными способами, которыми может.       К счастью, он может прогулять тренировку и избежать этих дурацких неловких разговоров, что успешно делал весь день.       К несчастью, его лучший друг — Ямагучи Тадаши, и единственная приемлемая причина для него прогулять тренировку — это смерть.       Тсукишима с внутренним содроганием ждёт того момента, когда они перейдут на третий год и Ямагучи возьмёт на себя бразды правления всего их клуба, ведь человеку, который знает все твои тайны и секреты, точно не стоит перечить хоть каким-либо способом.       — Тсукки, — улыбается Ямагучи, мягко снимая наушники с его головы. Тсукишима каменеет. Ямагучи кладет ладонь на его плечо. — Куда ты собрался?       — Домой, — честно (будто он может как-то иначе) отвечает Тсукишима, прикрывая глаза.       — Ах, понятно, — с такой же милой улыбкой говорит Ямагучи, но хватка его пальцев становится чуть сильнее. — Наверное, тебя ждут ужасно важные дела.       — Да не особо.       — Я понимаю, есть вещи поважнее, чем волейбол и командная игра, — Ямагучи ведёт его в сторону спортзала, и Тсукишима слишком быстро смиряется. Возможно, дело в том, что Ямагучи так и не убирает ладонь с его плеча, и им приходится идти плечом к плечу, и дыхание Ямагучи обжигает его шею. Возможно. — Но я уверен, что они смогут подождать…       — Я серьёзно не хочу идти на тренировку.       — Почему?       — Не хочу видеть Хинату.       Пальцы на его плече разжимаются, и они останавливаются. В глазах Ямагучи светится непонимание и беспокойство, потому что, сколько бы они с Хинатой не ругались, волейболу это никогда не мешало и не могло помешать.       — Что-то случилось?       Тсукишима вздыхает и говорит:       — Он знает обо мне то, о чем не должен знать. Я не хочу с ним общаться.       — Ну, ты всегда можешь его ударить, — мягко улыбается Ямагучи, — или я. Это будет тяжело, но я справлюсь.       — Не надо, — небольшая улыбка появляется на лице сама собой. — Он сам себя уничтожит. Нужно просто подождать, пока он запутается в сетке.       Ямагучи смеётся и идёт в сторону спортзала, и Тсукишима идёт за ним.       На самом деле, Тсукишиме не то чтобы так уж и сильно нужна эта способность врать в общении с Ямагучи. Они часто делятся своими мыслями и рассказывают друг другу о том, о чем не говорят никому, и Тсукишима может доверять ему. Просто… Он уверен, что это признание не к месту. Что оно, тем или иным способом, поменяет что-то в их отношениях, и все пойдет наперекосяк. Тсукишиме нравится Ямагучи, правда нравится, и лучше он останется рядом с ним лучшим другом, чем исчезнет из его жизни навсегда.       — Тсукки, — вырывает его из своих мыслей Ямагучи, и Тсукишима моргает. — Шое хороший. Просто дай ему шанс.       — Я знаю, что он хороший, — отвечает Тсукишима. Ямагучи вскидывает брови, а Тсукишима на мгновение прикрывает глаза. — Просто… Это все так странно. Я совсем не хочу доверять ему свои проблемы.       — Почему нет? — Ямагучи беспечно пожимает плечами. — Может, это хорошо, когда у тебя появляются друзья?       Тсукишима кривится, и Ямагучи хихикает.       — Боже. Зачем мне… друзья… если у меня есть ты?       Тсукишиме кажется, что Ямагучи вздрагивает, но он не уверен — тот отворачивается слишком быстро и никак не комментирует. Тсукишима поджимает губы и выдыхает, когда Ямагучи заводит разговор о проверочной по алгебре.       — Если ты скажешь хоть кому-нибудь — я тебя уничтожу.       Хината нервно хихикает и вздрагивает, когда видит его убийственный взгляд.       — Я превращу твою жизнь в ад, если…       — Эй, не надо мне угрожать, — складывает руки на груди Хината. — Я и так понимаю, что это не шутки. Просто забавно бесить тебя, иногда. Чтобы не расслаблялся.       Тсукишима вздыхает, устало проводя ладонями по своему лицу. Честно, к концу этого дня ему становится глубоко все равно, кто и про что там знает. Ему стало примерно наплевать на последствия того, что вылетает с его рта, где-то после пятого отстранения от урока за один день. На него накатывает невообразимая усталость, и, что ж, Хината — самая меньшая из всех его проблем на данный момент.       И в конце концов…       — О, Тсукишима, я тебя как раз искал! — говорит Танака, когда заходит в раздевалку. Тсукишима специально выловил Хинату в тот промежуток времени, когда тренировка ещё не началась, но все уже ушли в спортзал, и он раздражённо выдыхает, когда третьегодка идёт прямо к нему.       — Тсукишима занят! — вдруг резко выкрикивает Хината, и они с Танакой вздрагивают. — Я… Я опять завалил математику. Мне нужна его помощь.       Тсукишима поднимает брови. Танака свои не поднимает, а вместо этого смеётся и хлопает его по плечу.       — Ты совсем не меняешься, да, Хината? Ну ничего, у твоего семпая тоже долги по литре! И ничего, живу…       — У тебя что.       Танака вздрагивает. Хината бледнеет. Тсукишима ухмыляется и очень пытается эту ухмылку скрыть, но у него не получается, однако на него сейчас совсем не обращают внимание. Энношита стоит в двери, уперев руки в бока, и Танака трясется, когда оборачивается к нему.       — Мы же уже обсуждали это… Какой пример ты подаёшь своим кохаям? И ты, Хината, ты же обещал, что возьмёшься за учебу…       Тсукишима аккуратно обходит второгодок и направляется к двери, однако останавливается, когда не слышит шагов за собой. Хината побито смотрит на отчитывающего его Энношиту, но ни слова не говорит в ответ. А потом ловит его взгляд. Улыбается какой-то странной и такой несвойственной ему улыбкой. И говорит:       — Я стараюсь! Но долгов становится все больше, я просто не понимаю, что я делаю не так…       Тсукишима уходит, тихо закрыв за собой дверь. Тренировка проходит спокойно, и Ямагучи поднимает вверх большой палец, когда видит, как они с Хинатой обсуждают стратегию во время перерыва.       Их перемирие длится недолго.       Конечно же, Хината не оставляет его в покое. Хината? Чувство такта? Он всегда шел напролом с напором паровоза, и в этот раз он тоже не может остаться в стороне.       Он спрашивает. Постоянно. О чем-то личном, о чем-то не очень личном, интересуется его мнением обо всем важном и о каких-то мелочах, и Тсукишима снова начинает его избегать. Хинату веселит то, что Тсукишима, на самом деле, не представляет из себя ходячий стереотип «я ненавижу всех и вся и пью кровь своих врагов по вечерам», и он приходит в восторг каждый раз, когда Тсукишима говорит вещи из разряда «да, Хината, я люблю кошек, да, Хината, я подкармливал уличных животных».       Бесит.       Невероятно.       В конце концов, он срывается. Когда он снова вынужден заткнуть уши наушниками после того, как их с Ямагучи разговор съезжает на тему любовных отношений в их любимом сериале, когда плечи Ямагучи поникают, когда они идут домой в тишине и расходятся, не пожелав друг другу хорошего сна, когда на следующий день все по-прежнему оказывается напряжённым и когда он снова вынужден заткнуть уши после попытки Ямагучи спросить, сделал ли он что-нибудь не так, и в течение этого дня он с Хинатой остаётся наедине, он срывается.       Хината спрашивает:       — Это мелочь, но все же — твой любимый цвет?       — Бирюзовый.       И после этого Тсукишима поворачивается прямо к нему, и Хината ойкает, увидев раздражение на его лице.       — Блять! Ты считаешь это смешным? Считаешь, что это забавно?! Мои отношения с близкими рушатся, и я не могу извиниться, не разрушив все ещё сильнее, и я не разговаривал с Ямагучи толком уже несколько недель, и мне не хватает только бестактного придурка, который просто не может оставить меня в покое!       — Почему… ты не разговариваешь с Ямагучи? — заторможено спрашивает Хината, резко затихнув после речи Тсукишимы.       — Потому что я влюблен в него, — огрызается Тсукишима, отворачиваясь. Позади него повисает кристальная тишина, но облегчения этот факт не приносит. Он не хочет сейчас смотреть на Хинату. Не может. Его начинает тошнить, невероятно тошнить, и весь день кусок не лез в его горло, и из-за головокружения в глазах начинает темнеть.       Хината так ничего и не говорит, и Тсукишима уходит, не оборачиваясь.       Хината садится рядом с ним, но ничего не говорит, и между ними повисает тишина. Раздается стрекот цикат, свет фонаря, стоящего рядом со скамьей, разрывает мрачную темноту, и Тсукишима прикрывает глаза. Банка газировки холодит кончики пальцев, а музыка в наушниках давно уже не играет.       Присутствие Хинаты ощущается, но ему не становится некомфортно из-за него.       — А где Ямагучи?       — Ушел.       Все снова погружается в тишину.       — Мне… жаль. Я не хотел издеваться над… всей ситуацией.       Тсукишима слабо усмехается.       — Я не злюсь. Если бы я был на твоём месте, я бы вел себя точно так же.       Хината тихо смеётся и пихает его коленкой по ноге. Тсукишима прикрывает глаза и отпивает из своей банки с уже теплой газировкой.       — Ты не хочешь рассказать ему?       — Нет.       Больше Хината ничего не говорит, лишь пододвигается к нему чуть ближе, и их бедра соприкасаются. Чужое прикосновение, присутствие греет, и Тсукишима не спешит отстраняться. В последние дни было холодно, ужасно холодно, и внезапно испортившаяся погода тут вовсе ни при чем.       Хината шуршит чем-то сбоку, а потом на его колени ложится бумажный пакет. В них обнаруживается булочки с мясом, и Хината говорит:       — Ты наверняка ничего не ел. Опять. Тебе нужно хорошо питаться, Тсукишима.       Тсукишима достает одну из булочек и отдает ее Хинате, и тот моргает, но принимает ее. Сосущее ощущение в желудке напоминает ему, что он не ел толком уже пару дней, и он с небольшим вздохом достает ещё одну булочку, уже для себя.       Хината продолжает молчать, Тсукишима — не спешит начать разговор первым, и они доедают булочки в тишине.       — Я просто устал, невообразимо, — говорит Тсукишима, даже если не обязан, и Хината кидает на него быстрый, несмелый взгляд. — И не знаю, что мне делать. Я никогда не был мастером в человеческих взаимоотношениях, знаешь.       Хината хихикает, а после кладет голову на его плечо и зевает. Тсукишима автоматически зевает вместе с ним, и Хината снова смеётся, и Тсукишима пихает его в бок своим локтем.       Тошнить его перестает. И на мгновение, всего на мгновение он забывает, какими выматывающими были последние несколько недель.       — Тсукки!       Тсукишима вздыхает и растекается по своей парте. Ямагучи дёргается и чуть не сносит свой бенто, и его глаза расширяются, когда Хината подходит к ним и наваливается на Тсукишиму.       — Ты рад меня видеть?       — Нет, — честно отвечает Тсукишима, выпрямляясь и хмуро жуя баклажаны. Ямагучи странно смотрит на Хинату, который огорчённо вздыхает и подносит руку к сердцу, и бьёт его по рукам, когда тот тянется к его молочному хлебу. Хината ойкает и забирает хлеб Тсукишимы.       — Что… ты хотел? — наконец, спрашивает Ямагучи. Хината отвлекается от перепинываний с Тсукишимой и попыток прожевать булочку и говорит:       — Узнать, как дела у Тсукки. Тсукки? Все хорошо?       — Нет, — с досадой говорит Тсукишима, в последний раз пытаясь ткнуть Хинату в ребра, и смотрит в сторону, когда Ямагучи с беспокойством переводит на него взгляд. Хината понимает его бегающие глаза правильно, хватает его за ладонь и без лишних слов вытаскивает из класса. Если Ямагучи и хотел чем-то помочь ему или, ну, сказать хоть что-нибудь, то явно не успел, да и их крики и громкие переругивания наверняка его испугали. Но как вообще можно реагировать на Хинату другими способами?       — Рассказывай.       Тсукишима борется с желанием пнуть стену пустого коридора, в который Хината завел его. Вместо этого он пинает Хинату и здорово так отводит душу, но, к сожалению, Хината к такому роду отношений уже привык.       — Если ты решил, что теперь мы внезапно станет лучшими друзьями на век, то ошибаешься.       — Не выпендривайся, к кому ещё ты можешь пойти?       Тсукишима скрипит зубами, потому что в этом случае Хината прав. Ему не к кому пойти. И ирония состоит в том, что единственный человек, которому он бы хотел довериться, не должен об этом знать.       Ситуация — полное дерьмо, а то, что в это все вмешан ещё и Хината, делает всё в тысячу, нет, в миллион раз хуже.       Чем эта креветка вообще может ему помочь?       — Ты не должен говорить, если не хочешь, знаешь, — вдруг говорит Хината, склонив голову и глядя ему прямо в глаза. Тсукишима замирает. — Но, серьезно… Ты хочешь держать все в себе?       — Нет, — моментально вырывается из его рта, и Хината слабо улыбается.       Жаль, что за эти полтора года Хината умудрился изучить его так хорошо.       И, наверное… ему невероятно повезло, что обо всем узнал именно тот человек, который искренне старается помочь и поддержать каждого, кто в этом нуждается.       Хинате доверять легко.       Поэтому Тсукишима говорит правду, и впервые за все это время — самостоятельно.       — Я опять… опять обидел Ямагучи. Или… что-то в этом роде. Блять… — Тсукишима устало трёт глаза. — Мы никогда не… Я никогда не игнорировал его. Хотя бы… без объяснения причины. Он постоянно спрашивает, в чем он виноват, и… Черт.       — Поговори с ним?..       Тсукишима смотрит на него, как на придурка, коим он и является, и Хината возмущённо складывает ладони на груди.       — Я серьезно! Просто честно объясни, что в твоей жизни случилось что-то, в чем ты ещё пока не разобрался, и попроси не задавать вопросов! Думаешь, будет лучше, если ты молча оставишь его в загонах?       — И когда ты успел стать таким умным? — с сарказмом спрашивает Тсукишима.       — Тебе снились мокрые сны? — мгновенно парирует Хината, и что-то внутри его головы издает громкий и пронзительный крик.       — Да. Не волнуйся, тебя я тоже не обделил, — мстительно отвечает Тсукишима, и Хината подпрыгивает и начинает махать руками. Его уши красные, да и сам он краснеет, как рак, но победителем в этой ситуации Тсукишима себя не чувствует.       — Скажи, что у тебя любовные проблемы, с которыми ты хочешь разобраться сам, — спешно говорит Хината, когда раздается трель звонка. — Чтобы он не задавал подобных вопросов.       Тсукишима замирает.       А это ведь действительно может помочь.       Хината успевает отойти на несколько метров, прежде чем поворачивается и кричит:       — Удачи, Тсукки!       Последняя фраза оглушает, и Тсукишима ничего не говорит в ответ.       На урок он опаздывает и его отказываются впускать.       На перемене он говорит Ямагучи, что он разбирается с некоторыми любовными проблемами и был бы рад, если бы Ямагучи не лез к нему с этим, и Ямагучи становится невероятно задумчивым.       Когда они идут на тренировку, Ямагучи заводит разговор ни о чем, и тугой обруч, стягивающий сердце с самого утра, спадает сам по себе.       — И когда это у тебя началось?       В последнее время в его жизни определенно слишком много Хинаты, хотя, если быть до конца честным, то он уже к этому привык. Тсукишима бросает в сторону Хинаты шоколадный батончик, ухмыляется, когда слышит возмущенное ойканье, и открывает свой.       — Три недели назад.       — Ого. Странно, что никто ещё ничего не заметил.       — Все уже привыкли к моим гадостям.       — Похвали меня, — тут же говорит Хината, и Тсукишима закатывает глаза.       — Это так не работает, дурак.       — Что ты можешь сказать хорошего обо мне?       А он хорош.       — Твое стремление стать лучше вдохновляет, — скрипя зубами, говорит Тсукишима. Хината подпрыгивает и сверкает, как восторженный щенок. Тсукишима устало закрывает глаза. — Ты милый. В какой-то степени.       Хината издает вопль, и Тсукишима отворачивается от него.       — Как думаешь, из-за чего это все началось?       — Понятия не имею, — Тсукишима мягко улыбается, когда кошка, которую они с Ямагучи постоянно встречают на своем пути, выходит на свет и направляется прямо к нему. Он наклоняется и чешет ее за ухом, и в тихом переулке раздается ее громкое мурчание. — В конце концов, это же не болезнь. Это… хрень какая-то, на самом деле. Понятия не имею, что мне теперь делать.       Хината пялится на эту кошку, на ладони Тсукишимы, и его пальцы, держащие руль велосипеда, сжимаются. Следующие его слова выходят отстранёнными:       — Три недели назад мы ходили в парк.       Тсукишима замирает. Кошка, не получив своей ласки, начинает настойчиво тереться об его ногу. Тсукишима резко поднимается, и Хината вздрагивает.       — Черт.       «встретимся у меня? сделаем домашку по английскому»       «Давай завтра»       «я хотел сегодня расправиться со всеми долгами»       «Я иду в парк сегодня»       «с хинатой?»       «Он рассказал тебе?»       «не. просто удачное предположение»       «Я завтра приду»       «да ладно, я сам сделаю»       «удачи вам»       «Спасибо?..»       Естественно, никого они в этом самом парке не находят. Было бы глупо надеяться на обратное. Они обходят всю площадь вдоль и поперек несколько раз, и некое подобие воодушевления и надежды, плещущееся в нем с того школьного разговора, и вовсе пропадает. Тсукишима приходит в тонком пальто, а на улице неожиданно холодает, и он продолжает вздрагивать. Настроение, и без того хреновое, опускается ещё ниже. Хината пытается как-то подбодрить его, истыкивает все его бока и лезет с глупыми вопросами, чтобы Тсукишима сорвался и снова накричал на него, но…       Но он так устал. У него не остаётся сил ни на что, и когда они снова подходят к тому месту, где сидела ясновидящая, безразличие накрывает его с головой.       — Что ж. Все бесполезно, — говорит он, и Хината вздрагивает, потому что это оказывается первым, что он вообще говорит за довольно долгое время.       — Может, она придет позже? В тот раз мы, вроде, пришли после полудня…       Тсукишима прикрывает глаза, и Хината затихает.       Глупо было надеяться, что что-то действительно получится. Столько раз все шло совсем не так, как он того хотел, почему он надеялся, что в этот раз будет как-то иначе? У него ведь вечно все идёт не так. Ему кажется, что в последнее время все в его жизни старается ударить по нему как можно сильнее.       — Я ухожу.       Они стоят около выхода из парка с горячим шоколадом в руках, который купил Хината. Тсукишима делает пару глотков, а после разворачивается в сторону ворот.       Хината издает какой-то странный звук, чуть не расплескав весь напиток.       — Давай обойдем ещё раз! Я уверен, что если мы постараемся, то…       — То что? — Хината замолкает. Бумажный стаканчик греет пальцы, но внутри — невероятно холодно. — Это бесполезно. На что я вообще надеялся?       — Это лучше, чем сидеть сложа руки и надеяться, что…       — Тебя никто не просил лезть в это, и ты это прекрасно знаешь.       — Я хочу помочь! — Хината поджимает губы и выглядит действительно возмущенным. Его глаза блестят, щеки краснеют, волосы, растрёпанные ветром, выглядят ещё более хаотично, чем обычно, и Тсукишима засматривается. — Ты не справишься с этим в одиночку, я не хочу оставлять тебя в одиночку, и… Хэй, на что ты пялишься?!       — У тебя красивые глаза, — Хината моргает этими самыми глазами, а Тсукишима приоткрывает рот. Они замирают и просто смотрят друг на друга, и Тсукишима поспешно закрывает лицо стаканчиком. Его очки резко запотевают, и Тсукишима матерится, когда это происходит. Со стороны Хинаты слышится сдавленный смех, Тсукишима, не глядя, пинает ногой в его сторону и испытывает удовлетворение, когда слышит громкий вскрик.       — Я могу поспрашивать девочек из клуба, — предлагает Хината, допивая свой шоколад. — Кто-то из них должна была взять ее номер телефона. Или встретиться с ней еще раз.       Тсукишима правда не знает, почему и зачем Хината пытается ему помочь и тратит на него свой выходной, хотя Тсукишима не просил — напротив, он активно его отговаривал. Но…       Хината улыбается, Хината смеётся, Хината покупает им горячий шоколад и подпрыгивает на одном месте, чтобы согреться, и становится тепло, невероятно тепло.       Может, в том, что он теперь не одинок в своей проблеме, есть свои плюсы.       Может, ему стоит перестать отклонять чужую помощь, помощь Хинаты, и признать, что он не может справиться в одиночку.       Они выходят из парка, ничего не добившись, Хината запрыгивает на велосипед и машет ему рукой, и ветер взхломачивает его волосы до невообразимости. Тсукишима закатывает глаза и разворачивается, отказавшись махать в ответ.       Может.       — Кей, можно с тобой поговорить?       Тсукишима останавливается на первой ступеньке и неосознанно напрягается. Он поворачивается к своей матери и вопросительно смотрит на нее, и она машет рукой по направлению к гостиной. Кей напрягается ещё сильнее, но идёт за ней и садится на один диван. Женщина выглядит взволнованной, и это передается самому Тсукишиме.       Не то, чтобы у них не было серьезных разговоров, но… В том положении, в каком он находится сейчас, это все очень быстро может повернуть не в то русло.       — Кей… у тебя все хорошо?       Тсукишима моргает. Мама смотрит на него взволнованно, и он осторожно спрашивает:       — А почему… не должно быть?       — Просто ты… закрылся. Больше, чем обычно. Я волнуюсь… У тебя все хорошо?       Вот черт.       — Не особо, — вырывается из его рта, и Тсукишима еле успевает прикусить язык, чтобы не разболтать что-то лишнее. Ему ни за что не поверят, а он может наговорить множество ненужных вещей. Материнское волнение только усиливается, особенно после того, как он замолкает и больше ничего не говорит.       — Что-то в школе? С друзьями? С волейболом?       — Нет, да и нет.       Мама приоткрывает рот, Тсукишимы закрывает глаза и вздыхает. Они молчат, и взглянуть в лицо женщины ему боязно. Сейчас наверняка все пойдет наперекосяк. Он слышит вздох со стороны. Три, два…       — Ты хочешь рассказать мне?       Один.       — Нет, — вырывается растерянное из его рта. Мама вздыхает, но больше ничего не спрашивает, и перед тем, как сказать что-то еще, берет его за ладонь.       — Я рядом, ты знаешь об этом? Всегда. Неважно, что случилось или… что ты сделал, мы разберемся в этом. Вместе.       Что-то колючее поднимается к горлу, и Кей спешит кивнуть, чтобы не открывать рот.       — Иди.       Она поднимается первой и оставляет поцелуй на его лбу. Она треплет его волосы и улыбается, когда он начинает ворчать, и берет книгу, которую оставила на столе. Тсукишима поднимается в свою комнату, но об этом разговоре перестать думать попросту не может.       Он мысленно возвращается к нему снова и снова, и что-то внутри него наполняется теплом.       В последнее время он проводит с Хинатой слишком много времени, и это, ну…       Напрягает меньше, чем должно было бы.       Ямагучи странно косится на них каждый раз, когда Хината появляется в двери их класса и уводит Тсукишиму куда подальше. Раньше они часто обедали или просто проводили перемены вместе, но сейчас Хината делает все возможное, чтобы Тсукишима оставался как можно меньше среди окружения, в том числе окружения Ямагучи, и… Тсукишима ему в какой-то степени благодарен. Да, Хината продолжает задавать дурацкие вопросы, да, он постоянно затыкает его просьбами-вопросами похвалить его или рассказать свои самые страшные секреты, но это все равно лучше его убойной честности там, где она может принести проблемы. А какие проблемы ему может принести Хината? Да и в последнее время он сказал столько всего, что он просто не представляет, что может его опозорить ещё сильнее.       Хотя главная загвоздка состоит в том, что Тсукишима не чувствует себя опозореным, ведь Хината не использует его секреты для чего-то, кроме как удовлетворения своих гоблинских потребностей. И, ну, Тсукишима может оборачивать свою способность против него самого, вытаскивая наружу самые отвратительные подробности подросткового пубертата, после чего Хината весь день ходит, как пришибленный, и наконец-то затыкается.       Все складывается странно, нелогично, глупо, но эта забота о том, чтобы Тсукишиму не убили за его длинный язык, по-своему трогает.       То, что Хината погружается в себя и становится молчаливым, он замечает сразу же. Он не приходит на большой перемене, из-за чего Тсукишима остаётся одинок в приступе внезапной слабости, в результате которой говорит Ямагучи, что у него милые веснушки, не начинает разговор с привычного «ну что, есть новые мысли обо мне, о которых мне не следует знать?», практически не шумит и в целом выбешивает его на семьдесят процентов меньше обычного.       Это… напрягает, в той или иной степени. Это нарушает уже привычный уклад жизни и не проходит на следующий день, и поэтому, впервые за этот месяц, Тсукишима заходит за Хинатой, а не наоборот. (Ямагучи открывает рот, когда на его «ты куда?» Тсукишима честно отвечает «к Хинате», но не успевает ничего сказать.)       — Что ты хотел? — спрашивает Хината, когда они остаются наедине, немного усталым голосом. Тсукишима мешкается, но с его рта вырывается:       — Я волновался о тебе.       И Хината расширяет глаза.       Наверное, это глупо. Они не такие уж и друзья, чтобы Тсукишима мог лезть в его жизнь. Да и зачем он вообще лезет к нему?! Это же… Это же Хината. Это парень, который не может провести ни одну поездку без таблеток от тошноты, это парень, который однажды вышел из раздевалки без штанов, это парень, который…       Это парень, который совершенно не обязан был помогать ему справляться с его проблемами, и это парень, который тратит уйму своего времени, чтобы хоть как-то облегчить его жизнь, не получая ничего взамен.       И поэтому Тсукишима спрашивает:       — Ты в порядке?       Хината продолжает смотреть на него с расширенными глазами, и Тсукишима пинает его — так, для приличия. Хината ойкает, но отмирает, и переминается с ногу на ногу.       — Ну… просто проблемы с учебой. Как всегда.       Тсукишима поднимает брови. Хината вздыхает, а после говорит:       — Это… Это все Нацу. Ну, не она, а ситуация с ней… Это все странно.       — Нацу — это?..       — Моя младшая сестра. В последнее время… у нее появились друзья, намного круче, чем я, и мы практически не проводим времени вместе. Это глупо, я знаю…       — У нас с Акитеру было так же, — Хината затыкается. Тсукишима бы с удовольствием заткнулся тоже, потому что начинать разговор об Акитеру, когда он не может даже промолчать — это так себе затея. — Когда мы с Ямагучи подружились, он начал загоняться, что мне с ним больше неинтересно. Глупо, на самом деле. Он все ещё был моим братом, членом моим семьи, важной частью моей жизни. Рано или поздно у меня все равно появились бы свои интересы.       — И все хорошо? Сейчас? Между вами?       Хината смотрит на него большими глазами, полными надежды, и даже если бы Тсукишима мог ему врать, то в этот момент вряд ли бы решился. Хината, наконец, выглядит живым, а не блеклой версией самого себя, и поэтому Тсукишима говорит:       — Да. Лучше, чем раньше, по крайней мере.       — А… что было раньше?       Тсукишима застывает, и все внутри сжимается в крепкий и ледяной узел. Он уже и забыл про это чувство. В последнее время, после того, как Хината узнал обо всем, ничто не приводило его в больший узел, чем сама мысль о произошедшем. Но сейчас его начинает тошнить, невероятно сильно тошнить, и рот открывается не по своей воле.       — Молчи! Можешь не говорить!       Хината чуть ли не затыкает его рот своими руками и явно тянет их в его сторону на случай чего. Он выглядит паникующим и растрёпанным, и свои фразы он буквально выкрикивает. Честно сказать, он выглядит примерно так же, как ощущает себя сам Тсукишима.       — Ты не хочешь рассказывать?       — Нет. Не хочу.       — Тогда не надо.       Только после того, как он убеждается, что Тсукишима не собирается ничего рассказывать, Хината успокаивается. Он улыбается ему, той беспечной улыбкой, показывающей, что теперь, наконец, все хорошо, и опускает свои руки.       — Пойдем. Перемена заканчивается. И спасибо, правда.       Хината разворачивается и идёт по направлению к своему классу, а внутри Тсукишимы расцветает и царапает горло что-то очень и очень горячее и волнительное, чему он не может дать названия.       В последнее время они с Ямагучи практически не проводят время вместе, и Тсукишима безумно скучает.       Честно сказать, он уже давно перерос то время, когда всеми способами пытался убедить всех, и себя в том числе, что он вполне самостоятельная личность и никакое общение (и с Ямагучи в особенности) ему не нужны, а любые привязанности — глупости, как и в целом чувства и романтические отношения. Сейчас же он хочет простого человеческого обниматься несколько часов со своим любимым человеком под одним пледом, пересматривая какой-нибудь глупый хоррор и кутаясь в его объятья, и поэтому он открыто признает:       Он скучает.       И очень волнуется, что они с Ямагучи начинают отдаляться.       В их дружбе всегда была масса своих особенностей. Ямагучи часто говорит за двоих, поддерживает разговор, не требует от него многого и понимает его, пожалуй, лучше себя самого. Тсукишима же старается ради их дружбы так, как не старается ни для кого другого, и честно пытается дать Ямагучи всю поддержку, которую он заслуживает. Они давно привыкли друг к другу, знают практически о каждом секрете, доверяют так, как не доверяют никому, и…       Тсукишима очень, просто до отчаянности не хочет все это разрушать. Они с Ямагучи долго шли к тем отношениям, что у них есть сейчас, и они, без преувеличения, являются одной из самых важных вещей, что у него только есть. Ямагучи — самое важное, что у него только есть, и Тсукишима ни за что себе не простит, если потеряет его по своей глупости или из-за неосторожных слов.       — Как думаешь, мне идёт?       К сожалению, Ямагучи по-прежнему задаёт ему такие сложные вопросы, как «что ты делал вчера вечером?».       — Они отлично подчёркивают твои бедра.       Ямагучи дёргается и врезается лбом в дверцу шкафа, и Тсукишима откидывается на кровать и ложится на нее целиком. Ямагучи молчит, лишь шуршит одеждой, и через десять секунд с его стороны доносится:       — Мог не язвить, знаешь. Я знаю, что мне не идёт синий.       «Но тебе идёт», — жалобно стонет что-то у него внутри, когда он снова вспоминает об этих синих штанах, которые смотрятся на Ямагучи просто невероятно. Но он явно пойдет не в ту сторону, если начнет говорить об этом вслух, поэтому он просто выдыхает и ничего не говорит. Ямагучи переодевает домашние шорты и с размаху ложится рядом с ним, заставляя и без того старый матрас заскрипеть с удвоенной силой.       — Ладно! Я не знаю, в чем идти! Сдаюсь!       — Надень первое попавшееся, — предлагает Тсукишима, повернувшись на бок. Ямагучи прищуривается, глядя на него, и на его лице — тихая улыбка, которая появляется каждый раз, когда они болтают ни о чем. — У тебя же много одежды.       — И ничего подходящего. Я хочу выглядеть хорошо.       — Мы идем в кино.       — Я иду покорять кассира, чтобы он не заметил, что мне нет восемнадцати.       — Да им плевать на это вообще, это же наш кинотеатр, — мягко фыркает Тсукишима и убирает выбившиеся из прически Ямагучи пряди волос за его ухо. Он косится на его ладонь, и его глаза чуть расширяются, но он не отстраняется и продолжать лежать совсем рядышком. Здорово иногда вспоминать эти моменты и представлять, что они встречаются. Что сейчас Ямагучи засмеется, а после — прижмется близко-близко, оставляя на его губах мягкий поцелуй. Жаль, что это неосуществимо, и все, что может позволить себе Тсукишима — это случайные прикосновения на грани дружеских, которые он вырывает в подобные моменты.       — В тот раз у меня спросили про возраст, помнишь?       — И все равно пропустили.       Ямагучи фыркает и тыкает пальцем в его щеку, и Тсукишима мягко улыбается ему.       Как же Тсукишима по этому скучал. Как же ему не хватает этой болтовни, этих небольших посиделок, того ощущения, когда он мог совсем не следить за тем, что вылетает из его рта, зная, что Ямагучи он доверять точно может.       Он так сильно скучает по Ямагучи.       И поэтому он говорит, неожиданно даже для себя самого:       — Мы можем поговорить?       И задерживает дыхание.       Ямагучи тут же напрягается и осторожно спрашивает:       — О чем?       — О том, что мы мало общаемся в последнее время.       Ямагучи садится, нахмурившись, и Тсукишима садится рядом. Сердце подскакивает куда-то к горлу, и дыхания начинает попросту не хватать.       — Я… да, конечно, что-то случилось?       — Я не могу врать.       Ямагучи смотрит на него странным взглядом и медленно спрашивает:       — Врать о чем?       — …В принципе не могу.       — Тсукки, — Ямагучи вздыхает и трёт глаза. — Пожалуйста… Не ходи вокруг да около. Я… волновался, правда волновался, и ты… Можешь доверить мне все, ты знаешь?       — Да, я знаю, — говорит Тсукишима несмотря на ком, вставший в горле. Он дёргается и вздыхает, а потом решает — к черту все, и говорит: — Я просто не могу лгать. Ни о чем. Никак. О чем бы меня не спросили. У меня не получается физически, как бы я не хотел.       Ямагучи молча смотрит на него около десяти секунд, что-то высматривая в его лице, но, видимо, ничего не находит. Последующий его вздох получается длиннее всех предыдущих, и на мгновение Ямагучи выглядит невероятно, до невозможности уставшим. Он молчит, подбирая слова, и, наконец, говорит:       — Тсукки, почему… Я волновался о тебе. Ты… Ты игнорируешь меня, мои попытки узнать, что случилось, что я сделал не так, и ты игнорируешь только меня, я… Разве я не заслужил хотя бы немного… честности?       — Забирай, — вырывается из Тсукишимы судорожное, и он ничего не может поделать с желанием схватить чужую ладонь. Ямагучи вздрагивает, но неуверенно возвращает его прикосновение, и Тсукишима выпаливает: — Конечно, ты заслужил. Как никто другой. Ты… Ты мой лучший друг и ты заслуживаешь, нахрен, всего, и поэтому я и рассказываю тебе… Я правда, действительно не могу врать, и ты… Спроси меня. О чем угодно. Что… Просто, что пожелаешь, что, как ты думаешь, я никому никогда не доверю, только…       «Только не оставляй меня».       Возможно, ему следовало сделать это раньше. Или же, напротив, никогда об этом не говорить. Потому что Ямагучи выглядит ошарашенным и немного побитым, и на мгновение, всего на мгновение перестает дышать. Он тихо ойкает, когда хватка пальцев Тсукишимы усиливается практически до боли, и он судорожно одергивает руку, и Ямагучи с невероятной спешкой хватается за его ладони и тянет к себе. Он выглядит растерянным и немного, совсем чуточку отчаявшимся, и спустя пару десяток секунд раздумий он говорит:       — Ладно, я… Хорошо, это… Ладно. Ладно. Эм… Ты… Что ты никогда мне не доверишь?       — Свою влюбленность, — говорит Тсукишима, прикрывая глаза. Он чувствует, как пальцы Ямагучи начинают дрожать, но не решается посмотреть на него. — Ты… не поймёшь меня. Я не хочу… делать все сложным. В любом другом случае… Я бы рассказал.       Неожиданно все замирает. Дыхание перехватывает, и Тсукишима резко раскрывает глаза, и Ямагучи вздрагивает, когда он говорит:       — Ты можешь спросить, кто это. И я отвечу.       Ямагучи практически перестает дышать. Тсукишима чувствует, как хватка его пальцев становится крепче, и он ерзает из-за неудобной позы. Все внимание Тсукишимы обращается только на одного человека, и внезапно становится наплевать на все — и на кино, и уж тем более на свои чувства, которые он хранил в тайне столько лет.       Ямагучи как-то поважнее.       — Я… — Ямагучи прикрывает глаза и вздыхает. — Нет. Не нужно. Если… если ты не хочешь говорить, то… Я не хочу заставлять тебя.       Тсукишима не заслуживает его.       Ямагучи мягко сжимает его ладонь и задумчиво говорит:       — Так ты совсем не можешь лгать?       — Нет, и мы это уже проходили.       — Хм, — Ямагучи играется с его пальцами, по очереди сгибая и разгибая каждый. Тсукишима поднимает брови, и Ямагучи нервно хихикает, когда замечает это. — Так… Хм… А ты можешь сказать, что ты действительно думаешь о Хинате?       Вот дерьмо.       И почему этот коротышка вмешивается даже там, где им ну вот совсем не пахнет?       — Он хороший игрок, — скрипит зубами Тсукишима, и Ямагучи приоткрывает рот. — Он поддерживающий и на самом деле хороший, хоть и бывает придурком. Он вдохновляет своей страстью и своими успехами, и это невозможно — не быть восхищенным из-за этого.       Ямагучи моргает.       Тсукишима прикрывает глаза.       Ямагучи медленно выдыхает и выдает ошарашенное:       — Ого… Так ты не шутишь.       Тсукишима дёргается и поджимает губы, и Ямагучи тихо хихикает, когда получает тычок в бок.       — Так все же… Насколько сильно ты любишь сладкое?       — Вчера я съел клубничный торт за один раз.       Ямагучи хихикает и показывает ему большой палец, и Тсукишима закатывает глаза.       Иногда Тсукишима забывает, насколько Ямагучи может быть… Ямагучи. Его настроение от сто тысяч похвал в секунду до подколок в его же адрес разгоняется просто моментально, и, ну, пусть это иногда раздражает, но Тсукишима испытывает ужасную слабость перед Ямагучи и его ухмылками. Сам он не способен чисто физически язвить на поведение Ямагучи, поэтому тот отдувается за них двоих.       — А ты плакал, когда смотрел Парк юрского периода?       — Три раза.       — О-о-о-о-о!       Ямагучи смеётся и больше не выглядит подавленным и расстроенным, каким он был все последнее время. Тсукишима смотрит на его улыбку и думает:       Интересно, возможно ли в принципе любить так? С такой сильной, невообразимой привязанностью, с такой теплотой и нежностью, с теми искрами, которые возгораются в нем каждый раз, когда Ямагучи находится рядом? Тсукишима не знает, он в принципе не интересуется, как там люди должны себя чувствовать, когда любят кого-то, и бережно хранит эту любовь и нежность в своем сердце. Она согревает его и толкает быть лучше, быть достойным человека, который так его восхищает, и Тсукишима любит плавать в этом теплом и невысказанном. Ямагучи отсмеивается, замечает его пристальный взгляд и спрашивает:       — Что? Почему ты так смотришь?       — Я люблю твой смех, — улыбка пропадает с чужого лица, но заткнуться, к сожалению, Тсукишима не может. Он вздыхает и договаривает: — Он очаровательный. Я люблю смешить тебя, чтобы слышать его чаще.       Ямагучи резко выдыхает и не отвечает. Он резко утыкается взглядом в пол, но робкую улыбку, которая появляется на его губах, скрыть не может. Тсукишима просто пялится на нее, пялится на Ямагучи, пока тот не говорит:       — Я… Я тоже люблю твой. Когда ты… Когда мы находимся наедине. Этот особенный смех… — Ямагучи резко замолкает, окончательно смутившись, и отворачивается. Тсукишима может заметить его красные уши. Ох.       Может, в какой-то степени, это хорошо, что Ямагучи все знает.       — А ты говорил Хинате то, о чем он не должен знать?       На языке мгновенно появляется «я рассказал ему о своей многолетней влюбленности в тебя», и поэтому Тсукишима говорит:       — Я сказал ему, что у меня были мокрые сны про него.       Ямагучи выплёвывает весь сок, что успел глотнуть, пока ждал ответа, и дико кашляет, пытаясь отдышаться. Он краснеет, наверное, сильнее, чем когда-либо вообще, и у него невероятно расширены глаза, когда он поднимает взгляд. Тсукишима устало растекается по столу и издает долгий, измученный стон, утыкаясь лбом в деревянную поверхность.       — Прости, Тсукки! — раздается нервное и очень громкое от Ямагучи.       — Заткнись, Ямагучи, — доносится усталое и смиренное в ответ.       А, может, и нет.       Конечно, в том, что он не может закрыть свой рот, есть свои проблемы. Когда на тренировке Танака отбивает мяч и начинает радостно кричать, Тсукишима кидает мимолётное:       — Хороший удар, Танака-сан.       И всё замирает.       Третьегодки оборачиваются. Первогодки открывают рты и расширяют глаза. Хината дёргается, Кагеяма роняет из рук мяч, Энношита поднимает свои брови невероятно высоко, а сам Танака выглядит так, будто он хочет попросту разреветься. Тсукишима с досадой цыкает и закатывает глаза. Наконец, Танака отмирает и с заиканием спрашивает:       — Т-тебе понравилась моя атака?       — Да, — вздыхает Тсукишима, не зная, куда деть свой взгляд. Жаль, что Ямагучи отошёл, а Хината успевает запаниковать в тысячу раз сильнее него самого и совершенно не способен нормально функционировать. Он понятия не имеет, как ему сейчас выкручиваться.       — А я?! Я тоже хочу похвалы! Тсукишима, как тебе мои приемы?! — вклинивается Нишиноя, запрыгивая на Танаку.       — Они потрясающие и захватывающие дух.       Нишиноя практически падает. Энношита подхватывает его в самый последний момент, кидает на него странный взгляд и уже открывает рот, как сбоку доносится чье-то хихиканье.       Вернее, как «чье-то».       Смех Ямагучи Тсукишима способен узнать с закрытыми глазами и в многотысячной толпе.       — Не злись, Тсукки, всего ничего осталось.       — Э? — задаёт логичныйи закономерный вопрос Танака, и Ямагучи с ухмылкой поясняет:       — Тсукки проиграл мне и теперь должен хвалить каждого человека из своего окружения. Я подумал, что это будет забавно.       — Очень, — кисло отвечает Тсукишима, чувствуя, как что-то царапает его горло изнутри. Ямагучи хихикает ещё раз, а потом встаёт на подачу, призывая всех вернуться к игре.       — Ну, я не могу упустить такую возможность, — говорит Энношита с ухмылкой, прежде чем встать на свою позицию. — Тсукишима? Что-нибудь хорошее обо мне?       — Вы хорошо устрашаете сокомандников.       Танака и Нишиноя взрываются, Хината тоже, Энношита ухмыляется, а Ямагучи кричит громкое и возмущенное «Тсукки, это не считается», на что Тсукишима показательно закатывает глаза.       Возможно, идея рассказать все Ямагучи и впрямь была замечательная.       После того, как он говорит тихое «спасибо», когда они оказываются совсем рядом, и губы Ямагучи растягиваются в робкой улыбке, все «возможно» из его мыслей убираются напрочь.       — Ты знаешь?!       Первым, что произносит Хината, когда они втроем остаются наедине, оказывается этот судорожный крик, и Тсукишима заранее закатывает глаза. Ямагучи вопросительно смотрит на Тсукишиму и после того, как тот мелко кивает, чуть улыбается и говорит:       — Да. Тсукки мне рассказал.       — Сам?       — Сам.       Хината недоверчиво поднимает брови, и Тсукишима закатывает глаза ещё раз — так, для приличия. Хината молчит какое-то время, прежде чем аккуратно спрашивает:       — А… М… О чем он тебе рассказал?..       — Я все ещё здесь, вообще-то, — раздражённо отзывается Тсукишима, чувствуя, как сердце внезапно ускоряет свой темп. Вот придурок, Ямагучи же непременно поймет, что Тсукишиме есть, о чем не договаривать, и это может привести к ненужным и совершенно точно лишним расспросам, и…       — О чем захотел, о том и рассказал. Шое, правда, не переживай, все хорошо.       Хината смотрит на них двоих странным взглядом, но в конце концов кивает и переводит тему:       — Здорово, что ты сможешь помочь! Мне не всегда удается придумать убедительную отговорку, почему Тсукки нельзя открывать свой рот…       Ямагучи прыскает и судорожно извиняется под возмущенным взглядом Тсукишимы. Но за последние несколько недель Тсукишима учится важнейшему качеству — смирению, поэтому он просто машет рукой и возвращается к складыванию своих вещей в сумку.       — Потрясающе, теперь мне не придется терпеть тебя каждый день на переменах.       Тсукишима убирает футболку и наколенники и ищет свой телефон, но когда со стороны Хинаты не достается ни звука, то поднимает взгляд. Хината смотрит на него как-то странно, неуверенно и расстроенно, но Тсукишима не успевает ничего понять, и на лице Хинаты появляется беспечная улыбка.       — Ты не понимаешь, что теряешь, Тсукки.       Ямагучи привычно открывает рот, чтобы одернуть его из-за этого «Тсукки», но почему-то не решается. Между ними повисает тишина, которая не спадает долгие несколько минут, и в конце концов Хината бросает тихое «пока» и уходит, аккуратно закрыв дверь.       Тихо — определенно не то, как должен вести себя Хината, но Тсукишима не говорит об этом, а Ямагучи не спешит спрашивать. Когда они выходят из раздевалки, Ямагучи заводит разговор о контрольной по алгебре, и все мысли о Хинате улетучиваются.       Ямагучи быстро приспособился к тому, что теперь Тсукишима не может лгать, и теперь у него почти не возникает проблем с тем, что он попросту не может закрыть рот. Возможно, он немного, чуть-чуть, самую малость не заслуживает Ямагучи, который выпытывает у него малейшие детали о его вкусах и любимых персонажах, но самолично затыкает его рот, когда дело переходит к чему-то личному.       Тсукишима надеется, что когда-нибудь сможет оплатить ему за все понимание и участие, которое Ямагучи даёт ему просто так, просто потому, что он такой — заботливый и хороший, пусть и не без стремления к веселью и издевательств над его вкусовыми предпочтениями. Проблемы все ещё возникают, на самом деле. С самим Ямагучи, в основном. Теперь, когда он вынужден честно и открыто говорить обо всех своих мыслях, становится довольно трудно сдерживаться и не показывать, насколько, на самом деле, он обожает, как Ямагучи… неважно. Неважно, что он делает или говорит, Тсукишима испытывает чувство привязанности каждый раз, когда Ямагучи говорит или делает хоть что-то.       — У меня что-то на лице? — спрашивает Ямагучи, когда ловит его на бездумном разглядывании собственного лица.       — Веснушки.       — А что с ними?.. — странным голосом говорит Ямагучи, вскидывая ладони к лицу. Тсукишима вздыхает, уже заранее представляя, что будет дальше, и отвечает:       — Они милые.       Веснушки, о которых ведется речь, скрываются за румянцем, который появляется на чужом лице. Тсукишима заинтересованно наблюдает за тем, как Ямагучи бегает взглядом по классу, периодически поворачиваясь к нему, и его румянец при этом становится все сильнее. Он выглядит немного потерянным и очень, очень смущенным.       Интересно.       Ямагучи открывает рот, чтобы что-то сказать, но в итоге закрывает его и тянется к своему телефону. Проходит какое-то время — Тсукишима успевает пролистать ленту твиттера, а Ямагучи — посмотреть серию аниме, как Тсукишима понимает: что-то не так.       Тихо.       Слишком тихо.       Тсукишима никогда не думал, что у него вообще возникнет проблема с этим.       Ямагучи заполняет пространство между ними привычной болтовней, Тсукишима рассеянно поддерживает ее, уже особо не волнуясь о том, что Ямагучи случайно выведет его на личный разговор о чувствах, и пытается понять, что его не устраивает.       Когда Ямагучи получает сообщение, хихикает, прочитав его, и одним ёмким «Хината» поясняет все, на Тсукишиму резко сваливается осознание.       О боже. Неужели ему не хватает шума этого придурка?       Тсукишима пытается разобраться в своих чувствах и ощущениях и приходит к одному неутешительному выводу — да, он действительно скучает по тому шуму, который воспроизводил Хината.       Боже.       Дожили.       Изначально мысль о том, что ему, наконец, не придется проводить свое свободное время с этим коротышкой, воодушевляла. Никаких дурацких вопросов, никаких криков, нелепых отмазок и безуспешных попыток помочь. Практически полное отсутствие Хинаты в его жизни. Разве не чудо?       Проходит несколько дней, в течение которых они общаются только на тренировках, и внутри начинает что-то неприятно зудеть каждый раз, когда он видит, как Ямагучи и Хината остаются после тренировки или приходят друг к другу на обеденном перерыве. Хината не игнорирует его и умудряется успевать подбешивать даже за то малое количество времени, что они теперь общаются, но все равно… Это ощущается как-то странно.       Они не друзья, никогда ими не были и никогда не станут, но, на самом деле, это было приятно — знать, что кому-то, кроме твоей родительницы и твоего лучшего друга, было на тебя не все равно.       Ямагучи полностью восполняет ту «помощь», что пытался оказать ему Хината, и даже больше — их окружение начинает верить в то, что Тсукишима ужасен в спорах, и умудряются даже веселиться с этого, не задумываясь над истинной причиной его внезапных комплиментов и ещё более внезапных гадостей. Ямагучи говорит, что уже раздумывает над следующей отмазкой, и Тсукишима чувствует себя ужасно слабым и влюбленным, когда тот мягко сжимает его плечо и ободряюще улыбается.       Так почему Тсукишиме чертовски не по себе?       Он дёргается каждый раз, когда видит рыжие всполохи чужих волос на тренировке, и напрягается, когда слышит крики с другого конца спортзала. Они встают вместе на блок, играют за одну команду, играют друг против друга и обсуждают стратегию на перерывах, но…       Но это все равно не то.       Хината бесполезный, шумный, искренне пытающийся помочь, заботливый и притягивающий все внимание на себя, и Тсукишима чувствует странную пустоту, которая образовалась тогда, когда Хината перестал лезть к нему.       Кей Тсукишима, пожалуйста, разберись, уже, в своих желаниях и прекрати выносить мозг самому себе, хорошо?       Тсукишима вздыхает и вздрагивает, когда Ямагучи мягко спрашивает:       — О чем думаешь?       — О Хинате.       Брови Ямагучи поднимаются невероятно высоко, и, ладно, Тсукишима понимает его. Тсукишима смотрит на второгодку, который перекрикивается с Кагеямой через весь спортзал, и Ямагучи следит за его взглядом.       Они хорошо общаются. Ямагучи с Хинатой, в смысле, не он с Хинатой. Тсукишима никогда особо не пытался завести друзей, особенно среди своих сокомандников, но у Ямагучи это хорошо получается. Он знает, что они часто собираются на выходных, знает, что они переписываются даже по ночам, и он знает, как сильно Хината нравится Ямагучи. Ямагучи улыбается каждый раз, когда Хината находится рядом, и Тсукишима не может испытывать каких-то отрицательных чувств из-за их дружбы.       Ямагучи хороший. Тсукишима рад, что это начинают понимать и остальные люди.       Ямагучи мягко улыбается, когда Хината издает очередной крик, более громкий, чем предыдущий, и спрашивает:       — А что Хината?       — Я скучаю по нему.       Ямагучи давится своей же слюной и смотрит на него большими глазами, и Тсукишима прикрывает глаза.       Он действительно скучает по нему, да?       У этой неспособности врать есть одна вредная особенность — он не может врать даже самому себе, и ему приходится признать, что да. Он скучает.       Ему действительно не хватает этих возгласов и их уже привычных перебранок, без которых не обходится их общение.       Ямагучи смотрит на него страшными глазами, а Тсукишима вздыхает. Ямагучи порывается что-то сказать, но не решается, и все снова погружается в тишину. Они продолжают наблюдать за тем, как Хината возбуждённо общается со своими кохаями, которые перенимают его настроение и подскакивают на месте вместе с ним, и лёгкая улыбка расцветает на губах сама собой.       — Хината! — кричит Ямагучи, заставив и Хинату, и Тсукишиму вздрогнуть от неожиданности. Он жестами подзывает его к себе, и Хината послушно подходит, и только тогда Ямагучи говорит: — Давай сходим в кино в субботу?       — О!       — Все вместе, я давно хотел выбраться куда-нибудь с Тсукки.       — О.       Тсукишима моргает. Хината моргает, чуть более глупо, а Ямагучи закатывает глаза.       — Да ладно вам, я не хочу тратить деньги на билеты дважды.       — Ну, я-то не против, — осторожно начинает Хината, покосившись на него. Сердце Тсукишимы ускоряет свой темп, особенно когда Ямагучи улыбается ему, и он чувствует ужасное волнение, когда Хината говорит: — Если Тсукишима не против?..       — Нет, — естественно, вылетает из его рта. Хината смотрит на него с каким-то странным блеском в глазах, и Тсукишима продолжает: — Нет. Я не против.       Хината издает восторженный вопль, который немного ударяет по ушам, и Тсукишима морщится, но странное ощущение внутри проходит, заполняясь чем-то теплым и ярким, и Тсукишима очень старается хотя бы внешне не показывать, насколько ему не все равно.       Ямагучи продолжает улыбаться, глядя на него.       Жаль только, что на Ямагучи это не действует.       Тсукишима пытается найти женщину, с которой он умудрился поссориться так сильно, что на него наслали гребаное проклятье (да, он уже смирился с этой мыслью), но у него ничего не получается. Никто из женской команды не обменялась с ней номерами и в целом больше не виделась, а больше зацепок у него и нет. Он пытается выловить ее в парке или поспрашивать на форумах их города, но ясновидящая явно умеет скрывать за собой следы.       Тсукишима не знает, что ему делать.       Все советы в интернете оказываются либо шуточными, либо настолько нелепыми, что волей-неволей начинаешь задуматься о наличии хоть одной мозговой клетки у тех, кто это написал. Он пытается найти хоть кого-то с похожим опытом, но натыкается только на всяких троллей и успевает несколько раз разочароваться в человечестве — будто обычных понедельников ему не хватает. Он записывается на прием к экстрасенсу и даже платит за это, но все, что он получает — приступ аллергии из-за свечи, которую тот зажигает в самом начале.       Он не знает, что делать, Хината не знает, что делать, Ямагучи поникает, когда Тсукишима информирует его о своих успехах — вернее, об их отсутствии, — и в конце концов…       Тсукишима смиряется.       Его мама спрашивает:       — Как дела в школе? Как контрольная по геометрии?       И он честно отвечает:       — Прогулял японский, на нем жутко скучно. А контрольную завалил. Неправильно посчитал ответ в трёх задачах и завалил.       Женщина произносит удивлённое «о», потому что у Кея никогда ранее не было проблем с учебой — или же он о них не говорил, чтобы лишний раз не выслушивать нравоучений, — и она поджимает губы, и Тсукишима заранее готовится к отчитыванию.       — А у тебя не будет проблем с администрацией школы из-за прогулов?       — Учительнице все равно.       — Было бы моей учительнице все равно в свое время, — с ностальгией вздыхает мама, что-то печатая в ноутбуке. — Японский ещё и первым ставили как назло. Я могла бы столько часов проспать…       Кей хмыкает, ставя рядом с ней чай, который налил ранее, и она благодарит его, переписывая что-то в свой блокнот.       — А геометрию все же попробуй пересдать, — растерянно добавляет она, когда Тсукишима уже собирается уходить. — Будешь потом ещё в конце семестра бегать… Оно тебе надо?       И поэтому Тсукишима смиряется. Внутри него расцветает что-то теплое, что-то, очень сильное похожее на привязанность, и он не может жалеть о том, что рассказал правду.       Возможно, у его нынешнего положения есть плюсы.       Возможно, в том, что теперь он избегает лжи и недомолвок в общении со своими близкими, действительно что-то есть.       Хината покупает им попкорн, Тсукишима — напитки, Ямагучи занимает лучшие места, и что-то внутри замирает, когда Тсукишима оказывается между ними. Сначала Тсукишима предлагает сесть где-нибудь посередине ряда и мешать остальным, и Ямагучи хихикает, но пихает его и ведёт на нужные места — задние ряды, которые обычно пустуют. В их кинотеатре никогда не бывает много народа, и сейчас это им в плюс.       Находиться наедине (ну, почти) с Хинатой вне школы как-то… странно. Они никогда особо не контактировали, если дело не касалось волейбола. О том ужасе с первого года, когда ему приходилось вытаскивать Кагеяму и Хинату с их учебными долгами, он предпочитает не вспоминать, да и в этом году Ямагучи сам вызвался подтянуть Хинату по самым проблемным предметам (всем. У Хинаты проблемы со всеми предметам).       Но это как-то даже… приятно? Тсукишима не может посчитать количество подколок, которые он уже успел отработать, а Хината уже давно не воспринимает их всерьез. Хината издает какие-то тихие возгласы и вздохи, следя за происходящим на экране, но не мешает, и его глаза красиво блестят в темноте. Тсукишима засматривается на его лицо, которое выглядит как-то по-особому, освещаемое лишь большим экраном, и резко вздрагивает, когда Ямагучи что-то шепчет ему на ухо. По спине проходит табун мурашек, и он поспешно отворачивается.       Они с Ямагучи тихо обсуждают сюжет, сплетни из интернета по поводу фильма, что они сейчас смотрят, то, как ужасно справились режиссеры с экранизацией, и Тсукишима чувствует, как напряжение, бывшее в нем все это время, медленно растворяется. Они часто ходят с Ямагучи в кино, на самом деле. С волейболом и учебой у них мало времени на всякие развлечения, но он ценит их небольшие вылазки в торговый центр, кафе или пресловутый кинотеатр. Ямагучи много улыбается, шутит, перебирает все сплетни, что только может вспомнить, и Тсукишима бережно хранит эту традицию в своем сердце.       Хината спрашивает что-то по поводу сюжета и смеётся над шуткой Тсукишимы, и его присутствие почему-то не ощущается лишним. Ямагучи пару раз перегибается через Тсукишиму, чтобы что-то ему сказать, заставляя его сердце пуститься в пляс, и Тсукишима ещё терпит. Он пытается уследить за актерами и действиями, что разворачиваются на экране. Но когда подобное проворачивает и Хината, а сердце подскакивает так же сильно, как и с Ямагучи, он не выдерживает и отпихивает его в сторону. Хината смеется, Ямагучи хихикает, с передних рядов слышится шиканье, и Тсукишима ворчит, что эти два придурка могут убить все удовольствие от просмотра.       Могут, но не убивают — Тсукишима действительно наловчился в подобном за последнее время.       Фильм, на который они пришли, оказывается ужастиком. Не то, чтобы они с Ямагучи так уж и любят этот жанр, но споры в интернете по поводу этого фильма вышли действительно колосальными.       — Похоже, весь бюджет ушел на спецэффекты, — тихо хихикает Ямагучи сбоку, а с другого бока доносится судорожный вздох.       О боже.       Неужели…       Губы Тсукишимы медленно растягиваются в предвкушающей улыбке. Он оборачивается к Хинате, который сидит с поднесенными к лице ладонями и напряжённо вглядывается в экран, и к попкорну он даже не притронулся. Тсукишима продолжает с ухмылкой смотреть на него несколько минут подряд, ожидая, когда на него обратят внимание, и его старания полностью окупаются, когда Хината замечает его взгляд и краснеет абсолютно всем лицом.       — Я-я боюсь резких шумов, ладно?!       — Я ничего не сказал, — удовлетворённо отвечает Тсукишима, снова поворачиваясь к экрану. Ямагучи пихает его в плечо, но ничего не говорит, а Хината продолжает нервно оправдываться. Его лепет про скримеры прерывается, кто бы мог подумать, скримером, и он судорожно хватает Тсукишиму за ладонь.       Руки у Тсукишимы всегда холодные. Он не знает, по какой причине, но это породило у Ямагучи кучу шуток по типу «у людей с холодными руками самое горячее сердце».       Руки Хинаты теплые. По его ладони мгновенно расползается тепло, и Тсукишима рефлекторно тянется за чужим прикосновением. Пальцы Хинаты подрагивают и цепляются за него ещё сильнее, и его тепло так приятно, и Тсукишима сжимает чужую ладонь в ответ. Хината дёргается, но Тсукишима не смотрит в его сторону, упрямо глядя только и исключительно на экран.       В следующий момент такая же ситуация происходит и с другой стороны, и дёргается уже Тсукишима, когда Ямагучи хватает его за ладонь. Его прикосновения и вовсе обжигают, и Тсукишиму почти что трясет, и чужие пальцы сжимают крепко, и в итоге Ямагучи прижимается к его плечу, загнано дыша. Тсукишима честно пытается успеть среагировать, но Хината стонет в мучениях и прячет лицо в его плече, прижимаясь все ближе и ближе, когда на экране крупным планом показывают расчлененный труп друга главного героя.       Сердце подскакивает куда-то к горлу, и становится тепло, невообразимо тепло.       Они сидят так до самого конца сеанса, больше не притрагиваясь к еде. И пусть обе его руки немного, скажем так, немеют, когда Ямагучи говорит:       — И-извини, я не думал, что это будет настолько отвратительно…       Он отвечает:       — Ничего страшного. Можешь продолжать.       И когда Хината вскидывается и моментально вносит свою лепту:       — А я?       Тсукишима со вздохом отвечает:       — И ты тоже.       Хината снова достает его на переменах, но в этот раз делает это прямо на месте, не стесняясь присутствия Ямагучи. Впрочем, иногда Ямагучи сам подключается к увлекательнейшему занятию под названием «подбери такой вопрос, чтобы опозорить Кея Тсукишиму максимально сильно, не переходя на личные вещи», и Тсукишима содрогается, когда вспоминает, как он признался, что когда-то был немного влюблен в Сугавару. После этого этих двоих было просто не заткнуть, и пришлось затыкаться самому — с помощью наушников и тотального игнорирования любых последующих вопросов.       Из этих двоих получился просто ужасающий тандем, но, если честно… Тсукишима рад, что из всех людей в мире обо всем знают именно они. Ямагучи всегда был его другом, всегда помогал в трудную минуту и проявлял настоящие чудеса понимания и принятия, а Хината искренне желает ему помочь. И он помогает, в какой-то степени. Тсукишима вновь оказывается вовлечён в водоворот человеческих взаимоотношений, пусть и ведёт себя теперь более осмотрительно и осторожно, и Хината помогает там, где не может помочь Ямагучи — он может найти подход буквально ко всем, и любые конфликты он регулирует одной своей улыбкой. Наконец, он снова может общаться с командой практически без недопониманий и неловких ситуаций. И ему правда, отчаянно не хватало живого общения все эти недели, а в разговорах с Хинатой и Ямагучи ему можно не напрягаться, что он скажет что-то не то, потому что…       Потому что он доверяет им. Потому что Ямагучи всегда был хорошим и умел хранить секреты, а Хината не раз успел это доказать. Потому что Ямагучи затыкает его рот, когда речь заходит о его семье, и потому что Хината не допытывается, почему Тсукишима никогда не упоминает своего отца в разговорах. Потому что первым, что спрашивает Ямагучи, когда они встречаются утром, оказывается:       — Все хорошо?       И потому что первое, о чем спрашивает Хината, когда они оказываются наедине, является:       — Ты в порядке? С Ямагучи все хорошо?       Из всех людей в мире о его неспособности лгать узнал парень, в которого он влюблен с двенадцати лет, и парень, с которым они ведут негласное соревнование — кто кого больше выбесит за эти три года обучения в старшей школе.       И, несмотря на всю абсурдность этих характеристик, это оказывается самым лучшим вариантом развития событий, который только мог бы быть.       Тсукишима смотрит на чужую ладонь, что ложится на внутреннюю сторону его бедра и двигается куда-то не туда, и думает…       Честно, лучше никому не знать, о чем он сейчас думает.       Мышцы его ног напрягаются, но обладатель ладони, что сейчас покоится между его ног, либо этого не замечает, либо предпочитает не замечать. Чужие пальцы самозабвенно движутся дальше, а Тсукишима тупо смотрит на то, как они приближаются туда, куда не стоит приближаться, и из его рта вылетает судорожное и очень тупое:       — Эм… Так… В общем…       Пальцы замирают. Их обладатель тоже. Проходит секунда, вторая, третья…       И чужая ладонь мгновенно взмывает в воздух, а с чужих губ срывается истеричное:       — П-прости?!       Тсукишима смотрит на красные щеки Хинаты, его бешеные глаза, дрожь его тела и думает:       Ямагучи, черт тебя побери, Тадаши, почему ты слинял так, черт возьми, невовремя?!       Хината с громким грохотом слетает с дивана, на котором они сидели, и отползает куда-то очень далеко, крича от смущения, и Тсукишима утыкается в учебник по истории, который все это время держал в руках.       Возможно, изначально идея помочь Хинате с историей, потому что он в ней разбирается куда лучше Ямагучи, была хорошей. Они собираются у Тсукишимы дома, Хината покупает газировку, Ямагучи приносит печенье, которое они с мамой обычно пекут на выходных, и сначала все действительно складывается хорошо. Хината, который в последнее время его почти не бесит, усердно пытается запомнить все даты, причины и следствия, о которых рассказывает ему Тсукишима, и не возмущается даже тогда, когда они занимаются полтора часа подряд. Хината может хорошо учиться, на самом деле. Если он хочет, если ему интересно, он вполне может выучить все необходимое за пару с лишним часов. Тсукишима не знает, чем Хинате так приглянулась история, но к концу тот без запинки рассказывает ему всех правителей, и Тсукишима не может придраться к нему, как бы он не хотел. Хината спрашивает:       — Ну как? Я справился?       Ямагучи, занимающийся своей собственной домашней работой, поднимает взгляд. Тсукишима смотрит на эти блестящие, выжидающие глаза, на эту прикушенную губу, на чужие ладони, сжатые в кулаки, и не может сдержать лёгкой улыбки.       — Да. Ты молодец, Хината.       Ямагучи роняет ручку из своих рук. Глаза Хинаты расширяются до невозможности, и он пялится на него долгие пять секунд. Тсукишима закатывает глаза и пинает и того, и другого, по коленям, выхватывает печенье из рук Ямагучи и забирает газировку у Хинаты. Только после этого они отмирают. Ямагучи возвращается к домашней работе, Хината убирает тетрадь по истории, но уходить, почему-то, не спешит. Вместо этого он заваливается к нему на диван, вмешиваясь в личное пространство, и предлагает посмотреть что-нибудь по телевизору.       Как все сошлось к чужим пальцам на его бедре? К тому, что столик они отодвинули, чтобы он не мешался, и Тсукишима положил бутылку с газировкой между своих бедер.       Ямагучи заходит в комнату, и его рот раскрывается, когда он видит потрясающую картину: Хината, свалившийся с дивана, который с красным лицом избегает взгляда Тсукишимы, и Тсукишима, который сидит с поджатыми к груди коленями и красными ушами и активно избегает взгляда Хинаты.       — Что… что произошло?       — Ничего! — вопит Хината, а потом чуть не сносит диван, запрыгивая на него, чтобы заткнуть рот Тсукишимы. — С-совершенно ничего! Все в порядке! Все в полном порядке!       У Хинаты соленые пальцы и громкий, очень громкий визг — Тсукишима выясняет это, когда случайно проводит языком по чужому указательному пальцу. Хината выглядит ужасно — растрёпанный, ошарашенный и помятый, но Тсукишима ничего не говорит, потому что уверен — сам он выглядит ничуть не лучше.       Ямагучи скептически оглядывает их, но, понимая, что от них он ничего не добьется, вздыхает и проходит в комнату. Он садится рядом с Тсукишимой, закидывая ногу на его голень, и снимает телевизор с паузы.       Хината пристраивается сбоку от Ямагучи и не произносит ни слова ещё долгие десять минут, и только после того, как Ямагучи заводит разговор о волейболе, они оба открывают рот.       — Оу, — произносит Хината, когда они слышат капающие, монотонные звуки с улицы, смотрят в окно и обнаруживают стену дождя, которая с каждой секундой становится все плотнее. Лампочка резко гаснет, телевизор тоже, и все вокруг погружается в темную тишину.       — Блеск, — комментирует Тсукишима, поднимаясь с дивана. Он подходит к двери — за столько лет научился ориентироваться в своей комнате и вслепую, — и чуть не издает вскрик, когда сталкивается со своей матерью в дверях.       — У тебя тоже вырубило?       — Да.       — Поможешь достать свечи?       — Да.       Когда он возвращается, Ямагучи и Хината тихо переговариваются о чем-то своем, и на лице Ямагучи появляется улыбка, когда Тсукишима пинает столик обратно к дивану и ставит на него зажженные свечи. Хината большими глазами смотрит на них, а потом говорит:       — Мне от тебя ехать час.       — Уедешь, он стихнет к вечеру, — закатывает глаза Тсукишима, зажигая вторую свечу.       Не стихает. Хината с волнением смотрит в окно, и это волнение передается и Ямагучи. Это Ямагучи дойти — один квартал, а что делать Хинате с его велосипедом… В зубах начинает ныть, и никакая болтовня и игры в карты не успокаивают никого из них.       В конце концов, все решается довольно просто. Его мама заходит к нему, держа в руках свечу, и спрашивает:       — Тадаши? Хината-кун? Может, останетесь сегодня у нас? Суббота же.       Хината издает кряхтение и давится воздухом. Ямагучи улыбается и кивает, а потом кидает обеспокоенный взгляд в сторону Тсукишимы. А сам Тсукишима…       Смотрит на женщину, как на главную предательницу, но она умело этого не замечает.       — У нас остались онигири, можете перекусить, не сидеть же теперь голодными.       Хината слабо кивает, а потом улыбается и благодарит Тсукишиму-сан, и когда он выходит на кухню, она бросает простое:       — Мне нравится Хината-кун. Я рада, что у тебя появились ещё друзья.       «Но мы не друзья», — ноет Тсукишима в своей голове, но, к своему священному ужасу, произносит:       — Я тоже.       И замирает, глядя на онигири в своих руках.       Вот же черт.       Это… действительно произошло?..       Он поднимается обратно в долгих раздумиях, не произносит ни слова, когда Ямагучи что-то там у него спрашивает, и вздрагивает, когда его пихают в бок. Тсукишима смотрит на Хинату, рот которого обеспокоенно искривляется, и тот спрашивает:       — Что-то случилось?       — Мы друзья? — тут же вырывается из его рта. Ямагучи издает непонимающее «э-э-э», Хината не издает ничего, но открывает рот. Они неуверенно переглядываются, но когда Хината снова поворачивается к нему и поджимает кулаки, то вся его поза показывает решимость и уверенность в своих действиях.       — Конечно, мы друзья! Тсукки, мы, не побоюсь этого слова, лучшие друзья! Пусть ты и вредный и такой несмышленный, но…       — О боже, — прерывает его Тсукишима на полуслове. — Я подружился с тобой.       Ямагучи хрюкает. Хината издает возмущенный звук и пихает его куда-то в ребра, и Тсукишиме не требуется никаких особых усилий, чтобы отстранить его от себя. Между ними завязывается небольшая борьба — вернее, Хината упорные три минуты пытается своими ногами нанести как можно больше ущерба, пока Ямагучи с хихиканьем за этим наблюдает, — но в конце концов и она затухает. Хината выдыхает и говорит:       — Пусть ты и вредный, но мне нравится проводить с тобой время. Думаю, это и есть дружба?       Тсукишима не отвечает. Он поворачивается к Ямагучи, который мягко улыбается ему, и этого отказывается достаточным.       — Да, — отвечает Тсукишима, резко разрывая тишину. Хината подскакивает. — Это и есть дружба.       У Хинаты — самая яркая улыбка, что Тсукишима только видел, и Тсукишима тратит несколько минут, чтобы убедить себя, что его ускорившееся сердцебиение и эта улыбка совсем и совершенно не связаны.       Тсукишима просыпается и чувствует себя… странно.       Во-первых, он чувствует свои очки щекой и успевает словить несколько микро-инфарктов, пока не хватает их и не убеждается, что он не раздавил их во время сна. Во-вторых, ему жарко, ужасно жарко, хотя где-то пятками он чувствует сквозняк от открытого окна. В-третьих, он оказывается сжатым между чем-то теплым, причем с двух сторон, и это напрягает больше, чем все остальное. Тсукишима надевает свои очки, медленно поворачивает голову, видит лицо Ямагучи совсем-совсем рядом со своим, и его сердце пропускает удар. Он поворачивает голову, уже более резко, в другую сторону, и сердце ускоряет свой темп в несколько раз, когда он видит лицо Хинаты.       Щелчок — и все становится на свои места. Ямагучи и Хината болтали о чем-то своем, лёжа на его кровати — потому что «она огромная, а мы не хотим лежать на полу, ты чего вообще тут в одиночку разлёгся?», много смеялись и вовлекали в разговор и его самого, и к концу вечера, в глухой темноте, под шум тихих разговоров и чужого смеха, Тсукишима почувствовал странное, несвойственное ему умиротворение. Он прикрыл глаза, думая, как же все изменилось всего за несколько недель, и Ямагучи с Хинатой продолжали болтать, и было так тепло и хорошо, и в его жизни, несмотря на неспособность врать, все тоже встаёт на свои места, и темнота медленно, но верно поглотила его.       Тсукишима очень сомневается, что Ямагучи и Хината решили намеренно вызвать у него инфаркт, и поэтому не знает, как ему стоит относиться к своему пробуждению. Хината теплый, он очень теплый, и тяжесть его тела ощущается по-своему приятно. А Ямагучи… Тсукишима чувствует, как все внутри стягивается в одной тугой узел, потому что Ямагучи крепко прижимает его к себе, и это приятно просто до безумия. Тсукишима чуть сдвигается, чтобы освободить свою руку, и все внутри него замирает и вместе с этим — начинает вопить, когда Ямагучи съезжает по подушке и утыкается носом в его шею. Он ворочается и стонет во сне, а после прижимается к нему ещё ближе и удовлетворённо вздыхает, вызывая табун мурашек по его телу. Все его тело будто окунают в ледяную воду, и становится так горячо и холодно одновременно, и Хината ворочается и практически полностью залазит на него, и его лицо оказывается в опасной близости от лица самого Тсукишимы. Вот дерьм… Нет, это, это приятно, это очень приятно, это приятно и Хината закинул на него свою ногу и обнимает его поперек туловища и он такой маленький и такой удобный и он тихо сопит и Ямагучи тоже сопит прямо в его шею и Тсукишима чувствует себя очень и очень странно и это приятно и он хочет лежать так вечность.       Тсукишима закрывает глаза, когда Хината ерзает и дёргается, и не спешит их открывать, когда все затихает.       Это… это правда приятно. Тсукишиме всегда было холодно, даже летом, но сейчас он чувствует, как тепло с двух сторон мягко обволакивает его и навевает сонливость, и он тихо наслаждается этим теплом и этой мягкостью. В кои-то веке он не анализирует происходящее. У него есть только здесь и сейчас, и сейчас ему хорошо, и он не хочет омрачать момент своими мыслями. Наверное, это странно, но ему не хочется прогонять ни Ямагучи, ни Хинату, но если первое вполне себе объяснимо, то мысли о втором вызывают у него головную боль и кучу вопросов к самому себе.       Он чувствует, как Хината дёргается, пинает Ямагучи, а потом замирает, и как Ямагучи резко открывает глаза и взмахивает ресницами по его шее и замирает тоже, и сердце начинает биться в таком бешеном темпе, что его начинает тошнить. Проходит около десяти секунд, за которые Тсукишима ужасно напрягается, и, наконец, Ямагучи шепчет:       — Тсукки? Ты спишь?       — Нет, — моментально отзывается Тсукишима, который хотел сделать вид, что он вообще не просыпался, и с досадой вздыхает. Хината ерзает и начинает отстраняться, и из его рта вылетает судорожное:       — Прости! Тебе, наверное, неприятно, я, я не хотел, извини, я сейчас…       — Все хорошо, — отзывается Тсукишима. Никакие слова на его язык не ложатся, и он, немного подумав и взвесив все слова, говорит: — Я не против, это тепло.       Ямагучи фыркает, что происходит всегда, когда речь заходит о непереносимости Тсукишимой холодной температуры, и Тсукишима пихает его в бок. Ямагучи пихает его в ответ, но они не настолько проснулись, чтобы вести полноценную войну, и в конце концов Ямагучи успокаивается и осторожно, будто взвешивая каждый шаг, снова прижимается к нему. Он утыкается лбом в его плечо и удовлетворённо вздыхает, и через несколько секунд с другой стороны отмирает и Хината. Он медленно ложится обратно, но не спешит лезть со своими объятьями, однако спустя десять секунд делает глубокий вздох и перекидывает ладонь через его талию. Он пристраивается ближе и ближе, пока не прижимается вплотную, и только тогда Тсукишима расслабляется и готовится снова уснуть.       Хотя нет.       Он немного, потихоньку, совсем чуть-ть съезжает вниз, и лицо Ямагучи снова оказывается около его шеи, и он утыкается холодным кончиком носа в местечке под его челюстью. Тсукишима перестает дышать. Ямагучи тоже. Около пятнадцати секунд Ямагучи просто загнано дышит, и, когда Тсукишима уже собирается вернуться в прежнее положение, он мягко трётся кончиком носа об его кожу и обнимает его крепче, чем за всю эту ночь.       Тсукишима думает об этом долгие десять минут, за которые и Хината, и Ямагучи успевают заснуть снова, и в конце концов засыпает, сделав себе мысленную пометку додумать то, к чему он пришел за эту длинную, невозможную ночь.       Хината летит на него с объятьями, от которых Тсукишима уклоняется, врезается в Ямагучи, запрыгивает в конечном счёте на него, и Ямагучи, с отчетливой паникой на лице, подхватывает его под бедрами и старается не упасть вместе с ним. Тсукишима оказывает ему важную моральную поддержку, посмеиваясь в стороне над происходящим, и Ямагучи кидает в его сторону возмущенный взгляд, на который Тсукишима только пожимает плечами. В конце концов Хината успокаивается и слазит с Ямагучи, но ладони с его талии не убирает, и на лице Ямагучи появляется странное, будто бы уязвленное выражение. Но Хината начинает говорить, и Тсукишима не додумывает свою мысль.       — Я сдал! Я сдал, сдал, сдал, сдал, сдал, и мы идём с Нацу в парк на выходных, и мне больше не нужно учить эти скучные даты, и я сдал!       Только после этого Тсукишима замечает зажатый в его ладони листок с контрольной, но балл издалека он разглядеть не может — да он особо и не старается. Он вздыхает, потому что Хината кричит действительно громко, и тогда Хината поворачивается к нему прямо в чужих объятьях, и теперь Ямагучи обнимает его со спины. Его лицо приобретает ещё более странное, будто бы паникующее, выражение, но Тсукишима опять не успевает сделать никаких выводов, потому что Хината улыбается и спрашивает:       — Я молодец?       — Ты молодец, — послушно отвечает Тсукишима, вздыхая ещё раз, но уголки губ сами тянутся вверх. Хината похож на восторженного щеночка с блестящими глазами, и Тсукишима, наконец, выспался, и он совсем близок к одному важному осознанию, которое точно поменяет его жизнь, и все хорошо, и он позволяет себе расслабиться. Ямагучи, видимо, находит компромисс с самим собой и скрещивает ладони на чужом животе, и Тсукишима просто приподнимает брови, впрочем, не дожидаясь никакого ответа.       — Я так сильно накрутил себя из-за Нацу, даже не верится, — болтает Хината, перекатываясь с пятки на носок. Ямагучи терпеливо стоит на одном месте, но на его лице появляется слабая улыбка, на что Тсукишима поднимает свои брови еще выше. — Она хочет поиграть в волейбол! Будет так круто, если она решит заниматься им в школе! Надеюсь, я не облажаюсь, когда буду ее обучать…       — Больше, чем Акитеру, ты явно не налажешь, — фыркает Тсукишима и в тот же момент прикусывает язык. Ямагучи замирает. Хината перестает дёргаться и вопросительно склоняет голову. И Тсукишима решает — да к черту. Возможно, Хината заслужил немного доверия, возможно, будет здорово, если в его жизни появится ещё один человек, который будет более-менее близок к нему, возможно… Возможно, Тсукишима сам хочет обо всем рассказать, и сейчас ему попадется подходящий случай. — Я тоже начал играть в волейбол из-за старшего брата, и…       Ямагучи смотрит на него с расширенными глазами и приоткрытым ртом. Тсукишиме всегда было странно осознавать, что во времена, когда случилась вся эта история, Ямагучи не только остался рядом, но и смог заслужить его доверие, когда как все, что он делал тогда — это закрывался от всего остального мира. Ямагучи ощутимо напрягается, но…       Ему не нужна его защита сейчас. Прошло много времени, и все, что касается Акитеру, его уже не задевает. Они разобрались в своих проблемах и стали вновь налаживать свои отношения, и пусть им немного далеко до того, что было раньше, но они движутся к этому. Да и сам Тсукишима успокоился и перестал рассматривать свое окружение как тех, кто хочет поставить ему подножку и утащить вниз в момент, когда он будет ожидать этого меньше всего, и ему кажется, что сейчас — хорошее время, чтобы впустить в свою жизнь нового человека.       — Я восхищался им долгое время — старший брат, который играет в основе сильнейшей команды префектуры? Тогда это казалось невообразимо крутым.       Ямагучи размыкает объятья и тянет к нему свою руку, но Тсукишима просто кивает головой. Ямагучи напряжённо вглядывается в его лицо, но, видимо, что-то все же находит в нем и медленно расслабляется и снова смыкает ладони на чужой талии.       — Он не играл в основе. Да и в запасе его тоже не было. Я увидел его среди болельщиков, когда мы пришли на матч.       — Оу.       Лицо Хинаты меняется, и он впивается взглядом в его лицо. Тсукишима чувствует, что сердце спокойно, внутренности не стягивает в тугой узел, и тошнить его как-то не тянет. Он с удивлением осознает, насколько же далеки те события, которые так сильно повлияли на него в свое время, и насколько неважны сейчас. Возможно, ему правда было необходимо поделиться ими, чтобы скинуть со своих плеч мертвый груз прошлого. Он выдыхает, свободно, полной грудью, и выпрямляется. Хината по-прежнему смотрит на него, но Тсукишима не может понять эмоцию, которая появляется на чужом лице.       Наконец, Хината открывает рот:       — Но ты ведь все ещё любишь волейбол?       Тсукишима застывает. Среди всех вопросов, что он мог задать, среди всех ответов, что он мог получить, Хината спрашивает… это?       — Да.       Это потребовало времени. Признания, не ответа. Куча времени борьбы с самим собой, чтобы перестать обижаться на все, что связано с волейболом, и принять то, что, на самом деле, он его просто обожает. Что он бы никогда не продолжил им заниматься, если бы не был заинтересован, что, на самом деле, волейбол принес ему столько хорошего и стал важной частью его жизни, что…       Ямагучи, с которым они когда-то столкнулись в дверях спортзала, обеспокоенно смотрит на него и готовится вмешаться в любой момент. Хината, с которым у них нет ничего общего, кроме команды, ждёт ответа, внимательно глядя на него.       Поэтому…       — Да, — отвечает он, практически не задумываясь. — Я люблю волейбол.       — Вот и хорошо, — напряжение Хинаты сходит, и он ярко улыбается ему.       Тсукишима замирает.       И все внутри попросту переворачивается.       Он нравится Ямагучи.       Эта простая, но такая очевидная мысль формируется в нем где-то три дня, за которые он проводит несколько социальных экспериментов: отключает хоть какую-либо фильтрацию того, что вылетает из его рта, и наблюдает за реакцией. На тренировке он намеренно пялится на Ямагучи около пяти минут, и когда тот спрашивает, в чем дело, то отвечает:       — Ты красивый. Мне нравится смотреть на тебя.       Ямагучи дёргается и краснеет всем, чем только может, даже ушами, и, если честно, он выглядит ещё более очаровательным, чем обычно. Тсукишима не упускает повода и сообщает об этом Ямагучи, и тот смущается настолько сильно, что спотыкается и чуть не сносит корзину с мячами. Он не отвечает и не оборачивается и просто поспешно уходит из спортзала и возвращается спустя десять минут уже с нормальным цветом лица, но небольшой румянец все равно появляется на его щеках, когда он ловит взгляд Тсукишимы.       Тсукишима решает закрепить успех. На следующий день, утром, в раздевалке, когда рядом совершенно никого нет, он наклоняется к Ямагучи и застывает. Тот напрягается и спрашивает:       — Все хорошо?       И Тсукишима резко поднимается и отворачивается к своему шкафчику, чувствуя, как нагревается его шея. Черт. А вот этого он не планировал. Но что ещё он может сделать, если…       — Ты вкусно пахнешь. Как и всегда.       Слышится грохот шкафчика, и Тсукишима чуть не ломает шею, когда судорожно поворачивается в сторону шума. Ямагучи трёт свой ушибленный лоб, впрочем, практически не обращая на него внимания, и пялится на него широкими, потрясающими, изумительными глазами.       — У тебя красивые глаза, — конечно же, говорит Тсукишима, в этот раз не совсем добровольно. Сердце начинает стучать быстрее, потому что Ямагучи судорожно бегает взглядом по всей раздевалке, и его румянец становится настолько сильным, что практически скрывает все веснушки. Ямагучи дёргается и, кажется, начинает дрожать, и он прикусывает губу, и в итоге он не говорит ни слова и попросту убегает, не глядя на него.       Тсукишима продолжает. На перемене он говорит:       — Ты молодец. Тест был просто невозможным, ты отлично справился.       И Ямагучи краснеет и смущённо улыбается, стараясь не смотреть на него. Он быстро приходит в себя и благодарит его, но Тсукишима внимательно наблюдает за каждым его жестом, за каждым взглядом, за каждым взмахом ресниц, и это не остаётся незамеченным.       Когда они идут домой, он говорит:       — Спасибо тебе за все, что ты делаешь. Ты хороший друг. Я рад, что мы дружим.       И Ямагучи замирает, а после растерянно улыбается и говорит тихое:       — Я тоже.       Он цепляется пальцами за лямки своей сумки и переминается на месте, и Тсукишима решает его пощадить и разворачивается в сторону своего переулка.       В пятничный вечер, когда они играют в приставку, много смеются и много сплетничают, Ямагучи свободно, ярко улыбается ему, и Тсукишима говорит, чувствуя, как кровь резко бьёт по ушам:       — Ты мне нравишься.       Ямагучи издает судорожный вздох.       Тсукишиму охватывает паника, ужасающая паника, и он к этому точно не готов, и он съезжает на подготовленную тропинку, ведь что-то подобное он действительно планировал провернуть:       — Кто ещё бы мог терпеть столько сплетен? Только самый настоящий друг.       Ямагучи резко выдыхает, и его лицо искривляется, и Тсукишима с замиранием сердце наблюдает за тем, как меняется выражение его лица. Всего несколько секунд, после чего Ямагучи берет контроль над своими эмоциями и беспечно ухмыляется ему, но Тсукишима цепляется за эти несколько секунд так, будто от этого зависит его жизнь.       Он нравится Ямагучи.       Ему нравится Ямагучи.       И Тсукишима ходит все последние дни, как пришибленный, пытаясь хотя бы приблизительно понять, что ему теперь делать.       — Не выпускай холод!       Его мама проходит мимо него и ставит кружку в раковину. Тсукишима, который действительно залип на долгие тридцать секунд, глядя в содержимое раскрытого холодильника, вздрагивает и поспешно закрывает его. Потом передумывает, открывает, достает йогурт и закрывает снова.       — У тебя посуда есть?       — Нет, — он берет маленькую ложку из столешницы, а потом задумывается и говорит: — Да. Кружка в спальне.       Женщине даже не приходится ничего говорить. Она забирает йогурт из его рук и отправляет первую ложку себе в рот, и Тсукишима вздыхает и идёт за посудой. Когда он возвращается, йогурт исчезает где-то на половину, и Тсукишима закатывает глаза.       — Кей? У тебя все хорошо? Ты какой-то отстранённый в последнее время.       — Я нравлюсь Ямагучи.       Его мать давится йогуртом и судорожно кашляет, и Тсукишима прикрывает глаза. Проходит десять секунд, в течение которых она пытается отдышаться, и когда это, наконец, происходит, она тут же убирает йогурт куда подальше. У нее широкие глаза, и она спрашивает слабым голосом:       — В… В каком смысле?       — В романтическом, мам. В каком еще?       Она не отвечает. Она прикусывает губу и молчит, и тогда, когда Тсукишима успевает накрутить себя до невозможности, спрашивает:       — И… как ты к этому относишься?       — Он мне тоже нравится.       — Ага-а-а-а-а. Хорошо.       Тсукишима сам не замечает, насколько сильно он выпрямляется. Он чувствует напряжение практически каждой клеточкой тела, и чем дольше его родительница не произносит ни слова, тем больше ему становится не по себе. В горле ужасно пересыхает, и…       Он не хотел этого.       Это не то, о чем следует рассказывать своим родителям.       Это ебучая катастро…       — Ох, Кей, — наконец, вздыхает она, а после хватает его за ладонь и притягивает в свои объятья. Тсукишима дёргается и застывает, и женщина, почувствовав это, дёргает его за плечо. Только тогда он неуверенно обнимает ее в ответ, чувствуя, как сильно колотится его сердце.       Напряжение медленно, но верно сходит, и когда мама отстраняется и в привычном жесте тянется, чтобы поцеловать его в лоб, все внутри наполняется невообразимым теплом.       — Так в чем проблема? Если вы нравитесь друг другу…       — Я не… Не знаю, как ему рассказать. И будет ли он вообще… рад признанию.       — Оу.       Они по-прежнему находятся на кухне, только мама наливает чай и достает печенье, а Тсукишима моет посуду, и это уже больше похоже на обыденный, привычный разговор. После того, как напряжение покинуло его, в теле разлилась невероятная лёгкость, и он совсем перестал следить за тем, что срывается с его языка.       Его сердце все равно сжимается каждый раз, когда он думает, что его чувства взаимны, и он застывает с намыленной кружкой в руках, когда размышляет над этим.       — Сказать честно, не то, чтобы я знаю, что говорить в таком случае, — начинает мама, вызывая у него истерический смешок. — Но ты бы поговорил с ним. Ты не поверишь, как много проблем можно решить с помощью простого разговора.       — Да уж представляю, — отвечает Тсукишима, потому что в последнее время все, что он только и делает — это говорит и говорит. И… — Я не… не знаю. Мне нравится Ямагучи и я не думал, что у нас… все может быть взаимно. А что, если я ошибся? — в конце концов стонет он, прикладываясь головой к кухонному шкафчику. Мама хихикает. Он кидает на нее ледяной взгляд. — Не смешно.       — Нет, конечно нет, — продолжает хихикать она, делая бутерброды. — Просто… Ты ведь никогда не говорил о своих любовных проблемах. Я не знаю, как реагировать.       — Я тоже, — бурчит Тсукишима, домывая последнюю кружку. Он выключает кран и вытирает руки полотенцем, после чего садится за стол и вздыхает. — Я просто… Ямагучи мне нравится, правда, правда нравится, и довольно давно, но… Но я… Запутался.       — У вас ведь все взаимно, — даже не спрашивает, а утверждает она, ставя посреди стола тарелку с бутербродами. Тсукишима берет один и съедает половину за один укус, потому что он запутался и он страдает. — Я не понимаю, почему ты все так усложняешь.       — Я не хочу терять его дружбу.       Мама хлюпает чаем, вызывая у него вздох, и извиняется за это. Эх, если бы это все было действительно так просто. Он до сих пор не уверен, нужны ли Ямагучи его чувства. Да и вообще… Может, чувства Ямагучи не настолько сильны. Может, когда-то, в какой-то степени, он и рассматривал Тсукишиму, как возможный вариант, но сейчас попросту устал ждать. Может, он…       — Кей.       Тсукишима вздрагивает. Родительница протягивает свою ладонь и мягко сжимает его руку, когда он протягивает ее в ответ.       — Все будет хорошо. Ты слишком накручиваешь себя. Ямагучи хороший, и ты это знаешь. Даже если ты ошибся… Ты правда думаешь, что он отвернется от тебя?       Тсукишиме кажется, что даже если он убьет человека, то Ямагучи продолжит считать его самым крутым и потрясающим человеком на Земле. Он действительно не представляет, что ему нужно сделать, чтобы Ямагучи в нем разочаровался, поэтому он просто пялится на чужие аккуратные ногти, не в силах поднять взгляд.       — О чем разговариваете? — раздается голос Акитеру, который приехал на выходные, со входа на кухню.       — О моей влюбленности в Ямагучи, — отзывается Тсукишима. Акитеру проходит к холодильнику и достает из него недоеденный йогурт.       — А, хорошо, — говорит он, отправляя ложку в рот. Он уходит из кухни, оставляя их наедине, и между ними повисает тишина. Которая разрывается ровно через три секунды судорожным и громким криком:       — Стоп, что?!       Его подташнивает целый день, и если сначала Хината пытается пошутить на эту тему, то к тому времени, когда начинается вечерняя тренировка, кидает на него все больше обеспокоенных взглядов. Тсукишима пытается избегать его, конечно, потому что вмешивать ещё большее количество людей в свои проблемы, когда как ты сам в них не разобрался, это так себе затея.       Основная проблема заключается в двух вещах:       Первое — он не может лгать.       Вторая — Хината умеет проявлять по-настоящему баранью упрямость.       Коротышка вылавливает его после тренировки, когда Тсукишима копошится в раздевалке и не замечает его присутствия. Он ойкает, когда Хината хватает его за предплечье и стремительно тянет за собой, крикнув Ямагучи «верну в целости и сохранности!» и оставив его в одиночестве с широкими глазами и приоткрытым ртом. Первые пять секунд Тсукишима покорно идёт за Хинатой — потому что он полностью смирился с тем фактом, что он абсолютно не может контролировать свою жизнь, — и только тогда, когда они отходят на достаточно далекое от раздевалки расстояние, Тсукишима спохватывается. Он выдергивает конечность из чужой хватки и складывает руки на своей груди, подняв брови. Хината осматривается, убеждается, что рядом никого нет, и только после этого заявляет:       — Ты выглядишь, как ходячий мертвец. Что-то случилось?       — Да. Нет. Вроде как, но… не совсем, — Тсукишима замолкает и вздыхает. Хината склоняет голову, но его неспособность лгать успокаивается таким ответом и не заставляет его расписаться во всех своих чувствах.       — Тебе нужна моя помощь?       — Нет.       — Тебе в принципе нужна помощь?       — Нет.       Все, что ему нужно — это решиться. Унять все страхи, тревоги, мысли «а что, если…» и поверить если не в себя, то хотя бы в Ямагучи. Мама была права, он все слишком усложняет. Спустя столько времени у него появляется реальный шанс, а он тратит его на пустые размышления и загоны с пустого места. Разве не смешно?       Хината не спешит уходить. Он порывается что-то сказать, но не решается, и в конце концов Тсукишима говорит сам:       — Я хочу признаться Ямагучи. Сегодня.       — О.       На секунду Тсукишиме кажется, что Хината выглядит расстроенным. Но он моргает, и секунда проходит. Хината выглядит неуверенным и обеспокоенным и спрашивает:       — А чего так?       — Я думаю, что нравлюсь ему.       Хината открывает рот. Закрывает его. Открывает снова. Возможно, если бы они общались чуть дольше, Тсукишима смог бы уловить мельчайшие изменения в чужой мимике. Но, в конце концов, как и всегда, на чужом лице расплывается сначала неуверенная, но чем дальше — тем более яркая улыбка.       — Ого. Повезло.       — Да. Повезло.       Между ними повисает тишина, но не такая, к какой он привык за последнее время. Эта кажется более напряжённой, и Тсукишима собирается развернуться и уйти, чтобы ее разорвать. Однако Хината неожиданно поддается вперёд и заключает его в свои объятья, и Тсукишима застывает.       — Поздравляю, — глухо говорит Хината, уткнувшись лицом в его плечо. Тсукишима может увидеть лишь рыжие вихры его волос, потому что лицо тот активно прячет.       Тсукишима сам не понимает, почему он не отстраняется в тот же миг. Его сердце почему-то подскакивает прямо к горлу, и становится тепло, очень тепло, и дыхание на мгновение сбивается. Хината обнимает крепко, прижимая его к себе, и, ну, это… Неловко. Приятно, но неловко, и если он хочет и в дальнейшем поддерживать подобие своего образа (будто со всеми этими признаниями, слетевшими с его рта за последний месяц, это в принципе возможно), ему нужно срочно отстраниться. Тсукишима строит показное равнодушное лицо и таким же показным равнодушным тоном спрашивает:       — Ты закончил?       — Ещё минуточку.       Хината цепляется за него крепче, будто и правда боится, что Тсукишима отпихнет его силой, и ему становится не по себе. Хината мелко и часто дышит, и его пальцы цепляются за ткань форменной куртки, и у Тсукишимы не хватает духу, чтобы оттолкнуть его. Он просто стоит, вслушиваясь в ускоренный темп биения своего сердце, и вздрагивает, когда слышит неуверенное:       — Тсукки? Шое?       Хината дёргается и резко отскакивает от него. Он испуганно поворачивается на Ямагучи, который смотрит на них двоих странным взглядом, и, не произнося ни слова, убегает, не глядя на них.       Хотя нет.       Он оборачивается и кричит:       — Удачи, Тсукки!       И убегает слишком быстро, чем нужно в данной ситуации. Ямагучи заторможено смотрит ему вслед, а потом поворачивается к Тсукишиме и спрашивает:       — Что он хотел?       — Узнать, все ли у меня хорошо.       — Я бы тоже хотел это узнать, — говорит Ямагучи, складывая руки на груди, и около двух секунд Тсукишима просто любуется его строгим лицом. Но вскоре очарование проходит, и на его место вновь возвращается ужасное волнение. Горло резко пересыхает, а взгляд начинает бегать, и Ямагучи обеспокоенно спрашивает:       — Тсукки? Все в…       — Молчи! — вскидывается Тсукишима, и Ямагучи действительно замолкает. — Я хочу… Я хочу сделать это сам.       Обеспокоенность Ямагучи не проходит, а на его лбу появляется морщинка. Но он терпеливо ждёт, что скажет Тсукишима, даже если по привычке тянет руки в его сторону (Тсукишима не сможет сосчитать, сколько раз тот его уже затыкал за прошедший месяц, даже если очень сильно постарается).       Тсукишима честно старается откинуть все свои страхи и сомнения куда подальше. Он нравится Ямагучи. Ямагучи реагирует на него так, как не реагирует ни на кого другого, и Тсукишима отчётливо может слышать любовь и нежность в его голосе, когда они остаются наедине. И иногда, когда его волосы ложатся слишком хаотично или на щеку падает ресничка, Ямагучи прикасается к его лицу так аккуратно и нежно, что сердце начинает щемить.       — Тсукки… Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне обо всем?       Тсукишима моргает. Ямагучи мягко улыбается и берет его ладони в свои руки, сжимая их в ободряющем жесте.       Когда им было двенадцать лет, он узнал, что человек, на которого он равнялся столько времени, все это время врал ему. Это было травмирующе и довольно больно, и Тсукишима пообещал себе, что больше ни один человек не сможет так сильно повлиять на него. Он закрылся от всех и пытался не привязываться ни к чему, что могло бы привести его к разочарованию, и до сих пор в его действиях и мировоззрении есть отголоски этой дурацкой философии.       И тогда, когда ему казалось, что все вокруг только и ждут момента, чтобы предать его, у него был Ямагучи. Ямагучи, который испуганно, неуверенно, но верно пытался поддержать его, Ямагучи, который беспечно улыбался ему каждый раз, когда Тсукишима огрызался на эти попытки, Ямагучи, который всеми своими действиями показывал ему:       Я рядом.       Я останусь с тобой, и неважно, что ты скажешь или сделаешь.       Я знаю, что тебе тяжело поверить в это, но у тебя всегда буду я.       Я люблю тебя.       — Я люблю тебя.       Тсукишима чувствует в своем теле невероятную лёгкость, и слова срываются сами собой. Тсукишима смотрит на их переплетённые ладони и с удивлением понимает, что его собственные не дрожат. Тошнота сходит, и Тсукишима чувствует себя так, будто огромная гора страхов, ожиданий, сомнений спала с его плеч.       А ещё Ямагучи не отвечает, и Тсукишима поднимает голову.       У Ямагучи всегда были красивые глаза. Тсукишима пытается думать только об этом, потому что Ямагучи просто смотрит на него своими красивыми глазами и молчит, и, кажется, даже не дышит, и это напрягает и абсолютно точно не является нормой, но, если честно, Тсукишима понятия не имеет, как бы реагировал он сам в такой ситуации. Он ждёт пять секунд, десять, пятнадцать, и к двадцатой на его виске проступает капелька пота.       Он ошибся? Ямагучи не влюблен в него, а он — просто до невозможности самоуверенная задница, которая своим эго скоро переплюнет эго Кагеямы? Ему уже нужно планировать свою жизнь в позорном отшельничестве или пока рано?       Почему Ямагучи молчит?       — Ямагучи…       Ямагучи моргает.       Уже хоть что-то.       Он моргает, вздрагивает, делает вздох и отводит взгляд, и это оказывается несомненным прогрессом по сравнению с тем, что было пять секунд назад. Тсукишима ждёт, но чем больше Ямагучи молчит, тем сильнее он выпрямляется. Чужие ладони в его собственных просто обжигают, и он судорожно отпускает их.       Он ошибся.       Он, блять, ошибся.       — Извини, — срывается с его языка прежде, чем Тсукишима успевает хотя бы приблизительно продумать, что он может сказать. Всю свою жизнь он полагался на разум, а не на интуицию, и именно сейчас это его подвело. Сердце, до этого успокоившееся, начинает биться, как сумасшедшее, и заглушает все его мысли. — Я думал, я, я думал, что тоже нравлюсь тебе, но… Блять, — Тсукишима поправляет очки и сильно, до отчаянности просто, хочет проваливаться сквозь Землю. Он не сомневается, что, в итоге, все будет хорошо, но… Это будет неловко. Это привнесет в их отношения неловкость, которой никогда раньше не было, и… — Блять, ради бога, сделай вид, что этого никогда не…       Ямагучи не даёт ему договорить. Он хватает его за футболку и тянет к себе, и в следующее мгновение его сухие, потрескавшиеся губы накрывают чужие, мягкие и теплые. Тсукишима чуть не падает, но Ямагучи обхватывает его руками за шею и крепко держит, не отпуская ни на шаг, и Тсукишима цепляется за его талию.       В ночной тишине не раздается ни единого звука, кроме шума их дыхания. Дыхание Ямагучи выходит судорожным, и он цепляется за Тсукишиму так крепко и отчаянно, будто он боится, что Тсукишима и правда сейчас возьмёт свои слова обратно и просто уйдет. Тсукишима зажмуривается и практически перестает дышать. Ему становится тепло, невероятно тепло, и Ямагучи зарывается пальцами в его волосы, отстраняется и, прикрыв глаза, прижимается своим лбом к его. Кончики их носов соприкасаются, и почему-то именно эта деталь заставляет ноги Тсукишимы подкоситься. Он чувствует своими губами чужое горячее дыхание, и Ямагучи играется с его волосами, и Тсукишима готов стоять так вечность.       — Я тебя тоже люблю, Тсукки.       Голос Ямагучи звучит нежно, и Тсукишиме хочется позорно расплакаться. Вместо этого он мягко кладет ладони на чужую спину и прикрывает глаза, и они делят одно дыхание на двоих.       На улице темно и тихо.       Свет в спортзале гаснет, и их, влюбленных, глупых и таких счастливых, освещает только лунный и звездный свет.       — Прекрати, — тихо ворчит Тсукишима, когда Ямагучи тыкает его в щеку, и Тадаши хихикает. Он убирает свои ладони от его лица и вместо этого кладет их на его талию и слабо тянет его к себе за ткань футболки. Тсукишима вздыхает, но послушно пододвигается ближе, и Ямагучи мгновенно захватывает его в свои объятья и переплетает их ноги. Тсукишима пытается казаться недовольным этим, по привычке (потому что все ещё не может поверить, что теперь можно), но все портит мягкая улыбка, непроизвольно появившаяся на его лице. Ямагучи замирает, увидев ее, и пялится на него долгие пять секунд, за которые эта самая улыбка успевает исчезнуть.       А потом резко краснеет абсолютно всем телом и со стоном прячет лицо в его плече, краснея ещё больше, когда слышит чужой смех.       Они встречаются уже несколько дней, и Тсукишиме очень хочется что-нибудь пнуть от избытка чувств. Он пытается провернуть подобное с Хинатой, который подкалывает его на тему слишком довольного вида, но коротышка успешно уворачивается каждый раз. Правда, когда Ямагучи слышит эти подколки, то простым пинком Хината не отделывается. Ямагучи смотрит на него так строго и вместе с тем — разочарованно, что Хината мгновенно замолкает и стыдливо опускает взгляд в пол. Тсукишима надеется, что его глаза не слишком похожи на гребанные сердечки, но смущение Ямагучи при взгляде на него явно говорит об обратном.       Ямагучи не может отлипнуть от него, Тсукишиме постоянно не хватает тех прикосновений, что они дарят друг другу, и из них получается отличный тандем. Ямагучи мягкий, он очень мягкий и вместе с тем — настойчивый, но Тсукишима не против. Он не против этих объятий, этих трепетных, нежных прикосновений к его лицу, их переплетённых пальцев и лёгких, смущенных поцелуев, к которым не привык ещё ни один из них.       Когда в один из вечеров они лежат на кровати, обнимаются и тихо обсуждают их любимый сериал, и при этом их лица близко-близко, и Тсукишима мягко улыбается уже, наверное, около получаса, мама заходит в его комнату без стука. Обычно, когда он не хочет, чтобы в его комнату кто-нибудь зашел, он просто ее закрывает, и родительница без слов это понимает. Но сейчас он попросту забывает об этом, да он никогда и не запирался, когда в его комнате был Ямагучи.       Мама входит в его комнату с каким-то вопросом, но прерывается на полуслове с громким «оу», когда видит их. Ямагучи подскакивает с кровати так резко, что чуть не ударяет Тсукишиму по лбу своим собственным. Тсукишима садится чуть менее резко, но все равно поспешно, и с ужасом чувствует, как все его лицо вспыхивает в смущении.       — Хм. Я не вовремя?       — Да, — тихо шипит Тсукишима, злясь только на самого себя. Мама окидывает его взглядом, потом окидывает взглядом Ямагучи, и, к ужасу и смущению последнего, приветливо улыбается ему и машет рукой. Ямагучи дерганно кланяется ей, стараясь смотреть только и исключительно в пол, и Тсукишима может увидеть его красные уши.       Будто он сам сейчас выглядит лучше.       — Мне уйти?       — Да, — чуть ли не плача, отвечает Тсукишима, больше всего мечтая сейчас провалиться сквозь землю. Ямагучи молчит и, кажется, даже не дышит, и Тсукишиме очень хочется успокоить его и рассказать о недавнем разговоре между ним и его матерью, в котором она полностью приняла его. Тсукишима не выдерживает и действительно протягивает ладонь в его сторону, и Ямагучи дёргается, но после небольшой заминки принимает ее. Тсукишима мягко сжимает его пальцы, успокаивая, и где-то со стороны слышится умиленный вздох.       — Извини-извини, вы просто такие милые, — говорит мама в ответ на его убийственный взгляд. Ямагучи моментально стремится вырвать руку из его хватки, но Тсукишима настойчиво сжимает чужую ладонь в своей, и Ямагучи с трудом, но успокаивается.       — Мам.       — Я рада, что все сложилось хорошо, — тем же раздражающим милым тоном говорит она, вызывая у Тсукишимы нервный тик.       — Мам.       — И, несомненно, я готова помочь вам советом и поделиться своим большим опытом…       — Мам.       — Ах, молодость! Кей, правда, я думала, что не доживу до этого момента — ты ведь никогда никем не интересовался, но сейчас…       — Мам!       — Мне оставить вас наедине? — еще более невинным, высоким тоном спрашивает она, и Ямагучи краснеет так сильно, как, наверное, не краснел даже тогда, когда Тсукишима, на пробу, лизнул его нижнюю губу.       — Да!       — Хорошо, — вздыхает она, с умилительной улыбкой глядя на них. — Я оставлю вас… Заниматься своими делами. Не перетрудитесь!       Иногда Тсукишима ненавидит их гены.       Он переводит взгляд с закрытой двери на Ямагучи и без слов тянет его к себе. Ямагучи спотыкается и падает на кровать, прямо в его объятья, и Тсукишима обхватывает его и руками, и ногами, крепко прижимая к себе. Он откладывает очки в сторону и утыкается лицом в чужую грудь и вслушивается в чужое ускоренное сердцебиение, делая глубокий вздох.       — Т-тебе не кажется, что сейчас…       — Плевать, — доносится глухое в ответ. Тсукишима только сильнее прижимается к чужому телу, не давая ни единого шанса ехидному языку его матери испортить момент. Ямагучи напряжённо лежит около десяти секунд, но постепенно, в его крепких объятьях, успокаивается.       И обнимает его в ответ.       — А кто сверху?       Тсукишима роняет телефон себе на лицо. Хината хихикает и пододвигается ещё ближе, вмешиваясь в и без того крохотное личное пространство Тсукишимы, ожидая ответа. Их локти соприкасаются, и Тсукишима, скрипя зубами, говорит:       — Отвали.       Его неспособность врать если не исчезла, то хотя бы сильно притихла за последние пару недель. Теперь он снова может молчать или отвечать пространственными выражениями, и его команда прекратила испуганно вздрагивать каждый раз, когда он вдруг начинает хвалить кого-то без единой на то причины.       — Тсукки-и-и-и, мне же интересно, — шепотом ноет Хината, и Тсукишима на мгновение застывает, уважительно оценивая это. На мгновение. Хината пододвигается ещё ближе, практически вжимаясь в его бок, и доверительно говорит: — Не бойся. Я никому не скажу. Кто из вас…       Договорить ему мешает подушка, стремительная приземлившаяся на его лицо. Хината издает непередаваемый звук, но Ямагучи на этом не успокаивается и перелазит через Тсукишиму, чтобы добить этого гоблина, который просто обожает лезть не в свои дела.       Тсукишима знал, что примерно так все и закончится, ещё тогда, когда им только объявили о тренировочном лагере.       В последнее время общение с Хинатой ощущается… странно. Он единственный человек, который знает об их отношениях, и поэтому Ямагучи свободно проявляет свою любовь, когда они остаются наедине. Хинате неловко, Тсукишиме неловко, но он скорее удавится, чем добровольно вырвет свою ладонь из чужой хватки, или выпутается из чужих объятий, или не ответит на мягкую улыбку и не менее мягкий, лёгкий поцелуй. Ямагучи очень тактильный и любит проявлять свою любовь, а рядом с Хинатой все вдруг становится неловко, и Тсукишима сам не понимает, почему. Хотя в последнее время они стали проводить с Хинатой все реже и реже времени, и, несмотря на то, что теперь между ним и Ямагучи не осталось никаких недомолвок, несмотря на то, что у них двоих есть столько вещей, которые они могут делать наедине, несмотря на то, что они столько лет прекрасно дружили вдвоем, Тсукишима…       Чувствует, что ему чего-то не хватает.       Ямагучи возвращается на свое место, и Хината, отдышавшись, резко переваливается через Тсукишиму и забивает его своей подушкой. Хината не то, чтобы особо тяжёлый, но его вес все равно ощутимо так чувствуется, и Тсукишима издает полузадушенный хрип, который, впрочем, остаётся незамеченным. Ямагучи легко уворачивается от чужой подушки, пытаясь не смеяться слишком громко (потому что, помимо них, в комнате находится еще так -дцать спящих подростков и на улице стоит глубокая ночь), и у него, к счастью, это получается.       Тсукишима ощущает спокойствие и внутреннее удовлетворение, но ему равно, почему-то, становится не по себе.       — Я вам не мешаю? — интересуется Тсукишима, когда Хината перекидывает через него одну ногу.       — Нет, не волнуйся, — ухмыляется Хината, заставляя его на мгновение замереть. У него тяжёлое дыхание, растрепанные (ещё больше обычного) волосы и улыбка, по которой, оказывается, он уже успел соскучиться, и Тсукишима молча пялится на нее около пяти секунд. Хината замечает его взгляд и замирает. Они смотрят друг на друга, и вес чужого тела на своем ощущается как-то иначе, и в этой темноте тело Хинаты освещается только лунным светом, свободно проникающим через незанавешанное окно. Почему-то становится очень жарко, время замирает, а губы начинает нещадно колоть. Хината ерзает, растерявшись, в какую сторону ему лезть, склоняется, все же, в сторону Ямагучи и готовится переместиться, и именно в этот момент подушка Ямагучи с размаху летит прямо в его лицо. С тихим «ой» Хината теряет свое равновесие и заваливается прямо на Тсукишиму, и в самый последний момент, пытаясь удержаться на коленях, хватается за плечи Ямагучи и тянет его за собой.       — Блеск, — комментирует Тсукишима, оказавшись заваленным под двумя чужими телами, и слышит в ответ чей-то сдавленный смех. Хотя почему «чей-то». Тсукишима пинает Ямагучи по лодыжке, и тот дёргается, но вставать не спешит.       — Ямагучи.       — Что?       — Ямагучи сверху. Как ты видишь.       Ямагучи закатывает глаза и пинает его в ответ, и между ними завязывается возня, которой явно мешает Хината, оказавшийся посередине их своеобразного бутерброда. Однако от этого самого Хинаты не раздается ни звука, и они оба замирают, когда тот утыкается лицом в шею Тсукишимы и начинает трястись. Тсукишима неуверенно смотрит на испуганного и такого же неуверенного Ямагучи и ерзает, пытаясь отстранить от себя Хинату и узнать, в чем дело. Ямагучи приподнимается, и именно в этот момент из тела Хинаты вылетают звуки, очень, подозрительно напоминающие… судорожный смех.       — Блять, Хината, — шипит Тсукишима, пиная уже второе тело, разлегшееся на нем, и да, этот дурак действительно смеётся и отказывается вставать. Ямагучи выдыхает, а потом присоединяется к рукоприкладству, и Хината возмущено ойкает. Тсукишима настойчиво ерзает, намекая, что в данный момент для него складываются не особо курортные условия, и Ямагучи послушно слазит с него и ложится совсем-совсем рядышком, даже не на собственный футон. Хината мычит, и Тсукишима настойчиво пинает его по голени.       — Там холодно, — стонет он прямо в его шею, вызывая табун мурашек и напоминая, насколько же эта часть его тела слаба. Тсукишима, уже чувствуя, что он проиграл, пихает его в плечо, не особо надеясь на успех, и чувствует, как Ямагучи прижимается к его боку и обхватывает правую руку своими. Становится тепло, очень тепло, и Хината постепенно согревает его, и уже Тсукишиме не хочется, чтобы он уходил.       Возможно, дело в том, что на полу и правда холодно.       А, может, дело в том, что ощущение чужого тела (Хинаты, тела Хинаты) на своем до одури приятно, и его сердце бьется с удвоенной скоростью, мешая нормально мыслить и функционировать.       С той ночёвки, о которой он предпочитает не вспоминать, прошло невообразимо много времени. И сейчас, когда тепло расплывается по всему его телу, когда он чувствует запах чужих мятного (Ямагучи) и гранатового (Хината) шампуней, когда вокруг темно и так сильно, невероятно тягуче, Тсукишима понимает:       Он скучал по этому.       Он скучал по тому, как ему комфортно рядом с Ямагучи и Хинатой, скучал по этому ощущению спокойствия и правильности, будто три кусочка пазла, наконец, соединились воедино и составили единую композицию.       Тсукишима замирает и привыкает к новой, непривычной для него мысли, которая однажды уже приходила в его голову, но сейчас звучит совсем иначе:       Он скучал по Хинате.       Ямагучи выдыхает, прижимаясь к нему, Хината чуть сдвигается, чтобы ему не мешать, но так и не слазит, и Тсукишима машет рукой и закрывает глаза.       Ему тепло.       Спустя пару минут он засыпает.       Ямагучи засыпает через десять.       Хината не спит всю ночь и лишь под утро, когда звенит будильник Энношиты, перелазит на свой футон.       — Мило, — комментирует Хината, которого об этом не просили, и Тсукишима автоматически тянет в его сторону свою ногу для пинка. Хината уворачивается, а потом подходит ещё ближе и садится на колени прямо рядом с ним. Тсукишима отмахивается от него, зная, что это бесполезно, и просто продолжает свое занятие.       — А что, других мест не нашлось?       — Я хочу доделать его сегодня, — хмурится Тсукишима, пытаясь связать нити между собой. — У нас сегодня свидание. Это было бы символично.       — Фу, вы такие противные, — говорит Хината, не показывая никакого намерения уйти. Он наблюдает за его потугами ещё несколько минут, а после все же спрашивает: — Так что это? Ты внезапно стал романтиком?       — Они парные, — вздыхает Тсукишима и откладывает браслет, который пытался починить, в сторону. — Но я порвал свой. Пытался найти такой же, но не смог.       — Хм.       Хината берет в свои руки браслет и мягко проводит кончиками пальцев по подвески в виде звезды.       — А вторая с луной?       — Да.       — Мило.       Да, может, это и глупо, но… Ямагучи всегда любил подобные вещи. Парная одежда, браслеты, канцелярия, ему всегда нравилось все, что могло напомнить и ему, и другим, что они связаны друг с другом — крепко и бесповоротно. Тсукишиме честно все равно на такие вещи, но Ямагучи определенно обрадуется, если Тсукишима починит этот браслет, так что…       Он бездумно наблюдает за движениями чужих пальцев, что-то делающих с его браслетом, и вздыхает. Он возится с ним ужем который день и, честно сказать, уже мало надеется на чудо. Ямагучи ужасно не повезло с парнем — ни в чувствах нормально признаться не может, ни маленький романтический жест сделать. Ну что за…       — Держи.       Тсукишима моргает. Хината протягивает ему целый браслет, мягко улыбаясь, и Тсукишима заторможено принимает его. Хината понимает причину его заторможенности по-своему и говорит:       — Мы с Нацу постоянно что-то плетём вместе! Не смотри так, это затягивает!       Тсукишима не смотрит. Он отводит взгляд и пялится на этот самый браслет, а Хината продолжает рассказывать о своей сестре и количестве браслетов, что они сплели вместе. Тсукишима слушает вполуха, аккуратно пытаясь надеть браслет на свою руку, и не сразу замечает, что Хината замолкает.       Когда Хината протягивает свои ладони к его руке, Тсукишима вздрагивает. Между ними повисает тишина, и все те несколько секунд, что Хината застёгивает браслет на его руке, Тсукишиме кажется, что воздуха резко начинает не хватать. Хината задерживает прикосновение своих пальцев на его запястье, и только после того, как Тсукишима на пробу ведёт рукой в разные стороны, поспешно убирает их.       — Спасибо.       Хината вздрагивает, а потом слабо улыбается ему.       — Конечно. Удачи на свидании, Тсукки.       Возможно, это «Тсукки» должно было быть издёвкой, но оно звучит слишком слабо, чтобы ею быть. В конце концов Хината вздыхает, и на мгновение он кажется невообразимо уставшим. Но секунда проходит, и Хината встает и кидает ему солнечную улыбку, прежде чем уйти из раздевалки.       Тсукишима чувствует себя странно.       И он с ужасом осознает, как внутри него разгорается что-то теплое и странное, странное, странное, такое странное и до отчаянности лишнее сейчас.       Ямагучи хороший. Они встречаются три недели, постоянно целуются, держатся за руки, говорят о своих чувствах, и Тсукишиме даже не нужно потустороннее вмешательство, чтобы говорить честно и правдиво. Каждый раз, когда Тсукишима говорит ему вещи наподобие:       — Ты мне нравишься.       Или:       — Я люблю твой смех.       Или:       — Ты очень старательный, и это вдохновляет.       Или:       — Я вряд ли смогу выразить словами то, как сильно я люблю тебя, но я попытаюсь. Я люблю тебя.       Ямагучи краснеет и смущённо, но так радостно и трепетно улыбается, и он расцветает, и он выглядит по-настоящему счастливым и влюбленным, таким влюбленным, и Тсукишима обожает в такие моменты наклоняться и сцеловывать улыбку с чужих губ.       Ямагучи хороший. Он обнимает его от переизбытка чувств, говорит ему тысячу комплиментов, постоянно показывает, как сильно он гордится им и их отношениями в целом и каждый день доказывает, что Тсукишима его определенно не заслужил. Он покупает ему сладости по вечерам, делает плейлист на ночь, отправляет уйму влюбленных сообщений с сердечками и тысячу раз на дню заставляет сердце Тсукишимы разрываться от количества любви и тепла, что он получает.       Ямагучи хороший.       Тсукишима чувствует себя невыносимым обманщиком.       — Кей? Все хорошо?       Тсукишима вздрагивает и пытается поскорее уйти из гостиной, в которую его родительница так не вовремя вошла. Он сомневается, что ей стоит говорить об этом. Он сомневается, что кому-либо вообще стоит. Он чувствует себя запутанным и ужасно уставшим, и Ямагучи уже спрашивал его про круги под глазами, которые в последнее время стали ещё больше.       — Кей! Все хорошо? — уже более обеспокоенно спрашивает его мама. Он застывает во входе в гостиную, потому что родительница мягко берет его за руку и останавливает от позорного бегства. Вот дерьмо. Зачем он вообще вышел из своей комнаты? Зачем он в принципе, нахрен, живёт, если у него возникают такие проблемы, как…       — У тебя проблемы?       — Да.       — Что-то с Ямагучи?       — Да.       Мама обеспокоенно смотрит на него и уже открывает рот, и Тсукишима вырывает руку из ее хватки и уходит, не сказав больше ни единого слова.       Он не… Не хочет с ней говорить. Ни с кем не хочет. Прошло три недели, а он уже крупно проебался, и он не заслужил ни капли той любви, что Ямагучи дарит ему. Почему, почему, почему, почему именно тогда, когда он получил то, на что никогда и не надеялся, он разрушает все своими собственными руками, почему его дурацкие чувства сошли с ума, почему… Он ведёт себя так, будто получил долгожданный приз и теперь потерял к нему интерес, и это просто пиздец как несправедливо к Ямагучи и тем отношениям, что они пытаются построить.       Разве что интереса он никакого не потерял. Он по-прежнему чувствует эту теплую привязанность и щемящую любовь, которая вспыхивает в нем каждый раз, когда Ямагучи просто улыбается, но теперь к его чувствам примешивается что-то ещё, такое лишнее, несвоевременное, такое…       Он не хочет терять Ямагучи, до отчаянности просто, одно только его присутствие делает Тсукишиму и его жизнь лучше, и он так сильно ненавидит себя в данный момент. Он проебался. Он может все потерять, может сделать больно Ямагучи, и у него явно не получится скрывать это все длительное время.       Ямагучи хороший.       Хината тоже хороший.       Тсукишима так сильно виноват перед каждым из них.       — Тсукки? Все хорошо?       В конце концов, Тсукишима смиряется. В его теле поселяется невообразимая усталость, и безразличие накрывает его с головой. Он перестает волноваться, перестать чувствовать тошноту, перестает в принципе чувствовать хоть что-то, и каждой клеточкой своего тела он чувствует безразличие. Не к Ямагучи, конечно. К тому, что будет в дальнейшем, потому что он заслужил все, к чему придет их разговор. Ямагучи правда заслуживает лучшего.       Поэтому он говорит:       — Я хочу поговорить с тобой.       В глазах Ямагучи появляется беспокойство, и он делает шаг вперёд, протягивая к нему свою ладонь. Тсукишима уворачивается, вздыхает и трёт глаза.       — Я люблю тебя. Но… — Ямагучи застывает. Тсукишима вздыхает ещё раз. Странно, но сейчас, именно в этот момент, он чувствует поразительное спокойствие. Если в последние дни внутри него бушевала буря страхов и сомнений, то сейчас она сменяется штилем. Жаль только, что маяка не видно, и Тсукишима даже примерно не представляет, в какую сторону ему стоит плыть. — Я не хочу тебя обманывать. Ты достоин… лучшего.       Тсукишиме кажется, что Ямагучи перестает дышать, и решает обрубить это все сразу, не растягивая это представление на драматичные паузы.       — Мне нравится другой человек. Не… Ты… — и в этот момент Тсукишима начинает паниковать, осознавая, что от его слов сейчас целиком и полностью зависят чувства Ямагучи. Блять. Блять, блять, блять, черт, да плевать на себя, плевать на свою гордость, на свои чувства, на свой образ, Ямагучи не заслуживает из-за гребаного непонимания думать, что он сделал что-то не так, Ямагучи не заслуживает мыслей, что его одного было недостаточно, Ямагучи… — Ты мне нравишься, я люблю тебя, ты не сделал… что-то не так, я просто… Блять, я не могу повлиять на это. Мне… мне жаль. Я не хочу менять что-то между нами. Я не… Все ведь изменится, да? Блять, просто… Просто не думай, что это твоя вина. Ты хороший, очень хороший, и я… Я не хочу терять тебя.       Это был потрясающий месяц.       Странно, что в реальности все происходит настолько быстро. Никаких драматичных пауз, раздумий, просто несколько фраз — и все.       Тсукишима внезапно осознает, что сейчас все изменится, и он даже понятия не имеет, останутся ли они с Ямагучи хотя бы друзьями. Он ненавидит сферу чувств, отношений, ненавидит разговоры, ненавидит то, что в этом деле он совсем не может полагаться на разум, ненавидит, ненавидит, ненавидит, он…       — Это Хината?       Ох.       А это обязательно должно было стать таким неловким?       Тсукишима кивает, не доверяя своему голосу. Он в принципе больше не доверяет самому себе. И дело даже не в его стремлении к правдивым и жёстким ответам, а в том, что он сам без понятия, что он может выкинуть в следующий момент.       Всю свою жизнь Тсукишима руководствовался одним только разумом, чтобы в итоге оказаться абсолютно беспомощным, когда дело доходит до чувств.       Ямагучи молчит и мелко-мелко дышит, и Тсукишима автоматически протягивает в его сторону свою ладонь, но вовремя одергивает ее и замирает. Это не… Он не знает, что делать, и что в принципе сейчас уместно. Лучше ему сейчас просто…       Ямагучи стремительно хватает его за футболку и притягивает к себе, и Тсукишима хрипит, когда его заключают в до невозможности крепкие объятья. Он слышит тихие всхлипы где-то в районе своего уха и жутко пугается, однако, когда Ямагучи начинает говорить, все внутри него переворачивается и сворачивается в один крепкий и огромный узел.       — Я, я тоже, я просто… Он давно мне нравился, но я не, я не хотел выбирать?.. Между вами?.. А потом твое признание, и вроде я абстрагировался от своих чувств, но потом его признание, и…       — Стой, — Тсукишима кладет ладони на чужую дрожащую спину и сипло спрашивает: — Его что?       — Он случайно, — всхлипывает Ямагучи, прижимаясь все ближе и ближе к нему, будто ему стало холодно, ужасно холодно, и он ищет так необходимого его тепла в чужих объятьях. А Тсукишима… Что ж. Он всегда готов его дать. — Он не хотел беспокоить меня, и… Это просто вырвалось, и я так ему ничего и не ответил, и… Тсукки, ну почему он такой?       — Поверь, я каждый гребаный день задаюсь тем же самым вопросом.       Ямагучи издает смешок вместе со всхлипом, и Тсукишима аккуратно, будто боясь, что Ямагучи может рассыпаться от любого неосторожного прикосновения, гладит его по волосам. Ямагучи мелко покачивается, уткнувшись лицом в его плечо, и холод, и безразличие, и усталость заменяются теплой привязанностью, которая крепнет в нем с каждым мелким вздохом.       Ямагучи говорит и спрашивает — про свою влюбленность, про влюбленность Тсукишимы, про то, что же им теперь делать дальше.       И все время, что они говорят, Ямагучи сжимает его ладонь так крепко, что становится практически больно.       Тсукишима чувствует себя… довольно странно. Вся эта ситуация нелепа, эта влюбленность нелепа, и тот факт, что Ямагучи разделяет ее, делает ситуацию ещё более нелепой.       Тсукишима слабо представляет, почему он влюбился в Хинату. Просто в его присутствии его сердце начинает стучать, как бешеное, и чужая улыбка заставляет что-то внутри него замирать. Ему хорошо рядом с ним, и ему нравится выводить Хинату из равновесия и любоваться его красными щеками. Хината хороший, он умеет хранить секреты и говорить нужные вещи в нужное время, и вместе с этим он вызывает в нем что-то темное и очень-очень горячее. Хината взбаломушенный, и влюбленность в него тоже вся такая — непоследованная, странная, такая яркая и резкая.       Если любовь к Ямагучи спокойно и нежно струится внутри него, мягко обволакивая все внутренности и посылая по всему телу тепло, то любовь к Хинате — как вспышка. Резкая, яркая, переворачивающая абсолютно все с ног на голову и посылающая дрожь по всему телу. Тсукишима понятия не имеет, как он умудрился так по-разному влюбиться в совершенно разных людей.       (Тому, что одним из них оказался Хината, Тсукишима уже устал ужасаться. Ямагучи уже нашутился на эту тему, а Тсукишиме и так достаточно зацикленности на своих мыслях.)       Он влюблен в Хинату.       И сейчас, когда он ждёт Ямагучи, который разговаривает с этим самым Хинатой о своей влюбленности, он чувствует себя до ужаса странно и потерянно.       Он не может заставить Ямагучи перестать любить Хинату, а тот факт, что эта любовь оказалась взаимна, ну… Это хорошо, наверное?.. Тсукишима не против. Пока Ямагучи будет рядом с ним, пока его объятья будут такими же нежными, пока на его лице будет сиять любимая его улыбка, все будет хорошо. Ему придется ограничить с Хинатой общение, наверное. Это будет так себе увлечение — смотреть, как человек, который ему нравится, милуется с другим человеком, который ему нравится, но… Он переживет. Ему просто нужно время и личное пространство. Все будет хорошо, нужно просто…       Его мысли разрывает громкое:       — Тсукки!       И Тсукишима вздыхает, когда поворачивается и видит Хинату, который несётся по направлению к нему с очень целеустремлённым видом. Ямагучи виднеется где-то позади, явно не успевая за Хинатой, и Тсукишима заранее готовится к ужасной головой боли.       Хината подлетает к нему и налетает в прыжке, и следующее, что он чувствует — как его талию обхватывают чужие ноги, и как чужие губы прижимаются к его собственным.       Тсукишима не думает. В принципе, в последнее время это становится его удручающей привычкой. Его ладони, автоматически вскинувшиеся к чужим бёдрам, замирают, и он просто стоит те потрясающие три секунды, что длится их поцелуй. У Хинаты сбитое из-за бега и, возможно, чего-то ещё дыхание, и Тсукишима думает о том, как же неудобно впивается дужка очков в его лицо.       Хината отстраняется ровно на секунду, после чего припадает к его губам снова, и Тсукишима издает очень позорный и явно ему не льстящий звук. Где-то сбоку раздается фырканье Ямагучи, пальцы Хинаты зарываются в его волосы, а его собственные начинают дрожать.       На улице темно, а губы Хинаты — теплые-теплые.       — Я и правда думал, что шоколадное молоко дают коричневые коровы… Хэй, вы двое, а ну быстро прекратили смеяться!       — Ты даже не видишь, что я делаю, — сипло отвечает Тсукишима, намеренно отворачиваясь от Хинаты по максимуму своих возможностей. Однако пыхтение его он все равно слышит, да и сдавленный смех Ямагучи отнюдь не спасает ситуацию.       — Будто я не знаю тебя, — очевидно, закатывая глаза, отвечает Хината, который перенял эту вредную привычку у них с Ямагучи. Ладно, справедливо. Тсукишима уже свободно разворачивается, не пряча ухмылку на своем лице, которая становится только шире, когда он видит, как Хината пихает Ямагучи и тот ойкает, но смеяться не перестает. Между ними завязывается небольшая борьба, в результате которой побеждает Ямагучи, и Хината демонстративно отворачивается. Ямагучи обменивается с ним нежным взглядом, а потом подползает и обнимает Хинату со спины.       — Ну не дуйся, это правда забавно.       — Мне было десять лет, — бурчит Хината, однако, откидываясь назад. Ямагучи мягко гладит его по волосам, улыбаясь, и Хината плавится окончательно.       — В десять лет я знал всю египетскую мифологию, — вмешивается Тсукишима, потому что этим двоим, очевидно, слишком хорошо, и это срочно надо исправить. Хината поворачивается к нему и показывает язык, а потом вдруг усмехается и спрашивает:       — А чьи поцелуи тебе нравятся больше?       — Твои.       Хината издает громкое и победное «ха!», Ямагучи говорит возмущенное «это не соревнование!», а Тсукишима прячет свой взгляд, чувствуя, как краска заливает все его лицо. Чертов Хината. Чертов Хината, который весьма действенно умеет его заткнуть — если не словами, то действиями. За последнюю неделю он уже, наверное, с десяток раз закрывал его рот поцелуями. Не то, чтобы Тсукишима был так уж особо и против, но… Это серьезно так губит его и без того плачевный имидж. Если так дело пойдет и дальше, то со своим так полюбившимся «не лезь — убьет» образом придется попрощаться.       Тсукишима слишком слаб.       — Кто-то, похоже, остаётся сегодня без объятий, — спокойным тоном говорит Ямагучи, отстраняясь от Хинаты и глядя на свои ногти, и они замирают.       Ямагучи не требуется большего. Он тянется к своему телефону, но этот самый телефон тут же оказывается на полу, когда Хината с громким и протяжным «извини-и-и-и-и-и-и» налетает на него с объятьями и практически валит на пол. Тсукишима помогает последнему не случиться и обнимает его со своей стороны, и Ямагучи издает задушенный писк.       — Ты самый-самый классный и замечательный, ты хороший и нежный, у тебя самые лучшие и крепкие объятия и…       Тсукишима сжимает чужую ладонь, молча соглашаясь с вышеперечисленным, и фыркает, когда видит, насколько краснеют уши Ямагучи. Ямагучи пихает его в бок и ерзает в их объятьях, Хината продолжает бормотать комплименты, а Тсукишима говорит:       — Я люблю тебя.       И только тогда Ямагучи, уже полностью покрасневший и растрепанный, говорит:       — Ладно. Уговорили. Сегодня объятья все же будут.       И Тсукишима, и Хината, абсолютно слабы перед Ямагучи, и тот этим, к ужасу каждого из них, учится пользоваться. Они связались с монстром.       Тсукишима утыкается в чужое плечо и глубоко вдыхает запах арбузного геля для душа. Хината же занимает второе плечо, и Ямагучи издает странный звук.       Но не то чтобы они были против.       — Зайди за мороженым, когда пойдешь домой!       — Мам. Мне честно будет не до мороженого.       И Ямагучи, и Хината пихают его с обеих сторон, кланяются его матери и клятвенно уверяют, что они непременно купят мороженое, хоть целый фургон притащат, если понадобится. Его мама трогательно улыбается, и Тсукишима закатывает глаза.       — Я не знаю, чем мой сын заслужил ваше внимание, но… Спасибо.       — Мам!       Оба его парня (как же это дико звучит даже в мозгу) резко краснеют, и Тсукишима спешит, наконец, вырваться и уйти на свидание, иначе такими темпами они проторчат в этой гостиной целый день. Его мама способна на это, он ее хорошо знает. А если ещё и Акитеру придет...       Боже.       Было довольно сложно объяснить матери новый статус его отношений, и это был, наверное, самый неловкий разговор в его жизни, но все хорошо. Он рад, что рассказал ей. Она все ещё плохо понимает, как это все работает, не имея опыта в подобном, но…       — Для меня главное, чтобы ты был счастлив, — мягко улыбаясь, сказала она, когда Тсукишима уже было подумал, что в этот раз лимит понимающих и поддерживающих отношений с матерью был исчерпан, и после этого с его плеч упала просто огромнейшая и тяжелейшая гора.       — Кей, стой!       — Что ещё? — стонет Тсукишима, уже успевший надеть обувь, и получает новую порцию тычков от Хинаты и Ямагучи. Он шипит им, чтобы они не лезли в их с матерью отношения, они шипят ему, чтобы он прекратил быть грубым к такой замечательной женщине, и именно за этим родительница и застаёт их. Она снова умиленно улыбается, глядя на него, а Тсукишима снова закатывает глаза.       — Хорошо вам провести время.       Она тянется и оставляет на его лбу мягкий поцелуй, и Тсукишима непроизвольно улыбается ей. На мгновение мама замирает, словно раздумывая, а потом подходит к Ямагучи и Хинате и по очереди дарит им такой же лёгкий и любящий поцелуй.       — Повеселитесь.       Ямагучи выглядит смущенным, Хината выглядит смущенным и восторженным в одно и то же время, а Тсукишима чувствует ужасный и колючий ком в горле, который проходит только тогда, когда они выходят на улицу.       Тсукишима действительно не был готов к семейным проблемам Хинаты, и поэтому сейчас он чувствует себя жалким и ничтожным, сжимая в руках несчастный телефон. Он вслушивается в тихий разговор Хинаты и Ямагучи, изредка что-то спрашивая, и его сердце колотится слишком сильно для этой тихой и спокойной ночи. Он встает с кровати и подходит к окну, не в силах усидеть на одном месте, и просто слушает, как Хината усталым голосом жалуется на своего отца.       Изначально Хината не хотел звонить никому. Просто за последние дни они настолько привыкли к этому яркому и живому «доброй ночи (⌒▽⌒)☆», что, не получив его, насторожились. Хината долго отнекивался, писал, что у него все хорошо, но в итоге сдался и начал групповой звонок.       И вот он. Тсукишима. Бесполезно стоит и смотрит на темную улицу, не зная, что он вообще сказать и каким образом исправить ситуацию.       — Просто игнорируй его.       — Да знаю я, и так игнорирую, — раздражённо выдыхает Хината, и Тсукишима прикусывает язык. К счастью, раздражение направлено не на него. Он сомневается, что в ближайшие месяцы Хината сможет в принципе серьезно раздражаться с его и Ямагучи действий или слов. — Но он так настырно лезет в нашу семью. Если тебе столько лет было все равно на нас, то к чему лезть сейчас?       — Утвердиться, — вздыхая, отвечает Тсукишима. Он отходит от окна и залазит на кровать с ногами, почувствовав сквозняк. — Доказать самому себе, что он не плохой человек.       — Это так бесит, — ноет Хината, и обруч, стягивающий внутренности все время их разговора, медленно, но верно разжимается. — Маме столько времени понадобилось, чтобы встать на ноги, а сейчас он снова выводит ее из равновесия.       — Давай мы грохнем его, — неожиданно предлагает Ямагучи. Тсукишима хрюкает. Хината тоже, но после этого резко пытается отнекаться и окреститься от этой идеи. — Нет тела — нет проблем.       — Только с законом, — фыркает Тсукишима, укладываясь на подушку. Он снимает очки и кладет их на тумбочку.       — Я возьму удар на себя, — серьезным тоном отвечает Ямагучи, очевидно прикладывая ладонь к своему сердцу. Хината издает умиленный звук и позабавленным тоном отвечает:       — Нет, Тадаши, я не могу принять такую жертву. Тебе ещё быть нашим капитаном, как мы без тебя?       — Боже, не напоминай, — стонет Ямагучи, и они смеются. В голосе Хинаты, наконец, появляются живые нотки, и он больше не кажется блеклой версией самого себя. Хорошо. Это хорошо. Им определенно нужно закрепить успех. — Я не представляю, как я буду справляться с первогодками… Я не представляю, как я буду справляться с вами, что уж тут.       — С нами сработает простой поцелуй, Тадаши, ты такой недальновидный.       — Не смейте, — вдруг резко угрожающим тоном говорит Ямагучи, и Тсукишима замирает. Хината тоже. — Даже не смейте творить беспорядок, чтобы я уговаривал вас вести себя хорошо. Даже. Не. Думайте.       — Ты главное Кагеяму так не уговаривай, — отвечает Тсукишима, и Хината издает пронзительный крик. В трубке раздаются его задыхающиеся звуки, и Тсукишима трясется от смеха, вслушиваясь в них.       — Тадаши, даже не смей! Он лузер без отношений, пусть им и остаётся!       — Это не соревнование, — вздыхает Ямагучи, после чего с его стороны слышится скрип кровати и шуршание одеяла. Тсукишима издает зевок, который мгновенно подхватывает и Хината, и Ямагучи, и последний тихо смеётся с этого.       — Но все же. У него ноль парней, а у меня — целых два, ещё и таких потрясающих. Я определенно обошел его.       — Не говори таких смущающих вещей на ночь, — моментально вскидывается Ямагучи, и его голос звучит смущенным. Просто поразительно, как этот парень иногда может смущаться таких невинных вещей. Тсукишима нежно улыбается этой мысли и вслушивается в шуршание одеяла, издаваемое Хинатой. Тот снова зевает, намного дольше, чем в предыдущий раз, и Ямагучи предлагает им закругляться.       — Но о моем предложении ты все же подумай, — преувеличенно серьезным тоном говорит Ямагучи. Хината фыркает, но обещает поразмышлять.       — Шое?       — М?       — Все будет хорошо, — ласковым, любящим тоном говорит Ямагучи. Хината перестает ерзать. — Вы переживете это. Никто в вашей семье не одинок — вы есть друг у друга. И, поддерживая друг друга, вы переживете это.       Хината молчит. Они слышат его дыхание и возобновившееся ерзание, и тогда, когда Тсукишима уже собирается открыть рот, он тихо отвечает:       — Да. Ты прав. Нам просто… Просто нужно пережить это, — он вздыхает и замолкает, не в силах сказать что-то. Тсукишима смотрит на дисплей и видит половину второго ночи в уголке экрана.       Он думает о том, что, если понадобится, он сможет просидеть так всю ночь.       — Хината? — слабо спрашивает он, внезапно чувствуя неуверенность. Хината издает вопросительный звук, и Тсукишима тихо говорит: — Я люблю тебя.       И замолкает, не зная, что можно сказать ещё.       Хината молчит, повышая его неловкость сразу на несколько уровней. Проходит целых пять ужасающе долгих секунд, прежде чем с его стороны доносится ужасно слабое и тихое:       — Я тебя тоже.       Тихий всхлип, последовавший за этим, посылает дрожь по всему сердцу. Тсукишима подскакивает. Ямагучи, судя по звукам, тоже. Хината издает громкий звук, после чего начинает судорожно выкрикивать:       — Все хорошо! Я! Со мной все хорошо! Это просто! Я! Успокойтесь, я в порядке, я просто! Просто расчувствовался! Я не каждый день слышу это!       — Хочешь, я буду говорить, что люблю тебя, каждую секунду своей жизни? — тут же вскидывается Ямагучи.       — Нет!       Хаос не утихает ещё долгие пять минут, за которые каждый из них успевает хаотично выкрикнуть о своих чувствах ещё как минимум три раза, но, в конце концов, все успокаивается. Они с Ямагучи снова ложатся, Хината укутывается в одеяло и просит Тсукишиму рассказать про какой-нибудь нудный этап в Японской истории. Тсукишима, оскорбленный, заводит пятиминутную лекцию на тему того, что в истории нет нудных моментов, и замолкает, когда слышит тихое сопение с обеих сторон. Он вздыхает и отключается, и когда он засыпает, то чувствует что-то нежное и трогательное внутри.        — Боже, люди в интернете опять бесят меня, — Ямагучи растягивается по кровати и ложится головой на бедро Хинаты, и тот хихикает, отрываясь от своего телефона. — Почему перед регистрацией в любой социальной сети у людей не требуют теста на айкью?       — Тогда Хината не смог бы сидеть ни на одном, — укоризненно вмешивается Тсукишима и с ухмылкой уклоняется от пинков сразу с обеих сторон. Хината что-то ворчит, Ямагучи с улыбкой приподнимается к его лицу и нежно целует его, и Хината с довольным вздохом возвращает поцелуй. Они выглядят счастливыми и довольными, и от нежности, что сквозит в каждом их жесте, в зубах начинает что-то скрипеть.       — В центре снова открыли ту кафешку с мороженным.       — О-о-о-о, куда мы ходили на первом году?!       — Да, она.       — Мы обязаны сходить туда, я так и не успел попробовать то со вкусом дыни.       — Оно не очень, если честно. Мятное вкуснее.       — Я помню, говорили, что если купить голубое и красное мороженое и поцеловаться, то язык станет фиолетовым. Проверим?!       — Шое… — Ямагучи мягко смеётся и щелкает Хинату по носу. — Мне не нужно мороженое, чтобы целовать тебе.       — Мне нужно. Это же два в одном. Все, что я так люблю в этой жизни. Кстати об этом… Тадаши?..       Ямагучи не сдерживается и фыркает, но послушно целует чужие губы ещё раз. Хината довольно улыбается, а после возвращает этот поцелуй в двойном размере.       Ухмылка Тсукишимы исчезает.       А ещё он чувствует себя третьим лишним.       Не то, чтобы Ямагучи или Хината каким-то образом давали ему об этом понять. Просто… Он правда не понимает, чем он им сдался. Его мама была права, когда шутила, что она понятия не имеет, на что именно клюнули сразу двое потрясающих парней. Тсукишима сам не знает ответа на этот вопрос. И очень не хочет его задавать.       В такие моменты, как сейчас, он думает, что ничего не изменится, если он исчезнет. Он не привносит в эти отношения ничего. Ямагучи умеет поддерживать за двоих, Хината открыто отдает всю нежность и любовь, что у него есть, а он сам способен только на невразумительное мычание в важные моменты и полную неспособность проявлять свои чувства.       Он правда не понимает, что в нем такого особенного, раз в него умудрились влюбиться два человека, ещё и таких потрясающих.       — Надо будет познакомить вас с Нацу, — потягиваясь, говорит Хината с милой улыбкой на лице, которая появляется на нем каждый раз, когда он говорит про свою младшую сестру. — Мы хотели покататься на велосипедах завтра, было бы здорово перезнакомить вас.       — Можно, — лениво отвечает Ямагучи, продолжая что-то печатать в своем телефоне. — Ты так много о ней говоришь. Поверить не могу, что на самом деле ещё ни разу ее не видел.       — Сомневаюсь, что это хорошая идея, — подаёт голос Тсукишима, когда видит чужую радостную улыбку. Хината оборачивается. — Я плохо лажу с детьми.       Хината надувается и пинает его. В этот раз Тсукишима не уклоняется.       Что он вообще может дать этим отношениям? Он максимально пассивный, и даже когда старается исправить это, то быстро устает и сдувается. Ему правда некомфортно быть инициатором. Ему постоянно кажется, что он делает что-то не то и не так.       — Прекрати, — Хината ноет, пока Ямагучи ерзает и пытается устроиться поудобнее, и Ямагучи начинает ныть в ответ, что у него уже затекла шея. Следующие пару минут они устраиваются заново, и в итоге Ямагучи ложится на Хинату, почти полностью скрывая его телом, Хината обнимает его одной рукой, а второй листает что-то в своем телефоне.       — Лучше?       — Лучше, — довольным тоном отвечает Ямагучи, а потом отбрасывает свой телефон в сторону и зарывается лицом в чужую толстовку, обнимая Хинату ещё крепче.       Возможно, проблема в Хинате. Вернее… Не проблема, а источник его головной боли. Он не знает, как вести себя с ним. Он никогда даже не рассматривал его как предмет отношений (те мокрые сны в пятнадцать лет не считаются, и он правда хочет о них больше никогда не вспоминать), и, если честно, все происходит слишком быстро. Да, они быстро все разрешили, да, у них не было недопониманий, но…       Тсукишима толком и не успел понять свое отношение к Хинате. Если Ямагучи он уже привык любить, то Хината — новая, неизведанная для него территория, и…       Ямагучи дружит с ним уже около года, и он в принципе более открытый и дружелюбный, чем он. У них с Хинатой есть общие воспоминания, шутки, места, они привыкли друг к другу и умеют вести себя друг с другом.       Тсукишима все ещё теряется, когда они с Хинатой остаются наедине, и предпочитает говорить через Ямагучи.       Он до отчаянности не хочет все проебать, но…       Но он сомневается, что в этих отношениях он правда нужен.       — Тсукки? Ты в порядке?       Ямагучи смотрит на него внимательным взглядом, и Тсукишима честно отвечает:       — Я загнался.       Ямагучи садится. Хината не садится, но очень убедительно переворачивается на другой бок, и Тсукишима прикусывает язык. Он не… не хочет говорить об этом. Эти беспочвенные загоны могут только расстроить и Ямагучи, и Хинату. Он может случайно вселить в них мысль, что они сделали что-то не то. Он может…       То, каким огромным количеством способов он может сейчас облажаться, действительно ужасает.       Ямагучи и Хината действительно заслуживают кого-то лучше, чем он.       — Тсукки? Что случилось?       — Ничего конкретного.       — Тсукки…       — По тому, что я отвечаю размытыми формулировками, непонятно, что я не хочу об этом говорить? — раздражённо отвечает Тсукишима, также принимая вертикальное положение. Ямагучи поджимает губы и явно подбирает слова, а Хината не решается вмешаться. Атмосфера спокойствия и нежности пропадает, и Тсукишима вздыхает.       Браво, Кей. Ты опять все испортил.       — Тсукки, — Тадаши честно пытается подобрать слова, но в итоге плюет и прямо спрашивает: — Это семейные проблемы?       — Нет.       — Проблемы в школе?       — Нет.       — Это связано с нами?       — Да.       — Нашими… — Ямагучи замолкает. Тсукишима поджимает губы и смотрит куда угодно, но не на него. И вздрагивает, когда Ямагучи чуть подползает к нему. — Тсукки. О чем ты задумался?       — О наших отношениях.       Тсукишима чувствует, как кровь вскипает в его жилах, и чувствует, что Ямагучи впадает примерно в такое же состояние. Тсукишима скрипит зубами, Ямагучи цепляется пальцами в ткань своих шорт и прищуривает глаза, а Хината испуганно наблюдает за ними, судорожно переводя взгляд от одного лица на другое.       Тсукишима ненавидит ссориться с Ямагучи. Ненавидит, что это всегда происходит из-за него и его загонов. Ненавидит и всеми силами старается этого избежать.       — Если это напрямую касается нас и наших отношений, то ты не думаешь, что стоит нам об этом сказать?       — Я не хочу об этом говорить.       Ямагучи тяжело вздыхает и внимательно всматривается в его лицо. На мгновение он тянет к нему свою ладонь, но останавливается, не решаясь. Однако один взгляд на Хинату — и он снова протягивает руку и подползает к нему. Тадаши мягко сжимает его ладонь в своей, но легче не становится.       — Тсукки… О чем ты думал?       Тсукишима вздыхает, смиряясь, и бесцветным голосом говорит:       — Я не думаю, что я нужен в этих отношениях. Это просто… Я ничего не даю, какой смысл вообще…       Тсукишима не договаривает. Его сносит вихрь, который валит его на спину и прижимает к кровати, и Тсукишиме кажется, что он точно заработает инфаркт где-нибудь через недельку-две. Ямагучи и Хината переглядываются, совершив незапланированное групповое нападение, а потом кладут ладони на его плечи и начинают выкрикивать:       — Ты дурак?!       — Ты потрясающий, и…       — Придурок, в каком смысле ты ничего не даешь?!       — Ты постоянно помогаешь нам!       — Это что, гребанный бартер?!       — И ты стараешься, это видно, и этого достаточно…       — Даже не смей сейчас идти на попятную, слышишь?!       — Я люблю тебя, мы любим тебя, и мы знаем, что ты любишь нас. Что ещё надо?       Тсукишиму интересует две вещи: как скоро он оглохнет и как вообще так получилось, что орет на него Ямагучи, а успокаивает и хвалит Хината. Тсукишима переводит взгляд с одних красных щек на других, с одних горящих глаз на другие, с одних растрепанных волос на чужие и думает:       У него есть типаж.       И он так сильно любит этих двоих, что становится даже больно.       — Тсукки? — Ямагучи резко успокаивается, когда не получает никакого ответа (да и будто бы Тсукишима вообще смог вставить хоть слово), и замолкает. Хината тоже. — Ты… Ты в порядке?       — Я люблю тебя, — в горле встаёт колючий ком, который, впрочем, пропадает спустя пару глубоких вздохов. Он смотрит на растерянного Ямагучи, на растрепанного Хинату, и что-то горячее, такое родное и тяжёлое наполняет его изнутри.       — Я люблю тебя, — повторяет он, глядя уже на Хинату, и тот вздрагивает. Ямагучи по-прежнему крепко сжимает его плечо, а Хината залез на него почти полностью, и в ушах все ещё звенят чужие крики, раз за разом прокручивающиеся в его голове.       Ямагучи бьёт его по плечу, Хината вздрагивает (ему явно придется привыкнуть к тому, как часто Ямагучи орет на него во время вот таких вот приступов), и Ямагучи тихим голосом говорит:       — Ты дурак, Тсукки.       — Хэй, я только что сказал, что люблю тебя, ты не мог бы быть повежливее?       Ямагучи издает смешок, шмыгая носом, и Тсукишима внезапно теряется.       Вот дерьмо.       Он не хотел, чтобы Ямагучи плакал, это определенно не входило в список его желаний, и Тсукишима готов выслушать о себе ещё много чего хорошего, если это будет означать, что Ямагучи не будет плакать, пожалуйста, он просто хотел…       — Ты правда не осознаешь, насколько ты важен для меня?       Ямагучи искривляет губы, когда Тсукишима ничего не отвечает, и резко бросается к нему на шею в объятьях, тесня Хинату. Хината ойкает, почти слетая с чужого тела, и Тсукишима цепляется за его толстовку и притягивает к себе. Хината удерживает равновесие и не падает, и когда Ямагучи так и не поднимается и больше ничего не говорит, между ними повисает тишина.       Он правда не знает, как ему стоит вести себя с Хинатой. И Хината, судя по бегающему взгляду и поджатым губам, тоже. Он краснеет, когда ловит его взгляд, и Тсукишима слабо ухмыляется.       — Кого ты там назвал потрясающим?       Хината резко вспыхивает абсолютно всем лицом, а потом так же резко выпаливает:       — Твой самый позорный стояк?       И Тсукишима, ещё не до конца осознав вопрос, так же резко выпаливает:       — Когда Ямагучи впервые наорал на меня.       Ямагучи дёргается. Хината издает очень странный задушевный звук, и на его лице появляется целая смесь эмоций — ужас, стыд, веселье и абсолютный восторг, но Тсукишиму, если честно, не особо волнует лицо Хинаты.       Его волнует Ямагучи, который собирается приподняться, и Тсукишима резко хватает его голову и буквально вжимает в свою шею. Ямагучи дёргается и что-то кричит ему, но Тсукишима, в абсолютном ужасе, не может разобрать ни слова и собирает все свои силы, чтобы. не дать. Ямагучи. встать. Он чувствует, как сильно нагрелось все его лицо, и где-то на фоне звучит смех Хинаты, и их милые, комфортные посиделки превратились в ебаную катастрофу, и он скорее умрет, чем позволит Ямагучи показать свое лицо.       Где-то через пятнадцать секунд Ямагучи смиряется и добровольно вжимается в его тело, пряча лицо, и Тсукишима тупо пялится на его абсолютно алые уши, думая, как же сильно он хочет убить Хинату.       Хинату, который растекается рядом с ним и прижимается в объятьях с другой стороны, и на его убийственный взгляд только хихикает и довольно усмехается.       Чертов. Гремлин.       С которым он, каким-то чудом, умудрился завязать гребанные отношения и даже не разрушить все буквально на следующий день. Который покупает ему сладости и восторженно смотрит на него каждый раз, когда Тсукишима говорит что-нибудь мягкое, который постоянно подкалывает его и подбивает на глупые споры, который в один момент может сгореть от смущения, а в другой — завалить его комплиментами, который…       Ямагучи осторожно, очень и очень осторожно и мягко целует его в местечко прямо под челюстью, и Тсукишима вздрагивает.       Хината, приподнявшись и увидев это, моментально припадает губами к его шее с другой стороны, и Тсукишима вздрагивает повторно, но не упускает случая пнуть его.       Хината ойкает и открывает рот, чтобы что-то сказать, но в следующий момент Ямагучи целует его снова, и становится уже не до Хинаты. Впрочем, тот не даёт о себе забыть ни на мгновение, ни на крошечную секунду, и Тсукишима чувствует, как его сердце начинает стучать, как бешеное.       Он прикрывает глаза и забывает и о своих загонах, и о мыслях, что он лишний, и обо всем остальном.       Нет ничего удивительного в том, что Нацу оказывается помешанной на волейболе. Это ведь, ну, сестра Шое. Тсукишима, напротив, был бы поражен, если бы она проявляла к волейболу и всему, что с ним связано, полное равнодушие.       — Тсукки, подай мяч!       — Можно мне хоть один день без волейбола? — ворчит Тсукишима и несколько секунд размышляет над тем, стоит ли ему вставать или нет. В итоге он просто протягивает ногу по направлению к мячу и пинает его, заставляя откатиться на два метра от предыдущего положения, и Ямагучи смотрит на него самым разочарованным взглядом, что только мог появиться на его лице. Тсукишима ухмыляется ему, и Ямагучи со вздохом подходит, поднимает мяч и возвращается к Нацу и Шое, которые с радостными криками встречают его.       Нацу хорошая. Она радостно прыгает, когда знакомится с ними, светится каждый раз, когда Ямагучи хвалит ее, ворчит и пинает Шое, когда тот начинает хвастаться, и ругает Тсукишиму, когда он отказывается играть с ними. У нее маленькие кроссовки, запачканная в траве футболка, резинки с солнышками и россыпь веснушек на лице. Она настолько похожа на Шое и в целом олицетворяет собой маленькое солнышко, что это просто дико. А в тандеме со своим братом они образуют кричащий и радостный дуэт, который вызывает улыбку и одновременно с этим желание спрятаться у всех, кто смотрит на них дольше нескольких секунд.       В парке хорошо. Летняя жара спала, дует небольшой ветерок, и Тсукишима прикрывает глаза, подставляя лицо солнцу. Очки он благоразумно снимает, потому что прецеденты уже были, и просто наслаждается ощущением теплоты и спокойствия. Несмотря на то, что где-то сбоку раздаются крики и смех, он действительно чувствует умиротворение.       — Я устал, — информирует его Ямагучи, садясь рядом с ним на плед, и Тсукишима хмыкает.       — Неужели? Устал, играя с Хинатой? И ещё одной Хинатой? Как это так. Невозможно.       Ямагучи пихает его в бок, а после выдыхает и кладет голову на его плечо, и Тсукишима непроизвольно улыбается. Ямагучи теплый и совсем немного пахнет гранатовым гелем для душа. Чужие пряди волос тычутся в его щеку, но Тсукишима не против. Через несколько секунд Ямагучи, будто сомневаясь, медленно переплетает их пальцы. Тсукишима сжимает чужую ладонь в ответ, и Ямагучи прижимается к нему ещё ближе.       Все же, странно все это. Что его неумение лгать, которое поначалу казалось сущим кошмаром, в итоге вылилось… в это. В мягкие улыбки, нежные поцелуи, в общие шутки, переплетённые пальцы и тысячи, миллионы слов. Тсукишиме всегда было тяжело говорить о чем-то личном, но, оказывается, это не так уж и сложно. Может, дело в том, что его окружают правильные люди, но… Тсукишима не чувствует в себе сожаления или раздражения из-за того, сколько всего вывалилось из его рта за эти месяцы. Он уже начал к этому привыкать. Да и… Каждый раз, когда он говорит Хинате или Ямагучи что-нибудь милое, на их лицах появляются милые улыбки, и это стоит того.       Хината…       Ямагучи ойкает, когда Тсукишима тянется за своими очками и встаёт с насиженного места.       — Сейчас приду, — коротко говорит он на вопросительный взгляд, и Ямагучи кивает ему и разваливается на всей поверхности пледа, довольно вздыхая. На мгновение Тсукишима замирает, почувствовав невероятно сильную привязанность к нему, но довольно быстро приходит в себя и уходит, не оборачиваясь на отклики Хинаты.       Когда он возвращается, то боковым зрением замечает всполохи фиолетового и спотыкается, чуть не улетев вперёд. Он резко оборачивается и издает очень странный и позорный звук и на мгновение останавливается, чтобы оценить тот факт, что рядом нет Хинаты и никто не поднимет на смех те звуки, что иногда вырываются из его рта. Сердце резко подскакивает к горлу, руки начинают трястись, и небольшой пакет, что он держит в руках, чуть не падает на землю. Его замечают, и даже сквозь большое расстояние он может увидеть веселую ухмылку на чужом лице.       Она.       Она здесь.       Ясновидящая, с которой он поссорился несколько месяцев назад.       Тсукишима часто представлял себе, какой будет их встреча. Что он скажет и что он выскажет ей. Раз за разом подбирал слова прощения, просьбы вернуть все на свое место, угрозы, если бы она отказалась. Но сейчас, когда он подходит прямо к ней и видит ее приподнятые уголки губ, все слова пропадают. Он стоит, будто набрав воды в рот, и не может подобрать слова — будто в последнее время он только и не делал, что говорил. Становится жарко, очень жарко, и летнее солнце тут вовсе ни при чем.       — Здравствуй, — спокойным голосом говорит женщина, перетасовывая карты. Тсукишима издает странный кряхтящий звук, и она хмыкает.       — Здравствуйте, — чувствуя себя ужасно унизительно, отвечает Тсукишима, чувствуя, как все его лицо становится красным. Провидица раскладывает карты, тянется к каким-то камушкам и спрашивает:       — Хочешь, чтобы я тебе погадала?       — Нет.       — Хм.       Между ними повисает тишина, и Тсукишима чувствует себя глупо. Он так долго искал ее, и именно тогда, когда нашел, язык будто прилипает к небу. Или это очередная магическая хрень? В нос забивается запах трав, которые она достает из своего мешочка. И именно тогда, когда она достает магический шар и начинает любовно поглаживать его, Тсукишима понимает:       Она над ним издевается.       — Что привело тебя ко мне? — спрашивает она глубоким голосом. Ее ухмылка становится шире. Тсукишима закатывает глаза и, уже не испытывая прежней робости, отвечает:       — Вы сами знаете, что.       — А ты уже приспособился, да?       Тсукишима чувствует чуть ли не физическую усталость сразу же. Он вздыхает и садится на небольшой стул, что стоит прямо напротив провидицы.       — Чаю?       Тсукишима кивает, и следующие несколько минут они сидят в тишине, оглядывая парк и проходящих мимо людей. Чай, что она заваривает, оказывается довольно приятным, и тяжёлое чувство изнутри мягко и медленно исчезает, сменившись лёгкостью и щепоткой безразличия. Женщина издает тихое «ой», когда небольшой ветерок сдувает карты с ее стола, и Тсукишима, не особо думая, встаёт, чтобы поднять их. Она с приподнятыми бровями и улыбкой на лице принимает их и спрашивает:       — Смотрю, ты научился быть милым?       — Нет, — честно отвечает Тсукишима, и она смеётся. Тсукишима кисло смотрит на чаинки в своей кружке, размышляя, не поздно ли ещё стать отшельником, и ждёт, когда женщина отсмеется.       — Жаль. Но, надеюсь, эти несколько месяцев были весёлыми.       В голове Тсукишимы кинокадрами проносятся воспоминания — чужие руки, чужие губы, улыбки и шутки, глупые вопросы Хинаты и смех Ямагучи, любовь в чужих глазах и легкое, светлое чувство внутри. Он чувствует, что краснеет, и с ужасом наблюдает за тем, как возгораются глаза провидицы.       — Вижу, что очень! Очень хорошо, я волновалась, что ты так и не познаешь всю прелесть честности…       Объективно говоря, он заслужил это. Он сделал и сказал столько плохих вещей. Всю свою жизнь он был мелким язвительным куском дерьма, и, что ж, он заслуживает того, чтобы сейчас на него вылили уйму сарказма и насмешек.       — И всю необходимость быть честным…       — Спасибо, — резко говорит он, и женщина замолкает. — Это… Мне действительно было необходимо просто… Сказать всю правду.       Провидица склоняет голову. Тсукишима чувствует себя очень странно, но…       Но, на самом деле, это так. Сколько бы они ещё бегали с Ямагучи вокруг друг друга, не решаясь сделать шаг? Да и сделали бы они его? Какими были бы его отношения с Хинатой, если в один день тот просто не решил узнать, все ли у него в порядке? Понял бы Тсукишима вообще свои чувства, если бы не привык быть честным и с окружением, и с самим собой? И…       — О. Так все же с тем мальчиком все сложилось хорошо?       Тсукишима стонет, утыкаясь лицом в свои ладони, когда с его рта срывается чистосердечное «замечательно». Женщина хитро улыбается, глядя на него, а после наливает вторую кружку чая каждому из них. Тсукишима с благодарностью хватается за нее и надеется, что тишина, повисшая между ними, больше никогда не спадет.       И сам же подаёт голос.       — Как вы… Как вы узнали про Хинату?       — Хм?       — Что я влюблюсь в него. Я даже не… Представлял его как…       Она расширяет глаза и приоткрывает рот. Тсукишима затыкается. Все ее озорство проходит, и она обычным, слегка шокированным голосом говорит:       — Я не… Я понятия не имела. А ты влюбился в него?!       Официально. Самый. Худший. День. В его. Жизни. Когда он вообще перестанет позориться?! Тсукишима кивает, внезапно заинтересовавшись узором на фиолетовой ткани, и чувствует себя невероятно униженным.       — Что ж… — она снова берет чашку в руки и делает глоток. — Я рада, что у тебя все хорошо. Поверь, я не хотела испортить тебе жизнь.       Он приподнимает брови.       — Ну ладно, лишь немного, — признается она, пожав плечами. Тсукишима фыркает, сделав глоток из своей чашки. — Но ты заслужил. И это было забавно. Обожаю подростковые драмы.       — Я вижу, — холодным тоном отвечает Тсукишима и получает в ответ лишь очередную порцию смеха. Они медленно допивают свой чай, и тишина, повисшая между ними, не кажется неуютной. Возможно, потому что Тсукишима уже давно смирился со всей ситуацией и постепенно растерял все свое раздражение. Он не хочет думать, что было бы, если бы он наткнулся на ясновидящую чуть раньше.       Тсукишима ставит свою кружку на стол и спрашивает:       — Так… Вы снимете… Это?..       — Да, — отвечает она, допивая свой чай, и Тсукишима моргает.       — Так просто?       — Ну, можешь станцевать для меня, — пожимает плечами женщина, складывая карты в одну колоду. — Ты повеселил меня. Этого достаточно.       На мгновение на Тсукишиму накатывает восхищение. Он тупо смотрит на женщину, которая устроила всю эту заварушку просто ради забавы, и не может сказать ни слова. Но, в конце концов, на его лице появляется ухмылка, и ему отвечают такой же.       — Все, уходи, сейчас придет Ари-тян, мне не терпится узнать, чем закончилась история с тем парнем из бейсбольного клуба. Можешь прийти потом.       — Я пытался вас найти, — немного раздражённо говорит он, вставая с насиженного места. — Вы специально перестали приходить сюда?       — Я же не торчу здесь целыми днями, у меня есть своя жизнь, — немного удивлённо отвечает она. Тсукишима открывает рот, но в итоге не находит слов и просто закрывает его. Он кланяется, прежде чем уйти, и чувствует внутри себя невероятную лёгкость.       — У тебя лицо грязное, — говорит он Хинате, когда подходит к нему. Хината вскидывает ладони к лицу и начинает тереть щеки, и Тсукишима смеется, когда видит это. Он видит чужой браслет со значком луны на нем, и внутри него поднимается что-то теплое и такое яркое и радостное, и он, не сдержавшись, наклоняется к Хинате и оставляет на его губах лёгкий поцелуй. Хината тут же подпрыгивает, издавая непередаваемый звук, и краснеет всем телом.       — Передай Нацу, — он отдает пакет, который все это время держал в руках, Хинате, и мягко улыбается, когда тот, заглянув в него и увидев ее любимые булочки, начинает сиять. Ямагучи, заинтересовавшись шумом, подходит к ним, и Тсукишима, недолго думая, целует и его. Ямагучи подскакивает и краснеет так же сильно, как и Хината, и Тсукишима чувствует себя невероятно везучим и счастливым человеком на Земле.       — Что случилось?       — Ничего, — отвечает Тсукишима, обнимая его. Ямагучи, все ещё смущенный, теряется, но в итоге обнимает его в ответ и утыкается лицом в чужое плечо. Где-то сбоку доносится радостный трепет Нацу и смех Шое, ветер треплет их волосы, солнце мягко прогревает все его тело, и Тсукишима, вздыхая, прикрывает глаза.