Сомнительные увлечения Салливана Фишера

– С-сал?? – Л-ларри?? Такого никто из них ожидать не мог, парни уставились друг на друга с одинаковыми пораженно-непонятливыми лицами и с таким же лицом на все это смотрела Лиза. – Так вы что, знакомы уже? – спросила женщина, нарушив повисшее молчание и выведя всех из минутного ступора. – М-мы.. – начал было Фишер, но Ларри оборвал его: – Мы друзья.– фразу шатен подкрепил какой-то уверенной, слегка нахальной улыбкой. Лиза даже не успела еще что-либо спросить, как ее сын уже схватил друга за руку и скрылся за дверью своей комнаты, тот даже пискнуть не успел, хотя прошипел сдавленное «..а-ай..», когда ему, видимо, слишком больно сдавили полученные в офисе раны. - - - - - Ларри был настолько быстр, что Сал совсем ничего не успел сообразить, не то что подстроиться под ситуацию или среагировать, поэтому когда его достаточно грубо зашвырнули в совершенно незнакомую комнату, первым делом парень влетел в какой-то угол стола и, задев кипу лежащих там бумажек повалился набок в кучу непонятного хлама, который хозяин комнаты собирал, видимо, уже целую тысячу лет. – А!.. Прости! Прости пожалуйста! – Джонсон подбежал к голубоволосому, помогая тому выбраться из внезапной ловушки и разглядывая слегка напуганное красное лицо. – Черт, я нихера не аккуратный.. Ты как?! Сал все еще отходил от внезапностей, свалившихся на него, поэтому, не особо задумываясь о заданном ему вопросе, выпалил – Я не хотел делать этого в кафе! Не хотел! Веришь, нет?! Не хотел.. – тут он резко замолчал, потому что во взгляде сидевшего напротив шатена на секунду, может даже еще меньше, проскользнул холодный раздраженный огонек. Огонек этот мгновенно исчез, пропал, и на замену ему пришел привычный дружелюбный блеск, но даже тогда Фишер буквально кожей чувствовал, что Ларри злится на него, злится, но показывать этого почему-то не хочет. Тогда голубоволосый решил спросить прямо. Игры уже порядком надоели. Он выпрямился как мог, все еще задевая спиной какие-то непонятные, принадлежавшие Джонсону штуки, и подняв на того совершенно спокойные голубые глаза спросил: – Ну и, Ла-а-арри~ Насколько.. я мерзкий?~ – снова вылезла какая-то гадкая, несоответствующая настроению улыбочка, превратившая тонкие губы в хищный змеиный оскал. Еще немного и он набросится на шатена, залезая тонкими пальцами тому под футболку, прижимаясь горячими губами к кадыку и всячески касаясь там, где это всего приятнее.. Еще немного..или.. « Возьми себя в руки, дерьма кусок. Хочешь еще сильнее испортить с ним отношения?» – в голове у Сала вдруг возник сердитый, но на редкость рассудительный голос, то был голос разума, а может быть он просто наконец-то научился думать, что делает. Парень подобрался и на этот раз куда более серьезно и без похабных ухмылок повторил – Насколько я мерзкий, Ларри? – М-мерзкий..? – Джонсон нахмурился и поднялся на ноги, окидывая взглядом комнату и нервно сглатывая. Наконец, он подошел к окну и, уставившись в туманную ночь, медленно постановил – Ты вовсе не мерзкий, Сал. Совсем-совсем не мерзкий. Хоть Фишер и не мог этого увидеть, но в голосе шатена явно чувствовалась грустная улыбка, он продолжил: – Конечно, было бы куда проще, если бы ты был мерзким. Проще. Мне было бы проще. – будто бы самому себе, совсем уж тихо бубнил Ларри, – Но к сожалению, даже после всего что было и что может быть, ты не мерзкий. А знаешь что? Похер, смотри. Джонсон резко развернулся по направлению к столу, открыл первый попавшийся ящик и рассыпал по комнате с пол дюжины каких-то рисунков. Приглядевшись к ним, Сал понял, что на всех листах, в цвете и нет, карандашами и красками, углем, пастелью, всем чем угодно, были изображены его грустно улыбающиеся или смотрящие вдаль портреты, с пол дюжины одинаковых, слегка сменяющихся эмоциями лиц. И все они принадлежали ему одному. Голубоволосый просто смотрел на рисунки, переводя взгляд с одного на другой, совершенно растерянный и не знающий что сказать. Повисло молчание. Ларри, не выдержав, решил разрушить эту тишину – Посмотри на них. Разве они не прекрасны? Разве ты.. не прекрасен? Или может ты и впрямь думаешь, что я стал бы так неистово рисовать нечто.. м-мерзкое..? – парня передернуло от одной мысли о том, что сказанное могло бы быть явью, и он поморщился. – Вот, гляди. Под ноги Салу кое-как, с явным пересиливанием себя, был кинут один из портретов. На нем Фишер был больше всего похож на обычного себя, каким он сам привык видеть свое лицо: хищный взгляд прищуренных глаз из под игриво приподнятых бровей, задранный кверху носик и высунутый с явным намеком язычок, растрёпанные волосы и беспорядочно рассыпавшаяся мелкими прядками челка. Портрет был нарисован акриловыми красками, фон был составлен из различных, перекрывающих друг друга цветастых пятен, точь в точь как.. – Таким я увидел тебя в день нашего первого знакомства. – Джонсон ухмыльнулся, разглядывая портрет вместе с притихшим «прототипом». – Ты был таким несдержанным, нахальный и глупый – так я подумал про парня, который подсел ко мне в дешевом загородном клубе и начал всячески мне надоедать. Придурок, побыстрее бы от него отделаться. Как же я охренел, когда этот «придурок» обыграл меня там, где мне, казалось бы, не было равных, вот так вот, играючи и веселясь. Я всерьез испугался тебя, того на что ты способен толкнуть меня, если захочешь. Я уверен, ты точно помнишь, что было дальше. Когда я проснулся утром и наконец-то пришел в себя, первое что я вспомнил было вот такое твое лицо.. Я нарисовал его и больше не вспоминал о чертовом Сале Фишере. Парень закончил едко, будто бы плюнув ядом в растерянного, напряженно сжавшегося голубоволосого, а потом наклонился, выбирая стопку отдельных, интересующих его работ и кладя их поверх провокационного портрета. – Потом мы вдруг столкнулись снова, но в этот раз совершенно по-другому. Я увидел человека, которого раньше никогда не встречал, совершенно другого Сала. Этот улыбался совершенно иначе, шутил и общался как все, самый обычный веселый чел. – снова улыбка, искренняя и уходящая куда-то внутрь, явно проступившая на лице только для самого себя. – Веселый, беззаботный и радостный. – будто бы в подтверждение своих слов, шатен провел рукой по новым, лежащим сверху рисункам, на которых и был изображен тот самый улыбающийся милыми широкими улыбками Фишер, с сияющими глазами и каким-то невероятным счастьем во взгляде. Снова Ларри потянулся куда-то в сторону, громко вздыхая и шурша бумагой, застыв ненадолго, будто бы собираясь с силами. Наконец, он вытащил штук десять очередных своих работ, на этот раз уже с грустными, молчаливыми в своей печали лицами, окруженные синими и серыми красками, они источали внутреннее страдание и боль. Сал сглотнул. Глядя на них хотелось удариться в слезы, но он сдержался, чтобы послушать, что скажет Джонсон. Тот молчал очень долго, подбирал слова, но в итоге просто сказал – Так звучала твоя песня. После нее, я уже не мог перестать рисовать тебя таким. Каждый раз, когда она всплывала у меня в голове, я смешивал самые яркие цвета в палитре, брал самые удобные кисти, представлял самые красивые эмоции, но всегда получалось только это. Шатен снова, в который раз замолчал, позволяя Фишеру все обдумать, а затем решительно встал с пола и подошел к стоящему напротив шкафу. – Иногда я вспоминал наглого, беспардонного Сала из клуба, иногда веселого и беззаботного с приема, а порой печального и задумчивого, в обнимку с гитарой. Я никак не мог понять какой из них настоящий, какой из них не притворяется. Думал, прикидывал, сравнивал.. А потом вдруг осознал. – Ларри одним быстрым движением распахнул дверцу шкафа, внутри на которой висел гораздо больший портрет, чем все остальные. – Я вдруг понял, что ты всегда настоящий. Все это и есть ты. Голубоволосый затаив дыхание смотрел на открывшийся его взгляду холст, где, как на настоящей картине, масляными красками был нарисован он сам: язык был все так же высунут, как и на первом рисунке, но выглядел уже показанным ради забавы, благодаря искреннему, счастливо улыбающемуся взгляду, волосы были заплетены в два растрепанных хвостика, которые ничуть не скрывали темно-фиолетовые, выступившие на шее синяки, которых, судя по задранному вверх подбородку, их носитель ни капельки не стеснялся – портрет был чересчур подробным и вмещал в себя сразу весь спектр состояний Фишера. Он и представить не мог, что может быть таким.. красивым и естественным. По-настоящему естественным. – Э..Это.. – Сал будто бы язык проглотил, догадки яростно роились в голове, то и дело споря между собой. – Это.. – Признание, Фишер. Ты мне, черт возьми, нравишься. Нравишься любым, со всеми твоими хуевыми странностями , потому что я не могу выкинуть тебя из головы, чего бы ты там ни творил, потому что по ночам мне становится тревожно, вдруг « Салли Фишер» решит как-нибудь неудачно развлечься и нарвется на неприятности, потому что вдохновение возникает только когда я думаю о твоих глазах, волосах, губах.. Блять, ты думаешь, я хочу этого??! – Ларри вскипел, не выдержав немой реакции собеседника и с силой ударил по шкафу, возле которого стоял, кулаком. Глухой звук, тут же пронзивший комнату, показался голубоволосому оглушительно громким и болезненным, парень вдруг почувствовал, что обязан что-то сказать, хоть что-нибудь, но в голове от переизбытка эмоций шуршало, подпрыгивая, перекати-поле, и он снова молчал. – Молчишь? Ну и правильно.. Прости, не надо было мне этого говорить, я никак тебя не обременю своими «чувствами», забей. – с этими словами Джонсон направился к двери в коридор, открывая которую спешно добавил – Я за ваткой и перекисью, ты бы видел свои руки. Дверь едва слышно хлопнула, оставив Сала наедине с рисунками, наедине с собой. « Господи, какой я слизняк.. Почему я.. Да какого хера я ему не ответил??!» – Фишер мучался в догадках, поднимаясь на негнущихся ногах с пола и подходя к окну. Там, за холодным стеклом, была черная непроглядная ночь, и не было привычного голубоволосому сада, ярких фонарей или блестящего вдалеке озера, была только пустошь и темнота, но почему-то этот вид нравился ему гораздо больше, он успокаивал и отвлекал. Рука сама потянулась к задвижке, впуская в комнату лютый, пробирающий холодом ветер, Сал наклонился, слегка перегибаясь через подоконник и начал, не отрывая взгляда от пейзажа, настойчиво искать что-то в кармане. Не прошло и десяти секунд, как парень успел нащупать в закромах своей одежды совсем небольшую и относительно новую пачку тонких бабских сигарет, тут же доставая три, четыре, пять.. «Пять будет достаточно» – заключил он, безразлично выбрасывая в окно всю оставшуюся упаковку и поджигая кончики табачных изделий во рту. Он даже не помнил, кто покупал ему эти дорогущие, но совершенно безвкусные сигареты, курил то он раз в месяц, а то и реже, по крайней мере такую чушь. Ларри застал его еще шарящимся по карманам, но отвлекать не хотел. Тихо прикрыв за собой дверь, шатен решил понаблюдать за тем, что будет дальше и вмешался, только когда Фишер сунул в рот сразу несколько сигарет и даже умудрился беспрепятственно прикурить пятью одновременно от слабого, терзаемого сильным ветром пламени маленькой зажигалки. – Ты чего, совсем сдурел что ли? – голубоволосый вздрогнул от его слов, но продолжил неистово затягиваться ударной дозой никотина, будто бы в этом было какое-то спасение. – А ну дай сюда. – Джонсон воспользовался внезапностью и буквально выдернул тлеющие трубочки изо рта тут же возмутившегося Сала. – Да твою мать, мне что, уже покурить нельзя? Я открыл окно, чего тебе еще надо? Чтоб я прыгнул?? – надо же, у него еще были силы на то, чтобы ругаться. – Куришь в моей комнате – делись. – с этими словами шатен сам сделал крупную, самую настоящую затяжку. От этого дерьма его чуть не вывернуло, но он стойко сдержал и рвущийся наружу кашель, и лютое головокружение, и маты, сразу же возникшие в голове. « Как они это курят..? Меня стошнит, если придется еще раз.» Но еще раз не пришлось. Прием сработал как надо и закусивший судорожно губу Фишер промямлил – Н-не надо.. п-просто выкинь эту гадость в окно.. Н-не хочу чтобы ты.. – Чтобы я что? – Ч-чтобы ты был таким же.. п-плохим как я. – один печальный умоляющий взгляд заставил шатена повиноваться, выбрасывая чертовы сигареты и облегченно вздыхая. – Какая забота. После такого ты просто обязан дать мне позаботиться о тебе. «П-позаботиться?! Н-нет, наверное не в том смысле..» – голубоволосый усердно прогонял типичные двусмысленные мыслишки, настойчиво лезущие в голову, ему всерьез подумалось, что это какой-нибудь эвфемизм, тем более, что потом Ларри добавил: – Ну, чего стоишь? Иди к кровати, снимай рубашку, хватит строить из себя дурачка. Тогда уже Сал окончательно опешил – Т-так сразу? Р-разве у тебя не было ко мне.. претензий..? – Каких еще претензий, что? Боже, сколько еще лет мне тебя ждать? – Джонсон буквально вытеснил Фишера к кровати, и тот был вынужден все-таки сесть на мягкое покрывало. Шатен возвышался над ним, ожидая чего-то и голубоволосый не придумал ничего лучше чем потянуться к застежке на брюках парня. – Так, так, так, СТОП. – Ларри протестующе одернул протянутую к себе руку и отскочил на пол метра назад. – ЧТО по-твоему ты сейчас делаешь?! – Ну.. я.. Я подумал, что и так можно начать.. – Фишер потупил взгляд и окончательно растерялся. – Не знаю, о чем ты там подумал, но я собирался обработать уже твои чертовы руки, и я честно не понимаю, как ты собирался впутать в это мои штаны. Черт, погоди, ты что..? Бо-о-оже мой, Фишер… В голосе Джонсона достаточно явно просквозило презрение, от которого виновнику сей реакции жутко захотелось вскочить с места и выброситься в окно, но на самом деле, для шатена, это чувство презрения было никак не связано с голубоволосым. Ларри презирал себя. Презирал за то, что у Сала все было просто, как день, а у него же в голове были кучи ненужных совершенно мыслей, моралей и принципов. Было бы куда проще, если бы он перестал думать хотя бы на мгновенье, позволив себе забыться с этим податливым очаровательным ангелом, но он не позволит. Он просто возьмет сраную ватку, долбаный спирт и сделает вид, что ничего не было. Джонсон тут же выполнил все то, что прокручивал в голове и снова подошел к Фишеру – Пожалуйста. Мне только нужны твои руки, тем более, что грязную одежду все равно придется сменить. Голубоволосый посмотрел на него как-то дико, нахмурился и мелко замотал головой. – Да, черт возьми, чего ты так боишься? – Я.. н-не боюсь.. – голос дрожал как сучка, выдавая Сала с головой, выдавало и то, что парень яростно комкал покрывало позади себя. Вздохнув, он опустил глаза в пол и тихо прошелестел совсем уж поникшим шепотом – Н-ну зачем с-снимать.. всю рубашку? Я п-просто засучу рукава и все.. Если хочешь.. п-переоденусь, но.. не при тебе… – Да ладно, ни за что не поверю, что ТЫ меня стесняешься. – шатен, ухмыльнувшись, потянулся к чужому воротнику, но Фишер перехватил его руку и больно укусил кисть, как какой-нибудь дикий зверь. – Блять! – Ларри схватился за теперь уже больную конечность и, бегло просмотрев ноющее от внезапной атаки место, перевел взгляд на голубоволосого. Тот всем своим видом показывал, что на уступки не пойдет, даже вздернул в упрямой манере носик. – Укушу больнее, если попытаешься снова. – Так, ладно. Хорошо. Как скажешь. Можешь просто засучить рукава. И спрячь, пожалуйста, эти адские клыки. Сал мгновенно повеселел, шутка подняла ему настроение и он, расправившись с рукавами, вытянул вперед руки. На самом деле он сейчас сам впервые видел свои «ранения», ранок было так много, что парень немножко зассал мочить их спиртом, что не укрылось от внимательного взгляда Джонсона, присевшего рядом. – Они не глубокие, щипать не будет. – соврал шатен, чтобы избавить себя от очередной борьбы взглядов или чего там еще придумает Фишер, лишь бы оттянуть момент. Ларри уверенно обмакнул ватку в спирт, обильно ее смачивая, а потом медленно и аккуратно начал проходиться по порезам, снимая с тех слои запекшейся крови и непонятно откуда взявшейся грязи. Впрочем, и рубашка, и джинсы голубоволосого по неизвестным причинам как раз-таки были так же целиком и полностью вымазаны этой непонятной грязью, про которую Джонсон совсем не хотел задавать вопросов. Сал, казалось, и вовсе кайфовал от происходящего, он закрыл глаза, полностью расслабившись и глубоко размеренно дыша. – Люблю запах спирта. – наконец сказал он, втягивая в легкие побольше забористого аромата, – А щиплет больно, но терпимо. «Хах..» – подумал шатен, продолжая делать свою работу, – « Больно, но терпимо. Точь в точь, что я чувствую рядом с тобой.» – Но вслух он сказал – Мама почти закончила лазанью, сейчас дам тебе кое-какую одежду, а сам буду ждать на кухне, идет? – Идет. И.. м-можно тебе кое-что сказать..?