Beautiful pain

      — Смотри не влюбись.       Шатен снова рассмеялся, заставляя Сала отвести взгляд и густо покраснеть. Уже на протяжении нескольких минут Фишер наблюдал за другом, пока тот рисовал и, как ему казалось, ничего не замечал. Но на самом деле Ларри прекрасно знал, что Сал смотрит прямо на него и не сводит глаз. Это происходит уже не в первый раз и, как всегда, Джонсон просто выкинул очередную шутку по этому поводу. Но голубоволосому как-то не до смеха.       Сал запустил очередной уровень на приставке, стараясь не обращать ни на что внимания. Он стал замечать, что ему действительно нравится наблюдать за Джонсоном, взглядом пробегать по чертам его лица, изгибам тела. Парень не мог объяснить этот внезапно возникший интерес к лучшему другу, но ему однозначно не нравилось, что это происходит. Но Фишер старался не делать никаких выводов. Возможно, это скоро пройдёт.       Ларри продолжал прорабатывать детали на рисунке. На менее напряжённых моментах в игре, Сал на секунду отвлекался, чтобы посмотреть на Джонсона. Уже появилась какая-то привычка, от которой крайне сложно избавиться. В один момент парень снова отвёл взгляд от приставки и в итоге проиграл. Он отбросил приставку в сторону и взял бутылку с газировкой. Приподнимая протез, Фишер выпил немного напитка и поставил бутылку на место.       — Ты какой-то нервный, — заметил Ларри, но при этом всё его внимание всё равно было приковано к рисунку. Вроде бы обращается к тебе, но кажется, будто он говорит сам с собой.       — Просто настроение такое, — вздохнул Сал, расслабляясь в кресле. Ему не очень нравилось обсуждать с кем-то свои чувства, поэтому на любое замечание насчёт своего состояния Фишер так отвечал. Да и вообще, что он скажет Джонсону, если он попросит подробнее рассказать о причине нервозности? «Да так, просто мне начинает казаться, что я влюбляюсь в тебя, не более»?       Думаю, стоит ещё упомянуть, как бесят Сала шутки Ларри насчёт его влюблённости к нему. Джонсон даже не догадывается, что он, по факту, смеётся над правдой, поэтому и продолжает это делать, убивая нервные клетки голубоволосого, которых и без этого осталось до безумия мало.       Недавно ещё пошли слухи о какой-то болезни. Всё больше людей появляется в кабинете у врача с жалобами на то, что на их теле растут цветы. И уже удалось узнать, что питаются эти цветочки негативными эмоциями, вызываемыми невзаимной любовью. Они ведут паразитический образ жизни, пробираясь корнями всё глубже и глубже, пока не повредят что-нибудь. А дальше, как повезёт. Уже зарегистрирован один случай смерти от этой болезни, которую называют ханахаки. Сал не верил в этот бред, считая, что это очередная выдумка журналистов. Но Джонсон один раз уже умудрился пошутить: «Ты это… воды поменьше пей, это же для цветов хорошо». Фишер тогда не сразу понял, что этим пытался сказать Ларри, но когда до него дошло, он лишь закатил глаза и постарался сдержать свой гнев.       Сал сейчас задумался, что же он на самом деле чувствует к Джонсону. По-настоящему он никогда не влюблялся и даже не проявлял симпатию к человеку. Он мог сказать, что, к примеру, вот эта девушка красивая, но никогда дальше дружеской любви не заходило. А теперь Фишер чувствует непонятно что. Ему Ларри просто внешне так запал в душу или он ему небезразличен?       — Сал, ты должен это видеть, — вдруг начал смеяться Джонсон, показывая голубоволосому страницу в скетчбуке. Фишер посмотрел, что же так рассмешило Ларри. Там был рисунок Сала, который появился здесь примерно полгода назад. Парень улыбнулся, смотря, как Джонсон не может перестать смеяться. Но буквально через пару секунд улыбка исчезла, но вместо неё пришло понимание того, что всё-таки не внешность Ларри так зацепила Фишера.       — Ладно, я домой, — сказал Сал, сразу вставая с места и направляясь на выход.       — Как-то ты рано, — приподняв одну бровь, подметил Джонсон. Он даже наконец-то забыл про своё рисование, взглядом задавая Фишеру миллионы вопросов.       — Я устал просто. Хочу лечь пораньше.       — Ещё скажи, что ты собрался придерживаться режима сна, — усмехнулся Ларри, на что получил лишь хлопок дверью. — Понял, шутка тупая.       Сал пришёл домой, закрываясь в комнате. Он сдвинул шторы, из-за чего вокруг всё покрыла тьма. Парень снял протез и упал на кровать, обнимая подушку. Он чувствовал себя очень странно в этот момент. Хотелось и рыдать, и радоваться одновременно. Но с другой стороны, чему радоваться? Джонсон даже ни разу не видел лицо Сала, всё время общался с «маской». У Фишера не было раньше никаких загонов, он давно принял себя таким, какой он есть, но сейчас почему-то парень начал сомневаться, что Ларри может что-то чувствовать к нему. И эти сомнения возникали как раз из-за лица и вообще внешнего вида. Да и вообще Сал не был уверен, что Джонсону могут нравится парни. Он и на девушек не смотрит, что уже говорить о своём поле. Фишер не знал, что делать. Он решил пока что не думать об этом. Возможно, это просто временное явление и скоро эта влюблённость пройдёт. Может, это вообще дружеская любовь, просто у Сала она по-другому проявляется. Легче всего было всё-таки отложить это в сторону и попытаться уснуть.       Проходил день за днём. Ничего не менялось, Фишер так и продолжал смотреть на Ларри. На уроках, на улице, дома. Сал уже просто не мог сказать самому себе не думать об этом. Каждый вечер проходил в рассуждениях, которые основывались на взвешивании всех «за» и «против». Фишер не умел и не любил говорить с кем-то о своих чувствах, а о новых для него ощущениях тем более. Да и вообще парень даже не предполагал, как может отреагировать Джонсон на его чувства. Да, он в принципе не может сказать что-то неприятное Салу на этот счёт, но и ответить взаимностью, возможно, тоже не сможет. А уходить под напряжённое молчание, пожалуй, хуже всего на свете.       Очередное утро. Фишер проснулся за минут десять до будильника, благодаря чему спас себя от этой ужасной мелодии. Сал встал и направился к зеркалу, по дороге взяв расчёску. Пока парень приводил в порядок свои волосы, он заметил, что с самого пробуждения ощущает боль в районе правой лопатки. Сначала Фишер не обращал на это внимания, но ему всё же стало интересно, что там такое. Сал повернулся к зеркалу спиной и убрал волосы, чтобы всё было видно. Но то, что заметил Фишер, повергло его в шок. Он не сразу понял, что это вообще, но присмотревшись, он сообразил, что это небольшой бутон цветка.       — Чего? — протянул парень, притрагиваясь к бутону. Это был настоящий бутон настоящего цветка. Сал хотел его вырвать, но когда попытался, стало очень больно, поэтому он оставил это дело. По коже пробежалось стадо мурашек. Фишер не понимал, что могло бы это значить. Точнее, не хотел признавать. Это же, чёрт возьми, бред!       Сал решил сразу показать эту штуку отцу. Генри рассматривал этот бутон, нахмурившись. Мужчина видел нечто подобное впервые.       — Сегодня вместо школы пойдёшь к врачу, понял?       — Понял, — вздохнул Сал.       Как и сказал Фишер-старший, первым делом парень отправился к врачу. Он отсидел достаточно долгую очередь, пока не попал наконец-то в кабинет. Там его отправили к другому человеку и снова пришлось ждать. В конце концов очередь дошла и до Сала.       Врач осмотрел Фишера, после чего задумчивым взглядом окинул свой рабочий стол.       — Уже второй случай в нашем городе, — произнёс мужчина, садясь и начиная что-то активно писать. — Я напишу здесь лекарства, которые нужно будет купить. Каждый день пить по две таблетки: утром и вечером. И каждую неделю ко мне на осмотр.       — Это… ханахаки? — уточнил Сал. Ему было так неудобно задавать этот вопрос, ведь сам парень всё ещё отказывался верить в существование этой болезни.       — Да, — вздохнул мистер Бин, если верить бейджику. — Я дам тебе ещё распечатку с информацией о болезни. Но вообще, мы ещё не очень много о ней знаем. Поэтому и нужно наблюдать…       Фишер опустил взгляд в пол, уже особо не слушая мужчину. Но всё же из мыслей его вывел выставленный перед ним листок.       — Как показали недавние исследования, взаимность способствует скорому выздоровлению. Ну, это грубо говоря, конечно, — усмехнулся Откин, но очень скоро снова стал серьёзным. — Здесь всё написано на понятном языке. Ознакомишься, когда придёшь домой.       Мужчина ещё записал Сала к психологу, к которому теперь придётся ходить по два раза в неделю, после чего отпустил его. Парень шёл домой, думая, как это всё объявить в первую очередь отцу. Кажется, сегодня кто-то будет в бешенстве. Но сам Фишер ощущал какую-то пустоту, будто всё вокруг разрушилось. Эта пустота давила и заставляла считать себя никому ненужным и просто неудачником. Взаимность способствует скорому выздоровлению. Хах, смешно. Взаимность… Слово красивое, но Сал уже потерял всякую надежду. К сожалению, парень видит себя в зеркале каждый день.       Голубоволосый пришёл домой, перед этим зайдя в аптеку и купив таблетки, о которых говорил врач. Дома никого не было, кроме кота, который, как и всегда, смотрел телевизор. Фишер повесил куртку на крючок, а сам сел рядом с Гизмо, доставая ту распечатку, которую получил от врача. Нужно было всё-таки узнать подробнее про ханахаки.       Всё прочитанное можно было сделать в несколько раз короче. Итак, как и было сказано ранее, цветы питаются негативными эмоциями, вызванными невзаимной любовью. Как показал эксперимент, проведённый совсем недавно, позитивные эмоции являются ядом для цветов. То есть, думать о хорошем, конечно же, пойдёт на пользу. Но всё же позитива от одного человека не хватит, чтобы убить паразитов. Близость с человеком, к которому больной испытывает симпатию, будет очень полезна, особенно, если этот человек тоже имеет какие-то чувства к нему. Позитивные эмоции больного и его, скажем так, возлюбленного вместе будут самым эффективным лекарством против ханахаки. Во время эксперимента узнали, что с помощью одного поцелуя можно полностью избавиться от болезни, но это произойдёт при условии взаимной любви. А теперь поговорим о том, что произойдёт, если, допустим, больной забудет о своей любви и у него перестанет портится настроение из-за этого. Когда питаться станет нечем, так как больше негативных эмоций, которые нужны цветам, нет, паразит включает, скажем так, режим «вампиризма», приспосабливаясь к новым условиям. Думаю, не нужно объяснять, чем теперь на первый взгляд милые цветочки будут питаться. Вскоре наступает смерть. Таким образом, делаем вывод, что больному остаётся либо ждать, пока корни что-нибудь повредят, что вызовет смерть, либо пока цветы не начнут питаться кровью, либо пока возлюбленный не поцелует его. Конечно, эта сказка для каждого закончится по-разному. Но до этого больной будет мучиться, играть роль подопытного и мечтать о дне, когда любимый человек заметит его.       Сал понял, что лучше бы и вовсе не читал это. Но по крайней мере, если он почувствует резкую боль, он будет знать, что он отлично подходит для развития корневой системы растений. Будет тема для доклада по биологии.       До самого вечера Фишер был спокоен, пока с работы не пришёл Генри. Он сразу поинтересовался, как всё прошло, на что Сал лишь протянул ему листок со всей информацией. Мужчина всё внимательно читал. Эта тишина очень сильно напрягала Сала, но всё же он старался держать себя в руках. На лице Генри сложно было распознать хотя бы одну эмоцию. Это было просто каменное лицо, лишённое всяких чувств. В конце концов Фишер-старший вздохнул, отложив распечатку.       — И кто же это? — направив холодный взгляд на сына, спросил Генри. Сал сначала смотрел ему прямо в глаза, но потом перевёл всё внимание на телевизор. — Сал, — твёрдо сказал мужчина, на что снова получил лишь молчание. — Ты же понимаешь, что это серьёзно, так?       — Да, — кивнул парень, рассматривая ставший внезапно интересным пол. Какое-то время между ними снова повисло молчание, но всё же Генри встал.       — Хочешь молчать — молчи. И делай, как знаешь. Но если ты собрался сидеть на месте, то… — мужчина запнулся, решая не заканчивать свою фразу. Он решил, что с его стороны было бы слишком грубо говорить такие вещи. Генри просто развернулся и направился в свою комнату, чтобы поработать за компьютером.       Сал выдохнул с облегчением. Почему-то этого разговора с отцом он боялся больше, чем всего того, что должно последовать после этого.       На следующий день Фишер снова проснулся не под будильник. На этот раз из рации, лежавшей совсем рядом, начал доноситься нетерпеливый голос.       — Подъём, Салли-Кромсалли, — доносилось из рации.       Сал лениво поднялся с кровати, взял рацию и расчёску и подошёл к зеркалу, говоря в рацию:       — Я здесь, Схералли, — со вздохом сказал Фишер и положил рацию рядом, в это время начиная расчёсывать волосы.       — Ты где вчера пропадал? Я тебя в школе не видел и по рации ты не отвечал.       — Прости, что не предупредил. Мне просто было плохо, поэтому остался дома, — отчитался Сал, решая, что не будет делиться подробностями.       — А по рации почему не отвечал? — чувствуя что-то неладное, повторил вопрос Ларри.       — Я не слышал, — как ни в чём не бывало, сказал Фишер. Но по телу пробуждались мурашки, ведь Джонсон почти понял, что Сал ему немного врёт и что-то недоговаривает.       — Ну ладно… сегодня ты себя нормально чувствуешь?       — Да, всё в полном порядке, встречаемся в то же время, — нахмурившись, ответил Фишер. Рядом со старым бутоном, который уже начал распускаться, за ночь появилось ещё два таких же, как вчера. И они очень сильно болели, особенно, если прикоснуться. Но боль, несмотря на свою силу, всё же была терпима, а под протезом и вовсе никто не заметит, как Сал слегка морщится.       С каждым днём бутонов становилось всё больше. Но всё же скорость их появления начала становится немного меньше, что, конечно, радовало Фишера. Надевать какую-либо одежду поверх этих цветов было порой очень неприятно, но приходилось терпеть. Кстати говоря, Сал узнал, что нельзя вырывать цветы. Неизвестно, как глубоко успели приникнуть корни и как они вообще располагаются. Так что парень был вынужден контролировать себя. А ведь так хотелось попробовать вырвать хотя бы один малюсенький бутончик…       Ларри замечал, что с Фишером что-то происходит, но голубоволосый отказывался отвечать на любые вопросы. Он переводил тему, просто молчал, а иногда мягко намекал, что не хочет об этом говорить. Порой Джонсону становилось как-то досадно от того, что лучший друг не желает делиться с ним своими проблемами. Чтобы не портить Салу и без того ужасное настроение, которое парень всячески скрывал под смехом и улыбкой, Ларри даже перестал шутить на любую тему, касающуюся каким-либо образом Фишера, будь то его чувства, проблемы, прошлое, настоящее, будущее и так далее. Хотелось хотя бы немного скрасить будни Салу.       На одном осмотре мистер Бин сказал, что у некоторых больных бывает тошнота, порой даже с кровью и лепестками. Фишер в тот день был так счастлив, что у него ничего подобного пока что не наблюдается. Пожалуй, это была единственная радость на фоне всего происходящего.       И даже несмотря на эту болезнь, на ноющее из-за цветов тело, Сал продолжал наблюдать за Ларри. Он продолжал думать о нём, представлять, что было бы, если бы он всё же осмелился и признался в своих чувствах и в том, что у него ханахаки из-за него. И в то же время Фишер продолжал накручивать себя, что ничего не было бы и, возможно, Джонсону стало бы так мерзко, что он перестал бы с ним общаться. В эти моменты цветы заставляли о себе вспомнить, но всё же Сал на прекращал думать о плохом, не обращая внимания на боль. Она не была ему приятной, но всё равно Фишер не предпринимал ничего, чтобы хотя бы немного уменьшить её.       Примерно на второй неделе цветы начали появляться не только на спине. Один цветок уже был замечен на плече и один — ближе к запястью. Последний приносил особенно много боли, но на осмотре Сал сказал, что всё нормально, и ничего нового он ещё не чувствует.       Что касается психолога… доктор Откин, так звали этого усатого мужчину, сидящего в кресле напротив голубоволосого, был очень приятным в общении. Фишеру приходилось снимать при нём протез, но лицо врача никак не менялось. Парень себя чувствовал даже как-то спокойно, будучи без «маски», которая была той самой вещью, без которой он не мог себе позволить показаться перед людьми. Откин обычно не задавал вопросы, а начинал какую-то беседу, в течение которой Сал порой делился своим мнением. В это же время мужчина что-то записывал в свой блокнот. В общем, идя к психологу, Фишер не проклинал всех вокруг и порой даже хотел этого, потому что болезнь, свои чувства и всё с ними связанное он мог обсудить только с врачом.

***

      Это был последний урок. Сал давно справился с тестом по алгебре и сдал свою работу. Теперь же он витал в облаках, порой просматривая, что написал рядом сидящий Ларри. Вчера Фишер целый вечер объяснял ему тему и вроде бы Джонсон что-то понял. По крайней мере, он пытался что-нибудь решить, а не сидел и тупил, как обычно. Сал даже чувствовал себя каким-то героем. Будто, объяснив алгебру, он уже сделал что-то невероятное для Ларри. Но вообще, голубоволосый всегда был счастлив, когда была возможность помочь Джонсону, даже если это какая-то мелочь, о которой шатен не вспомнит уже через месяц.       После урока парни подошли к шкафчикам, чтобы положить туда некоторые вещи. Сал что-то увлечённо рассказывал, когда внезапно сзади раздался смех и кто-то оттянул воротник его свитера. Смех стал ещё громче. Фишер обернулся, замечая перед собой всеми известного Трэвиса Фелпса. Сал сразу понял причину его смеха. Пару дней назад у него на шее появился очередной цветок и чтобы его никто не увидел, парень стал надевать свитер с высоким воротником.       — О боже, я так и знал, что это цветы, — вдруг крикнул Трэвис, не в силах сдерживаться. А ведь Фишер только хотел сказать что-то неприятное ему, чтобы блондин держал язык за зубами. — И кто же этот бедняга? Я даже не сомневался, что если и влюбишься, то только невзаимно. Ты только одно скажи. Это заразно?       — Хочешь проверить? — спокойно спросил Сал. Фелпс не придумал, что ответить, потому голубоволосый вместе с Ларри просто направились на выход из школы.       — Цветы? — ничего не понимал Джонсон, который еле поспевал за куда-то спешащим другом. Он ждал объяснений, но получил только молчание. — Фишер, стой, — не выдержал Ларри, сильно схватив Сала за руку чуть выше запястья. Примерно в этом же месте был цветок.       — Отпусти, пожалуйста, — протороторил голубоволосый, чуть не вскрикнув. Во всей руке он ощутил сильную боль, будто в неё вознзили тысячи шипов. Джонсон не ожидал такой реакции, поэтому быстро убрал руку. Шатен был в таком шоке от того, что сейчас происходит, что совершенно забыл, что хотел узнать. Только через несколько секунд до него пришло примерное осознание того, что могло бы стать причиной плохого настроения и странного поведения Сала. — Не задавай никаких вопросов. Просто пошли домой, — стараясь не делать никаких резких движений рукой, попросил Фишер.       Парни всю дорогу молчали, пока не дошли до Апартаментов. Сал вызвал лифт, который ехал с пятого этажа. Но всё же Ларри решил начать разговор.       — Ты мне что-то не рассказываешь. Скрываешь что-то в последнее время, — сказал Джонсон. — Мы сейчас идём ко мне и ты всё рассказываешь, во всех подробностях.       — С чего ты взял, что мы сейчас идём к тебе? — нахмурился Фишер. Сейчас об этом он не хотел говорить и вряд ли захочет потом.       — С того, что я хочу всё знать.       Говорить «нет» Сала никто не научил, тем более, Ларри, поэтому парни уже были на цокольном этаже. Они зашли в комнату Джонсона, бросая рюкзаки прямо около дверей. Фишер занял своё любимое кресло, уже не обращая ни на что внимания. Ларри перенёс второе такое же кресло из другого конца комнаты поближе к Салу и сел напротив него, ожидая начала рассказа.       — Хватит на меня так смотреть, — растерянно попросил голубоволосый. Сейчас ему так хотелось занять чем-нибудь пальцы, но приставки под рукой не было.       — Я не перестану это делать, пока ты всё мне не расскажешь и не ответишь на все мои вопросы.       — Мне нечего тебе рассказывать.       — Правда?       — Да. Что я могу скрывать от тебя? — продолжал врать Сал, прекрасно понимая, как же это глупо после того, что Ларри услышал в школе от Фелпса. Но была надежда на то, что Джонсон сбросит это на тот самый разговор, суть которого понимают только его участники.       — Фишер, — серьёзно сказал шатен. Как же Сал ненавидел, когда Ларри называл его по фамилии. Но по крайней мере, так можно было сразу понять, что Джонсону сейчас не до шуток, — я же вижу, что ты мне врёшь. Ты будешь сидеть здесь, пока я не узнаю всё, что хочу. Или ты хочешь, чтобы я сам всё проверил, а потом строил свои догадки?       — Хорошо, у меня ханахаки, — признался Фишер, после чего снова замолчал. Ларри продолжал на него смотреть и чего-то ждать. — Это когда цветы на теле растут, — объяснил Сал, думая, что это хочет услышать Джонсон.       — Дальше?       — Это всё, — тихо сказал голубоволосый. Ларри посмотрел на него с каким-то недоверием.       — Ладно. И кто же она? — спросил шатен. Только сейчас Фишер заметил, как друг нервно прикусил нижнюю губу. Сал молчал, смотря Джонсону прямо в глаза. Что бы Ларри с ним не делал, он не станет ничего ему говорить. — Сал, ты достал. Рассказывай.       — А что тебе это даст?       — Как минимум, я волнуюсь и хочу всё знать.       — Я скажу, но ты пообещаешь, что мы больше не будем о ней говорить и ты не будешь меня заставлять идти и признаваться.       — Обещаю, — кивнул Джонсон. Он был готов на любые условия, чтобы просто узнать.       — Это Стейси, — соврал голубоволосый, чтобы просто больше никогда не затрагивать эту тему. Ларри не нарушит своё обещание, Сал это отлично знал, так что пусть думает, что Фишер влюблён в достаточно симпатичную девушку из их параллели.       Сал заметил, что Джонсон как-то грустно улыбнулся. Но парень не обратил на это внимания, решая, что шатен просто не был готов к такому ответу.       После того дня Ларри стал более внимательным к Фишеру. Голубоволосый не совсем понимал этой перемены, но он не стал предъявлять какие-либо жалобы, поскольку их не было. Ему только приносило удовольствие наблюдать, как Джонсон интересуется его самочувствием и тому подобное. У шатена появилась привычка говорить по рации ещё и ночью. Обычно уже была глубокая ночь, но из-за бессоницы Сал в это время просто лежал и рассматривал потолок, рассуждая о том, что будет дальше. В это время из рации доносился голос и Фишер с радостью отвечал ему. Ларри задавал какие-то вопросы насчёт ханахаки, будто готовился и сам заболеть.       — А тебе из-за этих цветов очень больно? — спросил однажды Джонсон.       — Ну, представь, что кто-то взял верёвку с иглами и обмотал ею тебе руку, очень сильно затягивая.       — Да, пожалуй, это очень больно, — сделал вывод Ларри, заставляя усмехнулся Сала.       Когда-то Фишер отошёл, чтобы сделать чай. Когда он вернулся в свою комнату, где сидел шатен, Сал заметил, как он читает о ханахаки на той самой распечатке. Голубоволосый сел рядом, всё так же держа в руках две чашки чая.       — Держи, — сказал Фишер, притягивая Ларри одну из них. Джонсон поднял взгляд, после чего взял напиток и отложил распечатку. — Вообще-то, трогать чужие вещи без спросу не очень хорошо, — заметил Сал.       — Прости, не удержался.       — Ну что, кошмары на ночь тебе обеспечены? — рассмеялся Фишер, получая в ответ грустную усмешку. В последнее время голубоволосый стал часто замечать её на лице Ларри.       — Ну, это реально стрёмно. Типа… даже не знаешь, когда это может случится.       Сал не сразу понял, что Джонсон имел в виду под «этим», но когда вспомнил, что корни продолжают разрастаться, всё встало на свои места.       — Если честно, меня удивляет, что ты так спокойно к этому относишься, — признался шатен. Фишер пожал плечами, приподнимая протез и отпивая немного чая.       — Нет смысла лежать и впадать в депрессию. Меня ведь не лишили возможности наблюдать за… ней. К тому же, мне это идёт на пользу, если я не думаю о плохом.       — Но в любой момент ты можешь… ну…       — Плевать, — немного резко сказал Сал. — Может, это даже к лучшему. Жизнь — комедия, а смерть — в ней финальная шутка. Нужно проще относится к этому.       — Легко сказать, — задумчиво произнёс Ларри.       С каждым днём цветы причиняли всё больше боли. Фишер перестал об этом молчать на осмотре, из-за чего мистер Бин выписал ему более сильные таблетки. Не сказать, что они сильно помогали, но это было лучше, чем ничего.       Сал заметил, что цветы в основном растут ночью. И именно тогда боль была самой острой, порой даже слишком. Пока Джонсон задавал очередные вопросы, что-то рассказывал, Фишер старался не издавать никаких звуков.       В одну ночь всё проходило достаточно спокойно. Сал даже удивился, но он наслаждался тихой ночью без приключений. Ларри снова что-то спрашивал, что-то рассказывал, развлекая Фишера. Голубоволосый слушал его и в это же время представлял, будто Джонсон сейчас сидит рядом с ним. Это чувство, будто он сидит не в одиночестве, а с Ларри, как-то грело душу изнутри.       Внезапно по всей руке, на запястье которой был цветок, разлилась боль, которая с каждой секундой становилась всё сильнее. Сал прикусил губу и отпустил кнопку на рации, чтобы Ларри ничего не слышал. Он продолжал говорить, пока голубоволосый уткнулся лицом в колени. Было настолько больно, что Фишер еле сдерживал слёзы.       — Сал? Всё нормально? — уточнил Джонсон, заметив, что из его рации не слышно даже дыхания друга. Сал очень растерялся, но всё же взял рацию, стараясь скрыть дрожь       — Да, всё в норме, — ответил он, потом отпустил на пару секунд кнопку, чтобы собраться. — Так о чём…       Фишер не договорил, потому что уже просто не мог сдерживаться. Слёзы потекли по щекам, а Сал закрыл рот рукой, чтобы не крикнуть среди ночи. Он не хотел разбудить отца и вообще все Апартаменты.       — Фишер, если я не буду тебя слышать, я поднимусь к тебе, — сказал Ларри как-то грозно. — У тебя точно всё в порядке?       А что Сал должен был ответить? Единственное, на что он сейчас способен — рыдать, как не рыдал никогда. Но и заставлять переживать Джонсона он тоже не хотел. Если Фишер начнёт говорить сквозь слёзы и боль, вряд ли получится убедить шатена в том, что всё хорошо.       — Я поднимаюсь, — предупредил Ларри и хотел уже направился к лифту, когда из рации донеслось.       — Нет, не надо, — дрожащим голосом попросил Сал. Он не отпускал кнопку, из-за чего Джонсон прекрасно слышал его всхлипы. — У меня всё хорошо. Если не ошибаюсь, ты говорил про какие-то очень крутые… — Фишер запнулся, но всё ещё нажимал на кнопку, чтобы Ларри слышал его, — краски…       — Что с тобой там происходит? — продолжал спрашивать Джонсон. Сейчас, когда вместо тишины он слышал всхлипы и какие-то странные звуки, он стал волноваться в два раза больше.       — Не обращай внимания, — добро произнёс Сал, стараясь улыбаться, чтобы тон получился максимально нежным, но всё же боль не позволяла подделывать позитив.       — Я не могу не обращать внимания. Знаешь ли, это не очень смешно, когда не можешь ничего сделать, пока у человека, с которым прямо сейчас говоришь, что-то происходит. Если тебе нужна помощь, я могу подняться.       — Я же сказал… всё нормально. Мне просто болит рука. Это скоро пройдёт…       — Так сильно болит, что прямо плачешь? — нахмурившись, спросил Ларри. — Ты же понимаешь, что такие боли сами по себе не проходят?       — Да знаю я, — уже не сдерживая слёз, ответил Фишер. — Такое ощущение, что… что мне пытаются разорвать в клочья эту руку. Это так больно… — признался он. Так хотелось хотя бы с кем-то поделиться тем, что он сейчас чувствует, чтобы кто-то знал, как ему плохо, чтобы самому себе доказать, что он не один, что есть человек, знающий, каково ему.       — Если хочешь, можешь прийти ко мне. Я не говорю, что ты должен. Но я буду не против, если ты захочешь всё же спуститься, просто знай. Только не отпускай кнопку, ладно? Я хочу слышать тебя.       Где-то минут пять Сал ещё терпел эту боль, надеясь, что рано или поздно, но она всё же закончится. И всё же он встал с кровати, бросив в рацию быстрое «Я спускаюсь». Парень не мог прийти без протеза, поэтому через «не могу» всё же застегнул верхний ремешок, надеясь, что этого хватит. Он старался не издавать никаких звуков, выходя из квартиры. Лифт доставил Фишера на минус первый этаж. Только Сал хотел открыть дверь, когда она сама открылась. На пороге показался Ларри, который лишь мягко улыбнулся.       — Моей мамы дома нет и звукоизоляция здесь отличная. Так что можешь не сдерживаться.       Фишер уже не мог вообще ничего терпеть, поэтому заплакал с новой силой прямо перед Джонсоном, не успев даже сделать шаг. Ларри вздохнул, заводя голубоволосого в квартиру. Он закрыл дверь и повёл Сала в комнату. Джонсон сел на кровать, посадив рядом и друга. После этого он обнял его одной рукой, заставляя Фишера уткнуться ему в плечо. Голубоволосый не был готов, что Ларри будет так близко, но всё же обнял его в ответ здоровой рукой. Вторую руку всё ещё буквально разрывало от боли. Казалось, будто вместо крови по венам теперь движутся шипы этих чёртовых цветов. Джонсон накрыл руку Сала своей, начиная гладить её большим пальцем, пытаясь таким образом хотя бы немного отвлечь Фишера. Спустя несколько мгновений Ларри потянулся к ремешку фиксации на протезе Сала и расстегнул его. Голубоволосый только хотел возразить, когда Джонсон сказал:       — Я не смотрю.       Протез уже лежал рядом с его обладателем, пока Фишер мог насладиться теплом чужого тела, которое он ощущал щекой.       Минута сменялась минутой. Парни потеряли счёт времени. За своими приятными мыслями о том, что Ларри рядом, Сал даже не заметил, как боль начала пропадать и сейчас уже была фактически незаметна. Он чувствовал лишь слабое покалывание в районе, где рос цветок.       — Ты как?       — Уже лучше, — улыбнулся Фишер. Он понимал, что стоит уже отцепиться от Джонсона, надеть протез и желательно пойти домой, но не было никакого желания отдаляться от Ларри хотя бы на сантиметр. Такой возможности, скорее всего, больше не будет. Но всё же когда-нибудь Салу пришлось бы выпустить из своих объятий шатена.       — Слушай, я давно хотел тебя попросить, — внезапно сказал Ларри, когда Фишер собирался взять протез, — покажи мне своё лицо.       — И что тебе это даст? — задал свой любимый вопрос голубоволосый.       — Ну… я не знаю, как это объяснить.       — Как-нибудь, — усмехнулся Сал, расслабляясь в объятиях друга. Теперь у него есть дополнительные минуты удовольствия.       — Мне порой кажется, что ты мне не доверяешь. Прячешь все эмоции под протезом. Мне иногда сложно даже понять, что ты улыбаешься. Да это в принципе странно. Я вроде бы общаюсь с тобой, но не знаю, как ты выглядишь.       — А стал бы ты общаться со мной, если бы знал, как я выгляжу?       — Да, — не понимая, в чём, собственно, Сал видит проблему, ответил Джонсон.       — Я сомневаюсь.       — А какая разница, какое у тебя лицо? Ты же сам от этого хуже не становишься. Или ты автоматически превращаешься в Сатану, когда человек увидел тебя без протеза?       — Нет, — рассмеялся Фишер.       — Тогда почему я должен перестать с тобой общаться?       — Потому что… подожди, я запутался, — продолжал смеяться Сал. Но после этого он стал полностью серьёзным. — Я не думаю, что общаться с монстром очень приятно. К тому же, ни у кого ещё не появилось такого желания.       — А я здесь просто так уже несколько минут пытаюсь на это намекнуть. Не в том смысле, что ты монстр, а в том, что общаться я буду с тобой в любом случае.       — Ты же понимаешь, что я всё равно не покажу тебе ничего?       — Ладно, бери свой протез, я не смотрю, — признал своё поражение Ларри, закрывая глаза.       Фишер выбрался из тёплых объятий и взял протез. Сал посмотрел на Джонсона, который всё ещё сидел с закрытыми глазами, терпеливо ожидая, когда голубоволосый наденет «маску». После всего того, что сказал Ларри, Фишеру было как-то стыдно снова прятать лицо под протезом. Может, шатену действительно важно следить за всеми его эмоциями. Мне порой кажется, что ты мне не доверяешь. Сал прокручивал эту фразу у себя в голове, думая, как можно было дойти до такого, чтобы у Джонсона возникало такое ощущение. У Фишера фактически не осталось секретов от Ларри, а он думает, что он ему не доверяет. Сал чувствовал себя так паршиво. Вроде бы он правильно поступил, не позволяя Джонсону увидеть своё лицо, но с другой стороны, выходит, он действительно не доверяет ему, не верит, что после этого он не бросит его.       — Ты всё? — спросил Ларри, которому показалось, что за это время можно было несколько раз уже снять и надеть этот протез.       — Да, можешь открывать глаза, — тихо сказал Фишер, отложив «маску» в сторону.       Джонсон открыл глаза и направил взгляд на Сала, уже начиная разговор, но его лицо резко изменилось. Ларри не ожидал, что голубоволосый всё же снимет протез. Но удивление очень скоро сменилось улыбкой, а внимательный взгляд рассматривал каждый шрамик, каждую черту лица. Фишера это очень смущало, но он старался это скрыть. Всё же решение показать Джонсону лицо вышло слишком спонтанным. Сал не успел порассуждать на эту тему. И сейчас он не знал, как это может кончится. Хотя первая реакция Ларри была очень даже хорошей. Голубоволосому было действительно приятно увидеть улыбку Джонсона, рассматривающего весь этот ужас.       — Что скажешь? Или лучше промолчишь? — попытался улыбнуться Сал.       — Как по мне, всё не так плохо. Ты описывал своё лицо, как сплошное мясо, но ведь это вообще не так. И… у тебя красивая улыбка.       Фишер на секунду затормозил, пытаясь понять, шутит ли Ларри. Но нет, он был полностью серьёзен и даже не думал о каких-то шутках. Сал после этого сразу перевёл тему, но больше не надел сегодня протез. Целую ночь парни провели вместе, смотря фильм, потом играя в приставку, а после этого они о чём-то рассуждали. Фишер очень странно себя чувствовал. Будто к нему возвращаются силы. У него даже сложилось впечатление, будто кто-то поставил его на зарядку и осталось совсем немного до ста процентов.       На следующий день Сал заметил, что пяти цветов уже нет. Они просто исчезли, оставляя лишь след в виде небольшой ранки после себя. Остальные бутоны стали немного сухими, будто они были на грани гибели. Фишера это очень удивило, но он решил, что всему причиной те невероятные эмоции, которые он испытывал, находясь рядом с Ларри.       Однако, к сожалению, после этого Сал не продолжил идти на поправку.       Очень скоро на месте старых цветов появились новые. Фишер заметил у себя кашель, но он решил, что это очень скоро пройдёт. Но всё же через пару дней вместе с кашлем в руке у Сала начали оставаться лепестки от цветов, которые он успел возненавидеть. Порой на самых краях этих лепестков можно было наблюдать капли крови. Мистер Бин не знал, что делать. Кашель не встречался ещё ни у кого. А после того, как Сал рассказал ему о том случае, когда ему очень сильно болела рука, врачу пришлось выписать Фишеру ещё более сильное лекарство и сказал пить по три таблетки каждый день в определённое время. Парень тогда чувствовал себя, как какой-то пенсионер с кучей болячек, который уже по часам пьёт таблетки. Из-за этой идиотской болезни у него порой болело всё тело, что заставляло сравнивать себя со стариком ещё больше. С Ларри, конечно, Сал никакими из этих новостей не делился. Не хотел заваливать его своими проблемами. Но всё же Джонсон заметил, как часто теперь приходится принимать Фишеру таблетки и как ему порой становится больно от этих цветов. Тем более, не видеть, как Сал стал кашлять, стараясь незаметно выбросить лепестки, было невозможно. Так что Ларри без слов понимал, что всё становится только хуже.       Кстати говоря, уже вся школа знала, что у Сала Фишера ханахаки. Над ним подшучивали, шептались за спиной, косо смотрели. Но всё же никто не знал, кто стал виной болезни Фишера. Хотя, если бы честными, Эшли и Тодд, лучшие друзья Джонсона и Сала, стали догадываться, что запал голубоволосый точно не на девушку, а на парня. И они уже знали на какого. Они не понимали, как можно не заметить, как Фишер смотрит на Ларри, как всегда старается ему помочь даже там, где помощь шатену даже не нужна. Таким образом, эти двое не просто догадывались, а прекрасно знали, кто Салу небезразличен.       Однажды ребята договорились собраться все вместе у Джонсона, чтобы просто весело провести вечер. У Лизы была ночная смена, поэтому вся квартира была на Ларри. Ближе к шести все собирались. Эшли расположилась на кровати Джонсона, Тодд бросил на пол подушки для себя, а Ларри с Салом сели на любимые кресла.       — Чем займёмся? — спросила Кэмпбелл, смотря на каждого по очереди.       — У меня есть карты, — предложил Джонсон, но эту идею никто не поддержал. Было ещё много идей, но все они были отвергнуты.       — Как насчёт правды или действия? Мы давно уже не играли, — вспомнил Моррисон. Все задумались и в итоге Ларри с Эшли согласились. Фишер не очень любил эту игру, поэтому всегда отказывался. Парень взял свою приставку и развлекал себя сам, пока все остальные уже активно играли в правду или действие.       Уже играла какая-то музыка, пока ребята уже который круг подряд играют. Сал наблюдал за ними, иногда помогал придумывать вопросы или действия. Фишер сидел достаточно далеко от всех остальных, чтобы на него не обращали внимания. Пока загружался очередной раунд на приставке, он поднимал взгляд, чтобы посмотреть, чем занимаются все остальные.       Вот очередь дошла до Эш. Девушка хитро посмотрела на Джонсона, от чего ему стало не по себе.       — Ларри, правда или действие? — спросила она, стараясь не улыбаться.       — По правилами ты уже не можешь выбрать правду, — предупредил Тодд, кажется, понимая, что собирается сделать Эш.       — Ладно, тогда действие, — пожал плечами шатен, понимая, что особого выбора у него нет.       — Поцелуй Сала, — улыбаясь, сказала Эшли. Услышав своё имя, Фишер отвлёкся от приставки.       — Что? Я не буду это делать, — сразу запротестовал Джонсон.       — Вы о чём вообще? — не понимал Сал, который совершенно не вслушивался в их разговор.       Ларри посмотрел на Фишера как-то неуверенно, но после этого снова обратился к Эшли:       — Я не могу это сделать. Это уже слишком.       — Целоваться не умеешь? — рассмеялась Эш вместе с Тоддом. И тут Сал понял, какое у Джонсона действие.       — Да не в этом дело, идиоты, — закрывая глаза рукой, сказал Ларри.       — Да ладно тебе, один раз не пидорас, — поддержал Кэмпбелл рыжий.       — Вам так сложно придумать другое действие? — не понимал Джонсон, на что оба кивнули, смеясь. — А вы у Сала не хотите спросить?       — Спроси. В чём проблема? — будто всё очень просто, сказала Эшли.       Фишер наблюдал за всем этим с большими глазами. Но всё-таки его немного задевало то, что Ларри отказывается, придумывает какие-то отговорки. Хотя, голубоволосый и не ожидал другой реакции.       Джонсон ждал, когда друзья наконец решат придумать что-нибудь другое, но этого не происходило. Парень даже предлагал сыграть во что-нибудь другое, на что получал отказ и смех. Сал смотрел на эту сцену. Он сам не знал, кого сейчас поддерживает, но конечно, ему бы хотелось, чтобы Тодд с Эшли выиграли в этом споре.       — Сал, скажи им, что ты против, — попросил Ларри, с мольбой смотря на Фишера.       — Это игра и у него такое действие, — сказала голубоволосому Эш, что подтвердил и Моррисон. Все пытались привязать парню свое мнение, пока Сал не сказал, перебивая всех:       — Если Ларри неприятно, то не нужно его заставлять. Придумайте другое действие.       Фишер опустил взгляд, потому что молчание, наступившее после его слов, до безумия начало его смущать. Он запустил новый уровень на приставке, таким образом показывая всем, что он всё сказал.       — Всё с вами ясно, — вздохнула Эшли, понимая, что сегодня можно не ждать чего-то интересного.       — Ладно, — внезапно сказал Джонсон, когда девушка собиралась дать ему другое задание. Шатен направился к Салу, который сразу же заметил это, но из-за напряжённого момента в игре, не стал отвлекаться. Ларри сел рядом с Фишером в ожидании, когда тот обратит на него внимание. — Ты целоваться хотя бы умеешь?       — Тебе честно? — усмехнулся голубоволосый, думая, что Джонсон это не в серьёз. Он потерял надежду на то, что Ларри действительно поцелует его.       — Желательно.       — Умею, но очень плохо.       — Это решаемо. Снимай протез.       — Чего? — не понял Сал, чуть не пропустив врага на приставке. Парень засмеялся. — Ещё скажи, что ты реально собираешься это делать.       — Ну… если ты не против.       Фишер посмотрел на Ларри, наконец-то понимая, что он серьёзно собирается выполнять это действие. Уровень был успешно провален и теперь Салу придётся проходить заново ещё и предыдущий, но его это не сильно расстраивало. Он положил недалеко от себя приставку и потянулся к нижним ремням фиксации. Он не собирался снимать полностью протез. Будет вполне достаточно того, что Сал приподнимет его.       — И вы целуетесь, пока я не скажу «Стоп», — добавила Эшли.       — В смысле? В условиях такого не было, — возмутился Джонсон, который уже готовил план мести.       — Теперь есть.       Ларри придерживал протез Фишера, пока тот терпеливо ждал, когда всё начнётся. Голубоволосый всё ещё не верил, что Джонсон всё-таки поцелует его, поэтому не особо волновался. Хотя небольшой страх того, что Ларри сейчас реально начнёт его целовать, и Сал облажается, присутствовал. Ну, и ещё Фишера немного пугало то, что он абсолютно ничего не видит. Зря уровень проиграл. Но попробовать, конечно, стоило…       Только Сал подумал об этом, когда почувствовал чужие губы на своих. Фишер растерялся, но всё же начал отвечать, стараясь повторять то, что делал Джонсон. Голубоволосый лишь имел представление о том, как всё это происходит, которого, безусловно, было мало, чтобы быть спокойным. Ларри чувствовал, как Сал боится сделать что-то не так, но ничего лучше, чем свободной рукой накрыть чужую, он не придумал, чтобы снять это напряжение, которое ощущал Фишер. Не сказать, что Сал стал от этого более уверенным, но ему однозначно нравилось чувствовать чужое тепло. Неосознанно голубоволосый положил руку на плечо Джонсону, но сообразив, что только что сделал, он не исправился, решая, что это вполне нормально. Салу сносило крышу то, что это происходит с ним. Ларри целует так нежно, так приятно ощущать его руку на своей…       — Стоп, — сказала довольная Эш.       Джонсон отстранился, незаметно для всех усмехаясь. Фишер поправил свой протез, после чего его оставили в покое. Под «маской» не было видно, как он улыбается, что конечно, было парню на руку. Сал вспоминал каждый момент, каждую секунду. Таким счастливым он ещё никогда себя не чувствовал.       Через час Тодд с Эшли пошли домой, поскольку у них были ещё какие-то дела. Фишер остался у Ларри и, пока шатен закрывал за друзьми дверь, пытался заново пройти уровень на приставке. Мысли об этом поцелуе не давали ему сосредоточится, поэтому парень всё время проигрывал.       Джонсон вернулся в комнату и включил Смысловую Фальсификацию, поскольку Сал никогда не был против вместе послушать их песни. Шатен как-то виновато смотрел на Фишера, что голубоволосый, конечно же, замечал, но старался не обращать внимания. Но от этого взгляда у него не получилось сконцентрироваться даже на собственных мыслях, не говоря уже об игре.       — Почему ты так смотришь? — всё же спросил Сал, когда в очередной раз проиграл.       — Прости, — извинился непонятно за что Ларри.       — Что-то случилось? — пытаясь всё-таки понять, что не так, задал новый вопрос голубоволосый, на что ничего не получил. — Ты можешь мне рассказать, что угодно.       — Я… насчёт того, что произошло. Когда я отказывался выполнять это действие, я не имел в виду, что мне неприятно. Мне казалось, что тебе не понравится эта идея.       — Ясно. Не переживай из-за этого, всё нормально, — улыбнулся Фишер, чего, конечно, Ларри не видел, но тем не менее, он тоже улыбнулся в ответ.       Сал пришёл домой очень поздно, поэтому сразу лёг спать. Пока он не уснул, всё время думал о том поцелуе, о тех ощущениях. Фишеру было плевать, что Джонсон сделал это только потому, что у него было такое задание. Парень был в таком восторге, что не замечал такие мелочи. Сегодня его не мучали боли, бессоница и плохие мысли.       На следующий день Сал проснулся, чувствуя какую-то лёгкость, уже непривычную ему. Он не ощущал уже никакой боли, даже самой маленькой. Парень подошёл к зеркалу, чтобы взглянуть на себя.       — Как-то цветов мало, — задумался Фишер, начиная их считать. Вместо одиннадцати бутонов теперь на его теле осталось всего лишь три маленьких и очень сухих. У них явно осталось совсем немного времени, прежде чем они погибнут. Сал даже удивился. Неужели вчера он был так счастлив, что этого хватило, чтобы убить столько цветов?       После школы Фишер пошёл к мистеру Бину на осмотр. Врач с непониманием посмотрел на парня, когда вместо восьми бутонов заметил только следы, оставшиеся после них.       — Ничего не хочешь мне рассказать? — садясь за свой стол и задумчиво смотря на Сала, спросил Бин.       Голубоволосый вкратце объяснил, что вчера произошло. Без подробностей, только самое важное.       — Что-то не так? — уточнил Фишер, ещё ничего не подозревая, пока врач что-то писал в своём блокноте.       — Ты же понимаешь, что только твоих эмоций на это не хватило бы?       Парень хотел рассмеяться, но сдержался.       — Но хватило же.       — Нет, Сал. На более ранней стадии, может быть, ещё могло бы такое случится, но не сейчас, когда цветы запустили корни уже достаточно глубоко. Сейчас для них эмоции одного человека — это слишком слабый яд.       — Но Вы же сами говорили, что ещё немногое известно о ханахаки…       — Ты будешь сейчас со мной спорить? — подняв одну бровь и усмехнувшись, перебил мистер Бин Фишера. — Я тебе ещё раз повторяю: у тебя цветы настолько развиты, что только твои позитивные эмоции для них сравнимы со щекоткой. Как бы ты вчера не был счастлив, всё равно этого было бы мало, чтобы убить сразу восемь бутонов. Тебе нужно будет вернуться к более слабому лекарству, а также…       Сал пытался слушать то, что говорил врач, но всё же его мысли были далеко от этого. Только твоих эмоций на это не хватило бы. Что это значит? Мистер Бин хочет сказать, что Ларри тоже что-то чувствует к нему? Бред, какой же бред…       Фишер решил сразу с этим разобраться, поэтому вечером пришёл к Джонсону. Ларри в этот момент снова рисовал и ничего не слышал за очень громкой музыкой. Сал прошёл в комнату и сел на кровать друга, наблюдая за ним. Как ему всё сказать? Как достать все ответы, которые волнуют Фишера, но при этом сделать так, чтобы Ларри не догадался о чувствах Сала, если вдруг всё-таки он ничего, кроме дружбы, не может ему предложить? Голубоволосый думал об этом, когда музыка внезапно выключилась. Парень и не заметил, как Джонсон оказался в совершенно другом конце комнаты.       — Мне кажется, что ты хочешь о чём-то поговорить, — сказал Ларри, садясь рядом с Фишером.       — Нет. Просто хочу провести время с тобой. Не имею права?       Что они только не делали этим вечером. Смотрели фильм, читали комиксы, обсуждали всякую всячину, рассматривая потолок, рассуждая о самом глупом и непонятном. Но Сал так и не сделал то, ради чего вообще пришёл. У него совершенно не было идей, как можно было бы аккуратно задать интересующий вопрос Джонсону, но при этом ни на что случайно не намекнуть. Так что этот вечер фактически не отличался от всех остальных.       Прошло пару дней. На шее у Фишера снова появился цветок, что, конечно, не обрадовало его. «Я так снова разведу на себе сад», — подумал Сал, смотря на этот маленький бутончик, который ещё не до конца раскрылся.       На физкультуре, пока все занимались на улице, голубоволосый ходил вокруг стадиона, поскольку из-за протеза был освобождён. Он всё ещё продумывал план действий, но до сих пор не появилось никаких идей. Фишер даже начал себя чувствовать каким-то идиотом и трусом из-за того, что не может спросить прямо, кто он для Ларри. Его не волновало то, что эти цветы могут убить его, а Джонсон может предотвратить это. У Сала просто появилалась надежда на то, что шатен может чувствовать к нему что-то.       — Скучаешь? — внезапно раздалось сзади. Фишер вздрогнул, оборачиваясь и замечая Ларри, который начал из-за этого смеяться.       — Ну нельзя же так со спины подкрадываться, — выдохнул с облегчением голубоволосый. — Почему с остальными не играешь? — спросил Сал, увидев, что на площадке всё играли в волейбол.       — Да ну. Неинтересно.       — Всё ясно, ты просто не умеешь даже подавать, — усмехнулся Фишер.       — Я отлично играю, чтоб ты знал. Я просто не хочу.       — Да-да, конечно, я тебе верю.       — Ты проверить хочешь?       — Я и так знаю, что ты не сможешь отбить мяч, — продолжал Сал. Ему просто хотелось побесить Джонсона, чтобы он начал защищать себя и очень мило хмуриться.       — Окей, ты просто хочешь поиздеваться. Я не поведусь на твои провокации, — серьёзно сказал Ларри и ускорил шаг. Как же Фишер не любил, когда он так делал. Этот длинноногий жираф и без этого слишком быстро ходит, а когда он специально ускоряется, Салу приходилось чуть ли не бежать.       — Эй! Ну не дуйся. Я не капли не сомневаюсь в том, что ты профи в волейболе. Только давай мы не будем сейчас бежать.       — А ты не успеваешь? — улыбнулся Джонсон, разворачиваясь и продолжая идти спиной вперёд с той же скоростью. Фишер сначала пытался идти с ним на одном уровне, но потом сдался, останавливаясь. Ларри посмеялся, но всё же подошёл к Салу. — Знаешь, вообще-то, я не для этого сюда пришёл.       — Логично. Не думаю, что ты хотел услышать, как плохо играешь в волейбол.       — Не в том смысле. Ты стал каким-то задумчивым. Мне кажется, ты снова что-то не говоришь мне.       — Снова будешь жаловаться на то, что я тебе не доверяю? — улыбнулся Фишер, стараясь сменить тему.       — Нет, но меня раздражает то, что у тебя что-то происходит, а я не в курсе. Ты уже пару дней какой-то странный. Если не ошибаюсь, это началось как раз после того, как ты сходил на последний осмотр. У тебя точно всё нормально?       — Да, всё просто отлично.       — Ты всегда так говоришь, когда что-то не так. И ты ещё в тот вечер пришёл ко мне. Мне реально казалось, что ты хочешь что-то сказать. Ты всегда смотришь в пол, когда волнуешься или думаешь о том, что будет дальше.       «Когда он успевал за мной наблюдать?» — не понял Сал. Даже сам Фишер никогда не замечал таких мелочей за собой.       — Как ты сам сказал, ты можешь мне рассказать всё, что угодно, — улыбнулся Ларри.       — Мне просто интересно, — тихо произнёс Сал и сразу после этого замолчал. Он не был уверен в том, что правильно поступает, но всё же после того, как собрался с мыслями, продолжил: — Тебе кто-нибудь нравится? Я имею в виду… в романтическом смысле.       Джонсон пару секунд молчал, но после этого рассмеялся. Голубоволосый всё ещё ждал ответа.       — А, ты серьёзно, — осознал Ларри, заметив на себе полный непонимания взгляд Фишера. — Ну… да, есть такой человек.       — А кто это?       — А это уже второй вопрос.       — Теперь мне интересно, что ты ответишь на него, — нетерпеливо сказал Сал. — Ладно, это девушка?       — Да, — вздохнул Джонсон, понимая, что нет смысла спорить с этим существом. А Фишер мгновенно помрачнел.       — Красивая? — задал новый вопрос голубоволосый. Ларри просто кивнул. — Я её знаю? — спросил Сал, стараясь не выдавать через голос то, что чувствовал.       — Нет.       Фишер пробубнил что-то невнятное и начал какой-то совершенно другой разговор. И снова эта пустота, которая заполнила все мысли. За эти пару дней Сал успел поверить в то, что Ларри действительно его любит, но теперь эта вера разбилась, словно стеклянная ваза: мгновенно, с режущим слух звоном, оставляя после себя кучу осколков. Фишер старался об этом не думать, прекрасно понимая, что на пользу ему это в любом случае не пойдёт, но всё-таки неоправданные надежды обычно не оставляют человека равнодушным.       Вечером Сал несколько раз собирался спуститься в подвал, чтобы просто насладиться компанией Джонсона, но всё время передумывал, решая остаться дома, в тишине и одиночестве. Да, сегодня цветы устроили целый пир. Даже смех Ларри не смог заставить Фишера искренне улыбнуться. Сал чувствовал себя таким ничтожеством, таким наивным дураком, который поверил словам врача, ничего не смыслящего, видимо, в этой болезни. Как можно было даже подумать о том, что Ларри мог бы влюбиться в это? Фишер — простой неудачник, который в знак своей невзаимной любви носит на себе эти проклятые цветы, терпит насмешки и оскорбления. Так, возможно, будет продолжаться до самой его смерти, пока цветы не покончат с ним.       Снова день сменялся днём. На теле Сала снова начали появляться цветы. Вот только появлялись они слишком быстро и очень быстро развивались. Парню приходилось их считать каждый день, чтобы точно знать их количество. Пять… шесть… девять… тринадцать. И это всего за четыре дня. Один бутон нашёл себе место на лице Фишера, над чем он даже посмеялся. Сложно, конечно, было назвать эти цветы чем-то прекрасным, но всё же они были красивы, и на лице Сала выглядели необычно.       Это была суббота. Фишер снова пришёл к Ларри. Хотя, стоит заметить, что делать он стал это гораздо реже. Во-первых, не было той радости от этих встреч. Скорее, от этого Салу становилось только больнее. А во-вторых, вернулся кашель, который не являлся чем-то приятным. Наблюдать, как сидящий перед тобой человек кашляет кровью и лепестками — такое себе удовольствие. Но всё же Фишер хотел приходить к Джонсону, потому что несмотря на всё выше перечисленное, он всё равно обожал его. Но просто в таком состоянии Салу нужно начинать думать и о своём здоровье. Что бы он не говорил, но жить он хотел и до жути боялся, что смерть может наступить буквально в следующую секунду.       Голубоволосый снова оказался в комнате друга и сел на кресло, пока Ларри делал очередную зарисовку в скетчбуке. Джонсон лишь кивнул в знак приветствия. Как и всегда, он полностью погружён в рисование. Сал давно перестал стесняться в открытую рассматривать шатена. Пусть говорит и думает, что хочет, но нельзя лишать человека любимого занятия.       — Моя мама на все выходные поехала в другой город. Может, устроим ночёвку? — предложил Джонсон. Он даже отложил на время скетчбук с карандашом.       — Не думаю, что это хорошая идея, — отводя взгляд, ответил Фишер.       — Почему? — не понял Ларри. Сал всегда соглашался на ночёвки, но на этот раз он пожал плечами и смотрел на пол. — Я тебя чем-то обидел?       — С чего ты взял?       — Ты стал меньше времени проводить со мной. Сидишь дома.       — Иногда люди нуждаются в одиночестве, — объяснил Фишер, не желая говорить Джонсону настоящую причину таких перемен.       — Как хочешь.       Сал заметил, что шатену совершенно не нравится его ответ. Голубоволосый понимал, что делает всё правильно, но так хотелось пойти на встречу Ларри и всё-таки согласиться на эту ночёвку. Фишер, конечно, смутно представлял, что будет делать, если вдруг снова начнётся кашель и рядом будет Джонсон, но так хотелось забыть про это.       — Ладно, давай устроим ночёвку, — всё же согласился Сал. Он не особо долго думал об этом, но явно не жалел о своём выборе.       Вечером, когда уже потемнело, парни снова собрались у Ларри. Фишер принёс несколько дисков с фильмами и немного еды, поскольку шатен уже что-то успел купить. На кровати было много подушек и один плед. Наступило время выбирать фильм.       — Это боевик, — положив диск поближе к Джонсону, сказал Сал. — Это уже что-то между фантастикой и тем же боевиком. А вот это романтика.       — Я эти уже смотрел, — указывая на первые два фильма, сказал Ларри и взял последний, чтобы включить его.       — Это очень эмоциональный фильм.       — Сойдёт.       Всё было готово, после чего начался фильм. Парни накрылись пледом и начали разбираться с едой. Время шло с неимоверной скоростью за просмотром фильма, который длился почти два часа. В это время все молчали, только где-то в середине фильма Джонсон предложил снять Салу протез, что парень сделал. Ларри никак не прокомментировал цветок на лице, только как-то грустно взглянул на него.       Эти два часа пролетели незаметно. В фильме был счастливый конец. Возлюбленные всё же остались вместе после всего того, через что прошли. Сал собирался что-то сказать, когда заметил, что Джонсон какой-то странный.       — Эй, всё в порядке? — уточнил Фишер.       — Да, я в норме. Просто что-то в глаз попало.       — Я же говорил, что этот фильм очень эмоциональный, — усмехнулся Сал, замечая, как Ларри вытирает глаза.       — Они заслуживают счастья после всего того дерьма, через которое прошли, — заявил Джонсон.       — Хах, да, — задумчиво произнёс Фишер.       После просмотра фильма парни просто о чём-то говорили. В один момент они начали так громко и долго смеяться из-за одного воспоминания, что у Сала заболели скулы от этого. И всё бы ничего, если бы после радостного смеха он не начал кашлять, не в силах остановится.       — Сал? — всё ещё улыбаясь, произнёс Джонсон, но поняв, что с другом действительно что-то не так, эта улыбка исчезла с лица. — Чувак, всё нормально?       — Да, я сейчас, — еле выговорил Фишер, сразу вставая и направляясь в ванную. Он не полностью закрыл дверь, сразу прижался к стене. На руках уже можно было заметить лепестки цветов, кровь, что, конечно, вместе смотрелось жутко. Сал не мог остановится, кашель становился лишь сильнее с каждой секундой. Голубоволосый даже подумал, что конец близок. Но спустя пару минут это всё прекратилось. Фишер жадно вдыхал воздух, с ужасом рассматривая эту мерзость, что осталась в его ладонях. Кровь запачкала все руки, а несколько лепестков даже упало на пол. Сал усмехнулся, радуясь, что ещё может пожить пару дней. Но в следующий момент он обернулся, замечая в дверном проёме шатена.       — Ларри, не смотри, — отворачиваясь, попросил Фишер. — Я сейчас приду.       Сал привёл себя в порядок, помыл руки, чтобы не выглядеть, как серийный убийца, после чего вернулся в комнату. Голубоволосый сел на кровать и накрылся одеялом.       — Я, конечно, обещал, что не буду тебя заставлять, но ты понимаешь, что ты должен сказать ей? — спросил Джонсон, серьёзно смотря на Фишера. — Тебе становится только хуже.       — Ей нравится другой человек.       — Откуда ты знаешь? Вы разве когда-то говорили?       — Ну… — протянул Сал, рассматривая свои руки. — Это сейчас прозвучит глупо… но я сейчас с ней говорю, если ты понимаешь, о чём я.       — Ты хочешь сказать, что это из-за меня? — уточнил Ларри.       — Ну, я бы сказал в более мягкой форме, но вообще ты прав.       — Почему ты молчал? — пытался разобраться шатен. Его сердце отбивало чечётку. Кажется, он был готов ко всему на свете, но только не к такому ответу.       — Не было смысла говорить, — пожал плечами Фишер. Он всё ещё не поднимал глаза на Джонсона. — Знаешь, после того вечера… ну… когда Эшли сказала тебе поцеловать меня. У меня на следующий день исчезло восемь цветов. И… я подумал, что ты тоже можешь меня любить. Я только поэтому спросил, кто тебе нравится, потому что по словам врача столько цветов погибнуть только из-за того, что я был счастлив, не могло. Ну, в общем, он ошибся, как можно догадаться. Я не говорю, что ты виноват в том что эти цветы сейчас растут с невероятной скоростью. Это лишь мои проблемы. И… — парень замолчал, понимая, какой бред сейчас несёт. У него не было в планах всё рассказывать Ларри, но с другой стороны, Салу стало легче от того, что теперь не нужно это постоянно скрывать. — Ладно, спокойной ночи.       Фишер отвернулся к стене, закрывая глаза и стараясь поскорее уснуть. Ему было так стыдно, но в то же время легко, что парень сам запутался, что чувствует на данный момент. Он жалел о том, что решил остаться на ночь у Джонсона, но уходить тоже не хотел.       — Сал, — позвал голубоволосого Ларри.       — М?       — Нет никакой девушки. Я люблю тебя, но не хотел тебе создавать ещё больше проблем.       — Я же сказал, ты ни в чём не виноват. Не нужно врать. Ложись спать.       Джонсон пару секунд подумал, но всё же лёг рядом. Сал решил, что на этом переживания на сегодня закончились, но он начал сомневаться в этом, когда его обняли сзади.       — Мне без разницы, веришь ты мне или нет. Но всё же я от тебя не отстану.       Фишер чувствовал себя максимально неловко. В объятиях Ларри он боялся даже дышать, уже не говоря о движениях. Снова этот страх совершить какую-нибудь ошибку. Но всё же Сал наслаждался этим теплом, исходившим от рук Джонсона. А это дыхание, ощущаемое на шее… парень готов был отдать всё, чтобы это продолжалось вечность, если не больше.       Прошло некоторое время. Сал всё ещё наслаждался этими моментами, которые не позволяли ему уснуть. Он знал, что Ларри тоже не спит, но всё же ничего не говорил и не делал. «Он не может тебя любить. Он не может тебя любить», — повторял в сотый раз в своей голове Фишер, стараясь заставить себя в это поверить. Но самовнушение не работало, что начинало раздражать парня. И внезапно Сал наплевал на всё и просто повернулся лицом к Джонсону, который сразу улыбнулся. Фишер лёг ещё ближе, так, что расстояние между ними сократилось в несколько раз. Его лицо было так близко… голубоволосый даже не заметил, как кончиками пальцев прикоснулся к щеке Ларри. Он тут же убрал руки, после чего Джонсон усмехнулся. Шатен поцеловал Сала в лоб и обнял его, закрывая глаза. Второй сначала замер, пытаясь принять то, что произошло, но после этого он не смог сдержать улыбку и обнял Ларри в ответ.       На следующий день Фишер проснулся первым. Он открыл глаза и лицо Джонсона заставило его тихо усмехнуться. Сал хотел попытаться снова уснуть, но жажда ему не позволила это сделать. Парень аккуратно убрал руку Ларри, из-за чего второй смешно нахмурился, после чего встал с кровати и тихо вышел из комнаты, направляясь на кухню. Только сейчас Сал ощутил, как на самом деле холодно у Джонсонов. После целой ночи в объятиях Ларри и одеяла простая прогулка от комнаты до кухни казалась путешествием по Антарктиде.       Парень налил себе воды и подошёл к окну. На улице ещё было темно, что было, конечно, чем-то удивительным. Обычно так рано Сал редко просыпается по выходным. Фишер задумчиво рассматривал тёмную улицу, думая обо всём произошедшем. За один только вчерашний вечер случилось больше, чем за весь месяц. Сал улыбался кружке с водой, как идиот. Чувствовал он себя похоже. Так всё глупо вышло…       — Доброе утро. Хотя, я бы сказал, доброй ночи.       Фишер обернулся. К нему подошёл сонный Ларри.       — Чего тебе не спится?       — Прости, что разбудил, — виновато произнёс голубоволосый.       — Нашёл, за что извиняться.       Джонсон обнял Сала, уткнувшись ему в плечо. Поставив кружку на подоконник, Фишер неуверенно обхватил руками шею шатена, снова чувствуя это тепло, которое недавно покинуло его. Через пару секунд он услышал смешок, но не обратил на это никакого внимания. Но уже через мгновение Ларри взял его на руки, держа за ягодицы.       — Ты что делаешь? — на автомате спросил Сал, тут же покраснев.       — Мне всё время кажется, что ты боишься меня касаться. Пытаюсь исправить. Кстати, — Джонсон начал рассматривать шею голубоволосого, — вчера здесь был цветок.       Фишер прикоснулся к своей шее, действительно не находя там бутона. Парень улыбнулся, положив руки на плечи шатена.       — Теперь его нет, — подтвердил Сал, не переставая улыбаться.       Ларри усмехнулся, но после этого его взгляд опустился на губы Фишера. Через несколько мгновений Джонсон посмотрел голубоволосому прямо в глаза, будто спрашивая разрешения. Сал всё понял, накрывая чужие губы своими. Вновь те ощущения, что и во время первого поцелуя. Только волнение заменила какая-то лёгкость. Уже не было того страха перед ошибкой. Осталось лишь желание касаться чужих губ как можно дольше.       Во вторник после школы Сал собирался к мистеру Бину на осмотр. За эти пару дней Фишер ни разу не считал цветы на теле, но он замечал, что с каждым разом их количество становится в разы меньше. Даже как-то непривычно было не ощущать вечную боль из-за этих паразитов. Всё стало каким-то другим. Было так сложно привыкнуть к тому, что можно не скрывать свои чувства, что не нужно снова врать про какую-то Стейси. И так приятно было слышать от Джонсона: «Мы справимся». Сал всегда в этот момент улыбался, потому что был уверен, что скоро он забудет все эти ужасы, связанные с цветами. Единственное, что немного пугало Фишера, что, сказав Ларри о своём выздоровлении, он станет ему ненужным, но Сал старался об этом не думать. Во-первых, не хотелось думать, что шатен врёт, а во-вторых, любовь ведь так быстро не проходит, верно?       Фишер услышал, как открылась входная дверь. Он подумал, что это отец пришёл раньше с работы, но уже очень скоро услышал родной голос.       — А ты куда?       Сал обернулся, замечая Джонсона.       — Я к мистеру Бину. Я же тебе вчера говорил.       — А, — сообразил Ларри, понимая, что зря пришёл. Он собирался уйти, но потом к нему пришла идея. — Я могу с тобой сходить.       — Тебе серьёзно хочется сидеть и ждать, пока сначала я попаду к нему в кабинет, пока он меня осмотрит, пока выскажет своё очень «увлекательное» мнение?       — Мне всё равно нечем заняться.       — Ты сам на это подписался, — посмеялся Сал и взял свой рюкзак.       Всю дорогу до больницы парни о чём-то говорили. Очереди возле кабинета Бина не было, что приятно удивило Фишера. Он оставил свои вещи Джонсону, а сам зашёл в кабинет.       Ларри ждал около двадцати минут. За всё это время он успел несколько раз досчитать до ста, вспомнить всё, чего не добился за эту жизнь и так далее. В общем, он не скучал. И вот наконец-то Сал вышел из кабинета врача. Джонсон протянул ему рюкзак, куда голубоволосый положил какие-то бумажки.       — Ну как? — поинтересовался шатен, когда Фишер уже разобрался со своими вещами.       — Всё плохо, — мрачно произнёс Сал. Если честно, Ларри вообще не ожидал такого ответа. Фишер посмотрел на Джонсона и рассмеялся. — Видел бы ты своё лицо. Я пошутил. У меня больше нет никаких цветов. Я полностью здоров и ты будешь меня терпеть ещё минимум лет шестьдесят.       — Идиотские у тебя шутки.       — Как и у тебя, — широко улыбнулся Фишер.       — И всё же я был прав, когда говорил, что всё будет отлично.       — Да, ты мой спаситель. Самый настоящий герой.       Ларри грустно усмехнулся. Сал заметил, что шатен как-то не очень счастлив его выздоровлению, поэтому взял его за руку и повёл на выход из больницы.       — Что-то ты не рад, — сказал Фишер, когда они уже вышли на улицу.       — Я рад, просто… ты представляешь, как было стрёмно думать о том, что ты можешь исчезнуть буквально в любой момент?       — Ты об этом думал?       — Нет, я должен был быть полностью спокойным, — с сарказмом ответил Джонсон. — В общем, просто забудь. Это уже в прошлом.       Сал улыбнулся, крепче держа руку Ларри в своей.