Потерянные

О том, что Йен вообще бывал в этой комнате, свидетельствовали лишь оставшиеся в воздухе запахи ладана, крыжовника и сирени, да случайно оброненный волос — длинная черная нить на белой простыне. Ни вещей, ни записки, ни слова на прощание. Будто и не было. Будто Йен Геральту и вовсе только приснился. Ведьмак вытянулся на кровати, угрюмо порассматривал потолок над головой. Провел ладонью по тому месту на постели, где должен был бы отыскаться упругий бок любовника. Но под пальцами — только лоснящаяся простынь, шелковистая, тонкой работы. Усмехнулся: Йен всегда выбирал роскошь там, где существовала возможность выбирать. Они пересеклись в Оксенфурте случайно. Йен приехал по делам к Шезлоку, а Геральт только-только выбрался из заботливых рук Шани после неудачной переделки — в правом плече еще болезненно стреляло, если до упора свести лопатки. Впрочем, прошедшей ночью он не часто об этом вспоминал, а значит рыжая целительница постаралась на славу. А может, все дело не в таланте рыжей, не в его ведьмачей регенерации, а в зовущем взгляде фиалковых глаз и острой улыбке Йена. А может, в его заднице. Или вовсе, — от предчувствия, что их встреча мимолетна, на такое, как обглоданное гулем плечо, попросту не обращаешь внимания. Йен никогда его не щадил, несмотря ни на какие раны, будто бы сам чувствовал, где на этот раз пролегла граница возможного: добирался до нее и только тогда отпускал. Будто бы специально — с расчетом, что первобытная натура возьмет свое и ведьмак, расслабившись, уснет беспробудным сном. Так оно и выходило который раз подряд. По утру Геральт заставал в комнатах очередного трактира только аромат крыжовника, каких-то масел, запах собственного пота — и никакого чародея поблизости. На этот раз перепал еще и волос — то еще богатство. Геральт протер лицо ладонью и рывком поднялся с постели: если Йена рядом нет, значит надо ехать — смысла оставаться в Оксенфурте не было. *** Пасмурно. Осеняя непогода не сильно заботила ведьмака, но все же заставляла недовольно ежиться. Плотва меланхолично шла по размытому дождями тракту. Пожухлая, пахнущая пряным, листва лежала у корней, кое-где просматривались первые вставшие льдом лужицы, с неба начал валиться то ли влажный снег, то ли дождь. Геральт посильнее натянул капюшон и вмял пятки в бока лошади. Плотва в ответ недовольно дернула ушами и нехотя засеменила по разжиженному суглинку. Когда он въехал в городок, уже начало темнеть. Геральт не планировал тут задерживаться надолго — только одна ночь: нужен был кров, горячая еда для него самого и зерно для Плотвы. Городишко показался Геральту необычно серым и унылым — деревянные дома окраины с острыми высокими крышами, не слишком богато одетые люди. Помои и отбросы под копытами неприятно хлюпали, тонули в студеной грязи и источали вонь. Одним словом — дыра. Но вот «Сухой Карась» находился в центре ремесленного квартала, где было немного почище и повеселей: вход в трактир обозначался резной вывеской и двумя зажжеными факелами. Ведьмак спешился, подвел Плотву к столбу с железными кольцами, привязал. Снял седельные сумки, закинул на плечо. Направился внутрь. Шельмоватого трактирщика Геральт знал давно. Во время одного из путешествий спас того от утопца — старая кляча Родена решила напиться в дурном месте. С тех пор трактирщик был рад видеть Геральта в любое время дня и ночи, но в этот раз, как завидел, вопреки обычному, сделал раздосадованное лицо: — Ептись, Геральт! — В чем дело, Роден? Судя по твоей роже, меня тут ждет не горячий окорок с пивом, а какие-нибудь не слишком радостные вести. Роден натужно улыбнулся из-за прилавка. Вздохнул и развел руками: — Да не то чтобы. Рад тебя видеть, Волк, но я час тому назад сдал последнюю комнату. А вот холодного пива я тебе налью, ну, или вина подогрею. И Милдрэд сварганила отличное рагу. Есть еще судак печеный и каша из тыквы. Но с комнатой помочь — увы. Не класть же тебя третьим в нашу с ней кровать? — А чего это так? Я, может, и не против был бы… — Геральт сгрузил сумки под ноги и, приподняв бровь, посмотрел на трактирщика исподлобья. У того улыбка сделалась еще более нервной. — Ну… — протянул Роден, не понимая, взаправду ли ведьмак собрался разместиться в их с женой спальне. — Тут такое дело… — Да ладно, Роден, не дрейфь. Я постараюсь быть нежным. Хотя, признаться, у меня очень скверно получается. Но если будете себя хорошо вести… Трактирщик бегал глазами по лицу со шрамом, непроизвольно пятился до тех пор, пока не наткнулся на что-то. Это что-то упало с грохотом. — Геральт… — Впрочем, возможно, лучшим выходом будет убить кого-нибудь из постояльцев. Тогда и комната освободится. — Ведьмак пожал плечами, мол, ну как тебе вариант? Роден было побледнел, а потом вновь заулыбался. Его лицо округлилось, точно от облегчения, и он выдохнул. Сквозь улыбку проговорил: — Так бы и сразу сказал! — Трактирщик шутливо погрозил пальцем и сощурился. — Я знаю. Тебе, ведьмак, людей трогать не позволено! Только чудовищ. Сам говорил! — Так может, я передумал? — Геральт облокотился на прилавок. Немного помолчав, посмотрел в сторону двери на выход. — Будь тогда другом, придержи у себя пока мою поклажу. А то без штанов останусь. Пока по другим местам пройдусь. Трактирщик кивнул, выбежал из-за стойки, схватился за сумки и уволок их куда-то к себе. Вернулся с кружкой и протянул ее Геральту: — Держи. По трактирам, конечно, может, и пройдись, но чую, ведьмак, ночевать тебе у меня на конюшне: в городе завтра торжище артефактов открывают. Народу везде — не протолкнуться. Со всей провинции приехали. Не в самое удачное время ты в Иллойс пожаловал. Геральт взял кружку. Отхлебнул и покатал густое пиво на языке. Посмотрел на трактирщика с интересом: — Магических артефактов, говоришь? — Ага. Всякие там запутки, обереги, материалы для работы. Но, по правде, думаю, что большинство приехавших — шарлатаны. Да какое мне дело, пока деньги платят за постой… Геральт вновь равнодушно пожал плечами. Допил и оставил кружку на прилавке. — Ладно, Роден. Пойду, попытаю счастье. Встретить в этом захолустье Йена было бы невероятной удачей. Не то, чтобы Геральт его действительно искал, но чувство ожидания как появилось, так все не улетучивалось. Вдруг он завернет за угол и встретит там бесстрашные фиолетовые глаза? Ходил по улицам, заглядывал то в один трактир, то в другой, но нигде не было свободных комнат, как и кого-нибудь, отдаленно похожего на его чародея. Один раз Геральту показалось, что он видел вороную кобылу Йена, но в темноте слишком просто принять желаемое за действительное. На окраины ведьмак не пошел — уж лучше нюхать лошадиный навоз, чем всю ночь гонять проклятых клопов-кровососов. Нехотя вернулся к Родену с намерением вытребовать у того хотя бы горячую ванну. Но про ванну ведьмак так ничего и не сказал. Остановился в дверях, пропуская внутрь холод с улицы, и смотрел на кресло у камина, которое было развернуто ко входу. В нем сидел холеный шатен лет сорока. В богатом камзоле, весь увешенный безделушками, с надменным подбородком и близко посаженными глазами. А вот в кресле напротив, вполоборота к ведьмаку сидел Йен. Фривольно вытянул ноги в высоких сапогах, одну ступню забросил на бедро своему, судя по всему, спутнику и легонько покачивал ею так, что у богатея колено ходило из стороны в сторону. Появления ведьмака чародей не заметил. Геральт сделал шаг от двери. Притворил за собой. И, не подавая виду, что обескуражен возникновением Йена в общей зале «Карся», невозмутимо подошел к прилавку. Роден поднял голову, закончив пересчитывать монеты: — О! Вернулся? Ну как? Нашел что-нибудь? — Нашел, но не совсем то, что ты имеешь ввиду. Скажи, Роден. Те двое… — Геральт мотнул подбородком в сторону камина, — они давно тут? Роден поджал губы, всматриваясь в гостей. Неопределенно кивнул: — Со вчерашнего дня. Думаю, что на базаре хотят что-то. Я этому богатею такую сумму за комнату заломил! Но он тоже, тот еще: девки им наверх кипяток таскают постоянно. Словно по очереди моются без перерыва. — По очереди? — Геральт чуть нахмурился, но этого было достаточно, чтобы трактирщик почувствовал его недовольство. — Ну… Я не знаю… То есть… Они на двоих самую лучшую комнату взяли, с видом на площадь Ариста Мудрого… — Я понял. — Ведьмак помрачнел сильнее прежнего и отвернулся. Облокотился о прилавок и принялся наблюдать из-за плеча. Геральта мало интересовал богатей, но вот Йен… Мимо проходили постояльцы, кто-то черпал из миски за столиком в углу. Шумная компания устроилась в самом центре. А Йен что-то рассказывал своему спутнику, улыбался, щурил глаза и порой отпивал из глиняного бокала. Выглядел непривычно увлеченным. Совсем не смотрел в его, Геральта, сторону. Богатей с усмешкой провел по ноге Йена ладонью и аккуратно снял ее со своего бедра. Покивал, поймал его пальцы и, будто бы вскользь, поцеловал. Геральт вздохнул и проговорил через прилавок Родену: — У тебя есть что покрепче? — Разухабовка есть, настойка на хрене, на морошке, на клоп-ягоде. — Да любое. Думаю, что поеду дальше до Хагги. Нечего мне здесь делать. Попроси своего младшего обратно оседлать Плотву. — Да куда ехать-то? Темень — хоть глаз выколи, ни звезд ни луны. Ты что, ведьмак! Как укусил кто! — Не мели языком. Налей лучше. Роден споро звякнул бутылями. Поставил на прилавок стакан. — Может закусь? — Не, не надо. Я не пьянею, вкус спирта только бодрит. Трактирщик кивнул и удалился в сторону кухни. Геральт отпил местной сивухи, и по горлу разлился жар. Ему определенно будет лучше убраться отсюда поскорее. Ни он, ни Йен — никто никому ничего не обещал. Геральт и сам в этом вопросе не был чист на руку, но одно дело абстрактно иметь ввиду, что твой любовник не столь невинен, как хотелось бы, другое дело, видеть это воочию. Ведьмак никогда не получал удовольствия от самоистязания и оставаться далее в «Карасе» не собирался. Поставил перед вновь появившемся Роденом стакан. Выложил несколько монет: — За гостеприимство. — Твои сумки на конюшне. И береги себя, Волк. — Казалось, Роден проигнорировал блестящие на столешнице монеты. — Спасибо. Свидимся при случае. Я не в настроении долго раскланиваться. — Больше ничего не сказав, Геральт с невозмутимым видом покинул трактир. *** — Геральт! Голос Йена ведьмак не спутал бы ни с чьим другим. Он совсем не ожидал услышать его на шумной многолюдной площади средь бела дня. Казалось, он даже начал забывать про чародея. После той встречи в «Карасе» Геральт не искал Йена, скорее даже опасался, что новая встреча когда-нибудь произойдет. Но вот, судьба привела его в Ринду, туда, где они с Йеном впервые встретились. Геральт сам не знал, почему так болезненно воспринял ту сцену у камина: ладонь богатея по-свойски оглаживает колено, обтянутое черной кожей высоких сапог. Когда картинка вставала перед глазами, он непроизвольно сводил брови к переносице, и, если кто-нибудь был рядом, то его неизменно спрашивали: «Что?», «Ничего», — неизменно отвечал ведьмак и старался выкинуть воспоминание из головы. Прошло почти полгода. На дворе лето, жаркий полдень, он только что забрал у мастера новые ножны и был настроен спустить несколько монет на выпивку и кабаний окорок, пока Лютик пропадает в объятьях леди Эверден. — Геральт! — позвали его вновь, и ведьмак остановился. Потянули за плечо, разворачивая. И вправду: Йен. Геральт, не ошибся. — Давно не виделись. Высокие скулы, фиалковые глаза, длинный нос, остро очерченные губы, жесткие иссиня-черные кудри и бледная кожа. Белая рубаха и черный камзол. Все как всегда. Йен выглядел лет на двадцать пять, хотя мог бы выбрать любой возраст. Чародеи как правило предпочитали внешность «постарше», потому как, было солиднее. Но Йену нравилось все красивое. Все с шиком. Как тот богатей у камина. Черт. — Я искал тебя. Геральт взаправду удивился, но про это промолчал. Пожал плечами: — Ну вот, нашел. — Ты как будто не рад меня видеть. — Йен насмешливо посмотрел на ведьмака, сложил руки на груди. — Я тут по делам. А ты что забыл в Ринде? Геральт симметрично скрестил руки: — Отгрузил лорду Эвердену несколько подходящих туш для его коллекции. Вот, планировал отпраздновать. — Так пойдем выпьем? Эверден не скупится на диковинки, так что думаю, ты угощаешь. — Неужели кошелек того толстосума опустел? — не подумав, спросил Геральт и сам от себя поморщился. — Ладно, забудь. Пойдем в «Цветок Назимы». Мы с Лютиком остановились там. Не дожидаясь ответа чародея, Геральт пошел в сторону одного из проулков. Услышал, как где-то за спиной фыркнул Йен. И ему очень захотелось обернуться — убедиться, что тот идет следом. Но сдержался. Краем глаза увидел, как черное пожарище волос мельтешит где-то слева и сбавил шаг. Услышал: — Вы сейчас с Лютиком вместе? — Да он какую-то книгу взялся писать. Говорит, что я на это дело вдохновляю. Таскается за мной уже месяца три, а по вечерам пачкает чернилами страницы. Пока что-то вроде путевого дневника получается. — Я не это имел ввиду, если что. Геральт остановился. Внимательно посмотрел Йену в глаза: — А что ты имел в виду? Йен блеснул глазами. В выражении его лица проскользнула какая-то непонятная эмоция, похожая на злость. Но тонкие губы растянулись в улыбке: — Да просто до меня дошли слухи… Ты постоянно таскаешь его с собой. Неужели, определился? — Определился с чем? — Геральт скептически поглядел на чародея. Вздохнул и сухо проговорил: — Йен, заканчивай с шарадами. Ты знаешь, я в этом не мастак. Все эти абстракции не в моем характере. — Хорошо, хорошо. Пойдем и в правду выпьем. Похоже у нас назрел разговор. Разговоров Геральт не любил. В отличие от Лютика, он не знал, что делать со словами. Но если Йен хочет «разговор», то пусть будет. Смотря на то, как впереди вышагивает чародей, Геральт думал о том, что обошелся бы без всего лишнего. По тому же сценарию, что и в прошлый раз в этом городе. Они не стали оставаться в общей зале трактира, а сразу поднялись в комнаты. Простая обстановка: кровать, стол, несколько стульев, шкаф. Ведьмаку большего и не нужно. Геральт расстегнул перевязь и положил меч на кровать. Новенькие ножны радовали глаз. Йен бесцеремонно улегся поперек постели на спине совсем рядом с «Танцующем Пламенем» на перевязи. Геральт хмыкнул. Стянул с себя сапоги. Взялся за рубаху. — М? Новый шрам? Когда успел? — долетело из-за плеча, когда рубаха полетела на пол. — Полгода назад наткнулся на особо прыткого волколака. Ничего особенного. — Геральт подошел к постели, поднял ногу Йена за сапог. Начал высвобождать светлую кожу из черной. Один рывок, и сапог полетел куда-то за спину. Йен сам протянул вторую ногу и сощурился: — От чего я не вижу тут вещей твоего барда? — С чего бы им тут быть? — ответил вопросом на вопрос Геральт, сосредоточенно стягивая обувку со второй ступни. — Ну как? — Йен приподнялся на локтях. Обе ноги теперь были свободны. — Мне говорили, что видели вас вместе. — Его можно увидеть под любой юбкой в городе, но не подо мной, если ты это, конечно, имеешь ввиду. — Еще одно движение, и черные брюки тоже оказались сброшены на пол. — Ты не думай, Геральт. Я не ревную… просто… — Щеки Йена зарделись, взгляд из-под ресниц приобрел особенную глубину. Он заелозил голой задницей по покрывалу, пытаясь найти удобное положение. — Зато я ревную. — Геральт методично поймал узкую лодыжку, отвел ногу Йена в сторону. Сплюнул на ладонь, торопливо смочил слюной у чародея между ягодицами. Белая рубаха задралась, обнажая живот и часть груди. У Йена была восхитительная бархатистая кожа — без шрамов или рубцов, ровная, светлая и нежная. Его грудная клетка вздымалась от коротких судорожных вдохов и было видно, как матовыми бисеринками под ребрами собирается жаркая испарина. Было очень жаль, что Йена нельзя приручить или заставить принадлежать. Он как кот, который приходит, только когда замерзнет или проголодается. И глаза у него под стать, — по-кошачьи огромные, нахальные. Красота, положенная тому, кто владеет магией, впечатлит любого дурака. Чародей откинул руки назад, облизал губы и прошептал: — Стоит ли мне понимать твои слова как признание? — последние слоги вышли у Йена с придыханием. Он качнул из стороны в сторону узкими бедрами, помогая пальцам ведьмака проскользнуть внутрь. Геральт смотрел на Йена, и думал, что у этой ветреной дряни было по любовнику в каждом из городов континента, и что он, Геральт, не то чтобы самый уникальный. — Да понимай, как хочешь… — И все же? — тот захлебывался воздухом, но упрямо досаждал вопросами, на которые у Геральта не было ответов и в более уравновешенном состоянии. Он хочет признаний? В чем? У того, что чувствует Геральт к Йену, нет названия. Ведьмак поднес ко рту бледную лодыжку и укусил. Облизал по-животному место укуса и провел носом вниз по икре, потом еще чуть-чуть, дальше, к колену, все так же продолжая проминать до крестца горячий шелк. Йен уже в состоянии полузабытия потянул к Геральту руки, но тот не дался — слишком умопомрачительный вид, слишком многообещающие стоны, чтобы так быстро все завершать. У ведьмака и самого уже горело в яйцах, но силы терпеть этот жар были — потому что потом, стоит отвернуться, и Йен исчезнет на неопределенный срок. Надо было тянуть время как можно дольше и наслаждаться видом мечущегося по постели чародея, с этими его длинными прекрасными ногами, тонкими запястьями, дорожкой меленьких волосков до пупка, резко обозначавшимися ребрами на глубоком вдохе, сопрелыми и прилипшими ко лбу черными локонами. Геральт рывком придвинул Йена на самый край. У чародея хватило длины рук, чтобы ухватиться кончиками пальцев за пояс штанов и даже попробовать стащить их вниз, но не вышло. Геральт сплюнул в ладонь еще раз и положил ее чародею на головку члена. В пальцы просочилась капля смазки, тонкая кожица стала скользкой и упругой. Ведьмак сжал в горсть свою грубую мозолистую ладонь и Йен захрипел то ли от удовольствия, то ли от неожиданности. Покусал собственные губы, посмотрел на Геральта из-под полусмеженных ресниц взглядом, полным сумасшедшей нежности и желания, дернул бедрами на встречу, притерся задницей к обтянутому тканью паху, и тихо и жалобно застонал. Закрыл руками лицо, и теперь не было видно знойного румянца на его щеках, только иссиня-черные кудри горели на одеяле в свете прямых солнечных лучей всеми оттенками павлиньего пера. Прокручивая скользкую головку в пальцах, Геральт судорожно оглаживал второй рукой бледное острое колено, следил за Йеном, как тот порой выбрасывает одну руку себе за голову и сжимает складку на одеяле или проводит ею по шее, вниз, по груди, по смятой белой рубахе, потом по животу до лобка, чувствовал, как их пальцы несколько раз ритмично соприкасаются, и скрипел зубами, стараясь сдержать дыхание. Когда Йен вслепую нашарил позабытый в одеялах меч, притянул его поперек груди прижался к гарде щекой, и перевязь черными лентами и стальными кольцами расчиркала белую кожу его плеч, ведьмак почувствовал, что вот-вот сгинет в чародейском пламени всем волколакам на радость. Он наскоро дернул завязки на штанах, собственный член показался до болезненного упругим и тяжелым, а падающая к ступням ткань обожгла. Помог себе рукой, пристроил конец к непроизвольно сжавшейся дырке, зафиксировал второй рукой икру Йена у себя на плече, и уверенным движением преодолел сопротивление мышц. Йен всхлипнул, задышал ртом поверхностно и рвано, вжался лбом в крестовину меча, задергал бедрами, подстраиваясь, а Геральт потерялся в месте и времени — ощущал только как судорожно сжимаются мышцы вокруг его члена, до болезненного сладко, так, что перед глазами мерцали белесые вспышки, будто бы он ранен и вот-вот потеряет сознание. Вечно юная задница была тугой, но податливой — первые скольжения быстро сменились быстрыми четкими ритмичными толчками. Геральт забросил обе ноги Йена себе на плечо, второй рукой приподнял Йена за бедра, невидящим взглядом блуждал по раскрасневшемуся и мокрому от пота и слез лицу. Тот давился воздухом и собственными стонами, выгибался, цепляясь тонкими пальцами за ножны «Танцующего Пламени» и отдавал себя так, словно последний раз в жизни. Оргазм был быстрый, такой же оглушающе-молниеносный как удар под дых. Геральт оперся одним коленом на постель и долго слушал сердцебиение в ушах, собственное хриплое дыхание и ощущал, как пульсирует в паху. Точно поверженный, повалился рядом с Йеном. Сгреб его в охапку, мерными движениями, как если бы чародей и вправду был котом, начал почесывать затылок, спутывать пальцами его черные кудри. Тело, как раненое, сделалось ватными и непослушным. Во рту пересохло, но вставать и идти куда-то за водой не было ни желания, ни сил. — Я соскучился, — как оправдываясь, проговорил Йен. Геральт молча кивнул. Провел рукой по мокрой рубашке на спине чародея. — Ты мне чуть было голень не обглодал, как волчара какой-нибудь… — Йен завозился в расслабленных объятьях, потерся лбом о щетину на подбородке. Несильно толкнул его коленом. — Ты что, там спишь, что ли? Глаза Геральта и вправду были закрыты. Когда Йен был рядом, отчего-то легко засыпалось и крепко спалось. Ведьмак слабо улыбнулся. Вновь провел ладонью по спине Йена, положил подбородок ему на макушку. Почувствовал, как тот гладит его бедро, усмехнулся: — Не станем нарушать сложившиеся традиции. — И обнял чародея покрепче, словно опасаясь, что тот исчезнет сей же момент. Йен в его руках шумно вздохнул, повозился, развернулся к нему спиной, перекинув через себя ведьмачье предплечье. Сжал ладонь в своей и тихо проговорил: — Спи… И Геральт уснул глубоким сном без сновидений, а когда вновь отрыл глаза, было уже темно. Вытянулся на кровати, порассматривал причудливые тени на потолке. Окно открыто, с улицы веяло летней прохладой. В гостиничной комнате он уловил запахи ладана, крыжовника и сирени. Не попытался даже окликнуть Йена — знал, тот уже исчез, будто и не было. Будто Йен только приснился. Ведьмак положил ладонь на постель там, где недавно он мог бы его отыскать. Хмыкнул — простыни еще теплые, должно быть, Йен ушел совсем недавно. Подумал, что все-таки надо будет в следующий раз объясниться — не может же размолвка между ними длиться вечно. А то оба, как дураки. Повернулся на правый бок, последил за луной в окне и нехотя поднялся на ноги. Надо было спуститься вниз и что-нибудь наконец сожрать.