Дуэт Элизабет и Смерти

— Нет, я не собираюсь отпускать от себя своего, как ты изволишь выражаться, «бугая». Что значит почему?! — Громко возмущалась она, толкнув дверь своего номера. Быстрым движением поставив разговор на «mute», она сказала Крису: — Отдохни, сегодня ты мне не понадобишься. Но если что… — Она загадочно понизила голос. — По первому зову выламывай дверь. — Охранник улыбнулся ей, и ушел в сторону своего номера, даже не став с ней спорить. Вернувшись к разговору, она раздраженно гаркнула в трубку. — Да тебя это ебать не должно, Джефф! Я стараюсь как могу, но не забывай, что у меня есть работа, которая высасывает из меня все силы, еще и ты мне в уши ссышь каждую ночь! Сделай милость, исчезни на ближайшие сутки и дай мне спокойно поработать! — Не дождавшись ответа, она положила трубку и с такой яростью швырнула телефон в сторону, что он чуть не вылетел в окно; удачно расположенный диван уберег его от полета в никуда. Хлопнув ладонью по круглому столику, она дрожащими руками стала искать в сумочке золотую таблетницу; вывалив на стол три цветные пилюли, она сгребла их в кучку и закинула в рот, запивая бренди. — Господи, ну почему я не могу просто сдохнуть? — Упав в кресло, она остановилась взглядом на своем отражении в огромном зеркале. — Дождалась славы, дорогуша? — Спросила рыжеволосая женщина из зеркала. — Знала бы я раньше ее цену. Дай бог сил дотянуть до сорока… Нет, я, конечно, понимаю, что «рано ушедшая звезда, остается светить вечно», но что-то я совершенно не горю желанием испытывать это на себе. В пизду. — Она шумно вдохнула. — Вот как уеду в отпуск, неделю не вылезу из кровати. А потом напьюсь «голубой лагуны» и буду валяться в джакузи с безотказными красавцами. — Усмехнувшись самой себе, она хлопнула по коленям, встала и ушла в комнату, чтобы переодеться. Лаки сопел на своей лежанке, почесав любимца между ушей, она, облачившись в шелковую ночную сорочку и такой же молочно-белый халат, вернулась обратно в гостиную. Сев в кресло, она вновь уставилась на свое отражение. Распустив каштаново-рыжие волосы, она принялась замирать в различных позах, позируя сама себе. То припустив лямку, то опустив края халата, то перекладывая ногу на ногу оголяя бедра, то обнажая грудь, мягко касаясь ее пальцами, сжимая соски. — И как же меня угораздило вновь попасть в мюзикл? — Она приподняла пальцем подбородок. — Хоть я и идеально подхожу на роль государыни австрийской, это все равно странно. Столько усилий… Ради… меня ли? — Она встала и подошла к зеркалу. Стоя перед искусно выполненным зерцалом, женщина начала распеваться. — Вот он — мой триумф. — Взяв в руки телефон, она принялась искать диктофон. Пока она бередила файлы в своем смартфоне, в поисках нужной записи, в ее голове пробежала мысль: «До сих пор не вериться, что Тарино смог позволить себе взять меня в мюзикл, причем не просто мюзикл, а алмаз австрийского музыкального театра.» Переговоры с немцами шли практически два месяца, но в итоге, каким-то чудом, Дэвид смог уговорить Зайберга (второго режиссера картины, по совместительству и исполнителя роли Дер Тода), что бы именно она исполняла ведущую женскую роль. Когда переговоры были окончены и все приступили за работу, на ее пороге появился Тарино. — С завтрашнего дня ты улетаешь в Париж, — Он выдержал паузу и продолжил. — и с того же дня у тебя начинаются репетиции по вокалу. — Отрапортовал он, все так же стоя у входной двери ее особняка. — Может ты для начала пройдешь? — Выдавила из себя женщина, ошарашенная его неожиданным визитом. — Обсудим все за рюмкой чая? В конце концов… Три часа ночи, Дэв, какого хрена? — Сказала она, потирая сонные глаза. — Извини. — Выдохнул мужчина. Вид у него был максимально потрепанный… Глаза сонные и больные, синяки светились ярче луны, а голос хрипел как после нихуевой попойки. Она отошла, жестом приглашая его пройти внутрь. Веселая была ночка, плавно перетекающая в утро, благодаря оживленной рабочей дискуссии. Тогда-то он и объяснил ей все, и про мюзикл, и про Париж, и про занятия у самого Хвостовского. Занятия были крайне необходимы, поскольку Макс (Зайберг) категорически против дубляжа и настаивал на самостоятельном исполнении арий. Роль была интересная, а потому, «самородок современного кинематографа» с радостью согласилась принести свое свободное время в жертву освоению полезных навыков. Сказать по правде, жертва себя оправдала. Гениальный русский оперный певец, буквально за месяц, сделал невозможное. Сделал, то, за что другие отказывались браться. За месяц он превратил павлина со слухом глухаря в такого же павлина, только с изяществом и голосом соловья. Звук собственного голоса, волновал и восхищал ее, влюбляя в себя и придавая ей уверенности. До оперы ей еще как Кристи до большого кино, но поставленный голос сводил с ума всех коллег и сотрудников студии. Найдя нужную запись, она нажала «play»: — Вот он мой триумф. — Сказа она любуясь своим отражением, хоть на ней и не было костюма, в роль она вошла с первых строк песни. По правде сказать, иногда она думала, что играет саму себя… Уж очень их с героиней истории были похожи; разве что только у нее, в отличие от императрицы, не было детей и поехавшей свекрови. Их даже звали одинаково — Элизабет. И обе они предстали перед «бомондом» дикими и посредственными. Обеим пришлось пройти нелегкий путь, что бы с ними считались и воспринимали всерьез; обеих подставляли и унижали… В целом они были очень похожи, но главное, что их различало — то к чему они пришли. Элизабет «Дав» Эллион — из маленькой неловкой пташки, постоянно унижаемой и ущемляемой, стала прекрасной белоснежной голубкой (или павлином), при этом умудряясь быть хищной и уважаемой птицей (хитрожопым павлином). Над ней никто не довлеет, ну… Практически никто. Теперь она решает, где сниматься, она решает с кем сотрудничать, а с кем нет. Она принадлежит лишь самой себе, она свободна и властна. В свои лучшие годы, великая государыня Елизавета Австрийская тоже так думала, наблюдая как стремительно рушится ее жизнь… Как без нее растут ее дети, как из-за ее безразличия умирает ее сын… Как из-за своего инфантилизма император подводит страну к плахе. Он забрал у нее все: детей, свободу, жизнь… Даже плотские утехи и те забрал, изменив ей однажды с одной шикарной распутицей и заразившись «французской болезнью», которой, в итоге, заразил и ее. Несчастная она была женщина, несчастная, но красотою посланная небом. Смерть. Единственное что она хотела и чего ждала. Именно об этом и мюзикл. О любви Смерти к отчаянно цепляющейся за жизнь, несчастной женщине. И Дав, как не странно, отлично ее понимала. Имея все, она не имела ничего… Но была рада тому, что у нее есть преданные и любящие друзья, ради которых она была готова на все. — Мой триумф, — С рычащим немецким акцентом отозвалась запись. — Праздник мой. — Она сделала по-императорски гордый вид, и легкая улыбка тронула ее губы. — Нет, мой. — Враги повержены отныне. — Забавно, — подумала она. — песня отлично описывает мою жизнь. Картинно встав, она начала получать настоящее удовольствие от своего образа. — Как-будто побежден тобой — бессилен я. Но, мы теперь едины. — Голос Макса как-то странно изменился, словно стал ближе, чем на записи… Да и характерный немецкий акцент куда-то пропал, но, не придавая этому значение, она продолжила. — Мне дела нет до всех. — Не до кого? — Снова странный голос, нет, это точно говорил не Макс. Его голос был многослойный, бархатный и глубокий… В общем, совершенно другой. Что за ерунда? — Только я. — Нет, я. — Раздалось совсем близко. Словно… За ее спиной? — Теперь мое запомнят имя. — Она понизила голос, сжимая в руке телефон. — Смеялись над тобой они, — Он подошел к ней вплотную, мягко кладя руку ей на талию. От неожиданного прикосновения она дернулась, уже готовясь нанести удар, но другой рукой он сжал ее локоть. — но вот молчат, удивлены, ты на коне. — Холодные карие глаза отразились в зеркале, чуть выше ее. Испуг пропал, но в голове появилась куча вопросов. Но, решив отложить их на пару мгновений позже, она продолжила петь. — Но я не кукла для потех, что вызывает жалкий смех. — Жуткая улыбка появилась у женщины в отражении. — На ваши просьбы, я отвечу — нет! — Воскликнула Дав, и скинула Его руку с талии. — Только мне решать, когда и с кем мне танцевать. Ведь на все моя лишь воля, кто посмеет мне мешать? — Она развернулась, оказываясь с ним лицом к лицу. Теперь уже ее рука лежала у него на поясе. Тарино озадаченно посмотрел на нее, но улыбка все не сходила с его надменного лица. — Знайте, что сейчас, мой долгожданный наконец-то пробил час… И Я решаю, с кем танцую в этот раз. Игра ему понравилась, отчего он решил ее продолжить. — Словно чайка ты. — Он подался вперед, сжимая большим и указательным пальцами ее подбородок. — Пуста. — Она отстранилась. — Я один… — Одна. — Шаг назад, и она упирается в диван. — Как будто тень повсюду рядом. — Он уже нависал над ней, прижимая вплотную. Его теплое, свежее дыхание приятно касалось кожи. Похоже, Дэвид тоже вкусил сладость роли Смерти. — Не стоит утруждать себя со мной лететь… Поверь, мне не надо! — Она попыталась, поставить между ними руку, но он перехватил ее и запрокинул, держа обе руки над ее головой. — Повсюду лишь со мной! — Рычал он. — Я сама… — Никогда! — Всегда! — Она попыталась вырваться. — С тобою вместе быть так рад я. — Лететь под силу мне самой. Мне нечего делить с тобой, оставь же меня! — Она вновь предприняла попытку вырваться и ей это почти удалось, но его сильные руки сжали ее в объятия. — Но, разве ты не влюблена? Когда так смотришь на меня. — Тарино приподнял ее подбородок. — Ведь рядом только я, да, только я! — Его грубые и властные губы, впились в неё чувственным поцелуем. Она не сразу, но ответила, позволяя его рукам вольно разгуливать по ее телу, скользя пальцами по тонкому материалу сорочки. Потом, когда Дэвид совсем расслабился, она резко развернулась, не отрываясь от поцелуя, так, что теперь он оказался прижатым к дивану. Отстранившись от него на мгновение, она с силой толкнула его назад. Расслабленный, он не успел среагировать вовремя, но, падая, спиной назад, он успел схватить ее за руку, и она полетела вместе с ним. Он оказался под ней, такой растрёпанный и нахально довольный. Она, сидя на нем сверху, сначала почувствовала себя неловко, но, будучи хорошей актрисой, Эллион вновь вернулась в «роль»: — Только мне решать, когда и с кем мне танцевать. Ведь на все моя лишь воля, как ты смеешь мне мешать? Знай, Тарино, что сейчас… Мой долгожданный, наконец-то, пробил час… — Она наклонилась над ним, будто желая его поцеловать. –И я желаю… — Дав была так близко, что их губы почти вновь соприкоснулись. –Тебе уебать! — схватив ближайшую подушку, она со всей силы ударила его по голове. Послышался недовольный вскрик и в следующий момент. Он резко встал так, что теперь она оказалась под ним. — Умеешь ты момент портить. — Мужчина вновь страстно поцеловал ее и с силой сжал упругую грудь, от чего девушка возмущённо замычала ему в губы. — Ты убил меня второй раз за последние пять минут, и это я еще порчу момент? — Дав взяла его за ворот рубашки, когда он удивлённо отстранился, чтобы посмотреть на неё. — В каком смысле? — Дурень, ты же только что был Дер Тодом. — Дэвид все так же тупо на неё смотрел. — Ну, Смертью… Ну, поцелуй смерти, смекаешь? — И она поняла, что режиссёр «смекает», увидев в его глазах искру осознания. — Если костлявая будет такой же обаятельной, я отдамся ей без лишних вопросов. — Дав провела большим пальцем по его скуле. — Какая ты оптимистичная сегодня. — Съязвил он, садясь рядом на диване. — Сама в шоке. И когда мой юмор перешёл ту грань к постоянному сарказму и иронии? Знаю! Надо меньше общаться с русскими, они плохо на меня влияют. — Она прильнула к нему, кладя голову на колени. — Зато какой голос! –Холодные руки зарылись в ее волосах, осторожно поглаживая. — Ты стала вдвойне сводить меня с ума. — Вдвойне? — Да, я помню твои первые неловкие попытки… Ты была так очаровательна. — Его вторая рука осторожно откинула нежную ткань халата, опустила лямку сорочки и вновь опустилась на грудь. — Я сейчас не та, что была раньше, надеюсь, ты это понимаешь. — Эти слова прозвучали холоднее, чем она ожидала. — Я больше не маленькая беззащитная девица, содрогающаяся под натиском твоего недовольства и презрения. — Дэвид осекся и убрал руку, но она перехватила ее и вернула на место. — Как же так вышло, Дэв? От ненависти до похоти? Или это ненависть подкреплённая похотью? — О чем ты? — Тарино нервно сглотнул. По его прикосновениям она поняла, что мужчина нервничает. — Зачем ты даёшь мне роли? Зачем пропускаешь в высший круг? Зачем приходишь согревать мне постель? Или это у тебя нормальная практика спать с актрисами? — она прикрыла глаза, уткнувшись носом ему в живот. — Ты талантливая, невероятно талантливая. Ты взбалмошная, строптивая и циничная. — Дав недовольно укусила его за пузо. — Ай! — Проворчал он, но продолжил. — Но невероятно обворожительная, с восхитительным чувством юмора. Бед для тебя не существует, ты переживаешь их с такой завидной легкостью, что мне не остаётся ничего как завидовать. А твои шутки я готов слушать часами! — Кто ты и что с делал с Дэвидом? –Она приподнялась на локтях, взяв его за галстук как за поводок. Тарино непонимающе смотрел на неё, пока ее изумрудные глаза блуждали по его лицу. Но тут она неожиданно рассмеялась. –Да я пошутила, расслабься. У тебя такой вид, будто ты в туалет хочешь. Странно слышать от тебя комплименты вместо упрёков. — Почему с тобой так сложно? — Вернув себе самообладание, спросил мужчина. — А почему должно быть легко? — Она коснулась его губ кончиком своего острого языка. — Будь со мной легко, тогда чем бы я отличалась от других, верно? –Короткий, но чувственный поцелуй, на который он не успел ответить. — Бестия. –Сильная рука хлопнула по ее ягоднице. — Стараюсь. — Сев ему на колени, она откинула его голову назад и поцеловала, прикусывая за губу. Его мужское естество наконец не выдержало ее пыток и отозвалось на поцелуй, сплетающий их языки. Сидя сверху, она почувствовала, как его крайняя плоть упирается в ее промежность. — Я уж думала, ты никогда не сдашься. — Сказала она, отрываясь от его рта. — Господи, что ты со мной делаешь? — Прошептал он, чувствуя ее тепло на себе. — Все куда прозаичнее, душа моя. Я не господи, а твой личный демон. — Сжав его ногами и заткнув ему рот поцелуем, она принялась ритмично двигаться, заставляя его пульсировать от боли и желания. Изящная рука с длинными ноготками вцепилась ему в волосы, массируя мягкую кожу головы. Она не могла не отметить, как вкусно от него пахло и как изнемогало от страсти его тело. — Последний вальс, последний вальс… — Прошипела она ему в ухо. Знай она, что эта фраза послужит для него детонатором, она бы сказала это раньше… Но уж больно ей нравилось его мучать. Так же, как и он мучал ее как, казалось бы, в прошлой жизни. Он встал, держа ее за талию; а она, словно коала, повисла на нем, держась руками за шею и ногами за бёдра. Тарино опустил ее на холодный, стеклянный журнальный стол, придавив ее к нему всем телом, одним резким движением, он в клочья порвал ее ночную рубашку. Все произошло так быстро, что одна даже не успела понять, как он умудрился снять с себя одежду. И в следующее мгновение… Рывок. — Ах! — Вырвался у неё из груди сдавленный стон, когда он быстрым движением вошёл в неё полностью, заполоняя собой все свободное пространство и сливаясь с ней в единое существо. Зрачки расширились, вена пульсировала, а сердце бешено колотилось. Его горячее дыхание обжигало тонкую кожу ушей. Он замер в ней на доли секунды, но ей показалась, что прошла вечность перед тем, как он вновь двинул бёдрами, вызывая своими движениями не-то боль, не-то наслаждение. Череда стонов штормовыми волнами пробуждалась в ее груди, но все они разбивались о скалу его руки. Он двигался быстро, яростно, напористо, так, что стоны было сдержать невозможно. Если бы не рука, она бы перебудила уже весь отель. Извиваясь под ним, она прикусила его руку, дабы хоть как-то выпустить пар, потому что он совершенно не давал ей власти, намертво пригвоздив ее собой к столу. По щекам текли горячие слёзы, а он все продолжал наращивать темп, пока внизу живота не стало возрастать маслянистое чувство, приближающегося оргазма. Судорога. Она выгибается. Он подхватывает ее рукой за талию, на секунду теряя равновесие, но тут же восстанавливая его ногой. Горячее масло заливает изнутри ее тело, глаза, ничего не видящие из-за слез, блаженно закатываются, пока не становятся белыми. Толчок и… Искры, буря, остывающее масло, судорога, изгибающая тело, насколько мог позволить мужчина. Он упал на колени, лицом оказываясь между ее грудей. Положив одну ладонь на грудь, он острожно сжал сосок. Она вскрикнула, после чего сразу прикусила себя за палец. Это раздразнило его; никогда она ещё не была такой чувствительной. Дэв сначала коснулся его горячим языком, проверяя ее состояние. Девушка вновь вскрикнула, но уже более тихо. Тарино нагло лизнул его, потом сильно сжал губами и начал посасывать, сначала медленно, а потом постепенно стал наращивать там, запуская пальцы в ее влажную промежность. Его очередь издеваться, и он с наслаждением вампира стал пытать ее. Она вновь забилась под его движениями, яростно вцепляясь ему в голову и притягивая ближе к себе. Она стала двигать бёдрами на встречу его пальцам, но он не позволял ей своевольничать, укрощая ее строптивость. Достаточно помучив ее грудь, он отступил, давая ей мгновение перевести дух. Но только она успела прийти в себя, как его язык проскользнул в неё. Тяжело дыша, она потянулась правой рукой к клитору, но Тарино отбросил ее руку, не разрешая ей лезть в его работу. Он собрал ей руки за спиной и продолжил ласкать ее языком. Заставляя ужом виться по раскалённой сковороде. На этот раз апогея она достигла гораздо быстрее, а свести ноги казалось непосильной задачей, так уж они пульсировали. Он встал и, тяжело дыша, рухнул на диван. Тарино победно улыбался; мужчина сидел красный, взъерошенный и неприлично довольный. — Последний вальс, — пропыхтел он. — останется за мной. Дав не знала сколько времени прошло к тому моменту, как она, собрав последнии силы, доползал до дивана. Но как только она легла на мягкую обивку, она тут же провалилась в глубокий сон. Очнулась она уже в своей постеле, когда солнце назойливо пекло ей затылок. Дэвид встал, сверкая наготой и плотно зашторил окно, погружая спальню в благоговейный холод. Когда он завалился рядом, она спросила: — Который час? — Десятый. — Мы опоздаем… — Да. — Ты будешь ругаться. — Нет, я же знаю, как подробно ты изучала сценарий. — Его нежные руки обняли ее и притянули к себе. — Ну раз так… Тогда можно я ещё чуть-чуть посплю? — Он ласково поцеловал ее в макушку. — Хоть целый день. — И тоже, посапывая, уснул.