Sunlight

      – Вот так нужно прожить жизнь, – сказал Лютик. – Солнце целует твою кожу, пока ты лежишь на траве. Нет чувства лучше, ты так не думаешь, Геральт?       Геральт покосился на солнце с края берега, где он стоял с Плотвой, а затем снова взглянул на Лютика.       – Ведьмаки ничего не чувствуют, – сказал он своим низким голосом с ноткой усмешки.       – О, ну перестань, – протянул Лютик. – Это твое извечное оправдание. «Я буду сражаться, потому что я не чувствую боли». «Давай будем идти часами до самого конца, потому что мне не нужно отдыхать», – он поднял одну руку и начал активно жестикулировать. – Некоторые из нас – люди.       – Некоторым из нас просто нужны покой и тишина, – сказал Геральт, наблюдая за речкой.       Ее русло расположилось вдоль дороги, затем сворачивая в лес, прямо к дубу.       – Знаешь, если бы у тебя не было чувств, ты бы не был таким раздраженным всё время.       Геральт издал непонятный звук, предполагающий пренебрежение, по всей видимости.       – Да, это правда, – сказал Лютик, указывая пальцем. – Я тебя насквозь вижу.       Геральт слегка напрягся, продолжая придерживать Плотву, глядя, как она пьет. В животе появилось неприятное, тяжелое чувство, исчезнувшее только после нескольких вдохов. Лютик продолжал говорить.       – Я знаю людей, которым нравится заниматься разными вещами, но я не один из них. Это просто не для меня. Делать что-то? Нет, спасибо, я просто предпочту не делать ничего.       – Тогда почему ты постоянно разговариваешь? – процедил Геральт сквозь зубы.       – Ладно, ладно, - уступил Лютик. – Не прямо-таки ничего… Скорее, ничего с щепоткой разговора.       Геральт заглянул в сумку в поисках угощения для Плотвы.       – Хотя на самом деле мне не обязательно с кем-то разговаривать.       В сумке обнаружилось яблоко с фермы, на которой они были сегодня утром.       – Мне просто нравится, как звучит мой голос, – продолжил Лютик.       – Ну, хотя бы кому-то, – рыкнул Геральт.       Вообще-то, он тоже был в том числе.       – Ты знаешь, мой голос широко любим, - воскликнул Лютик, - Ну, просто везде: на всём континенте, во всех деревнях и тавернах… Ладно. Во всех, что я посетил, что не так много, конечно, но...       Геральт закрыл глаза и подставил лицо под лучи солнца, утопая в болтовне спутника. Она умиротворяла, учитывая всё происходящее вокруг.       Люди говорили, что сближаться с ведьмаком – плохая идея. Что, конечно, было справедливо, но Лютика, по всей видимости, это не волновало. Как не волновал здравый смысл и даже элементарные инстинкты самосохранения.       А Геральт не привык к тому, что люди пытаются с ним сблизиться. Потому что это плохая идея. И ему предстояло также доказать это Лютику, используя всевозможные способы. Обычно Геральт мог взаимодействовать с людьми. Большинство из них точно знали, чего хотят. Убийство чудовищ. Секс. Драка. Геральт либо давал им это, либо нет. Оставлял после себя месиво, либо же нет. Затем он двигался дальше. Это было просто.       С Лютиком поначалу тоже было просто. Бессмысленное любопытство, возможно, слава. Или скрытая тяга к смерти. Но он всё не уходил, и это было… Раздражающе.       Где чудовище, которое нужно убить для тебя, бард?       Геральт всегда наслаждался покоем и также предоставлял его другим. Но с Лютиком это было невозможно.       Он сидел под деревом и наигрывал на своей лютне короткую, грустную мелодию. Снова и снова.       – Ты же не обо мне песню пишешь? – спросил Геральт.       Лютик даже не улыбнулся.       – Мир не вертится вокруг тебя, Геральт.       Ответить было нечего. Он никак не мог понять, что ему делать, чтобы оттолкнуть. И он совершенно не хотел об этом говорить, потому что это было бы хуже всего.       Какое-то время они сидели в тишине. А затем Лютик, продолжая перебирать струны, начал тихо петь. Геральту казалось, что слова звучат, как что-то сладкое. Может, как поцелуи.       – Ты пишешь песню о любви? – снова спросил Геральт.       Лютик затих, пальцы зависли над струнами лютни. У Геральта появилось чувство, будто он делает что-то не так. Для разных ситуаций были свои правила. Обычно проявление интереса и вопросы только приветствовались. Но не сейчас.       Возможно, он не так задал вопрос.       – Нет, – ответил Лютик и продолжил играть.       Геральт решил не упрекать его во лжи.       Бывают ночи, когда Геральт себя не контролирует. Он очнулся от кошмарного сна, в котором на него охотились. Девушка в лесу. Принцесса. Он проснулся, задыхаясь и тяжело дыша, что разбудило и Лютика.       – Что случилось? – спросил Лютик, тут же подаваясь вперед и кладя руку на плечо Геральта.       Тот резко вздохнул.       «Ничего», – хотел сказать он, потому что считал себя не таким плохим лжецом. – «Это не то, что ты должен был увидеть...»       Он выровнял дыхание.       – Кошмар, – ответил он просто, меняя выражение лица на привычное.       – Что тебе снилось? – спросил Лютик мягко, ласково, со взглядом, полным сочувствия.       Слишком тяжело терпеть.       – Твое пение, – буркнул Геральт и отвернулся.       Он попытался заставить себя уснуть, увидеть во сне что-нибудь хорошее, хотя бы однажды. Может, Лютика. (Он надеется, что не его).       – Как много людей ты собираешься убить, – тихо начал Лютик, заставляя напрячься всем телом, замереть. – И как много чудовищ спасти, прежде чем признаешь, что тебе не все равно?       Геральт крепко зажмурил глаза, зная, что Лютик не увидит.       Раньше биться было легко. Ставки были известны, награда тоже. Он шел в бой, осознавая риск. Такой была повседневность Ведьмака. Биться до смерти, больше ничего.       Сейчас же ставки поднялись. Он шел на дело не один. С человеком, у которого ни боевых навыков, ни чувства самосохранения. Хрупкий. Принимать решения было сложнее, планы становились труднее, цена – выше.       Когда он лежал там и был ранен, когда очередная тварь пронзила его грудь, он подумал, что мог бы не делать этого. Он все-таки прогоняет.       Ведьмаки не плачут. Чтобы плакать, ты должен чувствовать.       Он сделал это. Теперь он в порядке, снова в строю, но...       «Я начинаю думать, что твое чудовище, это...»       Лютик раздражал. От него невозможно было избавиться.       Геральт был до невозможности грубым – Лютик не уходил.       Геральт срывался – Лютик не уходил.       Геральт доказывал и доказывал, но Лютик всё ещё был здесь.       А затем он почувствовал что-то невозможное.       Почему его щеки мокрые?       Ведьмаки не становятся одинокими. Они должны быть одни. А одинокий ведьмак – это как тонущая рыба.       Он раньше, конечно, не чувствовал себя одиноким.       Всё снова стало проще. Более… Понятно. Более… Логично. Целесообразно. Геральт не хотел быть кому-то нужным. Не хотел, чтобы его кто-то любил. Он просто хотел выполнять работу, что и делал.       Вот только дела никак не шли в гору, а грудь все еще напряжена.       Разговоры с Плотвой теперь не такие живые, как раньше. Геральт находит себя напевающим ту чертову мелодию всё чаще. Чувствует, как будто не хватает чего-то.       Приятнее всего, конечно, был покой. Ему стоило прогнать Лютика ещё несколько лет назад. Все эти годы он и пытался, просто не так сильно.       Без Лютика было проще.       Так почему же он скучал по нему? И не то, чтобы у него никогда не было друга прежде… Скорее, не было настоящего друга. Или кого-то, кому можно доверять, кто вызывал бы улыбку на лице. Был такой человек, он был уверен. Но целую вечность назад.       И он точно не беспокоился о том, чем занимается сейчас Лютик. В порядке ли он, подвергает ли себя бессмысленной опасности и какие песни сочиняет.       Геральт беспокоился. Не мог спать. Он должен был знать, в безопасности ли Лютик. И вспоминал, как тот сидел здесь под деревом. Играл, облокачиваясь на стену и всегда шёл впереди.       Всё, чего хотел Геральт, так это немного блядского покоя.       Всё, чего хотел Геральт, – увидеть Лютика.       Геральт сидел в таверне – он был в тавернах все эти дни – и точно не искал его. Здесь пел бард (не тот самый), и пел он о «скромном барде», сопровождающем Ведьмака.       Геральт ничего не чувствовал, ну, только лишь тяжесть в груди. И в голове у него много мыслей, и все о Лютике. И Геральту никто не нужен, но почему же так тяжело?       Он считал себя не таким уж плохим лжецом, но всё же не хорошим.       «Я скучаю по нему», – подумал он.       Это тут же ударяет, будто ножом в живот, будто всю жизнь ходил наполовину слепым и внезапно надел очки.       «Он был моим другом. Был. Но я хотел, чтобы он был чем-то большим».       – И получил удар прямо в грудь, – допевает бард.       – Блять, – говорит Геральт.       Он не искал его, что было не так просто, но, определенно, проще для Лютика. Сближаться с Ведьмаком всё-таки было плохой идеей. И Геральт это доказал. Заслужить и сохранить прощение будет сложно. Только потому, что что-то было у него в груди, не значит, что было просто не оттолкнуть, открыться и довериться. Но, всё же, всё всегда было проще, если это касается Лютика.       В один день он просто замечает его сидящим здесь, под деревом, с его лютней. Как будто предназначение просто свалилось на него. Геральт встал на месте и уставился на барда.       – Лютик, – выдавил он, не в силах остановить себя.       Лютик поднял голову. Он был погружен в какие-то мысли, прежде чем узнал Геральта, а затем состроил кислую мину.       – Хах? – воскликнул он. – Ты со мной говоришь? Я что, достоин твоего внимания? И не просто муха, жужжащая рядом, от которой можно просто отмахнуться?       Животное внутри Геральта тут же обнажило зубы:       – Может, если бы ты перестал жужжать...       Он остановился, пытаясь усмирить свой темперамент. Он не заслуживает второго шанса. Второго ли? Как много шансов ему уже давал Лютик?       – Прости меня, – всё же сказал он.       Лютик осторожно взглянул на него:       – За что?       – За все. За то, что отталкивал. Ты мой… Ты был моим другом. И я не должен был это отрицать.       Лютик оттолкнулся от земли и начал стремительно подходить к Геральту, всё ещё выглядя сдержанно.       – Забираешь эти слова обратно? О том, что хочешь, чтобы я ушел? И что всё это моя вина?       – Прости, что наговорил тебе всё это. Я был… Я не имел в виду ничего из этого. Я просто… Прости.       Лицо Лютика внезапно засветилось:       – Ладно.       – Что?       – Я твой друг.       – Тебе не стоило бы прощать меня так легко, – неуверенно протянул Геральт.       – О, ты знаешь, как я плох в том, чтобы слушать, – оповестил Лютик, казалось бы, безразлично. – Давать мне советы бессмысленно, кому как не тебе это знать.       Он начал возиться со своей лютней, а затем пошел вперед.       – Пойдем в ту таверну неподалеку. Почему ты здесь? Охотишься на какую-то тварь? Мы, наверное, должны…       – Лютик.       Он тут же обернулся, удивленно замечая, что Геральт за ним не идёт.       – Я думаю… – начал Геральт, терзаясь в сомнениях. – Я думаю, у меня появились кое-какие чувства.       – Да ты что…       – Лютик.       Он сложил руки на груди и опустил голову вниз.       – Я, правда, не ожидал, что ты когда-нибудь признаешь, что мы друзья. Или что будешь видеть во мне друга. – Он пожал плечами, явно пытаясь выглядеть не взволнованным. – Это хорошо.       – Это не то, что я…       Геральт разочарованно отвернулся, не находя правильных слов. Он вообще мало слов использовал, поэтому люди неправильно понимали его. Люди не понимали его. Лютик же знал много слов, он всегда всё понимал.       – Кое-какие чувства, а? – сказал он, облизнув губы. – Да, я тоже.       Геральт начал подходить ближе и ближе, в конце концов, кладя руку на щёку Лютика.       – Я думал, что это я был твоим чудовищем, – внезапно сказал он, потому что не мог больше держать это в мыслях.       – Ты не мое чудовище, – тихо сказал Лютик. – Ты мой Ведьмак.       «Эмоции», – подумал Геральт.       Он не знал, как люди могли справляться с ними. Он наклонился еще чуть ближе.       – Все нормально? – спросил он, почти уже касаясь губами чужих.       – Спрашиваешь, будто я раньше этого не делал, – пискнул Лютик. – Так и будешь ст...       Геральт всё же подался вперед, мягко касаясь губ напротив.       И это ощущалось, будто лучики солнца, ласкающие лицо.