О разлитых напитках и удобных свитерах

       Цзян Чэн ненавидит ужины, которые устраивала семья Лань. Он не понимает, как он всегда впутывается в это, потому что, кроме того, что он брат Вэй Усяня, он никак не связан с ними.        Вэй Усянь — тот, кто получил Ланя, поэтому он должен быть единственным, кто обязан присутствовать там. Цзян Яньли никогда не посещает подобные мероприятия, и Цзян Чэн не понимает, почему это не распространяется на него.        Он устал от Вэй Усяня и Лань Ванцзи, которые ведут себя так, будто каждая минута каждого дня — это их чертов медовый месяц. Устал от Не Минцзюэ и Мэн Яо, бросающих на него свирепые взгляды по непонятным для Цзян Чэна причинам, и особенно он устал от Лань Цижэня, тщательно изучающего каждое его движение и слово.        Единственный человек, который делает эти обеды хоть немного терпимыми — это Лань Сичэнь, и Цзян Чэн отказывается думать о том, почему это может быть.        Нет ничего, что могло бы заинтересовать Лань Сичэня в Цзян Чэне, не с такими успешными и красивыми людьми, как Мэн Яо и Не Минцзюэ. К тому же маловероятно, что двум членам семьи Цзян удастся захватить Лань.        Так что нет. Не думать об этом.        Вместо этого Цзян Чэн пытается понять, почему, черт возьми, Мэн Яо и Не Минцзюэ продолжают так пялиться на него.        И их взгляды, направленные на него, имеют разный оттенок: взгляды Не Минцзюэ кажутся не более чем предупреждающими, в то время как взгляды Мэн Яо, по мнению самого Цзян Чэна, убийственные.        Он отрицает это, но, кажется, это злит Мэн Яо еще больше.        — Привет, — скромно говорит Цзян Чэн Вэй Усяню, когда для разнообразия ловит его без Лань Ванцзи. — Ты не знаешь, что случилось с Мэн Яо? По-моему, он готов убить меня.        — Вообще-то я тоже это заметил, — шутливо начинает Вэй Усянь, но уже через секунду становится серьезным. — Я не знаю. Спрашивал Лань Чжаня, но он, похоже, тоже не знает. Но он думает, что ты должен быть настороже по отношению к Мэн Яо, Лань Чжань не доверяет ему вообще.        — Успокоил, — пробормотал Цзян Чэн и снова повернулся к Мэн Яо, который уже наблюдал за ним. — Он собирается убить меня, — продолжил Цзян Чэн, но Вэй Усянь похлопал его по плечу.        — Если это произойдет, ты можешь быть уверен, что Лань Сичэнь будет безутешен, — сказав это, Вэй Усянь подмигнул, и прежде чем Цзян Чэн успел что-то выдать, помимо удивленного вздоха, Вэй Усянь сбежал к Лань Ванцзи.        Сразу же Цзян Чэн остро почувствовал, что на него смотрят, и незаметно попытался занять себя выбором выпивки.        — Ты кажешься обеспокоенным, — внезапно говорит Лань Сичэнь из-за спины Цзян Чэна, и тот слегка подпрыгивает от удивления. — У тебя все в порядке?        — Все хорошо, — отвечает Цзян Чэн с легкой улыбкой, не желая объяснять Лань Сичэню, что его друзья слегка тревожат. — А как твои дела? — он спрашивает, ведь несмотря на то, что Лань Сичэнь — единственная причина, по которой Цзян посещает эти ужины, у них не часто выпадает шанс поговорить.        — Я очень хорошо справляюсь, — говорит ему Лань Сичэнь с широкой улыбкой. Желудок Цзян Чэна резко сокращается, как это бывает всегда, когда Лань Сичэнь кажется таким счастливым.        Это уже проблема.        — Отлично, — отвечает Цзян Чэн. Они поворачиваются, чтобы пойти к столу, когда кто-то врезается в Цзян Чэна и проливает свое красное вино на его рубашку.        — Черт, — выдыхает Цзян Чэн, когда неприятное ощущение мокрой и холодной одежды, прилипшей к его груди, нарастает, и смотрит на Мэн Яо.        — О боги, — говорит Мэн Яо. — Я ужасно сожалею об этом, — продолжает он, но Цзян Чэн может видеть расчетливый блеск в его глазах, и он понимает, что это не было случайностью. — Похоже, тебе пора домой, иначе ты простудишься в этой мокрой рубашке.        — Похоже, что так, — выдавливает Цзян Чэн, но расслабляется, когда Лань Сичэнь прижимает теплую руку к его пояснице.        — Ты можешь взять одну из моих рубашек, — говорит ему Лань Сичэнь и быстро уводит Цзян Чэна из столовой вглубь дома.        — Ты не должен, — пытается сказать Цзян Чэн, потому что в данный момент он был готов просто пойти домой, проклиная манеры.        — Я хочу, — успокаивает его Лань Сичэнь. — Мне совсем не трудно. И кроме того, — добавляет он, ведя Цзян Чэна в свою спальню. — Обеды без тебя всегда ужасно скучны.        Лань Сичэнь не смотрит на Цзян Чэна, когда говорит это. И Цзян Чэн благодарен ему, потому что от сказанного на его щеках появляется румянец.        Он наблюдает, как Лань Сичэнь роется в своем гардеробе, и все еще решает, стоит ли сказать, чтобы тот не беспокоился, но Лань Сичэнь уже протягивает ему мягкий на вид свитер.        — Это должно подойти, — мягко говорит Лань Сичэнь, и Цзян Чэн не может сказать ему «нет», поэтому он берет предложенную одежду.        — Можно мне где-нибудь переодеться? Мне также стоит избавиться от остатков вина, хоть немного, — говорит Цзян Чэн, когда он пытается отлепить свою рубашку от груди, и Лань Сичэнь кажется взволнованным.        — Да, конечно, ванная прямо там, — говорит он ему, указывая на дверь, и Цзян Чэн быстро идет туда.        Он снимает рубашку, вытирает грудь так хорошо, как только может, а затем натягивает свитер Лань Сичэня.        Он немного великоват для него — воротник свободен, а рукава длинноваты. Однако он теплый и удобный, и Цзян Чэн отказывается признавать, что он нюхал ткань.        Он представляет себе, что это должно быть то, что он почувствует, обнимая Лань Сичэня.        Цзян Чэн качает головой от этой мысли, насколько же глупым он может быть, и выходит из ванной.        Лань Сичэнь ждет его, и его взгляд, кажется, падает на рукава свитера, от чего он моргает несколько раз и не двигается вообще.        — Он немного великоват, — признает Цзян Чэн, играя с подолом свитера, и его голос выводит Лань Сичэня из ступора.        — Он хорошо смотрится на тебе, — признает Лань Сичэнь, а затем быстро отворачивается. — Пожалуй, нам пора возвращаться.        Цзян Чэн смотрит ему вслед, когда тот практически покидает свою собственную спальню, и задается вопросом, сколько времени ему потребуется, чтобы выбросить этот комплимент из головы.        Ужин после этого становится интересней.        Не Минцзюэ все еще бросает на него взгляды, но они потеряли свою силу, и он даже один раз улыбнулся Цзян Чэну. Лань Цижэнь кажется странно довольным и обменивается больше чем просто минимумом любезностей с Цзян Чэном. Мэн Яо, с другой стороны, стал только более сердитым, чем раньше, и его взгляд только набирает силу, если такое вообще возможно.        Сам Лань Сичэнь постоянно находится рядом с Цзян Чэном, и тот ловит его тайные взгляды несколько раз.        Это заставляет Цзян Чэна нервничать и играть с рукавами свитера, но это только делает все ещё хуже.        Цзян Чэн не знает, что и думать обо всем этом, поэтому он извиняется и уходит в ванную в середине ужина.        Он проводит там все свое время, пытаясь успокоиться, напоминая себе, что это ничего не значит, и вдыхая запах Лань Сичэня, который пропитал свитер.        Когда он, наконец, выходит из ванной, приведя мысли в порядок, Не Минцзюэ ждет его.        — О, я извиняюсь, — пробормотал Цзян Чэн и отступил в сторону, но Не Минцзюэ даже не пошевелился, чтобы зайти в ванную.        — Послушай, — начинает он, и ужас уже поселяется в животе Цзян Чэна. — Я знаю, что ты беспокоишься о Мэн Яо, но он не причинит тебе вреда, — говорит Не Минцзюэ, и хотя это утверждение само по себе достаточно запутанно, Цзян Чэн все равно не верит ему.        Очевидно, это отразилось на его лице, потому что Не Минцзюэ вздрагивает.        — Ладно, он не причинит тебе серьезного вреда. Несмотря на то, что он мелочный и ревнивый, он не сможет так расстроить Лань Сичэня.        — Я… понятия не имею, о чем ты говоришь, — признается Цзян Чэн, нахмурившись, и не понимая, почему это ревность Мэн Яо должна быть его проблемой?        — На тебе любимый свитер Сичэня, — говорит ему Не Минцюэ, и Цзян Чэн краснеет от этого.        — Он сам дал его мне, — говорит он, защищаясь, и Не Минцзюэ кивает.        — Да, верно. Когда полностью оборудованная гостевая комната находится там, — говорит он и указывает на дверь в конце коридора. — Одежда и все остальное включено.        Цзян Чэн моргает от этого откровения, и когда поворачивается обратно к Не Минцзюэ, он обнаруживает, что тот уже вернулся в столовую.        Цзян Чэн ничего не может с собой поделать: он идет в гостевую комнату и открывает шкаф, только чтобы найти рубашки и свитера всех размеров и цветов.        На самом деле нет ни одной причины, по которой Лань Сичэнь мог дать ему собственную одежду.        Цзян Чэн, должно быть, провел здесь больше времени, чем он думал, потому что Лань Сичэнь появляется через некоторое время.        — Эй, — говорит он неловко, и Цзян Чэн резко оборачивается.        — Здесь есть одежда, — говорит он, и Лань Сичэнь кривится. — У тебя нет никаких причин предлагать мне свою собственную, — продолжает он, и у Лань Сичэня хватает порядочности покраснеть.        — Я знаю, мне жаль, — бормочет он, и Цзян Чэн прищуривается.        — Это ты подговорил Мэн Яо? — Цзян Чэн требует объяснений. И теперь Лань Сичэнь приходит в бешенство.        — Нет! Я имею в виду, что он сделал это из-за меня, но я не подговаривал его на это!        — Объясни, — приказывает ему Цзян Чэн, потому что все странные знаки, полученные за вечер, перемешиваются в его голове, и он не знает, как реагировать на них.        Ему нужно, чтобы Лань Сичэнь объяснил ему.        — Мэн Яо пролил на тебя свое вино, потому что ревнует, — признается Лань Сичэнь.        — Что?        — Он признался мне несколько недель назад, — говорит Лань Сичэнь, и Цзян Чэну совсем не нравится ощущение, словно в животе все замерло.        — И что же?        — Я сказал ему, что люблю другого, — продолжил Лань Сичэнь.        Цзян Чэн хочет спросить, какое, черт возьми, все это имеет отношение к нему, но прежде чем он решается, Лань Сичэнь продолжает.        — Я сказал ему, что люблю тебя, — признается Лань Сичэнь, и смотрит вниз на свои ноги, поэтому не видит, как широко распахиваются глаза Цзян Чэна. — Честно говоря, он не очень хорошо это воспринял и надеялся, что ты просто уйдешь сегодня вечером после пролитого вина. Это было сделано специально.        — А вместо этого ты дал мне свой любимый свитер, — слабо говорит Цзян Чэн, и голова Лань Сичэнь резко вскидывается.        — Откуда ты это знаешь?        — Не Минцзюэ, — вспоминает Цзян Чэн, и внезапно осознание ударяет его. — Он пытался дать понять взглядом, что Мэн Яо хочет прибить меня, — говорит Цзян Чэн и хлопает себя по лбу. — Вот почему его взгляд был намного дружелюбнее, чем у Мэн Яо.        — Мне так жаль, что они так себя ведут, — говорит Лань Сичэнь, и Цзян Чэн глубоко вздыхает.        Позже будет достаточно времени, чтобы сосредоточиться на поведении Мэн Яо и Не Минцзюэ, и Лань Цижэня тоже, думает Цзян Чэн — но прямо сейчас только одна вещь имеет значение.        — Ты влюблен в меня, — говорит Цзян Чэн, немного ошеломленный всем этим, и его сердце бьется быстрее, когда Лань Сичэнь краснеет от этого.        — Да.        — И ты дал мне свой любимый свитер, — продолжает Цзян Чэн.        — Да, — повторяет Лань Сичэнь, а затем шаркает ногами самым очаровательным образом, какой только можно себе представить. — Извини, я просто… ты хорошо выглядишь в моей одежде, — признается Лань Сичэнь, голосом настолько тихим, что Цзян Чэн почти не слышит его, но все же этого достаточно, чтобы заставить его улыбнуться.        — Мне нравится носить твою одежду, — признается он и поднимает воротник, чтобы сделать глубокий вдох. — Он все еще пахнет тобой, — продолжает он. Этого, кажется, достаточно, чтобы лишить Лань Сичэня его застенчивости, потому что его голова резко поднимается. Он бросает один долгий взгляд на Цзян Чэна, прежде чем подаётся вперёд, хватая лицо Цзян Чэна руками и притягивая его для поцелуя.        Цзян Чэн застывает на секунду, потому что это довольно неожиданно, но он довольно быстро реагирует, обвивая руками шею Лань Сичэня и наклоняясь для поцелуя.        Цзян Чэн не был уверен, что он когда-нибудь преодолеет смущение, после того, как Лань Ванцзи, появившись у двери, прочищает горло и говорит им вернуться к столу. Однако лицо Мэн Яо, когда Цзян Чэн и Лань Сичэнь появляются в столовой, держась за руки, больше, чем компенсирует это.