Встреча на высшем уровне

Капитан Роммель нервничал, слушая, как его тяжёлые армейские сапоги громыхали по коридорам замка Гогенцоллерн. Роскошные стены, усыпанные самыми разнообразными картинами: от парадных портретов королей Пруссии до пейзажей бесконечных гор Баварии и изображений обнаженных девиц; высокие потолки, покрытые живописными узорами, громадные окна в два человеческих роста, всё это вкупе заставляло любого, кто осмелился войти в вотчину германских монархов, чувствовать себя всего лишь мелкой и незначительной букашкой. Сказать, что капитан испытывал те же чувства значило ничего не сказать. «Запомните несколько простых правил», - зазвучал впереди спокойный и уверенный голос императорского адъютанта, - «Германского самодержца называть “Ваше Превосходительство” и никак иначе. Говорить только, когда к Вам обращаются. Отвечать чётко, разборчиво, чтобы Вас можно было слышать в любом конце зала, но не кричать». В каждом слове полковника фон Ильземанна словно бы было зашито по стальному пруту. Прямота и строгость императорского адъютанта, вкупе с его четким, методичным, почти марширующим шагом, заставили Роммеля вновь почувствовать себя юнцом, впервые оказавшимся в военной академии в Данциге. И пусть возвращение в Баден-Вюртемберг слегка успокаивало капитана, только что вернувшегося из России, аудиенция такого масштаба, да ещё и в сердце родной земли, пугала его до глубины души. Но вот наконец шаги стихли. Двое военных остановились перед громоздкими дверьми, украшенными, как и подобает интерьеру императорского дворца, вычурно и помпезно, но с неотъемлемым чувством вкуса. Полковник повернулся к Роммелю и ещё раз окинул коллегу оценивающим взглядом. Молодой (по меркам немецкого верховного командования) офицер, буквально только что вернувшийся с фронта, не успевший даже заехать домой, и из Петрограда отправившийся сразу в Штутгарт, а оттуда напрямую в замок Гогенцоллерн, определенно не выглядел как образцово-показательный военный: синяки и мешки под глазами от недосыпа из-за постоянных ночных наступлений, форма, сильно измятая, с засохшими пятнами масла в нескольких местах, сухая кожа, треснувшая нижняя губа и обкусанные ногти никак не соответствовали образу сверхъестественного существа, громящего противника на всех фронтах, о котором писали советские рапорты, перехваченные Абвером. Но сделать с этим хоть что-нибудь уже не было никакой возможности. Самодержец хотел видеть своего испытуемого незамедлительно, как только ему принесли новость о капитуляции бухаринской хунты. Полковник стряхнул совсем уж очевидную грязь с капитана, резким движением расправил полы кителя, снял с головы коллеги фуражку и ещё раз оценил стоящего перед ним Роммеля. Вид у того всё ещё был кошмарный, но стало хотя бы капельку лучше. «Смотрите, не наделайте глупостей», - дал последний совет фон Ильземанн и резко распахнул двери. Капитан Роммель, не теряя времени, вошёл в просторную пустую залу, посреди которой стояли небольшой письменный столик и красивый белый рояль, украшенный живописной резьбой. На крышке инструмента располагался поднос с хрустальным графином непонятного содержимого и двумя блестящими бокалами. Стены украшали массивные коринфские колонны, чьи пышные верхушки незаметно переходили в обрамление потолочного орнамента на средневековый мотив, распознать который капитан, к своему стыду, не смог. В зале, помимо адъютанта и самого Эрвина, было всего два человека: за роялем сидела девушка, нет, скорее уже женщина лет тридцати на вид, со столь тонкой и хрупкой фигуркой, что казалось лёгкого дуновения ветерка, проникнувшего в комнату через форточку, оставленную открытой по невнимательности, будет достаточно, чтобы она тут же рассыпалась на тысячи и тысячи мельчайших осколков. Её шелковистые тёмные волосы были красиво уложены в причудливую прическу и украшены скромной диадемой, которая прекрасно сочеталась с её нежным аристократическим личиком. Белое платье, надетое на ней, неплотно облегало тело, оставляя открытыми элегантные плечи, а длинный подол расплылся по блестящему полу, как свежее молоко. Услышав грохот распахнувшихся дверей, девушка даже не вздрогнула, напротив, её реакция была чрезвычайно спокойной и сдержанной. Грациозно повернувшись к капитану вполоборота, она одарила его нежнейшей на свете улыбкой, сравниться с которой, пожалуй, не могло ничто в мире. Рядом с ней возвышался, в парадном мундире с бело-золотыми эполетами, в широких галифе с кровавыми маршальскими лампасами на бедрах, Человек, чьё имя теперь знал каждый из живущих на планете и чьё имя звучало гордо, громогласно неся по миру славу Великой Германской Империи. Седые волосы на его полной мудрости голове не кричали о дряхлости и немощности, как это обычно бывает, а скорее наоборот, напоминали гриву старого льва, ещё не растерявшего своей прыти и страсти. Вторжение его также совершенно не удивило, он даже не счёл нужным повернуться к неожиданным гостям, а вместо этого лишь продолжал смотреть вдаль через масштабное окно и никому не было суждено встретиться с ним взглядом. Быстро собравшись с мыслями, капитан тут же выпрямился по стойке смирно и салютовал, отчётливо добавив: «Капитан Эрвин Роммель по Вашему приказанию прибыл, Ваше Превосходительство!» Ещё несколько секунд молчания, показавшихся Эрвину бесконечными. Самодержец неспешно повернул голову, - Капитан не мог не узнать этот гордый профиль, отчеканенный на аверсе всех монет Империи, - и мягко, по-отечески обратился к фройлян за роялем: «Викки, будь добра, оставь нас». «Bien sûr, papa!» - отозвалась девушка, направляясь к выходу. «И никакого французского в моем доме!» - с напускной злостью и нескрываемой улыбкой добавил отец. Как только представительница прекрасной половины человечества покинула залу, самодержец наконец повернулся лицом к своему гостю. Это было лицо безусловно Великого Человека, Человека, проведшего свою страну через времена тяжелейшей трагедии мировой войны и не только сохранившего её престиж, но и приумножившего её славу, богатство и могущество. Суровые, огрубевшие с годами, черты лица сглаживались лёгкой усмешкой на губах и полным жизни взором, горевшим ярче тысячи огней ночного Берлина. Оценивающий взгляд легко скользил по капитану, по мелким деталям воссоздавая картину тяжёлых боёв под Казанью и Москвой. Королевская выправка и величественный вид придавали красивой синей маршальской форме особенно роскошный вид. Наград на кителе самодержца было совсем немного, но их было более чем достаточно, чтобы понять весь масштаб фигуры, стоявшей перед капитаном. Увидев под воротником монарха знаменитый орден Pour le Mérite, ласково называемый «Голубым Максом», Роммель хотел было дотронуться до аналогичной награды на своей форме, убедиться, что она ещё там, но тут же мыслено одернул себя. Всё говорило лишь об одном - о том, что капитан стоит не просто перед каким-либо горожанином, крестьянином, рабочим с фабрики или простым солдатом, но с Человеком, ответственным за судьбы не только подданных Германской Короны, но и за жизни всех граждан Рейхспакта и Миттельевропы. Безусловно, перед капитаном Роммелем стоял именно он - Его Императорское Величество Кайзер Вильгельм Второй фон Гогенцоллерн. «Что же, рад видеть Вас, мой дорогой друг», - не скрывая улыбки заговорил Кайзер, - «полагаю, Вы знаете, для чего я вызвал Вас из самого Петрограда?» «Никак нет, Ваше Превосходительство», - слегка замявшись ответил офицер, чувствуя, как пот начинает скапливаться у него на лбу от чрезмерного напряжения. «Знаете», - усмехнулся монарх, неспешно подходя к роялю. Левая рука Кайзера была заложена за спину из-за врождённого дефекта, но это нисколько не мешало самодержцу. Виртуозно орудуя здоровой рукой, Вильгельм откупорил хрустальный графин, стоявший на рояле, и разлил содержимое по двум бокалам, один из которых протянул собеседнику, а второй взял сам. - «Это напиток из королевского погреба Букингемского Дворца. Смесь брэнди, имбиря и мёда, её очень любил Джордж. Он рассказывал всем, будто пьёт её как лекарство», - Кайзер отвёл усталый взгляд куда-то в сторону и вновь расплылся в улыбке, заставляя кончики своих роскошных усов забавно подёргиваться. Но тут же радость улетучилась с лица самодержца: «Надеюсь, этот выскочка Мосли подавится ей, когда решит разграбить имение Виндзоров… Ох…» - Вильгельм тяжело вздохнул и поднял извиняющийся взгляд на собеседника, сложив на своем лице виноватую ухмылку, - «простите старику его эмоциональность. Всё же это задача Бога - простить проклятых синдикалистов. А наша с Вами работа - доставить их к нему, верно я говорю, хм?» «Так точно, Ваше Превосходительство», - тут же ответил Роммель, выказывая полное одобрение слов своего Императора. «В таком случае, за конец красной чумы», - Кайзер поднял свой бокал в воздух, - «и за моего нового генерал-майора, который только что его приблизил». Эрвин чуть не выронил бокал от таких слов. С самого начала аудиенции удивление не покидало его ни на секунду, но до сего момента ему вполне удавалось этого не показывать, но подобная новость застала его совершенно врасплох. Проснулся капитаном, а к обеду уже генерал, такое точно не с каждым случается. «Я… даже не знаю как на это реагировать, Ваше Превосходительство… законно ли вообще такое продвижение по службе, через три звания сразу?» - Неуверенно поинтересовался Роммель, поставив сосуд обратно на его законное место, так даже и не пригубив. «Что значит “через три звания”?» - в голосе Кайзера начали проявляться те самые стальные струнки, за которые он был известен. - «Разве же между полковником и генерал-майором такой разрыв? Ошибки быть не может, тут уж либо я совсем запустил свою армию, либо Вы, Герр Оберст, не читали почту, отправляемую Вам в Россию». Тут Роммелю стало совсем плохо. Голова закружилась, ноги стали подкашиваться, и требовались колоссальные усилия лишь для того, чтобы поддерживать трещащий по швам образ профессионального военного. Если бы перед этим он успел выпить бренди, то сейчас он бы точно его выплюнул. «Ваше Превосходительство, позвольте… Мне неловко об этом говорить, но… я не получал никаких писем на фронт. Ни от родных, ни тем более от Верховного Командования!» - Кое-как вытянул из себя капитан, точнее, как оказалось, уже полковник или, может, и вовсе генерал-майор. Кайзер насупился. Ему определенно не нравилось, в какое русло перетек разговор. Самодержец также отставил свой бокал в сторону и коротким жестом правой руки подозвал к себе адъютанта. Ильземанн, до этого стоявший по струнке в дальнем конце зала, четким размеренным шагом, словно заводной солдатик, подошёл к своему Императору и встал позади него, по левую руку. Вильгельм слегка повернул голову к своему ближайшему офицеру, при этом стараясь не сводить глаз с Эрвина, и полушепотом, периодически все же срываясь на крик, спросил: «Сигурд, я совершенно ничего не понимаю! Может быть Вы объясните старику, почему наш дорогой гость только сейчас узнает о своем повышении?» «Ваше Превосходительство», - успокаивающе-мягко начал Ильземанн, наклонившись вперёд так, чтобы Кайзеру было лучше слышно, - «рискну предположить, что наши танковые дивизии всегда оказывались быстрее нашей информационной службы. За все время российской кампании генштабу несколько раз приходилось прибегать к помощи Абвера и наших агентов в России, чтобы определить местоположение “призрачного” корпуса полковника Роммеля, поскольку сам он не докладывал в Верховное Командование о своих перемещениях». Внутри у Эрвина свернулся неприятный комок. Вот уж о чем он точно не думал, так это о том, что держать ответ за своеволие ему придется перед самим Кайзером. Но он по-прежнему был убежден, что это было правильное решение и что только так могут вестись современные боевые действия. Поэтому, несмотря на несколько критичный тон Ильземанна, Роммель показательно распрямился, гордо приподняв подбородок, и приготовился к худшему. «Значит всё-таки полковник…» - только и пронеслось у него в голове. Самодержец кивнул в знак понимания и так же, жестом, отослал своего адъютанта обратно. «Значит, не докладывал генштабу…» - повторил Кайзер, словно сомелье, пытающийся распробовать вкус дорогого вина. Вильгельм вновь взял сосуд с бренди в руку и слегка покрутил его, устремившись взглядом в глубины медово-имбирной настойки. - «Одобряю!» - Вдруг выпалил Император, вновь вперив взгляд в Роммеля, - «мне уже много раз говорили, что наша система… подотчетности… сильно устарела и не подходит для ведения маневренной войны. Полевым командирам нужно больше автономии», - видно было, как самодержец смягчается прямо на глазах, его жесты стали раскованнее и свободнее, а тон стал скорее интересующимся и дружелюбным, нежели жёстким и приказным. - «Скажите, Вы знакомы с генералами фон Манштейном и Гудерианом? Мне обязательно нужно Вас представить, уверен, Ваш опыт будет невероятно полезен в разработке нашей новой доктрины». Роммель был совершенно потрясён. Он уже приготовился к тому, что его отправят под трибунал за подобную дерзость, а вместо этого на него сыпятся одни похвалы. Да, совершенно не так его пораженное страхом сознание представляло себе встречу на высшем уровне. «И всё же нельзя давать столь ценным кадрам пропасть зря», - Кайзера было не остановить. Кончики его усов вновь начинали забавно подергиваться, а сам он явно загорелся идеей оказать содействие своему протеже. Самодержец прервался лишь на пару мгновений, в ходе которых одним глотком осушил свой бокал, - «всё, решено! С завтрашнего дня Вы становитесь начальником моего охранного батальона и точка!» «При всем уважении, Ваше Превосходительство!» - Резко выпалил Роммель, зажмурившись на мгновение. Немного помедлив, он продолжил, - «при всем уважении, я не могу принять такую честь». «В чем же дело, полковник?» - В Вильгельме вновь начинали пробуждаться эмоции. «Ваше Превосходительство, Вы сами отметили мои успехи в командовании подразделениями на фронте, в пылу боя», - теперь пришел черед Эрвина заводиться. С каждым словом он все сильнее и сильнее убеждался в своей правоте и все сильнее и сильнее становилась его уверенность в том, что самодержец не станет спорить с ним по вопросам “распределения кадров”. - «Поэтому, несмотря на то, что охрана Его Императорского Величества это великая честь, которая оказывается далеко не каждому, я хочу заверить Вас, Ваше Превосходительство, что мои таланты принесут в разы больше пользы на передовой». Эрвин замер в ожидании. Он уверенно смотрел в глаза Кайзеру, готовый встретиться с чем угодно и убежденный, что в этом споре он точно прав, а правда всегда восторжествует. Вильгельм хмурился. Никогда до этого ему не доводилось встречать столь… наглого офицера, который не только отказывается докладывать в ставку, но и оспаривает прямой приказ самого Кайзера! Но было что-то в этом офицере, что-то неуловимое, может быть та же наглость, а может быть бесстрашие даже перед лицом Императора, но было что-то, что заставляло ему благоволить, что-то говорившее, что за этим человеком не стыдно пойти в самое пекло, и что ему точно можно довериться. «Что же… может у Вас есть пожелание, чем бы Вы хотели командовать, в таком случае?» - Поинтересовался Вильгельм без особого энтузиазма и без особой надежды на ответ. На лице Эрвина заиграла очаровательная озорная ухмылка. Конечно же он уже точно знал, с чем связать свою службу и с кем он пойдет на штурм любой крепости. «Танковый Корпус, Ваше Превосходительство!» - Не без радости ответил Роммель, при этом все же соблюдая субординацию и не рискуя проявлять слишком много ярких эмоций. Кайзер строго посмотрел на собеседника. Его рука машинально крутила пустой бокал из-под бренди, а взгляд сверлил в полковнике пару сантиметровых отверстий. Но вдруг раздался смешок. Затем ещё один. И ещё. И вместе они переросли в здоровый смех, доносившийся из-под дергающихся усов самодержца. Он уверенно похлопал Роммеля по плечу. «Мне нравится мой новый генерал!» - Выпалил Император, заливаясь громким хохотом, - «дерзкий, прямо как я в молодые годы! А главное, знает, чего он хочет! Сигурд! Сигурд!» - Вильгельм несколько раз щёлкнул пальцами, привлекая внимание адъютанта, - «сообщите, пусть набирают новый танковый корпус для нашего друга! И смотрите, чтобы никаких пустомель, только отборные солдаты Империи!» Отдав Ильземанну приказ, Кайзер вновь наполнил бокалы, протянул один из сосудов Роммелю и вновь произнес тост, с которого началась вся эта безумная встреча: «За моего нового генерал-майора!» «За Империю и Императора!» - поддержал Эрвин и, последовав примеру Кайзера, опустошил бокал залпом. «Не смею Вас больше задерживать, генерал», - с улыбкой произнес Вильгельм, - «у Вас впереди ещё много работы. Сигурд, проводите, пожалуйста, нашего дорогого гостя! А я пока передохну, вся эта суматоха меня утомила…» Не смея беспокоить самодержца больше положенного, новоиспеченный генерал стукнул каблуками своих сапог и четким марширующим шагом вышел из залы. Следом за ним вышел Ильземанн и закрыл за собой массивные резные двери. Сигурд поглядел на Роммеля строго, но без какого-либо негатива во взгляде, а даже наоборот с какой-то отеческой заботой. «Ну что, хитрый лис», - полковник надел на генерала фуражку, слегка надвинув козырёк на глаза коллеги и потрепав по макушке, - «добро пожаловать во взрослую лигу», - с этими словами Ильземанн направился к выходу, чеканя твердый шаг, как и полагается любому прусскому офицеру. Эрвин поправил головной убор и бесстыдно ухмыльнулся. Он понимал, что его приключения только начинаются...