Тени под глазами

Меня так достали все твои подруги... Ты такая блядь, но блядь прикольная (с) егор натс

      У Джадда постоянно синяки под глазами, синие тени. Джек знает, откуда они, — но не испытывает угрызений совести.       Джадд постоянно не высыпается, — Джек в курсе, почему, спросите у Джека.       Джек злобно усмехается.       «Волчья верность, говорите? Нет, мы не волки, а гиены, мы преданы не друг другу, а друг другом. Мы не поддержка, а собственники. Вам лучше не знать, как я люблю брата. Вам перечислить все позы? Тогда идите нахуй, моралисты хреновы».       Очередная бутылка чего-то крепкого летит в мусорку, — Джек не дождался вечера и начинает отмечать победу брата, хороня свою моральную капитуляцию.       «Я не сошел с ума. Просто ему нужно, чтобы я был рядом, — и я рядом. На телефоне. В зрительном зале. В раздевалке. На вечеринке. В постели».              ***              Когда брат после очередного матча вжимает его в стенку раздевалки и целует, кусая, целует зло, отчаянно, стягивает джинсы, — Джек не отстраняется. Им обоим это нужно.       «Разрядка. Это просто тело, обычная физиология. Не стыдись, ни к чему».       Не стыдиться не получается: Джек боится, что узнают, и прощай, репутация брата, прощай, спокойная жизнь самого Джека. А спокойная жизнь — залог побед на турнирах. Турнирах Джадда, не Джека.       Джек помнит, как все это началось.       Как он сидел, наблюдая за игрой брата.       «Кусает губу. Взгляд на стол. Синий в середину? Нет, желтый в угол, — с него проще выйти на дальний красный, стоящий прямо у лузы. Джадд, знает, что делает. Ну, давай же, братец, добивай фрейм. Я вместе с тобой у стола. Давай. Вдох-выдох. Не торопись, отыграйся. Или забей дальний, но не торопись».       Шепот Джека перемежается с тем, как он жадно запоминает каждую мелочь в Джадде, словно напоследок. У Джека есть все, но ему чего-то не хватает, — вернее, кого-то, и этот кто-то — Джадд, взъерошенный воробышек.       Эти серые глаза, запавшие, уставшие, но все такие же внимательные. Эта взъерошенная прическа, — Джек иногда сам стриг брата и делал ему кладку, поэтому он помнит волосы Джадда на ощупь, мягкие, непослушные. Джек помнит, — и ему тоскливо.       Каждый матч Джек пропускает через себя. Каждый фрейм он вдыхает и выдыхает вместе с братом. И упускает момент, когда их единство перестает быть нормальным, выходит за рамки, — когда Джек осознает себя с братом единым целым, а не отдельными личностями.              ***              — Выходить за рамки — это я умею. Я же рок-звезда от снукера! — Джадд смеется, запрокидывая бутылку «Джек Дэниэлс». — Эй, чего такой смурной, Джек?       Джек не отвечает.       «Тебе лучше не знать».       Любовь бывает разной, и хуже всего, когда она извращенная, — конечно, извращенная с точки зрения общественной морали. Но, если ты хочешь рядом с собой будущего чемпиона мира, — подойди и возьми. Правда, перед этим отдай ему всего себя: свое время, свою помощь, свою душу, свою жизнь, стань его тенью. И ни разу не покажи, что тебе больно или ты ревнуешь его к очередной девице.       Джек прошел этот квест, стал верным помощником брата. Их «семейный подряд», как в шутку называли братьев Трампов, помог Джадду выиграть Чемпионат мира-2019, да и сам Трамп стал более внимательным в игре. Но вот то, что испытывал Джек, нельзя было назвать нормальным.       «Черт. Эти серые глаза, эти припухшие губы, — все это сводит меня с ума. А как он кусает их, когда нервничает… Блядь, я не о том думаю. Джадд, Джадд, что ты делаешь со мной? Признаться, я понимаю всех этих поклонниц».       И однажды Джек не выдерживает, — он целует Джадда в простенке, перед выходом на арену. Поцелуй на удачу, так сказать. Джадд отстраняется, смотрит удивленно, но ничего не говорит. Джек готов провалиться сквозь землю.       «Нельзя же так грубо, — ты его спугнешь. Приручай и приучай постепенно, карауль, подстерегай, соблазняя, — но не кидайся сразу».       Потом Джек находит Трампа в баре, — тот курит сигарету и злится.       — А, привет, — говорит он. — Присоединяйся. Пиво будешь?       — Ты же за здоровый образ жизни теперь? — щурится Джек на сигарету. — А если спалят?       — За здоровый образ — но не жизни, — отвечает Джадд. — Он говорит медленнее обычного, и Джеку кажется, что тот изрядно пьян. — Именно, что за образ, братец: на публике я не пью, не курю и топлю за занятия на тренажерах, а по факту — делаю, что хочу.       — Так, — говорит Джек. Он принюхивается, — алкоголем от Джадда не пахнет, зато сигарета издает странный аромат. — Под чем ты?       — Скорее — под кем. Используй правильные формулировки, Джеки, — смеется Джадд, и зрачки у него расширенные.       Джек молча выхватывает сигарету и втаптывает ее в пол. Потом так же молча дает Джадду сильную пощечину и уходит.       «Еще наркоты не хватало», — злится он. — «Черт, я ему нянька, что ли?»       А Джадд в баре все еще смеется, запрокидывая голову.       — Какой же ты идиот, Джеки, — говорит он. — Ты не услышал намека: под кем я хотел бы быть?       А потом Трамп приходит к Джеку сам, в ночь после проигрыша Нилу Робертсону. Джек помнит воспаленные глаза, постоянные глухие ругательства, кольцо рук, душное дыхание и запах дорогого парфюма, помнит, как с гулким стуком падали пряжки ремней, помнит стоны и тихое: «Мне больно. Не оставляй синяков», — помнит много того, о чем хотел (не хотел) бы забыть. Помнит и поцелуи в шею, и то, как Джадд выгибается под ним, помнит усталость во всем теле после и странную легкость на душе.       Это было честно. Теперь он всё знает, Джек. Ты больше можешь не прятаться от брата.       — Лучший способ избавиться от искушения — поддаться ему, — говорит наутро Джадд. Запавшие глаза, окруженные кольцами, искусанные губы, засосы на плечах, — Джек славно постарался, чтобы оставить отметины, поставить клеймо «Мой».       Про искушение, понятное дело, фраза не Джадда, — вычитал в твиттере, но применяет он ее мастерски: Джеку становится жарко под ребрами.       А потом Джадд добавляет:       — Но это просто тело, Джек. Просто … разрядка. Понимаешь, в тот момент рядом не было подходящей девушки без комплексов, так что… спасибо тебе, братец. А шлюх я опасаюсь, — венерическую хрень еще никто не отменял.       Джек кивает, не вполне понимая. А потом до него доходит, ударяя, как обухом по голове:       — То есть теперь я с тобой еще и трахаться должен, вместо всех твоих девиц? Зашибись, я еще и твоя шлюха….       — Можно подумать, ты был против, — холодным тоном («Откуда в нем силы на такой тон? Он же устал, я же вымотал его ночью!») говорит Джадд. — Ты сам меня хотел, причем давно. Думаешь, я не замечаю всех твоих взглядов? Я внимательнее, чем ты думаешь.       «Я хуже всех кого ты знаешь», — слышится Джеку.       — Ты же не гей, Джадд? — произносит младший брат. — Так зачем…?       — Брось, — холодно бросает Джадд. — Ориентация ни при чем, просто я люблю эксперименты, — они дают мне силы на турниры. Давай приводи себя в порядок, нам еще тренироваться.              ***              Синяки под глазами Джадда. Синяки везде, где только скрывает одежда, — на ключицах, бедрах, предплечьях, спине. Иногда Джадд морщится, поводя плечом.       Что, больно, братец? Ничего, радуйся, что не на запястьях.       Джек знает происхождение любой синей точки, и ему не стыдно. Перед каждым турниром они трахаются, и Джек оставляет свои метки. Так он квитается с Трампом за то, что тот его использует.       Это просто тело, братец. Ты просто моя шлюха, Джеки.       Тени под глазами становятся все глубже, — Джек знает, что когда-нибудь они поглотят и его, и самого Джадда. Когда-нибудь они оба устанут от вечной обоюдной лжи, напряженного турнирного графика и изнуряющих ночей до и после, ночей, когда неважно, с кем ты, — главное, что не один. Когда-нибудь Джадд разобьет Джеку сердце, как умеют только эгоисты. Когда-нибудь… но не сейчас.       Сейчас у них есть все, чего они пожелают, и Джек старается не потерять это, — не потерять близость с братом, пусть даже и такую болезненно-извращенную.